На Юге России Гражданская война и интервенция подходили к концу, по сути, в 1920 году. Интервенты, и без того старавшиеся держаться подальше от боевых столкновений с красными, начали собирать манатки, прихватив награбленное имущество. Так, французские вояки к моменту своего отбытия на родину лягушачьих лапок и самой претенциозной в мире стойки линии передач в случае противления этому отбытию со стороны командования готовы были поднять целую волну мятежей. Более того, они уже их поднимали часто под красным флагом, что заставляло высокое начальство хвататься за сердце. Однако уводить французский флот из Чёрного моря Париж уж очень не хотел. Мало того, что немцы поводили утончёнными французскими физиономиями по раскисшей жиже полей Первой мировой, так ещё и доблестные потомки Орлеанской девы уж совсем не хотели столкнуться с «лапотными» красными. Совсем несолидно выходило для Парижа.
А вот на море галльские петушки чувствовали себя уверенней ввиду того факта, что белые во главе с бароном Врангелем всю так называемую Русскую эскадру увели в Турцию, а позже в Тунис. Крупных боеспособных кораблей красным не досталось. Сам легендарный командарм Михаил Фрунзе в те времена жёстко констатировал, что фактически страна лишилась лучшей части материального состава, лишилась опытных командиров, что в итоге означало, что флота попросту нет. В такой ситуации отказать себе в удовольствии побыть местечковым жандармом и подобным убогим образом несколько поднять свой авторитет французы не могли.
Жертвой имперских комплексов и генетической ненависти к восточной державе стала советская канонерская лодка «Эльпидифор-415». Всю серию этих кораблей строили на судостроительном заводе «Руссуд» в Николаеве. Уже в разгар Первой мировой ЧФ Российской империи требовались и срочно десантные корабли для операций по захвату Босфора. Поэтому за образец взяли действующее гражданское судно – паровую шхуну. Отсюда и необычное название. По одной версии, прототип именовался «Эльпидифор», по другой — сама паровая шхуна принадлежала греку с таким непривычным для русского слуха именем.
Так или иначе, но после небольших изменений в конструкции прошла закладка серии кораблей. Судьба каждого из них — отдельная история. Часть увели белогвардейцы, а позже они растворились в Европе, быть может, не без выгоды для некоторых офицеров. Другая часть была достроена уже после освобождения Николаева Красной Армией. Некоторым «эльпидифорам», к примеру, канонерской лодке «Красная Абхазия», даже удалось пережить Великую Отечественную, несмотря на участие в Керченско-Феодосийской и Новороссийской десантных операциях.
Водоизмещение составляло 1400 тонн. Длина составила 74,7 м, ширина – 10,4 м, осадка от 1,76 до 3,6 м. Скорость на двух паровых машинах в 750 л.с. – от 6 узлов до 9 (от 11,1 до 16,6 км/час). Дальность плавания на экономичном ходу в 6 узлов доходила до 2300 миль. Экипаж первоначально составлял 90 человек. Вооружение же состояло из трёх 130-мм корабельных орудий Обуховского завода образца 1913 года, одного (по другим источникам двух) 76,2-мм орудия (пушка Лендера), а также нескольких 7,62-мм пулемётов и до 120 мин, не считая трального вооружения. Должен отметить, что в связи с общей ситуацией в стране (дефицит, нарушение путей сообщения и т.д.), а также в связи с различной спецификацией кораблей, построенных по одному прототипу, об унификации вооружения говорить не приходится.
Эсминец "Сакалав"
9 января 1921 года канонерская лодка «Эльпидифор-415», используемая и как минный заградитель, и как тральщик, возвращалась с постановки минных заграждений в Новороссийск. Внезапно в районе Анапы канонерку атаковала группа французских боевых кораблей в составе двух эсминцев-систершипов типа «Араб» «Сакалав» и «Сенегалец» и тральщика (по некоторым данным ходившем под именем «Дюнкерк»). Необходимо указать, что эсминцы, сошедшие со стапелей в 1917 году, развивали скорость до 29 узлов и несли вооружение в виде 120-мм орудий и по четыре 76-мм орудия. Также в некоторых источниках фигурируют до двух двухтрубных 450-мм торпедных аппарата на каждый эсминец.
Эсминец "Сенегалец"
Группа французских кораблей, конечно, по официальной версии осуществляло крейсерство с «разведывательными целями по линии Новороссийск – Трабзон» согласно приказу вице-адмирала Фердинанда Жан-Жак де Бона. Де Бон командовал французской эскадрой Средиземноморья и с азартом, не свойственным его плешивости, вмешивался во все дела России в Чёрном море.
Вице-адмирал Фердинанд Жан-Жак де Бон
Экипаж «Эльпидифора» оказал отчаянное сопротивление превосходящим силам противника. Оторваться от французских кораблей не представлялось возможным, учитывая тихоходность канонерки. Количество погибших быстро росло. Капитан Григорий Александрович Бутаков (будущий герой обороны Севастополя и кавалер трёх орденов Красного Знамени и Ордена Ленина) принял сложное, но единственно правильное решение – выбросить корабль на берег с возможностью позже восстановить его, а главное — спасти оставшийся экипаж.
Но даже эта задача была не из лёгких. В январе Чёрное море отнюдь не тихий пруд. Ледяная вода, ощутимое волнение моря даже в ясную погоду и острые скалы практически на всём протяжении береговой линии южнее Анапы. Однако в этих условиях, ещё и под огнём неприятеля, Бутакову удалось максимально близко подвести корабль к берегу, дабы сама эвакуация экипажа стала возможной.
"Эльпидифор-415" у берегов Анапы
В открытых Новороссийским историческим музеем-заповедником архивах значится донесение председателя исполкома Анапского городского волостного Совета рабочих, крестьянских, казачьих и красноармейских депутатов от 10 января 1921 года:
«В окружной Новороссийский исполком. Анапский горисполком доводит до сведения Новороссийского окружного исполкома, что 9-го сего января в первом часу дня в районе Анапа – Сукко два неприятельских миноносца и одно траллерное судно обстреляли из орудий наше судно «Эльпидифор, на котором находилось до 300 товарищей матросов. В результате этого обстрела на нём оказались 5 убитых, 27 раненых, 3 контуженных и 3 отравленных удушливыми газами.
Все пострадавшие размещены в лазаретах и больницах г.Анапы, где им оказана медицинская помощь.
Военными властями были приняты все меры по отражению неприятеля. Город был объявлен на осадном положении, и по неприятельским судам открыт с батарей артиллерийский огонь, в результате которого неприятельские миноносцы отошли в открытое море за пределы досягаемости. Перестрелка закончилась около двух часов дня. 10-го сего января в 8 часов утра вновь показалось неприятельское судно, которое до сего времени наблюдается на горизонте.
Город продолжает находиться на военном положении. Хождение по улицам разрешено с 7 утра до 5 часов вечера. Жизнь города протекает нормально».
Конечно, данное донесение ставит больше вопросов, чем ответов. Как на корабле, используемому как минный заградитель, оказалось такое количество моряков? Возможно, в этот момент, после осуществления минных постановок, его использовали по первоначальному назначению – транспорт для десантирования войск. Тогда почему столь сильно разнятся цифры погибших? Во многих источниках указаны до 70 погибших и раненых. Правда, изначальные сведения могли быть неточными, как это часто бывает в чрезвычайных ситуация. А, возможно, потери позже были преувеличены.
Григорий Александрович Бутаков
Однако вернёмся в прошлое. Начальник обороны Черноморского побережья Борис Николаевич Кондратьев (1889 г.р., окончил Павловское военное училище и Николаевскую военную академию, бывший царский офицер) был взбешён. В Москву он сообщал, что расценивает французское нападение «как возобновление против нас военных действий». А уже 10 января Кондратьев приказал всем вверенным ему силам, что «при подходе каких бы то ни было судов под французским флагом к нашим берегам немедленно открывать по ним артиллерийский огонь, без всякого дополнительного приказания».
В Москве несколько вздрогнули от такой воинственности начальника обороны побережья. Увы, их можно понять. И дело даже не в том, что Кондратьев приказал топить «все» суда, т.е. и торговые. Признаюсь честно, лично бы моё сердце не дрогнуло от того, что кучка потенциальных иностранных интервентов повысят плотность жирового слоя черноморской барабульки. Но страна и, естественно, Черноморское побережье находились в самых невыгодных условиях для столь радикальных решений.
Новороссийская ВМБ, только зарождающаяся тогда, просто была неспособна в тот момент дать должный отпор крупным боевым кораблям. На 1 января 1921 года НВМБ имела в наличии три исправных катера – «Новвоенпорт», «Метеор» и «Кореец», а также два неисправных катера – «Витязь» и «Богатырь». «Эльпидифор», оставшийся на анапском берегу, естественно, не считаем. Возможно, Кондратьев рассчитывал на береговую артиллерию, но и её было недостаточно, а дальнобойность оставляла желать лучшего.
Кроме того, московское начальство понимало, что, находясь в состоянии жёсткой экономической блокады, терять хоть малую толику торгового оборота, пуская на дно суда, не самое мудрое решение. При этом, конечно, никто не хотел ввергать порт Новороссийск в очередную кровавую баню, после которой он только начал приходить в себя, и рушить оставшуюся после катастрофы инфраструктуру.
Берег, на который выбросился "Эльпидифор", в наши дни
При этом и давать зелёный свет новой интервенции Новороссийского района Москва не желала. Поэтому, одновременно с отменой приказа Кондратьева, столица отправила телеграмму с перечислением дополнительных правил входа иностранных судов в советские территориальные воды. Также местному военному командованию указывали: «Иностранные суда, при условии соблюдения данных правил, остаются в неприкосновенности. В случае же явного нарушения ими правил вы можете оказать сопротивление вооружённой силой».
В то же самое время Москва на официальном дипломатическом уровне расценила данное нападение как «акт необъяснимого насилия, который может считаться доказательством системы, усвоенной французским правительством и равносильной регулярным военным действиям». Народный комиссар иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин в ноте протеста настаивал на объяснении своих действий французскими властями, но ответа не поступило, несмотря на всяческое освещение этого коварного и неожиданного нападения. Возможно, высокое начальство рассчитывало использовать недовольство самих французов. Ведь мятежи на кораблях Франции, вошедшие в историю как Черноморские восстания, могли повториться.
Сам «Эльпидифор-415» ждала печальная судьба. Штормовые волны зимнего моря изрядно истрепали канонерку. Уже в 1922 году большую часть корабля разобрали на металл, но около 20% остались на дне у берега в районе посёлка Супсех, что юго-восточнее Анапы. Периодически местные аквалангисты достают со дна кнехты, части механизмов и прочее. Так закончилась история канонерки под номером 415, экипаж которой на своей шкуре испытал мощь «международного права», заключающегося для Запада, увы, в одном праве – праве сильного…
- Автор:
- Восточный ветер
Свежие комментарии