На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

БАЗА 211- ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ

74 289 подписчиков

Свежие комментарии

  • Z Muliphein
    У меня муж плохо ходит и почти ничего не видит. Инвалид. Но 80 кг веса. Я вешу 58 кг. Я не представляю, какой рюкзак ...ЕСЛИ ПОПАЛ ПОД ОБ...
  • Владимир Петров
    Человек  - легенда,даже не верится ,что один человек совершил столько подвигов и на военном поприще и на гражданском...Ученый, трижды не...

Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР. Часть 22. КОВО

Введение. Автор еще раз хочет вернуться к версии литературного деятеля Козинкина о том, что вывод пяти ск резерва КОВО был связан с началом выполнения «Планов прикрытия...», так как высшее руководство КА ожидало начало войны 22.6.41 г. Литератор необоснованно заявляет, что начало ведения ЖБД некоторых соединений связано с выводом их по планам прикрытия: «Подскажу ЖБД... без вывода по ПП [Планам прикрытия] не заводят...» При этом ЖБД велись в сд, сп, ап, и командиры, делающие в журналах записи, не знали, что они выдвигаются по Планам прикрытия. Даже в воспоминаниях руководящего состава ск и сд нет ни единого утверждения, что они знали о своем выдвижении в соответствии с Планами прикрытия. Литератор вновь, как обычно, свои домыслы, к сожалению, выдает за истину, якобы подтвержденную фактами.




Автор настоящего материала счёл, что читатели, далёкие от военной службы, могут посчитать легковесными его аргументы, которые были представлены в 21-й части. Поэтому он решил добавить аргументы, так сказать, в цифровом исчислении.

Как было изложено ранее в соответствии с «Планами прикрытия...», первая задача ск резервов КОВО состояла в том, чтобы «подготовить противотанковые районы и тыловые оборонительные рубежи».

Что такое подготовить противотанковый район (ПТР) только для одной сд согласно инженерным нормам, существовавшим на 18.6.41 г.?

«Расчет сил и средств на устройство ПТР на одну сд в лесистой местности.

1. Лесные завалы: 22,5 км… Потребность в рабсиле – 22,5 сапр/дн. [сапр – саперная рота].

2. ПТ рвы: 13,5 км. Потребность в рабсиле – 40,5 сапр/дн.

3. Эскарпы и контрэскарпы: 4,5 км. Потребность в рабсиле – 6,75 сапр/дн.

4. ПТ минные поля: 13,5 км. Потребность в рабсиле – 2,7 сапр/дн.

5. Малозаметные препятствия: 9 км. Потребность в рабсиле – 2,0 сапр/дн.

6. Наводнение и заболачивании: 2 км. Потребность в рабсиле – 12 сапр/дн.

7. Управляемые фугасы (изготовление и установка): 90 групп. Потребность в рабсиле – 3 сапр/дн.

8. Самовзрывные фугасы (изготовление и установка): 180 групп. Потребность в рабсиле – 6 сапр/дн.

9. Проволочная сеть в 3 кола: 18 км. Потребность в рабсиле – 18 сапр/дн.

10. Проволочная сеть на низких кольях: 18 км. Потребность в рабсиле – 7,2 сапр/дн.

11. Оплетка деревьев проволокой: 18 км. Потребность в рабсиле – 1,5 сапр/дн.

При 10-часовом рабочем дне и при 4-х батальонах, равных 12 сапротам, все указанные работы будут сделаны за 10 раб. дней.

Расчет сил и средств на устройство ПТР на одну сд в безлесной местности...

При 12 сапротах работа будет выполнена за 11 дней
».


В сд имеется один саперный батальон (если он еще не послан на строительство приграничных УРов) в составе 4-х сапр. Таким образом, при использовании только саперных батальонов сд (по одному в сд) для подготовки ПТР дивизии потребуется для безлесной местности 44 дня или 40 дней для лесистой местности. То есть после передислокации пяти ск им потребуется для организации ПТР более одного месяца! Поэтому переброска указанных соединений в районы, предназначенные для них по «Планам прикрытия», не может быть связана с ожиданием войны именно 22 июня. Вам напишут, что это одна из трех задач, стоящих перед резервами. Однако помните, что эта задача отмечена в Планах, и сами Планы перед началом войны направлены на согласование в ГШ. И никто эту задачу не вычеркнул...

Следует отметить, что для обеспечения 15-ти ПТР требуется огромное количество инженерного имущества, которое в указанные районы не было завезено.

«Расчет потребности в инженерном имуществе для устройства ПТ районов.

На 1 ПТР в лесистой местности: ПТМ – 27000 шт., МЗП – 900 элементов, ВВ – 7 тонн, проволоки колючей – 120 тонн, скоб к ней – 5 тонн, гранат ручных – 5000 шт.

На 1 ПТР в безлесной местности: ПТМ – 45000 шт., МЗП – 900 элементов, ВВ – 7 тонн, проволоки колючей – 139 тонн, скоб к ней – 7 тонн
…»


В Планах прикрытия КОВО отмечено: «Помимо основной приграничной оборонительной полосы, возведенной в мирное время и усиливаемой с 1-го дня мобилизации, на территории КОВО до р.Днепр с 1-го дня мобилизации создаются: с запада на восток пять тыловых оборонительных рубежей, с юго-запада на сев-восток три тыловых оборонительных рубежа...

Участок... Укрепляется резервным 31-м ск с М-6
[с шестого дня мобилизации]. Работы по укреплению рубежа делятся на три очереди... Готовность оборонительной полосы: М-10 - 50%., М-15 - 100%. Для выполнения этой задачи привлекаются рабочие от войск и местного населения ежедневно до 30 тыс.чел. при 1500 подводах. 31 ск усиливается 117-м и 12-м мото-инж.батальонами и 52-й электротехротой. Приданные части поступают на 5-7 день мобилизации.


[Сокращение сроков работ с 40-44 дней до десяти обеспечивается привлечение 30000 человек гражданского населения с гужевым транспортом и техникой инженерных батальонов.]

Для обеспечения оборонительных работ в Ковеле на складе 38-го сап.батальона 15 ск сосредоточивается следующее инженерное имущество: 100 т кол.провол., 1000 пакетов МЗП, 20 т ВВ, 10 тыс.шт. ПТМ. Кроме того, в июле и августе с.г. намечено подать: 100 т кол. провол., 10 тыс. шт. ПТМ, 20 тыс. шт. ППМ. Остальными средствами и материалами обеспечивает корпус. Рабочие от населения вызываются со своим инструментом...»

С учетом наличия в 31-м ск трех дивизий на оборудование трех ПТР согласно норм может потребоваться до 81000 ПТ мин, около 360 т колючей проволоки, 2700 пакетов МЗП и т.д. Даже с учетом поставок инженерного имущества в июле-августе не хватает значительного количества ПТ мин и проволоки. Поставки инженерного имущества планируются округом буквально перед войной еще на два месяца вперед. Это, конечно же, не может быть свидетельством того, что через пару недель начнется настоящая война... Просто литератору требуются сенсации для раскрутки новых изданий...

Продолжим рассмотрение событий в КОВО накануне войны.

И.И. Сидоренко: «Узнал о начале войны 22.6.41, в 8 часов утра, находясь в штабе 5-го мк 16-й армии в лесу под Бердичевым, где работал в должности помощника начальника 6-го отделения шифровальной службы в звании старшего лейтенанта...»

Н.В. Фекленко (командир 19 мк): «За 12 дней до вероломного нападения немецких фашистов я был переведен с должности командира 16 мк на должность командира 19 мк резерва Ставки...

22.6.41 примерно в 3-50 командующий войсками КОВО, т. Кирпонос лично, по ВЧ позвонил мне, что немцы из артиллерии и авиации нанесли мощные удары по ряду военных городков, городам… Я спросил война? – но ответа на мой вопрос тов.Кирпонос не дал, ничего не было сказано о приведении соединений и зенитной артиллерии гарнизонов в боевую готовность…

В 4-30 22.6.41 командир 43 тд лично от меня получил приказ привести дивизию в полную боевую готовность и быть в боевой готовности №1.

В 5-00 такой приказ получили командир 40 тд и механизированной дивизии…

В 12-30 по ВЧ генерал Кирпонос передал мне все привести в боевую готовность
…»


Доклад командира 43 тд (19 мк): «Около 12-00 22.6.41 г. дивизии была поставлена следующая задача: сосредоточиться в районе Жорнув, Млодава, Ульбарув, что в 20 км юго-западнее Ровно, и, находясь в резерве командующего войсками, быть готовой к действиям…»

В докладе командира 43 тд отсутствует информация, подтверждающая факт перевода дивизии в полную боевую готовность (возможно, это произошло, а возможно нет) и не указано где именно находились части 43-й тд перед постановкой задачи. Нам ясно только, что после указания Н.В.Фекленко быть в готовности №1 43-я тд получила приказ о выходе в район сосредоточения в соответствии с «Планом прикрытия...» только около 12-00.

И.С. Калядин (заместитель командира 19 мк по политчасти): «Утром 19 июня меня неожиданно пригласил к себе командир корпуса. В его кабинете собрались НШ полковник К.Д.Девятов, начальник оперативного отдела майор А.И.Казаков, начальники родов войск и служб. Был здесь и незнакомый мне полковник из штаба округа. Как только я вошел, генерал Фекленко, обращаясь к нему, сказал: «Прошу вас, товарищ полковник, говорите».

Представитель штаба округа проинформировал собравшихся о активизировавшейся в последние дни наземной и воздушной разведке, проводимой противником на границе с СССР, и о том, что гитлеровское руководство не реагирует на соответствующие представления нашего правительства. «В ближайшие дни возможно нападение гитлеровской Германии на нашу страну», — прямо сказал полковник. – «В связи с этим Военный Совет КОВО принял ряд важных решений. В частности, в течение сегодняшней ночи оперативное управление округа будет выведено на полевой КП в районе города Тернополь. Командованию 19 мк предлагается в ночь на 20 июня в целях предосторожности и защиты тд от внезапных ударов с воздуха вывести все танки и артиллерию, автотранспорт и узлы связи, а также бронемашины механизированных частей из парков в безопасные места согласно утвержденному плану развертывания… Подразделения ПВО получили боевую задачу по прикрытию районов новой дислокации войск...»

Вскоре после отъезда представителя округа, примерно в полдень, в штаб корпуса поступило письменное распоряжение штаба КОВО о передислокации соединений в запасные районы. Его тут же продублировали командирам соединений и корпусных частей. Вечером обе танковые и моторизованная дивизии оставили зимние квартиры в Бердичеве, Житомире, Виннице и вышли в назначенные районы сосредоточения… К вечеру 21 июня командиры дивизий и корпусных частей доложили о полной боевой готовности…

Резко, требовательно звонит телефон в моем кабинете. Мгновенно просыпаюсь, включаю настольную лампу. Мягкий голубой свет заливает комнату. А звонок буквально рвет тишину. Чувствую, звонок необычный, тревожный, несущий что-то важное, недоброе. Наконец-то трубка в руке: «Товарищ Калядин?»

— Да-да! Я слушаю.

— Головко докладывает...

У меня даже отлегло от сердца. Звонил начальник отдела пропаганды 40-й тд из далекого Житомира. Значит, что-то местное.

— Доброе утро, товарищ полковой комиссар. Хотя какое оно, к черту, доброе. Беда, Иван Семенович, нас бомбят...

— Погоди-погоди! Кто бомбит? — пытаюсь успокоить старшего батальонного комиссара...

— Немецкие самолеты бомбят Житомир! — взволнованно продолжает Головко, — А еще одна группа бомбардировщиков ушла в сторону Киева. Сам видел кресты на крыльях!
..»


Мы видим несоответствие воспоминаний командира 19 мк и его заместителя по политической части. В воспоминаниях командира 19-го мк нет упоминания о выводе войск из ППД. Странно и то, что когда части корпуса приведены в полную боевую готовность и выведены из ППД, как пишет генерал И.С. Калядин, он сам спокойно отдыхает в ночь на 22 июня, а не вызван в штаб, как командиры в других объединениях.

С.А. Отрощенков (40 тд 19 мк): «Служил в 40-й тд в 79-м тп. К началу войны был младшим сержантом, в должности механика-водителя легкого танка Т-26… Накануне, в субботу, личный состав полка вывели на стадион. Часть готовилась к спортивному празднику. Отрабатывали упражнения, махали руками, а на следующее утро, 22 июня, немцы нам сыграли подъем. Прямо во двор трехэтажного, кирпичного, П-образного здания нашей казармы угодила бомба… Многие бойцы, не успев не то что повоевать, но даже проснуться, оказались ранены или убиты...

Беспечность нашего начальства была страшная!.. Все знали, что рядом граница, знали о скорой войне, разговоры шли, но мы солдаты, нам не до больших материй. Что комиссар в казарме скажет, то и правда. А боеготовность гадкая была. Танки наполовину разобраны. Аккумуляторы хранятся в аккумуляторной, приборы стрельбы и наведения — в другом месте, пулемет — в третьем. Все это надо получить, принести, установить. Каждый аккумулятор — 62 кг. На танк их нужно четыре штуки. Вот мы с башнером Сафаровым сходили четыре раза.

Командир танка, лейтенант, а у меня был танк командира взвода, жил на квартире в Житомире. Это 11 километров до Гуйвы, где базировалась часть. В полпятого немцы начали нас бомбить, и только к часу дня я увидел в расположении первого офицера. К линии фронта выступили уже вечером, затемно
…»


Воспоминания С.А. Отрощенкова также противоречат мемуарам зам. командира 19-го мк. Нет в воспоминаниях упоминания о выводе подразделений 79-го тп в безопасные места. Танки полка еще требовалось оснащать, командного состава почти нет... Выходит, что в мемуары И.С. Калядина не все правда… Если в 19-й мк приезжал представить округа, то он должен был побывать и в других мехкорпусах. Давайте вспомним, что происходило с другими мк накануне войны и 22.6.41 по материалам, изложенным в 21-й части.

Войска 8 мк еще 21.6.41 жили обычной жизнью – их не подняли по приказу свыше.

9 мк 22.6.41 находился в ППД.

ШТ №002/оп 9-27: «Командирам 9 мк и 5 ПТ артбригады. С рассвета 22.6 немцы начали наступление. Бой идут на границе. Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года...»

15 мк после объявления боевой тревоги стал выходить в районы рассредоточения.

16 мк только с 9-00 на марше в районы сосредоточения.

22 мк: 41 тд находилась в ППД и после начала войны по ней был нанесен удар противника; части 19 тд находились в ППД.

24 мк накануне войны не находился в районах, определенных в соответствии с «Планами прикрытия…»

ШТ №009/оп 9-33: «Командирам 24 мк и 45 тд. С рассвета 22.6 немцы начали наступление. Бои идут на границе. Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года...»

Только имеется информация о рассредоточении частей 4 мк:

— к 21.6.41 8 гап, 8 мп, 15 и 16 тп 8 тд выведены в район сосредоточения по приказу штаба 4 мк. Остальные части дивизии до 22.6.41 находились в городе Львове;

— 32-я тд после объявления боевой тревоги 22.6.41 начала сосредоточение согласно планам, окончательно приводя себя в боевую готовность. 63-й тп 32-й тд находился в ППД. «32-й мп после суточного 40-км марша следовал в пешем строю в район сбора по тревоге 2 км западнее Блыщиводы»;

— 202-й мп 81-й мд 21.6.41 заступил в караулы по охране объектов Львова;

— 53-й тп 81-й мд находился в лагерях. Разведывательная рота полка, 1-й и 2-й тб на рассвете 22.6.41 вошли в ППД. Только в 7-30 полк начал вытягиваться в три колонных (две боевых машин и одна транспортных) для движения в районы рассредоточения.

По другим воспоминаниям соединения 4 мк и корпусные части в период с 15 по 18 июня вышли в свои районы. На третьи сутки было обнаружено, что войска вышли в свои районы без боеприпасов, т.к. выводились по планам учебной тревоги. В районы рассредоточения не были выведены артиллерийские, зенитные и инженерные части, находившиеся в это время на сборах.

«При объявлении учебно-боевой тревоги проводить следующие мероприятия:
1. Части вывести на сборные пункты и изготовиться для выступления в поход и выполнения боевой задачи (боеприпасы в боевые машины и в зарядные ящики не загружаются, на руки не выдаются…)
2. Пакеты с картами (индивидуальные) на руки не выдавать и не вскрывать.
При объявлении боевой тревоги.
1. Индивидуальные пакеты топокарт выдаются на руки.
2. Выдаются и вывозятся боеприпасы.
3. Усиливается охрана складов, парков и гаражей. В остальном поступать как при учебно-боевой тревоге
…»


Видно, что никакой единой системы для мк КОВО не наблюдается: не находились и не двигались все они в районы рассредоточения в соответствии с «Планами прикрытия…». Единственное исключение – это как минимум одна тд (8-я тд) 4-го мк, а как максимум – две дивизии этого корпуса. Почему подняли эти войска и привлекли 202-й мп 81-й мд к усилению охраны города Львова – не так важно – это единичный случай механизированных войск КОВО, или иными словами исключение.

Поскольку все остальные соединения не были выведены в районы сосредоточения в соответствии с «Планами прикрытия…», то это не может быть следствием мифической директивы или централизованного приказа из Москвы. Возможно, это является реагированием на некие РМ, по которым ожидалось провокация немецких войск на каком-то участке границы. Как передислокация 1-й тд ЛВО в Карелию. Возможно, это инициатива командования 6-й армии или КОВО. Поэтому версия литератора-фантаста Козинкина, по мнению автора, не убедительна: «С 16 июня во всех округах выводились мехкорпуса — в ПрибОВО два их мк, в ЗапОВО — один их мк, в КОВО — три мк, в ОдВО — один их мк. Выводились по ПП [Планам прикрытия...] с приведением б.г. естественно самые боеспособные МК...»

О приведении корпусов в боеготовое состояние в части КОВО литератором сказано слишком легкомысленно. Во всех представленных вам документах и воспоминаниях об этом практически нет информации. Правда, работникам тыла о боеготовности судить трудно — не совсем военные они люди... Обидно, что тыловики стали писать много книг, выдавая их за, якобы, мнение военных специалистов... Впереди нас ждут ОдВО и ЗапОВО, в которых мы также вряд ли следы фантастической идеи литератора Козинкина. Мы уже рассматривали ЛВО, в котором мк не выводились по «Планам прикрытия...

Кроме того, по утверждению литератора Козинкина, вывод в районы сосредоточения в соответствии с «Планами прикрытия…» производился, якобы, по указанию из Москвы… Чтобы убедиться, что это не так достаточно вспомнить фрагмент мемуаров Н.К. Попеля: «[Командарм] Музыченко больше не садился… У Рябышева, по-моему, верный нюх. Я тоже, на свой риск и страх, кое-что маракую. Тут намечались окружные сборы артиллеристов. Убедил начальство проводить армейские и приказал своим не сосредоточивать артиллерию в одном месте, а выводить полки на полигон поочередно. Да и пехоту, между нами говоря, я из казарм пересадил в УРы. Начальству об этом не спешу докладывать. Как бы не окрестили паникером...

Рябышев своей властью еще три дня назад вывел часть полков из казарм в район сосредоточения, и все-таки мы не предполагали, что война уже начинается.
..» Имеется в виду район рассредоточения, который может располагаться в лесном массиве на расстоянии около 2-5 км от расположения части. До сих пор в материалах о наземных войсках КОВО нет следа мифической директивы, как и следов неких засекреченных приказов из Москвы…


ВВС КОВО. В общедоступных литературных источниках содержится следующая информация: «Весной в широких масштабах приступили к реконструкции основных аэродромов, но завершить эту работу к началу войны не успели. Часть аэродромов оказались приведены в ограниченно пригодное для полетов состояние. Запасных аэродромов не хватало. Самолеты повсеместно располагались скученно, без прикрытия зенитной артиллерией.

Командующий ВВС генерал Е.С.Птухин и НШ генерал Н.А.Ласкин весной 1941 года большое внимание уделяли маскировке материальной части. Задолго до начала войны они потребовали оборудовать укрытия для самолетов, но средств и материалов постоянно не хватало. По воспоминаниям генерала Н.С.Скрипко командующий лично совершил облет оперативных аэродромов накануне вторжения, проверяя их маскировку и боевую готовность частей.

Боевая тревога в некоторых советских авиачастях была объявлена до начала налета, что позволило в ряде случаев вывести самолеты из-под удара. Упущением Птухина было отсутствие конкретных указаний о выводе соединений из-под удара. Даже удачно отразив первый удар противника, большинство авиаполков ВВС КОВО остались на тех же аэродромах, что и накануне. Это позволило противнику эффективно действовать по этим аэродромам в следующих налетах. Это стандартная ошибка ВВС и других округов. Например, в ПрибОВО. 23.2.42 года генерал Птухин был расстрелян
…»


В статье М. Тимина «Воздушное сражение 22 июня 1941 г.» («Авиация и космонавтика», 2016 №1) говорится: «Боевая тревога была объявлена во всех частях ВВС КОВО около 3-00 – 4-00 после получения штабом округа текста директивы №1, и личный состав частей и соединений успел подготовить матчасть к боевым действиям ещё до первых налётов немецкой авиации. Самолёты были рассредоточены на аэродромах ещё 15 июня. Тем не менее, говорить о полной боеготовности не приходится, прежде всего из-за противоречивого текста директивы №1, в котором, в частности, было указано, что советские лётчики не должны поддаваться на «провокации» и имеют право атаковать самолёты противника только в ответ на огонь с немецкой стороны…»

В ЖБД ВВС ЮЗФ 22.6.41 отмечено: «62 АД [авиадивизии]. В 4-00 части дивизии были подняты по боевой тревоге и приведены в боевую готовность...

Задача: Приказание №3 штаба ВВС ЮЗФ. В районе Грубешув, Корытница, Устилуг установлено до 500 танков противника движением на Владимир-Волынск — Луцк. Командующий ВВС КОВО приказал: Командиру 62 АД назначить две девятки 52 сбп и две девятки 94 сбп для уничтожения танков...

17 АД. В 4-15 по сигналу командующего ВВС КОВО части дивизии приведены в боевую готовность. Боевой задачи поставлено не было... Истребительные полки дивизии патрулировали звеньями в р-не Проскуров, Гречаны, Шпетовка...

18 АД. По тревоге части АД приведены в боевую готовность. Боевых вылетов АД не производила. Один самолет вел разведку в р-не Грубешов. АД находилась в распоряжении Штаба ВВС КА.

19 АД. Части АД приведены в боевую готовность. Боевой задачи на 22.6 не было поставлено. Боевых вылетов АД не производила. В боевой готовности с 7-00 33 сбп в составе... 136 ббап... 138 сбп...

44 АД. Части АД с 4-00 находились в боевой готовности. Боевой работы не вели, за исключением вылетов на перехват и патрулирование...

36 АД. С 4-00 части АД приведены в боевую готовность.
Задача: Прикрыть г.Киев. Входит в состав ПВО Киев. В 7-15 19 самолетов Хе-111 с Н=2000м бомбардировали аэродром Киев... 4 АЭ преследовала самолеты пр-ка безрезультатно.

22.6 отмечено до 40 случаев появления одиночных самолетов пр-ка и группами 3-5 самолетов в районах: Житомир, Винница, Коростень, Овруч
... [Сведения о сбитых немецких самолетах отсутствуют.]


15 АД. Задача: Взаимодействовала с частями 6 А. Прикрывала гор.Львов и аэродромы.
В период 4-45 — 20-00 вела воздушные бои, отражая ВВС пр-ка в районе: Львов, Адамы, Куровице, Чунев.

16 АД. Боевых задач поставлено не было. Истребительные авиаполки 22.6 отражали налеты авиации пр-ка, прикрывая г.Тарнополь, Броды.

Авиаполки были приведены в боевую готовность. В 5-00 над аэродромом Броды появилось звено истребителей противника и атаковали аэродром... В 5 час. в воздух была поднята одна эскадрилья. В воздушном бою сбито два Хе-111...

64 АД. Приведена в боевую готовность по боевой тревоге. Взаимодействовала с частями 12 А, входя в состав ВВС 12 А. Боевых задач штабом ВВС Фронта на 22.6 не ставилось (связь отсутствовала). В течение 22.6 отражала волновые налеты ВВС пр-ка на аэродромы дивизии...

63 АД. АД входила в состав ВВС 26 А. Штабом ВВС Фронта задача на 22.6 не ставилась... В 4-40 по телеграмме, полученной из Львова на аэродроме Лысятыче была подана боевая тревога. В 4-43 самолеты противника бомбили аэродром Лысятыче...

14 АД. 22.6 взаимодействовала с частями 5 А, входя в состав ВВС 5 А. Прикрывала г.Луцк, Ковель, Дубно... 22.6 аэродромы 14 АД Колки, Велица, Млынув подвергались нападению ВВС пр-ка...

315 рап… Полку поставлено перебазироваться на аэродром Проскуров. Постоянная дислокация — аэродром Житомир... В период 16-05 — 17-30 пятью самолетами произвел разведку в р-не Владимир Волынск, Грубешов
...»


Давайте посмотрим, что пишут в своих воспоминаниях ветераны ВВС КОВО.

Ф.Ф. Архипенко (17 иап 14 сад): «Мне пришлось быть оперативным дежурным по аэродрому с 21 на 22 июня 1941 года. В то время для дежурства выделялся один самолет И-153 «Чайка» с летчиком и в ту, печально памятную ночь, дежурил старший лейтенант Ибрагимов… [По нормам оперативной готовности того времени один дежурный истребитель в полку в ночное время соответствует ОГ №3. Это косвенно подтверждается отсутствием всего командного состава полка.]

22 июня в 4-25 все кругом содрогнулось от взрывов и группа немецких бомбардировщиков до 60 самолетов нанесла сокрушительный удар по аэродрому… Не успели опомниться от первого удара, как на аэродром был произведен второй налет. Противодействовать ударам бомбардировщиков мы не могли: летный состав находился в Ковеле у своих близких, а зенитной артиллерии возле аэродрома не было…

До полудня наш аэродром четыре раза подвергался массированным бомбардировкам. В 11 часов дня из Житомира к нам прилетел авиаполк на самолетах И-153. Фактически в этой тяжелейшей обстановке никакого руководства на аэродроме не было. Я же, оперативный дежурный по аэродрому младший лейтенант Федор Архипенко, неумело пытался организовать редкие боевые вылеты и эвакуацию разбитых машин. Связь была нарушена, указаний и приказов – никаких…

Около 13 часов на аэродром прилетел… зам.командира сад генерал-майор авиации Герой Советского Союза И.А.Лакеев. Прибыв на КП, генерал взял командование в свои руки, хотя связи никакой не было и, что самое страшное, аэродром оказался в изоляции
…»


Н.И. Магерин (адъютант эскадрильи 46 иап 14 сад): «Наш полк прикрывал город Луцк… В воскресенье с танцев вернулся ночью. Только пришел, лег и вдруг тревога. Нам было объявлено через штаб. А потом бомбили. Бомбили сильно… Личный состав полка во время бомбежки скрывался в убежищах. Рядом с аэродромом был спуск к речке, и в крутом берегу заранее были вырыты пещерки. И не раз этими убежищами мы пользовались...»

В.Ф. Старостин (46 иап): «Окончил в 1940 году Киевскую окружную школу младших авиаспециалистов... Направлен в город Дубно обслуживать 46 иап 14 АД... 22.6.41 война застала меня в 4 часа на полевом аэродроме в местечке Млынов в 20 км от авиагородка города Дубно, где я дежурил сутки на летном поле. В тот же день участвовал в жестоком бою с немецкими десантниками, пытавшимися захватить аэродром.

Среди первых поднявшихся по тревоге самолетов было звено старшего лейтенанта Иванова Ивана Ивановича. Вот он отогнал от аэродрома шестерку «Хе-111» и бомбы летят мимо цели. Самолеты И-16 уже сорок минут в воздухе, кончается горючее, израсходованы боеприпасы. Но вот еще три «Хе-111» появились на малой высоте. Ведомый сбил один самолет. Иванов зашел в хвост головному «Хенкелю» и врубился пропеллером в самолет врага. Это все произошло на моих глазах в 4-25 на рассвете 22 июня… Из всех самолетов нашего полка только четыре были уничтожены на земле… К концу дня приказ техническому составу и службам прибыть в авиагородок города Дубно, т.к. обслуживать стало некого, а восстанавливать аэродром из-за непрерывных налетов вражеской авиации стало невозможно
…»


В ночь на 22 июня 1941 года командир 46 иап (14 сад)… позвонил заместителю и приказал объявить боевую тревогу. Полк вступил в бой в 4 часа утра 22.6.41 г.

89 иап (14 сад) 22.06.41 г. в 3 часа ночи в полку была объявлена боевая тревога. Летчики и техники начали готовить самолеты к вылету. Около 4-х часов утра аэродром базирования подвергся бомбежке вражеской авиации.

ЖБД 253 шап (14 сад): «22.6.41. Полк находился в лагерях 4 км.восточнее г.Новоград-Волынск д.Федоровка в стадии формирования 5-ти авиаэскадрилий, материальной части было 12 И-153. В 12 часов от имени Советского Правительства т.Молотов объявил по радио о вероломном нападении на нашу страну… Командир полка отдал приказ: Рассредоточить матчасть, наполнить боекомплекты, свернуть лагерные палатки…»

Д.Д. Сырцов (командир звена 23-го иап 15 сад): «Шли учебно-тренировочные полеты. На самолетах И-153 мы вырулили на старт для учебных стрельб по конусу. Я запросил разрешение на взлет, но его не давали. Смотрю, к моей машине торопливо идут двое — командующий КОВО генерал-полковник М.П.Кирпонос и командир дивизии. Я убавил до минимума обороты двигателя, расстегнул шлемофон, наклонил голову в сторону командира дивизии. Тот спросил: «Пулеметы заряжены только для учебной стрельбы?»

— У пулеметов полный боекомплект! — доложил я.

— Слушайте приказ! Немецкий самолет-разведчик нарушил границу в районе Перемышля. Видимо, фотографирует пограничную полосу. По докладу пограничников — его высота 5000 метров. Приказываю: сбить непрошеного гостя. Выполняйте! — И генерал сделал несколько шагов в сторону, уступая место командующему.

Кирпонос, внимательно глядя мне в лицо, спросил: «Какую задачу поставил вам командир дивизии?» Я повторил приказание. Командующий одобрительно кивнул и добавил: «Учтите: границу не перелетать, в сторону Польши ни в коем случае не стрелять!» «Есть!» — ответил я и застегнул шлемофон
. [События происходят 5-6.06.41 г.]


Еще несколько минут — и звено «Чаек» повисло в небе. Беру курс в заданный район... Впереди белые шапки разрывов зенитных снарядов. Значит, нарушитель здесь. А, вот он, вижу!.. Разведчик в прицеле... Медленно давлю на гашетки пулеметов... И тут же отдергиваю руки. Ведь сказано же командующим: в сторону Польши не стрелять! Над головой промелькнули плоскости самолета с черными крестами. Разворачиваюсь за самолетом-нарушителем, набираю высоту. Разведчик летит выше меня вдоль границы. Сближаюсь. Он открывает огонь. Прицеливаюсь, остервенело жму на все гашетки. Нарушитель круто разворачивается на запад. Промазал! Тоже разворачиваюсь, оказываюсь у него в хвосте. Можно бить наверняка. Но подо мной — река Сан. Это граница. Немецкий самолет уходит на запад...

На стоянке, куда я зарулил «Чайку», меня уже ждали НШ полка и командир эскадрильи… Я не успел даже доложить. Срывающимся от злости голосом НШ спросил: «Кто разрешил открывать огонь в пограничной зоне?»

— Командующий...

— Ложь! Ты что, забыл инструкцию? Да еще именем командующего прикрываешься... Под трибунал пойдешь!

Пиши рапорт о своих художествах. А вы, капитан, отправьте летчика Сырцова на гарнизонную гауптвахту во Львов!

Пятнадцать суток на гауптвахте — не мед… Под суд не отдали. И хотя накануне мне присвоили звание старшего лейтенанта, один из командиров, когда я прибыл с гауптвахты, сказал мне, отводя глаза: «Ладно, походи пока лейтенантом». Так в лейтенантах и проходил до сорок третьего года...

Когда машина остановилась и мы торопливо выпрыгнули из нее, то увидели то, что и называется одним коротким словом — война. На стоянках горело несколько наших самолетов, чадя, полыхали аэродромные постройки. Две бомбы упали невдалеке от палаточного городка. Раненых торопливо перевязывали. Были и убитые. Они лежали, накрытые плащ-палатками. Прямо перед нами, на посыпанной желтым песком дорожке…

Внешне полковник Сидоренко выглядит спокойным. На нем нет обычного комбинезона, он в выгоревшей гимнастерке, на которой сверкают два ордена Красного Знамени, полученные им за бои в Испании. Видно, что комбинезон он не надел не случайно. Мы слушаем его голос, выдающий волнение, а взгляды многих словно притягивают его ордена:«Товарищи летчики! Гитлеровцы нарушили мирный договор и без объявления войны начали боевые действия против нашей страны. Сейчас я поведу вас в бой. Не считайте, сколько перед вами вражеских машин. Атакуйте непрерывно и бейте их. Если кончатся боеприпасы, а враг уходит — рубите его винтом! По машинам!
..»


Оперативная сводка №01 штаба 15 сад 20-00 22.6.41: «Дивизия в период с 4-45 до 20-00 вела воздушные бои в районах аэродромов Чунев, Куровице, вела воздушный бой в районе Львов; привлекались все три истребительные полка. ВВС противника беспрерывно атаковали аэродромы Чунев, Адамы, Куровице, 3раза — аэродром Скйилов, 3раза — Рженены...»

Оперативная сводка штаба ВВС 6-й армии 20-00 22.6.41:«1. ВВС 6-й армии в течение 22.6 вели борьбу с авиацией противника и воздушными десантами, не допуская их проникновения на нашу территорию, прикрывали выход частей 6-й армии к госгранице и вели разведку.

2. Части 16 сад были приведены в боевую готовность: 92 иап, аэродром Броды, в 4-35; 87 иап, аэродром Бучач, в 4-25, 86 бап, аэродром Зубов, в 5-10
...»


И.С. Сульдин (87 иап 16 сад): «22.6.41 около 4-30 из штаба авиадивизии в полк поступила телеграмма следующего содержания: «По имеющимся данным, немецкая авиация бомбитприграничные города Перемышль, Рава-Русская и другие. Полк привести в боевую готовность...» Казалось, боеготовность полная. Но была допущена серьезная промашка, за которую основательно поплатились многие. Примерно в 4-50 с восточной стороны аэродрома показался плохо видимый в лучах восходящего солнца двухмоторный бомбардировщик. Все сочли, что для проверки готовности полка прилетел командир авиадивизии. Но то был немецкий бомбардировщик Ju-88…»

Д.А. Медведев (92 иап 16 сад): «Неделя напряженного труда заканчивалась обычно в субботу работой всего личного состава полка на матчасти. 21 июня, аэродром походил на муравейник, где каждый занимался только ему предназначенным делом. И всюду люди оживленно обсуждали полученные от командира полка указания. Они были несколько необычными: запрещалось увольнение из лагеря рядовому и сержантскому составу. Ожидались якобы учения, которые планировал командир дивизии. И мы, летчики, поговорив, стали расходиться на стоянку своих «Чаек». Самолеты трех эскадрилий были рассредоточены, четвертая осталась на полковой линейке.

Командир полка майор Ячменев… прошелся вдоль выстроенных в две шеренги командиров. Дошел до середины строя, кашлянул: «Товарищи! По указанию командира дивизии мы хотели организовать полеты на учебно-тренировочном самолете для проверки техники пилотирования. Но обстановка изменилась, я решил весь личный состав оставить в лагерном положении. Вопросы?.. Нет? Дать указания личному составу и дышать кислородом...»

Шел уже первый час воскресенья 22 июня... Я лег в палатке не раздеваясь, заснуть сразу не смог… Проснулся от надрывного воя сирены. Почти сразу раздался рев моторов истребителей дежурного звена.

«Тревога!.. Тревога!.. Тревога!..» — катились эхом по опушке леса голоса дневальных. Вскочив с койки и надев сапоги, я выбежал из палатки. Везде, куда только хватал глаз, увидел летчиков, техников и младших специалистов, спешивших на стоянки своих самолетов. С ходу вырулив на ВВП, в небо поднялось дежурное звено полка…

Разговор оборвался из-за необычного гула, доносившегося в дальнем, невидимом за кустарником конце аэродрома. Он напоминал звук набегающей морской волны различной высоты, то громче, то глуше. Самолеты! Все вглядывались в подернутый утренней дымкой горизонт, пытаясь определить их тип: «Похоже, не наши... Двухмоторные... Где?.. Да вот смотри, за городом, на горизонте…» Из-за темно-серой полосы горизонта выползали силуэты трех самолетов. Высота их полета была не больше 500 метров. Они разворачивались прямо на центр аэродрома, где около ВПП в линейку стояли истребители четвертой авиаэскадрильи.

«Смотрите, смотрите, товарищи!» — крикнул Лященко, — «самолеты на наших бомбардировщиков СБ похожи». «А может быть, провокация?..»

В эту минуту в районе самолетов четвертой эскадрильи раздались оглушительные взрывы… В это время дежурное звено наших истребителей стремительно настигало их. Командир звена старший лейтенант Кузьмин по инструкции, покачивая самолет с крыла на крыло, приблизился к фашистским «Хейнкелям-111». Звуки пулеметных очередей разрезали воздух. Все произошло молниеносно: «Чайка» Кузьмина, вздрогнув всем корпусом, замерла в отчаянном усилии удержаться в воздухе, задымилась и, начав падать, рухнула на окраине аэродрома. Высоко в воздух взлетели комья земли. Мы с оцепенением смотрели на пылающий костер
…»


Л.Ф.Порфирьев (86 бап 16 сад): «21 июня я вернулся из отпуска... В это самое время на основном аэродроме, где мы зимой стояли, началось строительство бетонной ВПП. А полк перебросили на запасной полевой аэродром, который располагался в 15 километрах от гарнизонного поселка...

Приехал на аэродром, представился инженеру эскадрильи, что явился из отпуска. Мне сказали, что завтра с аэродрома никого в город отпускать не будут, потому что предполагается учение. Пошел к самолету, представился технику звена старшему лейтенанту Посольскому. Это было часа в два... В пять часов к нам прилетел полковник штаба ВВС КОВО и сразу же нам объявили тревогу.

Самолетов у нас на аэродроме было больше, чем по штату, потому что помимо основных 70 самолетов, мы только что получили девятку «Пе-2». Стояли самолеты в два ряда, а между рядами пятьдесят метров. А крыло от крыла, расстояние в ряду между самолетами на один метр.

При объявлении тревоги самолеты надо раскатать по своим местам. Дело привычное, потому что буквально каждую неделю были воздушные тревоги. И как только растаскали, подвесили бомбы... От подачи команды до того как командир полка доложил полковнику о том, что полк готов к вылету, прошло 40 минут.

Полковник остался доволен, поставил хорошую оценку за боеготовность. Приказал расставить самолеты как обычно и разрешил летный состав отпустить в город. И самолеты опять расставили рядами... Предполагалось, что на другой день, в воскресенье, никого не отпускать. А тут всех отпустили, вплоть до того, что летный состав весь уехал в город. Более того, отпустили в город даже часть техников, тех, у кого был свой транспорт — велосипеды. Все уехали, а я решил, что не поеду, потому что устал…

В это время местные поляки вокруг аэродрома устроили ряд площадок, где торговали водкой, пивом. Танцплощадки организовали, девчонки появились. Часов до двух канитель эта была... Пошли в палатки, легли спать, это было уже в начале ночи. А в 4 часа — тревога. Я выскочил, добежал до самолета. Летчика моего не было. Притащили самолет, подвесили бомбы, запустили моторы, прогнали, дозаправили. И мы с механиком сели на пригорке, около щели и стали рассуждать, что будет… Рядом с нами стоял «Пе», и полуторка с зенитными счетверенными максимами... В половине пятого нас бомбили на аэродроме
...»


О.А.Филиппов (86 бап): «С наступлением лета 1941 года рядовой и сержантский состав из казармы вывели в палаточный лагерь, находившийся рядом с аэродромом. Начались тревоги. Объявят тревогу, прибежим на аэродром, подготовим самолет к вылету, а потом — отбой…

За одну-две недели до начала войны часть летного состава убыла на заводы, производившие Пе-2, для обучения на новой технике. А за пару дней до начала войны в полк прилетел первый Пе-2, чтобы обучать летный состав на месте...

О 22 июня вспоминают по-разному. Лично у меня предчувствия, что «завтра война» не было. 22 июня я должен был играть в составе городской команды на областном первенстве по футболу. И настроение было соответствующее. Но 21 июня... начальство отдало приказ: отрыть в районе стоянок самолетов щели. Мы копали и ворчали — «и это вместо увольнения». А офицеры — к семьям в Трембовлю, на аэродроме — только дежурные…

22.6.41 в 3 часа ночи объявили тревогу. Прибежали на аэродром, подвесили бомбы, прогрели двигатели, опробовали пулеметы. Самолеты были готовы к боевому вылету... Проходит время, но отбоя не дают.… И каждый занялся своим делом.. И вдруг видим — с дальней стороны аэродрома, со стороны первой эскадрильи на малой высоте появилась тройка самолетов. Только кто-то успел высказать предположение, что «вот и наши с учебы прилетели», как от самолетов отделилось множество предметов и на стоянках первой, потом второй, третьей эскадрилий раздались взрывы. Взметнулось пламя, в воздух полетели где крыло, где колесо.… Тут налетевшие самолеты открыли пулеметный огонь...

Бомбежка закончилась так же неожиданно, как и началась. Вылезли из щелей, а на летном поле самолеты горят. Но наши, пятой эскадрильи, стояли последними и до них не добрались. Только пришли в себя, а тут еще одно звено противника в атаку идет.
..»


П.Я. Кравченко (моторист 227 бап 16 сад): «Особенно нам всем понравилась его[/b] [командира полка Г.П.Турыкина] [i]решительность и знание обстановки… Когда 21 июня был получен приказ из штаба дивизии, чтобы весь боезапас с самолетов снять и сдать на склад и чтобы все самолеты поставить на красную линейку, то он решил обождать до понедельника; а о том, чтобы весь офицерский состав (отпустить) в увольнение в Киев, он и от этого воздержался, отпустил очень немногих…»

Д.М. Кузьмичев (227 бап): «22 июня в 4-00 утра раздался сигнал «Боевая тревога». Сначала мы подумали, что сейчас самолеты слетают на полигон… Когда личный состав прибежал на стоянки (палатки были в 500 м от машин), поступила команда подвесить бомбы 100 кг х 4 штуки, уложить боекомплект в пулеметные ящики и рассредоточить машины по границе аэродрома по кругу. Стало ясно, что это не учебно-боевая тревога, а что-то посерьезнее. Это было примерно в 4-30 утра, И это время по железной дороге Киев-Тетерев шел пригородный пассажирский поезд, его вдруг догнали 4 больших самолета и обстреляли состав из бортового оружия, над Киевом слышались взрывы, стрельба зенитной артиллерии…»

Т.Т. Хрюкин (командующий ВВС 12-й армии): «Прибыл и вступил в командование ВВС армии в 18-00 21-го июня 1941 года. С 8-00 до 22-00 21-го июня 1941 года в РО 12 армии мною была детально изучена обстановка. Изучив обстановку я убедился, что противник занял исходное положение и готов к внезапному нападению…, о чем мною было доложено командующему 12 армией генералу Понеделену и командующему ВВС КОВО генералу Птухину, которые указали мне, что никаких действий со стороны немцев не ожидается, и не надо верить всяким паническим слухам.

Никаких указаний о приведении частей и соединений армии в боевую готовность я не имел.

Учитывая сложившуюся обстановку, [b]я отдал боевой приказ по армии о приведении всех частей и соединений в боевую готовность. К утру 22 июня 1941 года самолеты на аэродромах были рассредоточены, установлена радиосвязь, организованы КП, установлена связь с постами ВНОС, были выставлены на всех возвышенностях наблюдатели за воздухом. Весь летный и технический состав дежурил у самолетов, офицера штаба в штабах. В результате принятых мер налеты, совершенные немецкой авиацией в 3-40 22 июня 1941 года по аэродромам Станислав, Черновцы, Коломыя, Умань не были внезапными
…»


А.М. Баранов (НШ 17 ск): «…Иап (их было два) [149 и 247 иап 64 иад], базируемые на Черновицких аэродромах, корпусом не планировались… С началом боевых действий эти полки на рассвете 22 июня были подвергнуты внезапному налету нескольких волн немецкой авиации, и было уничтожено и повреждено до 60% (так мне припоминается) еще до прибытия по тревоге летного состава на аэродром…»

П.А. Пологов (149 иап): «Присели на траву перекурить, и Фомин рассказал о событиях, происшедших на его глазах: «Фашисты обрушились лавиной. Не осталось в живых ни одного летчика из дежурной эскадрильи. Они пытались поднять свои «МиГи» в воздух, но не успели. «Мессершмитты» расстреляли их прямо на взлете, у самой земли…»

Еще одно описание боя приводит М.Солонин в своей книге ссылаясь на публикацию С. Комаринского: «Когда утром 22 июня враждебная авиация неожиданно нанесла бомбовой удар по аэродрому, пожар охватил самолеты, составы, ангары. И вот из огня над аэродромом начали подниматься боевые самолеты. Это было звено во главе с командиром эскадрильи капитаном М. Три вражеских бомбардировщика были сбиты, один из них врезался в землю неподалеку от ст.Остриця…»

Спецсообщение 3-го Управления НКО: «В гор.Черновицах 21 июня летный состав был отпущен в город, вследствие чего истребительные самолеты не были подняты для отражения нападения противника...»

Воспоминания пилотов германской армии:

«Мы увидели в туманном утреннем свете аэродром Черновцы. Нам предстала картина длинных рядов самолетов, выстроенных как на параде. Это было то, что мы всегда искали в Англии. Была видна суета, над самолетами уже работали. Однако для русских это было неожиданностью. Нас не встретили зенитным огнем…»

«Моя эскадрилья вернулась с задания слаженно, без потерь. Бой был очень успешным. Он был для русских настолько внезапным, что на аэродроме в Черновцах из примерно 100 истребителей только 2 или 3 смогли стартовать…»

Согласно воспоминаниям военнослужащего из 3/KG27, Bericht O. Skroblin, I/KG27 была поднята по тревоге около 2-00 (1-00 по Берлинскому времени), личный состав был оповещен о том что первой группе поставлена боевая задача нанести бомбовой удар по аэродрому Черновцы. Самолеты стартовали в 3-50.

Получается, что генерал Хрюкин исказил реальные события. Но его в этом нельзя винить: отвечал он на вопросы генерала Покровского в годы репрессий. Его также, как и всех других командиров не успели предупредить об ожидаемой провокации, а личной инициативы он не проявил, т.к. только вступил к исполнению обязанностей в новой должности...

Г.А. Пшеняник (НШ 88 иап 44 иад): «17 июня из штаба 44 иад поступил приказ — рассредоточить самолеты на аэродроме и замаскировать их. Командир полка решил провести эту операцию по боевой тревоге, предварительно наметив вокруг аэродрома места четырех стоянок для самолетов… В лагере завыла сирена. На ходу надевая походное обмундирование, противогазные сумки, прилаживая оружие, весь личный состав полка через несколько минут уже выстроился около боевых машин. И закипела работа: самолеты откатили на стоянки, в соседней роще нарубили веток с густой листвой и тщательно укрыли ими боевую технику. На ночь для охраны стоянок мы выделили дополнительные наряды караула...

Последний мирный день — 21 июня… С утра в лагере оживление: летчики двух эскадрилий… готовятся к увольнению в город... Днем командование полка дважды поднимает в воздух дежурные звенья на перехват немецких разведчиков… Командир полка принимает решение — отменить массовое увольнение, отпустить лишь 3-4 человека от каждой эскадрильи для выполнения срочных поручений товарищей. Я тоже получил разрешение съездить в Винницу.

Вскоре Маркелову позвонил командир 44 иад полковник В.М.Забалуев и сообщил, что в течение дня немецкие самолеты проникали в глубь нашей территории на 250 км почти на всем протяжении границы. Он потребовал усилить бдительность, особенно в воскресенье, а всех воздушных разведчиков принуждать к посадке.

В эту ночь спать пришлось недолго. За окнами едва занимался рассвет… и полумрак разорвал резкий телефонный звонок. Точно подброшенный пружиной, я соскочил с койки и схватил телефонную трубку.

—Товарищ капитан! Объявите на зимних квартирах боевую тревогу и немедленно приезжайте в лагерь. Эмку за вами выслал. На моих часах – 4-30... Голос командира полка тревожный, но решительный… У входа в землянку КП меня встретил А.Г.Маркелов… Вкратце передал мне разговор с командиром дивизии, его приказ уничтожать самолеты противника. Уже через полчаса после объявления боевой тревоги наш полк был приведен в полную боеготовность: весь личный состав — у самолетов, одна эскадрилья дежурит, звено — в готовности к немедленному вылету по сигналу, остальные — в готовности к взлету через две-три минуты после команды.

Маркелов посмотрел мне в глаза и, коротко вздохнув, добавил: « Я уже сказал командирам эскадрилий, что сомнений больше нет; враг вероломно напал на нашу страну»
…»


К.Л. Карданов (88 иап 44 иад): «Рано утром 22.6.41, когда еще предрассветная мгла лежала на земле, дежурный по лагерю получил приказание командира полка объявить боевую тревогу. Вскакиваем с кроватей, одеваемся быстро и, на ходу застегиваясь, бежим к стоянке самолетов. Быстро приводим материальную часть в боевую готовность. Ждем дальнейших указаний. Никто еще не думал о большой беде, пришедшей на нашу землю. Всего три дня назад нас поднимали по такой же тревоге, но дали «отбой», и мы спокойно продолжали свои дела. Может, и теперь ничего не произошло? Слышатся беззаботный смех, шутки…

И вдруг на малой высоте из-за березовой рощи, за которой расположен наш лагерь, вынырнул самолет У-2. На нем прилетел начальник политотдела дивизии полковой комиссар Н.Я.Жунда с боевым приказом. Не выключая мотора, он спрыгнул на землю и, протянув пакет командиру полка А.Г. Маркелову, сказал: «Война». Указывая на пакет, добавил: «Там определена задача полку. Я очень тороплюсь, боевого вам успеха». Затем быстро сел в самолет и улетел в Умань
…»


А.Л. Пассек (88 иап): «Все знали, что будет война с немцами, но этот проклятый пакт о ненападении сбивал людей с ориентиров, да еще комиссары в своих ежедневных «проповедях» повторяли – «Войны не будет. Надо верить вождю!», а мы слушали и помалкивали, хотя все понимали, что скоро, вот – вот начнется. И тем не менее, 21-го июня, на выходные, вооружение с самолетов было снято...

21 июня вечером было разрешено отпустить в увольнение 15% личного состава от каждой эскадрильи. Мы поехали в Винницу на танцы в только что отстроенный ДКА, в два часа ночи вернулись в Бахоники, а в 4-00 утра наш аэродром уже бомбили. В первую бомбардировку не было потерь среди личного состава, но немецкой авиации удалось разрушить ангары, где на ремонте стояло несколько самолетов. Пока мы пытались понять, что произошло, пришел приказ привести полк в полную боевую готовность...

Утром над нашим аэродромом появился самолет, и силуэт этого самолета нам был ранее незнаком. Самолет сел, и из него вылез наш летчик Чивин, который был из эскадрильи находившейся в Станиславе. Чивин был в одних трусах и в майке, без парашюта, и с его слов он был единственный, кто успел взлететь со станиславского аэродрома, во время бомбежки, полностью уничтожившей все самолеты, находившиеся на этом аэродроме
...»


Мы видим, что снятие боезапаса к оружию с самолетов практиковалось не только в ЗапОВО, но и в КОВО (в авиачасти, в которой самолеты были рассредоточены и замаскированы).

Части ВВС окружного подчинения

Г.Р. Павлов: «Боевой путь летчиков 91 иап [17 сад] начался на рассвете 22.6.41. В 4-30 по боевой тревоге мы поднялись навстречу врагу с аэродрома в Судилкове, что в 15 километрах восточное Шепетовки. Через воздушное пространство над аэродромом летели группы самолетов. Они шли высоко, но по силуэтам летчики без труда опознали их: …«юнкерсы» и «хейнкели»

ЖБД 17 сад: «4-00 22.6.41. получено телеграфное приказание Военного Совета КОВО о приведении частей дивизии в боевую готовность. 4-15 22.6.41 Частям 17 ад объявлена боевая тревога…»

В.С. Ефремов (33 бап 19 бад): «Ровные ряды палаток на прибрежной возвышенности у реки Рось… Летчики… спят богатырским сном. По аэродрому, где стоят двухмоторные бомбардировщики СБ, неустанно шагают часовые, прислушиваясь к таинственным звукам уходящей ночи… И вдруг — труба горниста. В лагере гремит сигнал боевой тревоги…

За последнее время боевые тревоги бывали часто — командование готовило нас к предстоящим боям. И на этот раз казалось нам, через час-другой прозвучит «Отбой», и мы проведем выходной день так, как условились вчера. Однако, прибежав на аэродром, сразу получили указание рассредоточить самолеты как можно дальше друг от друга, зарядить пулеметы, подвесить боевые бомбы, установить дежурство стрелков-радистов за турельными пулеметами и даже отрыть щели для укрытия
…»


В документах и в воспоминаниях ветеранов ВВС в большинстве случаев не говорится о рассредоточении самолетов на аэродроме и их маскировке до вечера 21 июня. Имеются упоминания, что части ВВС КОВО были подняты по тревоге в период после трех часов до 4-30 — 4-50. Отдельные полки в 5-00 — 7-00 и даже после 12-00. Имеется упоминание о перелете с основного аэродрома на оперативный в связи с постройкой новой ВПП. В ПрибОВО же все происходило несколько по-другому: началось неторопливое рассредоточение полков с основных аэродромов (где оставались самолеты авиаэскадрилий) на 1-2 оперативные аэродромы.

В мае 1941 года гарнизоны ДОТов заняли свои сооружения. В начале июня по приказу они перешли в ППД, выгрузили из сооружений боеприпасы. Долговременные сооружения охранялись караулами и патрулями. В начале июня части УРов КОВО по приказанию Военного Совета КОВО вновь заняли сооружения, но почти сразу же эту инициативу пресекло руководство КА.

Директива ГШ КА 10.6.41: «Начальник погранвойск НКВД УССР донес, что начальники УР получили указание занять предполье. Донесите для доклада наркому обороны, на каком основании части УР КОВО получили приказ занять предполье. Такое действие может спровоцировать немцев на вооруженное столкновение и чревато всякими последствиями. Такое распоряжение немедленно отмените и доложите, кто конкретно дал такое самочинное распоряжение...» Только в Директиве №1 дается указание о занятии ДОТов: «...Приказываю… В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки УР на государственной границе...»

Практически до рассвета 22 июня высшее руководство КА не ожидает начало полномасштабной войны. Из Москвы по телефону не поступают указанию дублирующие указания в Директиве. Цена этому не ожиданию – огромное количество жизней военнослужащих, которым не дали шанса достойно погибнуть за Родину…

Донесение коменданта (Рава-Русский УР, июнь 1941): «Защитники дотов сражаются геройски... И даже если все мы погибнем: «Да здравствует победа Красной Армии! Да здравствует коммунизм!»

Из дневника Гальдера: «24.6.41... Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны ДОТов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен...»

ЖБД штаба 12 управления коменданта УР: «По распоряжению коменданта УР 40, 50 опб заняли сооружения прикрытия 22.6.41 и к 15-00 23.6.41 заняли и привели в боевую готовность дот…»

И.П. Кривоногов: «Младшим лейтенантом… ехал я в поезде из Киева в Перемышль. Командир отд.пульроты Березин получил приказ — принять опорный пункт УР. Вместе с командиром роты поехал и я. Опорный пункт нашей роты — это несколько дотов, расположенных вдоль р.Сан. За один день мы вместе с Березиным объездили все доты. Здесь полным ходом шло строительство. Рыли котлованы, бетонировали металлические каркасы, бурили артезианские колодцы. За три недели, проведенные в доте, мы лучше узнали друг друга...

Товарищи командиры, — продолжал комроты, — мы должны быть готовы в любую минуту отразить возможное нападение. Слушайте приказ: «В 23-00 30.5.41 года занять доты и привести их в полную боевую готовность. Вести беспрерывное наблюдение за той стороной. Обо всем подозрительном докладывать в штаб».
Березин оторвал глаза от бумаги и окинул нас серьезным взглядом. Мы молчали.

— Дежурный по части, объявите боевую тревогу.

Без суеты и лишних движений расходились гарнизоны по своим ДОТам. Над границей нависла тревога...

«Товарищ младший лейтенант, вставайте, половина четвертого», — разбудил меня дежурный по гарнизону. Я вскочил с постели и сразу же вспомнил, что собирался сегодня с Скрипниченко идти на рыбалку. Закурив папиросу и затянувшись, взглянул в перископ, посмотрел вдоль всей границы. За рекою Сан тишина. Первые лучи солнца мягко освещают окрестность. Поворачиваю перископ на соседний дот, смотрю, не выходит ли Скрипниченко на рыбалку. Нет, не видно никого. Только серебристая поверхность озер отражается в зеркалах перископа. Не торопясь я стал одеваться. Вдруг вбежал дежурный: «Товарищ младший лейтенант, через границу с немецкой стороны летят самолеты!» Мгновенно надев сапоги, я выскочил из дота.

Через границу группами летели немецкие самолеты. «Боевая тревога! Продолжать наблюдение за воздухом!» — приказал я и взглянул на часы. Было без пятнадцати минут четыре.

Начинался день 22 июня 1941 года. Команда разнеслась по боевым казематам и другим помещениям дота. Через несколько секунд курсанты заняли свои места у пушки и пулеметов, в складе боеприпасов или у вентиляционной системы. Наводчики Михайлов и Тернов уже держались за ручки станковых пулеметов. Им осталось только нажать на спусковой рычаг. Затаив дыхание, они прильнули к окулярам своих прицелов. Наводчик Шилов поворачивал подъемный и поворотный механизмы скорострельной пушки, наблюдая через прицел за появлением противника. Все ожидали дальнейшей команды…

Через некоторое время в командирской рубке раздался низкий протяжный сигнал полевого телефона… В трубке послышался голос командира части: «Началась война. Сейчас в атаку пойдет пехота. Отражайте атаку всеми имеющимися у вас средствами. Командование соседними дотами поручается вам. Действуйте самостоятельно, по обстановке
…»


В.С. Матовых: «Перед войной я был назначен на должность командира роты. Кроме нашего, 36 отд.пулеметно-артиллерийского батальона, в состав 6-го УР входили также 21-й и 141-й батальоны. Мы занимали оборону на рава-русском направлении… В центре находились доты 2-й роты, моя poтa прикрывала левый фланг, правый фланг — 1-я рота. КП батальона располагался в ДОТе «Комсомолец», который размещался недалеко от шоссе. Доты были различного типа — для ведения пулеметного и пулеметно-артиллерийского огня. В состав моей роты входило четыре дота с гарнизонами от 6 до 20 человек. К сожалению, не все они были полностью оборудованы. Наиболее существенным недостатком являлось отсутствие связи, которую успели проложить только между КП командира батальона и командиров рот... Пехота и танки врага появилась, когда солнце стояло уже высоко в небе...»

И.Е. Кипаренко (командир 140-го отд.пулеметного батальона Каменко-Струмиловского УР): «140-й опб 6-й армии располагался в селе Пархач Сокальского района Львовской области вдоль реки Западный Буг. Когда началась война линейные роты батальона заняли железобетонные ДОТы, а учебная рота вместе с пограничниками заняла оборону на окраине села Пархач...»

Баранов А.М. (НШ 17 ск): «...Подготовленные рубежи постоянно войсками не занимались, постоянно организована была лишь охрана сооружений...»

Н.Н. Семенов (начальник артиллерии 26-й армии): «Переправа [немецких войск] оказалась неожиданной и для частей УР, которые успели ворваться в свои доты, но повлиять на недопущение переправы не могли, так как немцы ослепили их и атаковали с тыла...»

В своих воспоминаниях В.С. Петров (дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант артиллерии. В 1941 году — старший командир по 3-й батарее 92-го отд.артдивизиона Владимир-Волынского УР) писал об лекции, на которой кроме командиров 92-го оад присутствовали комендант УР полковник Карманов, начальник артиллерии УР полковник Неврузов, НШ 87 сд полковник Бланк, начальник артиллерии 87 сд майор Бородюк, командир 197 лап майор Гладких, командир 96 сп полковник Василенко, командир 16 сп полковник Филимонов, командир 85 оптд капитан Прокопенко и др. Лекция проводилась 18-19 июня 1941 года.

В.С. Петров: «В оперативных планах на будущее Владимир-Волынскому УР отводилась роль волнолома, который должен рассечь в случае прорыва ударную группировку противника и направить одну часть ее к северу — в заболоченные районы, другую — на юг, в сторону Сокаль-Горохов под удар механизированных соединений 2-х эшелонов 5-й армии...

НШ УР привел соображения, положенные в основу планирования обороны, коснулся международно-правовых отношений государств. Германия, говорил он, официально признает существующие конвекции о войне. Поэтому наше командование исходит из предположения, что нападение произойдет, если это случится, только после расторжения договора о ненападении.

В этом случае наши войска, в частности пулеметно-артиллерийские батальоны, будут выведены из мест постоянной дислокации на свои позиции. Одновременно приступают к занятию боевых порядков артиллерийские части УР. Под прикрытием этого заслона части 87-й сд и части усиления должны начать движение из выжидательных районов для занятия полевых позиций в промежутках между узлами обороны, отрекогносцированных прежде и частично подготовленных. Этим обеспечивалось так называемое полевое заполнение УР.

НШ УР сообщил, что объявление войны не несет и не может внести каких-либо изменений в дислокацию войск. Управление частями и подразделениями, предназначенными для ведения обороны должно осуществляться особыми приказаниями старших командных инстанций.

Командиры пулеметно-артиллерийских батальонов действовали самостоятельно вплоть до занятия оборонительных сооружений...

— Не исключено, — оповестил в конце комендант, — что войска будут выведены в лагеря для того, чтобы наверстать упущения в боевой подготовке. Командующий войсками 5-й армии приказал устранить недочеты, обнаруженные в организации службы, к 12 часам 22.06, чтобы доложить генерал-полковнику Кирпоносу...

Спросонья я не мог сообразить, что произошло. Дрожали стены... Грохотали разрывы... Война! Я взглянул на часы... 3-02. Я бросился в спальное помещение батареи. Полуодетые люди в страхе толпились у окон...

— Третья батарея... боевая тревога! Наряду вскрыть ящики с патронами, выдать оружие!..

Дорога на Зимно непрерывно обстреливалась. Колонна двинулась через поле... Стрелки показали 3-18. Война!
..»


Мы видим, что единообразия в занятии долговременных сооружений в отдельных УРов КОВО не наблюдается: где-то сооружения находятся под охраной караулов, а где-то в сооружениях накануне войны находились гарнизоны. Похожая ситуация нам встретится и в УРах ЗапОВО, что также не свидетельствует о неком централизованном приказе из Москвы. Скорее всего, это частная инициатива местного руководства (штаба КОВО или штабов армий).

М.Г. Паджиев (командир заставы): «Я наконец вспомнил, как в начале апреля на участке заставы появился майор из Дрогобыча. С ним был и этот человек. Когда стемнело, мы трое пошли к границе. Долго лежали рядом, прислушивались. Потом человек с искусственным глазом сказал: «Ну, я пошел».

— Ни пуха ни пера вам. До встречи, — отозвался майор.

Часа два мы лежали с майором, прижавшись к земле, прислушиваясь, как там, на той стороне. Все было тихо. Потом в лесу начало сереть. Майор сказал:«Все хорошо, пошли на заставу...»

Осведомленность женщины о количестве вражеских войск, сосредоточенных вдоль границы, и в некоторых других вопросах была удивительной. Она сообщила, что гитлеровцы готовятся напасть на Советский Союз, и назвала дату нападения — от семнадцатого до двадцать пятого мая. Видимо, дата 17-25 мая была принята высшим командованием к сведению.

Сразу после первомайского праздника части прикрытия выделили на наиболее угрожаемые направления свои подразделения. 3 или 4 мая к нам на заставу прибыли три армейских командира. Командир стрелкового батальона, уже пожилой человек с седеющими висками, развернул карту и показал мне, где должна быть занята оборона. Утром он и сопровождавшие его танкист и артиллерист обошли будущий оборонительный район. А еще через день танковый взвод и артиллерийская батарея заняли позиции в лощине за селом Кривка. Стрелковые роты расположились по высоте между селами Хусня и Ивашковцы. Ускоренными темпами возводились оборонительные сооружения. Работы были закончены ко второй половине мая


[Аналогичные мероприятия перед 22-м июнем не проводились... Может быть потому, что войны не ждали?..]

18 июня пограничники соседней заставы нашего отряда задержали двух венгерских офицеров, которые сообщили, что военное нападение на СССР следует ожидать от 20 до 27 июня. 20 июня на участке 4-й комендатуры… перешли границу три венгерских солдата, заявившие, что их часть подготовилась к вторжению на территорию Советского Союза. Однако в нашей жизни мало что изменилось…»

Ф.В. Сысуев (зам. коменданта 2-й комендатуры 91-го погранотряда): «В ночь на 22 июня 1941 года на участке 8-й заставы гитлеровцы стали перебрасывать диверсионные группы в наш тыл. А спустя несколько часов, все вокруг заполыхало огнем. Застава находилась примерно в одном километре от границы. Прибывшие из наряда пограничники Лазарев и Филимонов доложили, что фашисты развернутым фронтом двигаются к заставе…»

П.А. Стенькин (пограничник 3-й комендатуры 94 погранотряда): «Утро 22 июня 1941 года застало нас в 200 метрах от пограничной заставы в Западной Украине, на стыке венгерской и польской границ, в заранее вырытых и хорошо замаскированных окопах. Перед самой войной, когда стало известно, что противник стягивает войска к западной границе Советского Союза, обстановка резко обострилась. Мы знали: в случае начала военных действий враг уничтожит наши погранзаставы, обеспечивая себе беспрепятственный переход границы.

Когда на рассвете в глухой горной тишине раздался залп десятков, а может, и сотен артиллерийских орудий, страшное слово «война» стало для нас реальностью... В течение нескольких минут шел артобстрел. Когда от здания заставы ничего не осталось, огонь был перенесен дальше, в тыл. Враг, видимо, посчитал, что нанес нам большие человеческие потери, но он ошибся — на заставе людей не было
...»


О.Г. Ивановский (погранвойска НКВД): «Прибыв в Перемышль и встретившись со своими будущими товарищами и командирами, мы, получив на одной из застав собак, выехали в город Коломыю… районный центр Станиславской области…

Громкие взрывы смели нас с коек. Мы недоуменно глядели друг на друга и на вылетевшие осколки стекол из окон… «Дневальный, ко мне!» — крикнул наш старшина. Бывший на посту курсант подбежал, остановился по-уставному в двух шагах и четко произнес: «Дневальный курсант Михальчов. За время несения службы...»

— Что за взрывы были? Где?

— Да кто их знает, — спокойно ответил Михальчов. — Это у соседей, на том аэродромчике, наверное, взорвалось что-нибудь... и... самолет пролетел...

— Какой самолет? — продолжал допытывать старшина.

— Какой-то двухмоторный... Санитарный, наверное, кресты у него на крыльях...

«Как кресты? — спросил я. – Если кресты на крыльях — это немецкий самолет». Сказал и сам испугался. «Вы что, товарищ курсант, — поджав губы и вперив в меня глаза, произнес старшина, — вы что, не знаете, что у нас с Германией договор о дружбе? Или вы специально?.. Вы что, на политподготовке спали, что ли? Я что вам читал..?»

— Без вас мы всякие знаки знаем. Разговорчики отставить. Марш в казарму и спать до подъема! Днем разберемся… Спали до 8 часов. Воскресенье, занятий нет, и спать разрешалось на час дольше. Наскоро умывшись, надраив до блеска свои курсантские кирзачи, подшив чистые подворотнички, мы втроем предстали пред ликом нашего старшины на предмет получения разрешения на увольнение в город, обещанного неделю назад. Замечаний по внешнему виду мы не получили, только на меня старшина как-то подозрительно покосился, очевидно не забыв мои крамольные утренние подозрения: «Чтобы к 12-00 быть на месте! Ясно?..»

Дорога к городу удивила нас необычной оживленностью движения. Грузовики с красноармейцами в касках и с винтовками в руках. Лица какие-то сосредоточенные, строгие. Без песен. Молча. Как-то тревожно стало. Но прошла эта колонна, улеглась поднятая пыль, зашагали дальше... На мосту полно повозок — фурманок с местными жителями. На базар, наверное, так мы решили. Среди повозок, двигаясь еле-еле, не имея возможности обогнать их, урчала мотором трехтонка. На подножке, держась за полуоткрытую дверку, стоял пограничник. Мы поравнялись с машиной.

Командир, а мы успели разглядеть три кубаря на петлицах, оглянувшись в нашу сторону, наклонился и хриплым, надорванным голосом крикнул: «Стой! Откуда? Из школы? Кругом! Кругом! Бегом в расположение школы..!» Мы бегом помчались обратно. Прибежав, удивились еще раз — около казармы строй курсантов, а перед ним с нашими командирами тот, с автомашины. «Товарищи курсанты...» — голос его осекся, он закашлялся. «Товарищи курсанты, сегодня в три часа фашистская Германия напала на нашу страну. На границе идут бои, тяжелые бои
…»


А.К. Бушуев: «В сентябре 1940 года я был назначен в 394 орд [отд.радиодивизион] ОСНАЗ начальником периферийного радиопеленгаторного пункта... КОВО, который для секретности именовался отделением связи (ОС-2). Дислоцировался пункт в районе Рава-Русская, 40 км северо-западнее Львова. Он осуществлял перехват и пеленгацию работающих радиостанций немецкой армии в заданном секторе...

Из средств пеленгации на вооружение поступили модернизированные средне- и длинноволновый пеленгатор 51-па1а и коротковолновый пеленгатор 55-пк3а. Дивизион был оснащен и усовершенствованными приемными радиостанциями 45-пк1 и 45-пс1, у которых была повышена чувствительность и расширен диапазон действия. Этими радиостанциями радиодивизион был оснащен почти до конца Великой Отечественной войны...

Материалы радиоперехвата и пеленгования доставлялись в штаб фельдегерем по железной дороге...

Видимо, мы знали об опасности со стороны немцев в общем, так сказать, в стратегическом плане, а в тактическом — о том, что война за порогом — не ведали.

К сожалению, известное заявление Советского правительства от 14.6.41 сыграло тогда отрицательную, демобилизующую роль, за что пришлось расплачиваться большими потерями...

Накануне войны, 21 июня утром в подразделение прибыл командир части майор Котов Г.И. и вручил мне выписку из приказа — вводную на учение. Помню, что вводная была напечатана на листке папиросной бумаги, и в ней было указано: «Противник... (такими-то силами) нанес удар, перешел государственную границу, вышел на... (такой-то) рубеж. Наши войска нанесли контрудар и к 21 июня отбросили вторгшегося противника на рубеж государственной границы».

Надо заметить, что слово «противник» было зачеркнуто и написано «синие». Видимо, с нашей стороны проявлялась осторожность, характерная для этого времени.

Мне было приказано развернуться в районе м.Любыча Руда и продолжать ведение разведки в заданном секторе. Уяснив задачу, я дал указание на подготовку подразделения к перемещению...

К исходу 21 июня на позицию подразделения прибыл командир части, видимо, для контроля. Он выразил неудовлетворение тем, что позиция слишком близка к границе, и приказал до конца дняподобрать новую позицию и утром 22 июня по телефону доложить ему об этом в штаб, во Львов.

Приказание я выполнил — позицию выбрал и согласно указанию командира части утром 22 июня около 5 часов на автомашине ГАЗ-АА... выехал в Любычу Руду на телефонную станцию, чтобы доложить командиру о выполнении приказания. На телефонной станции я заказал и ждал переговора, но телефонистка все не могла добиться связи со Львовом. Потом вдруг она сбросила наушники, заплакала и крикнула: «Связи не будет!»

В это время, услышав гул пролетавших самолетов и взрывы, я выбежал на улицу, еще было темно и безлюдно, по улице пробежал офицер в сторону погранзаставы
...»


К исходу 21-го июня подразделение осуществляющее радиоразведку не обладает информацией, которая может насторожить командование о начале войны на рассвете 22 июня 1941 года. Подразделение, которое расположилось на учении достаточно близко к границе немедленно не отводится вглубь нашей территории, а остается до утра на выбранной позиции.

Из материалов сайта Stadt Torgau (ссылка): «Командир дивизиона майор Г.И.Котов в течение всего субботнего дня находился в Рава-Русской – проводил учения с радиопеленгаторным пунктом лейтенанта А.Бушуева...

Командир дивизиона майор Г.И. Котов проснулся 22 июня внезапно. За окном раздавался грохот рвущихся бомб. Быстро оделся и бросился к полевому телефону, чтобы позвонить в штаб, но связи не было. Взяв в одну руку пистолет, а в другую полевую сумку, майор выбежал из дома и побежал в дивизион. На полпути встретил связного красноармейца. Вместе с ним прибежали в часть. Дежурный по штабу доложил, что объявлена боевая тревога, и потом добавил: «Война, товарищ майор! Немцы напали!» Позвонив в штаб 6-й армии и узнав, что около четырех часов утра после артиллерийской и авиационной подготовки немцы перешли государственную границу и развернули наступательные бои, майор Г.И. Котов вскрыл пакет со специальными инструкциями, в которых предусматривался порядок действия радиодивизиона в случае начала боевых действий...

Около 9 часов в дивизион прибыл красноармеец Сорока, служивший шофером в радиопункте А.К. Бушуева, и доложил, что радиопеленгаторный пункт, выведенный накануне на учения к границе, погиб, и что осталось живыми только несколько человек, в том числе и командир, лейтенант А.К. Бушуев...

В период с 23 по 26 июня по данным открытого радиоперехвата радиоразведчиками дивизиона было установлено наличие 1-й танковой группы Клейста в составе 16-й танковой дивизии, 63 и 79-й механизированных дивизий, которые двигались в направлении на Сокаль и Крыстынопль.
..»


Только после 22 июня радиоразведчики 394 орд установили наличие 1-й танковой группы Клейста против войск КОВО…

Аналогичный 474-й радиодивизион дислоцировался и в ЗапОВО. Рассмотри воспоминание начальника радиопеленгаторного пункта указанного дивизиона: «Вечер 21 июня прошел как обычно. Личный состав, кроме дежурной смены, лег отдыхать, а я отправился на квартиру в деревне Рымачи за 1,5 км от радиопункта. Проснулся я 22 июня внезапно, сел на постели и вижу на одеяле земля и стекла. На улице пыль и дым, резко пахнет сгоревшим порохом...

Забежал в соседний дом, где была почта и телефон для связи с городом Любомль, но и эта линия не работала. Позже я узнал, что все линии телефонной связи в приграничной районе были перерезаны еще до начала боевых действий диверсантами... Прибежали на радиопункт. Старшина доложил, что секрет выставлены, автомашины заведены и выведены из гаража, аппаратура и имущество готовы к погрузке...

Вскрыв пакет, я ознакомился с инструкцией, согласно которой в случае начала боевых действий радиопункт должен немедленно передислоцироваться на 20 км от занимаемого района на восток
...»


Ничего необычного не зафиксировали до 22 июня и радиоразведчики ЗапОВО.

Можно встретить утверждения недалеких деятелей, что если вскрывались пакеты, то должно было быть указание об этом. На представленном примере, когда отсутствовала связь, командир подразделения принял решение о вскрытии пакета. Также поступали отдельные командиры КА разных рангов, когда принимали самостоятельное решение о вскрытии пакетов…

Рассматривая материалы о КОВО, нам снова не встретилось ни единого следа мифической директивы ГШ, согласно которой войска округа должны были приготовиться к началу войны на рассвете 22 июня.

В материалах мы смогли обнаружить только следы личной инициативы отдельных командиров КА, действующих на свой страх и риск вопреки указаниям из Москвы. Некоторые из них отстаивали свои решения, и нарком обороны или начальник ГШ соглашались или не соглашались с такими предложениями. Получается, что у командиров, которые меньше выступали со своей инициативой, войска находились в менее подготовленном состоянии накануне войны.

Консультант Мильчаков литературного деятеля О.Ю.Козинкина на разных сайтах стал распространять новую версию, что радиопункт лейтенанта Бушуева был выдвинут к границе специально для наблюдения за радиоэфиром на территории Рейха. Этот пункт зафиксировал передачу сигнала «Дортмунд». Эти данные в настоящее время продолжают оставаться засекреченными...

21.6.4 в 13-00 немецкие войска получают кодовый сигнал «Дортмунд», подтверждающий начало войны 22 июня.

В статье «Часовые эфира» («Красная Звезда») о радиоразведке не подтверждается факт перехвата сигнала «Дортмунд»: «Говоря о готовности радиоразведки к войне, следует сказать, что к 1941 году в центральном аппарате сложился работоспособный руководящий орган – отдел радиоразведки. Его начальником с 1940 года стал А.А.Тюменев – эрудированный, с аналитическим складом ума человек, возглавлявший отдел на протяжении всей Великой Отечественной войны.

Перед войной была отработана структура фронтовых частей радиоразведки, которая каких-либо серьезных изменений не претерпела. Группировка сил радиоразведки как на Западе, так и на Востоке соответствовала обстановке. По мобилизационному плану количество частей в июне-сентябре 1941 года удвоилось, запасы техники для этого имелись.

Однако к тому времени радиоразведчики не знали особенностей радиосвязи немецко-фашистской армии, принципов ее организации. Не знали, к сожалению, и о широком использовании УКВ-диапазона для связи в авиации и сухопутных войсках Германии, не имели технических средств разведки в этом диапазоне... Эти и многие другие недостатки пришлось преодолевать уже в ходе войны, решать боевые задачи и одновременно учиться...

Первым серьезным экзаменом для радиоразведки стало ее участие в битве под Москвой, где ей удалось совместно с другими видами разведки вскрыть создание немцами ударных группировок для наступления на Москву в самые драматические дни октября 1941 года.
..»


Из представленных выше воспоминаний ветеранов радиодивизионов ОСНАЗ также не следует, что был перехвачен указанный сигнал. Очень уж неподготовленными радиоразведчики встретили начало войны...

Если бы было что-то настораживающее командира радиодивизиона и начальника радиопункта, то они немедленно отвели бы личный состав от границы. Этого не произошло. Лейтенант Бушуев с водителем покинули расположение пункта и отправились на поиск нового места. После того как такое место было обнаружено он на рассвете 22 июня отправился сообщить об этом командиру дивизиона, оставив место дислокации радио пункта.

Неожиданно для него (и не только для него) началась война, и весь личный состав радиопункта попал в немецкий плен или был уничтожен. Такое событие никак не могло произойти, если бы начало войны ожидалось на рассвете 22-го июня. Всего таких пунктов на территории КОВО было четыре, и потеря одного из них была непозволительной роскошью для ЗпОВО или Западного фронта.

А.К. Бушуев: «В небе был слышен гул пролетающих самолетов. Из этой общей картины стало ясно, что случилось непоправимое – подразделение отрезано, захвачено в плен или уничтожено, и пробиться к нему невозможно. Нужно было действовать. Я решил попутными машинами ехать к месту постоянной дислокации пункта в районе Рава-Русская, для того чтобы до принятия решения командиром дивизиона о дальнейших моих действиях готовить с помощью двух рядовых, оставленных там для охраны, секретные документы, технику и имущество для эвакуации».

Из подразделения остались: Бушуев, водитель (отправленный в штаб радиодивизиона поездом) и два рядовых, охраняющих секретные документы и технику в ППД. Днем 22 июня «из Львова в Рава-Русскую прибыли грузовые машины с аппаратурой со склада «НЗ», горючим, продовольствием, мотоцикл с коляской и люди для комплектования подразделения: несколько радистов радиопункта, находившихся на учебном сборе при штабе части дополненные солдатами из дивизиона».

Как видим, уцелело еще несколько радистов, которые были на сборах при штабе дивизиона, а не в составе подразделения.

Сайт "Подмосковье без политики": 4.6.2017 полковник А.К.Бушуев дал интервью: «На парадном кителе полковника Бушуева блестят шесть орденов, столько же медалей и более десяти юбилейных знаков, но главной наградой своей жизни Алексей Кузьмич считает десять правнуков. В мае фронтовик перешагнул 101-летний рубеж.

Алексей Бушуев отлично помнит утро 22 июня 1941 года. «Накануне пришел приказ о перемещении дивизиона на территорию Любыча Руды, где находилась ближайшая телефонная станция. Поехал туда и выбирал позицию я, как был начальником радиопеленгаторного пункта дивизиона. Приехав ко мне для проверки, командир был недоволен первым подобранным вариантом, сказал, чтобы я поискал место подальше от границы и утром доложил ему, – рассказывает ветеран... Пять человек... убили, оставшихся взяли в плен, однако к концу дня личный состав подразделения удалось доукомплектовать, а часть техники эвакуировать».


В интервью Алексей Кузьмич Бушуев ни слова не говорит о перехвате сигнала «Дортмунд». Ведь он заслуженный ветеран, а не человек, придумывающий фантастические версии... Будьте осторожны при чтении «новых сенсационных открытий».

Отсутствие централизованных указаний от высшего руководства КА по приведению войск в боевую готовность к 22.6.41 (до 21 июня) может говорить только о том, что они не ожидали, что полномасштабная война с вводом основных сил и с глубокими прорывами начнется именно 22 июня...
Автор:
aKtoR
Статьи из этой серии:
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР. Часть 13
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР (часть 14)
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР (часть 15)
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР (часть 16)
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР (часть 17)
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР. Часть 18. ПВО
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР. Часть 19. ПВО
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР. Часть 20. ЛВО
Неожиданная война гитлеровской Германии с СССР. Часть 21. КОВО
Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх