«Юра, а что ты в космосе видел?»

Неизвестные фотографии Юрия Гагарина

Юрий Гагарин стал иконой ХХ века, его снимали многие фотографы, но первым, кто снял его в быту, без формы, стал фотокорреспондент АПН Юрий Абрамочкин. Юрий Васильевич – классик советского репортажа, он всегда чувствует, как будут развиваться события, и умеет предугадать интересный для съёмки момент заранее. Его излюбленный метод – не открывать камеру сразу, а разговорить героя и снять его естественно. Абрамочкин объехал полмира, снял почти всех вождей, актёров и шахтёров, но первую встречу с Гагариным вспоминает с особой теплотой. Этим фоторепортажем открывается огромная монография Юрия Абрамочкина, выходящая в Москве в апреле.

– 3 апреля 1961 года в Москве открылось «Агентство печати «Новости», самое передовое СМИ советского времени, 12 апреля мир узнал о полёте первого человека в космос и был большой ажиотаж, а через месяц, утром 5 мая, я приехал на работу, на улицу Жданова, ныне Рождественку. У входа в фотоотдел, тогда ещё маленький, меня остановил один из наших начальников, по фамилии Белоконь, и спросил: «Ты чего сейчас делаешь»? «Ничего». «Никуда не уходи, может, тебе придётся быстро вылетать», – куда, тогда особо не распространялись. «Аппараты с собой?». «С собой!». «Хорошие?». «Какие есть, советские». С собой был у меня «Икофлекс», который я купил по случаю, продав в комиссионке американское пальто, и «Зоркий». И через два часа действительно сказали срочно вылетать.
Вскоре встретились с коллегами: было два корреспондента «Правды» – очень известный писатель Сергей Борзенко и заведующий военным отделом Данилов; Паша Барашёв из «Комсомольской правды», очень талантливый человек, который рано погиб, и Григорьев из «Красной звезды». Должен был полететь Василий Песков, летавший с Гагариным ещё из Куйбышева, но он не смог. Нас посадили в маршальскую машину и отвезли на аэродром, где уже ждал «ИЛ-14» маршала авиации Вершинина. Летели часов пять и только в воздухе узнали, что летим в Сочи, к Гагарину. Когда объявили, я немного обалдел от важности задания – я ведь случайно под руку подвернулся, а так как до этого уже снимал однажды Хрущева, меня и взяли.
В Сочи посадили в открытый автомобиль, и отвезли в санаторий ЦК КПСС, где повсюду ходили люди в спортивных костюмах – потом мы узнали, что это будущие космонавты. Но у нас было разрешение ЦК брать интервью только у Гагарина и у второго человека, Титова. Гагарина нам показали мельком, с ним там проводили исследования, мы его сняли, и пленки сразу забрали чекисты. Мы зашумели, мимо проходил человек в косоворотке: «Вы что расшумелись, здесь люди отдыхают!». И он приказал охране: «Плёнки отдать, они будут сами отвечать за них головой! А в Москве разберутся, что можно печатать, что нельзя». И стал беседовать с Гагариным и Титовым. Оказалось, это был Сергей Павлович Королев, которого в лицо тогда никто не знал.
Газетчики, которые были со мной, взяли свои интервью и улетели, а мне предложили остаться ещё на один день. Я уже тогда знал, что надо не расслабляться, и всегда ходил с аппаратами. Гагарин жил на даче Василия Сталина. Наутро думаю, что бы мне ещё снять, кроме портрета, что сделал вчера вместе с коллегами? Выхожу, и вижу Гагарина, сидящего на скамеечке, прямо передо мной. Он меня узнал, и говорит: «Давай, снимай быстрее, пока не охрана не пришла!». И я мгновенно сделал несколько снимков, он ещё попрыгал передо мной, когда появилась охрана вместе с врачом: «Где ваше разрешение?». А я в ответ: «А мы вас ждем! Что вы нам разрешите, то мы и будем делать». Гагарин молчит и улыбается. А меня радовало, что кое-что я уже снял.
Они разрешили, он опять немножко попрыгал, поиграл с врачом в теннис, и мы договорились с охраной, что я буду иметь возможность поснимать его с женой Валентиной. Этот день я провёл довольно активно, снимал их с женой на фоне сочинского пейзажа. А вскоре приехал скульптор Постников лепить его первый портрет. Я попросил сопровождающего снять меня с Гагариным, возле прикреплённого за ним «ЗИС-110». Физиономия у него была перевязана, не знаю от чего, что-то вскочило, наверное. В другой машине он позировал мне позже, всем космонавтам тогда дарили по «Волге». Весь репортаж будет полностью издан в моей книге.
Вообще он был очень симпатичный человек – с ним легко было общаться, улыбка не сходила с его лица. На мой вопрос, «Юра, а что ты в космосе видел?», Гагарин ответил, «Да ничего не видел!». И объяснил, почему: капсула была круглая и маленькая, он там сидел в три погибели. Тогда я не придал этому значения, а совсем недавно сходил в музей космонавтики посмотреть, что это за штука: метр на метр, и два иллюминатора, он в ней сидел весь скрюченный. Он так мог ответить из соображений секретности – время было закрытое, Сталин недавно умер, но я склонен думать, что он сказал правду.
На следующий день я улетел, дрожа за уникальные плёнки, за которые сам теперь отвечал. По прилёту сдал в первый отдел, как было положено в то время. Плёнки вернулись ко мне чудом, через много лет, агентство вернуло мне то, что не пошло в дело. Удивительное дело – советская пленка «ДС-2» по всем правилам должна была разложиться, но нет, гагаринская улыбка на месте! По тем временам были напечатаны хорошие кадры, но я считаю, что отсевный материал мне вернули гораздо интересней – там он более свободный, живой, незапрограммированный. Потом, когда Гагарин поехал по миру, он всегда оставался таким же доступным, а когда встретились на телевидении на Шаболовке, сразу узнал, и подарил свою фотографию с подписью.
Раз я уж влез в это дело, то посматривал за ним. В начале июня я съездил в Гжатск, он выступал с грузовика перед жителями, смотрел новый дом с матерью, а отец выпил, и был уже никакой. Снимал я его и на каких-то дачах, парадах. Потом уже появились второй, третий космонавты, Терешкова, Николаев, и я попросил, чтобы на космос меня больше не посылали – я приезжал, снимал, но выпускали самое неинтересное – везде однотипный шлем и крупный план, никаких отклонений с ракурсом. А первые мои космонавты были Белка и Стрелка – тогда телевидения не было, и их привезли на радио, где они что-то гавкали в микрофон – и ведущие выдавливают их гавканье в эфир.