Исторический опыт убедительно свидетельствует – для успешной деятельности командного состава в обучении, воспитании подчиненных и управлении войсками в боевой обстановке необходимо слияние военной науки и военного искусства. Но всегда ли удается на практике соединить их?

После войны политическим руководством страны и прежде всего Верховным главнокомандующим ВС СССР Иосифом Сталиным было признано: «Самое лучшее, самое важное, чего мы добились в Великой Отечественной, – наша армия, наши кадры. В этой войне мы получили современную армию и это важнее многих других приобретений».

Предвоенное благодушие

Действительно, наша держава победила сильнейших противников на западе и востоке, освободила оккупированные территории и многие государства Европы и Азии, вернула Сахалин и Курилы, резко возрос международный авторитет страны. Подобного не было в истории Отечества. Однако Сталин подчеркнул самое главное: важнее всего – прошедшая через горнило боев современная армия и закаленные в них военные кадры. Победа достигнута слиянием усилий всего советского народа, фронта и тыла. Но быть или не быть Отечеству – решалось на полях сражений, где главную роль сыграли воины и прежде всего офицерские кадры.

К концу Второй мировой наша армия была настолько слаженным организмом, что противостоять ей в Европе не мог никто. В связи с этим возникает один из самых глубинных вопросов: чем армия образца 1941 года, терпевшая тяжкие неудачи и отступавшая до Москвы, отличалась от армии 1945-го, уверенно и блистательно завершившей войну?

Солдаты и офицеры в 1941 году формально были даже лучше (по возрасту, физическим данным, общей военной грамотности и образованности), качество вооружения менялось, но несущественно, не было особой ломки организационной структуры, системы военного управления, кроме как в ВВС и при организации Ставки ВГК. Потенциал Красной армии, ее боеспособность к началу войны были выше, нежели боевая готовность к отражению вражеской агрессии. Просчеты политического руководства и высшего военного командования привели к тому, что к моменту нападения Германии войска не были в полной боевой готовности, их оперативное развертывание не завершилось, дивизии первого эшелона в большинстве своем не заняли предназначенных рубежей обороны. Поэтому они оказались в тяжелейшем положении, не смогли полностью реализовать свои возможности. Уже в начале кампании потеряна основная часть кадровой армии, и ее пришлось воссоздавать второпях. Тем более значим качественный скачок боеспособности в ходе войны.

Как же родилась армия победителей? Коренные, качественные изменения произошли прежде всего в самом обществе и Вооруженных Силах. Война встряхнула все слои населения, военных и гражданских, вынудила другими глазами взглянуть на судьбу страны и защиту Отечества.
Испытания вынудили каждого – от Верховного главнокомандующего до солдата избавиться от благодушия мирного времени, мобилизоваться до предела, оттачивать управленческое и боевое мастерство. В бою не прощались формализм и ошибки, обстановка сурово наказывала за любые упущения в разведке, огневом поражении, обеспечении войск. Война отодвигала в сторону надуманное, нежизненное, все артикулы партократов и чиновников типа Мехлиса. В частности, со всей наглядностью выявилось, что в определенной мере нужны и контроль, и догляд сверху, но эффективного управления не может быть без доверия к людям.

Непрерывные и напряженные боевые действия обогащали боевым опытом, закаляли военные кадры, делали их более стойкими, мудрыми и уверенными в своих силах, вынуждали овладевать еще непостижимыми в 1941-м секретами военного искусства. В начале войны не было командира, который бы в теории не знал о необходимости сосредоточения основных усилий на решающих направлениях, важности ведения непрерывной разведки, организации надежного огневого поражения противника.

Но потребовались немалые жертвы, усилия и время, пока большинство командиров овладели этими канонами. Со всей беспощадностью война показала: между знанием теории и практическим владением военным искусством огромная дистанция. Достаточно напомнить, что глубинная суть организации стратегической обороны не была уяснена и на самом штабном верху не только в 1941-м, но и в 1942-м. И только в 1943 году при подготовке к Курской битве ею сумели до конца овладеть. Хватало и других подобных проблем, которые пришлось постигать во время войны. Так трудно раскрываются на практике таинства военного искусства.

Мужество и самоотверженный труд народа под лозунгом «Все для фронта! Все для победы!» подкрепляли армию не только все более совершенным оружием, материальными ресурсами, но и особой духовной силой. И помощь по ленд-лизу принесла свою пользу, особенно появление сотен тысяч автомашин высокой проходимости, сделавших нашу артиллерию и войска более маневренными.

В мирное время трех-четырехсуточное учение считается большим событием и, как правило, многое дает для выучки и боевого слаживания соединений и частей. А здесь – четыре года непрерывной учебы в боевых условиях. Командиры, штабы и войска не только получали практику. Перед каждой операцией многократно тренировались, воссоздавая соответствующую оборону противника на местности, схожей с той, где предстояло действовать.

Во время войны все было отлажено и доведено до совершенства. Например, кто был на учениях, не мог не заметить, сколько бывает суеты, чтобы переместить на новое место командный или передовой КП. Во второй половине войны командир дивизии, иногда не говоря ни слова, показывал начальнику оперативного отделения место, где должен быть пункт управления. И уже без особых указаний заранее назначенные для этого оператор, разведчик, связист, сапер знали, на какой машине и куда ехать, что взять с собой и как все подготовить. Такая слаженность была во всех делах и во всех звеньях – от Ставки ВГК до подразделения. Все действия, функциональные обязанности каждого воина отрабатывались до автоматизма. Это обеспечивало высокую организованность, взаимопонимание и слаженность управления.

Разумеется, в мирное время невозможно постоянно с таким напряжением вести боевую выучку. Но внутренняя мобилизованность, ответственность за выполнение воинского долга должны пронизывать военного человека на любой должности.

Адмирал Макаров постоянно твердил подчиненным: «Помни войну», но попав на нее, в первом же реальном боестолкновении с японцами погубил себя и часть флота. Нужны, оказывается, знания (военная наука) и умение провести эти знания в жизнь (военное искусство).
Не получая длительное время боевой практики, любая армия постепенно «закисает», ее механизмы начинают ржаветь. Германия во второй половине 30-х постоянно «обкатывала» свою армию в различного рода военных акциях и кампаниях. До нападения на СССР вермахт на протяжении двух лет участвовал в боевых действиях. Одним из подспудных мотивов Советско-финляндской войны также было стремление проверить армию в деле. Многие вооруженные конфликты, развязанные США, имели целью дать органам управления и войскам боевую практику, испытать новые образцы ВВТ.

Слабое звено

Чтобы армия и в мирное время была в готовности, необходимо учения и тренировки проводить не только с соединениями и частями, но и с органами управления стратегического и оперативного звена. До войны считалось, что командир роты или батальона должен систематически тренироваться в управлении с подразделениями, а в стратегическом звене это необязательно, в результате именно оно оказалось наименее подготовленным к решению возложенных задач.

Этот вывод подтверждается новейшими научными изысканиями. Например, программно-целевое планирование, как и вообще системный подход, исходит из того, что целое больше суммы составляющих частей. Целостная система обладает такими свойствами, которые не вытекают непосредственно из свойств ее деталей, но могут быть выявлены путем анализа их совокупности, внутренних связей и результатов взаимодействия частей между собой. В этом, собственно, разница между подходом комплексным, позволяющим рассмотреть лишь простую сумму элементов, и системным. Так, при программно-целевом методе планирования военного строительства мы оперируем боевыми потенциалами соединений и частей. Но в зависимости от рациональности организационной структуры и системы управления и прежде всего в высшем звене общий боевой потенциал ВС может быть меньше (как в 1941-м), и значительно больше, чем простая сумма боевых потенциалов соединений и частей, составляющих объединения и ВС в целом (как в 1945-м).

В свете этого тем более важно и в мирное время крайне ответственно относиться к каждому занятию, учению, максимально приближать их к боевым условиям. В послевоенные годы, особенно при министре обороны маршале Жукове, было весьма строгое отношение к подготовке и проведению учений. После каждого по его итогам издавался приказ министра. Не справившихся со своими задачами офицеров нередко отстраняли от должности или накладывали на них взыскания. Тогда еще помнили, как тяжело приходилось расплачиваться в бою за малейшие упущения, и считалось большим грехом не пресекать их. В этом основной смысл систематических тревог и учений, которые проводятся в последнее время по приказу министра обороны РФ генерала армии Сергея Шойгу.

Характерны два эпизода, рассказанных Иваном Коневым. Перед войной, командуя войсками Северо-Кавказского военного округа, он проводил командно-штабное учение с 19-й армией. В это время его вызвали к правительственному телефону, и за несвоевременное прибытие он получил серьезное внушение. После войны произошел похожий случай, но реакция Москвы была уже совсем другой. Главком Сухопутных войск Конев тогда руководил КШУ с Закавказским военным округом. В этот момент позвонил глава МО. Оперативный дежурный доложил, что маршал Конев на учении. Министр обороны сказал: «Хорошо, не отрывайте товарища Конева от этого важного дела, пусть он мне позвонит, когда у него появится возможность».

Вот так суровые испытания учили и меняли людей, в том числе их отношение к боевой учебе. В связи с этим приходится задуматься: неужели нужна еще одна война, чтобы руководители всех уровней снова уяснили роль и значение офицерских кадров в жизни государства и что главное назначение армии, вообще военных людей – непрестанная подготовка к выполнению боевых задач. Если этого нет, армия теряет смысл. Не случайно принято считать, что война для кадрового офицера – экзамен, который неизвестно когда состоится, но готовиться к нему надо всю жизнь.

Разумеется, смертельные схватки с врагом совершенствовали боевую выучку не только наших войск, но и противника, боеспособность которого к концу войны значительно снизилась. Противоборствующие стороны перенимали чужой опыт. И в этом процессе решающую роль играли такие факторы, как справедливые цели войны, завоевание стратегической инициативы и господства в воздухе, в целом преимущество советской военной науки и военного искусства. Например, в нашей армии была выработана более совершенная система огневого поражения в виде артиллерийского и авиационного наступления. В немецких дивизиях имелось примерно в полтора раза больше орудий. Но наличие мощного резерва артиллерии ВГК и маневр его на решающие участки фронта привели к тому, что у нас постоянно участвовало в активных боевых действиях до 55–60 процентов артиллерии, в то время как в германских войсках – лишь около 40 процентов.

Зародившаяся в битве под Москвой система противотанковой и противовоздушной обороны уже под Курском была доведена до совершенства. Понесшие большие потери дивизии германское командование обычно расформировывало и создавало новые, что затрудняло их сколачивание. У нас нередко сохранялись и вели боевые действия дивизии численностью три – пять тысяч человек. Поэтому соответствующих соединений и объединений было больше, чем у немцев. Но при сохранении костяка опытного офицерского состава в дивизионном (полковом), а во второй половине войны и в батальонном звене легче было доукомплектовывать эти дивизии, включать пополнение в строй.

Подобные организационные и оперативно-тактические приемы, приумножавшие боевую мощь армии, делали наше военное искусство более эффективным.

Советское командование в Великую Отечественную придавало большое значение своевременному обобщению и доведению до войск боевого опыта. Ставка ВГК, Генштаб, Главное политуправление, Наркомат ВМФ, командование и штабы видов ВС и родов войск, объединений и соединений были не только органами практического руководства, но и основными центрами военно-теоретической мысли. Руководство операциями немыслимо без творческой работы при подготовке обоснованных решений, разработке уставов, инструкций и приказов, обобщающих все передовое. Во время войны в Генштабе создали Управление по использованию опыта войны, в штабах фронтов и армий – соответственно отделы и отделения. Богатый боевой опыт Советской армии находил отражение в разрабатываемых и постоянно обновляемых уставах, наставлениях и инструкциях. Например, в 1944-м разработаны и переработаны Полевой и Боевой уставы пехоты, «Руководство по форсированию рек», «Руководство по действиям войск в горах», «Наставление по прорыву позиционной обороны» и др. Всего за 1943–1944 годы переработано и разработано вновь 30 уставов, наставлений и инструкций, связанных с ведением БД и подготовкой войск.

Обращает на себя внимание конкретность и предметность военно-научных исследований, строгая подчиненность их интересам успешного ведения вооруженной борьбы на фронтах. В то же время армия Германии, несмотря на значительное несоответствие довоенных уставов боевому опыту, особенно после нападения на СССР, не переработала ни одного из них, хотя и воевала в течение шести лет. По захваченным трофейным документам, показаниям пленных офицеров установлено, что анализ и обобщение боевого опыта заканчивались изданием отдельных памяток и директив. Многие фашистские генералы в мемуарах называют одной из причин поражения то, что они на востоке воевали по тем же лекалам, что и на западе.

Таким образом, война еще раз подтвердила, что хорошо разработанная теория сама по себе мало что дает, если ею не овладевают кадры. Кроме того, требуется развитое оперативно-стратегическое мышление, организаторские и волевые качества, без которых нельзя проявить высокий уровень военного искусства.

Проверка по Симонову

Но и все сказанное неполно отвечает на вопрос: как появился феномен всесокрушающей победоносной армии к концу войны? Над этим стоит задуматься основательно, особенно когда затеваются всякого рода реорганизации и реформы. Главный урок состоит в том, что внешне эффективные преобразования, если они касаются только поверхности войсковой жизни и не затрагивают внутренних пружин функционирования армейского организма, не меняют сути существующей системы, мало что дают для повышения качества боеспособности и боевой готовности Вооруженных Сил.

Во время войны важное значение придавали подготовке общевойскового командира, способного объединять в своих руках усилия всех родов войск. Конечно, в наши дни в общевойсковых училищах готовят уже не пехотинца – курсанты овладевают и танками, и артиллерией, и саперным делом, но проблема, к примеру, отлаженного взаимодействия с авиацией в общевойсковом бою и сегодня остается не до конца решенной. Да и выработка у офицеров твердых практических навыков по управлению войсками (силами) отстает от того, что требует современная обстановка.

Есть и другие проблемы. Не теряют значения вопросы освоения офицерами военного наследия выдающихся полководцев, обобщения и изучения боевого опыта. В том числе еще непочатый край работы в исследовании опыта афганской и чеченской войн, боевых действий в Сирии, других локальных конфликтов послевоенного периода. Как изучать, описывать опыт? Не увлекаться восхвалениями, критически разбирать операции. Дела за себя скажут. Подхалимов подальше держать от этой работы. Последнее пожелание труднее всего приживалось в военно-исторической работе и не только в советское время. Ложь и фальсификация истории войны, дискредитация Великой Победы стали обычным делом в либеральной печати, на телевидении. Этому удивляться не приходится: поставлена задача – унизить достоинство России, в том числе ее историю, и эти люди исправно отрабатывают свои гранты. Но и печать, причисляющая себя к патриотической когорте, не всегда занимает принципиальную позицию.

В последние годы появляется много книг о войне. Формально – плюрализм, казалось бы, беспредельный. Но антироссийские писания выходят и распространяются огромными тиражами, а для правдивых, честных книг возможности крайне ограниченны.

Любые исторические события или личности должны изучаться во всей их противоречивой сложности по мерке 1941 и 1945 годов. Как писал Константин Симонов в «Зиме сорок первого года»:

Не чтобы ославить кого-то,
А чтобы изведать до дна,
Зима сорок первого года
Нам верною меркой дана.
Пожалуй, и ныне полезно,
Не выпустив память из рук,
Той меркой, прямой и железной,
Проверить кого-нибудь вдруг.

Опыт Великой Отечественной, локальных войн, в которых участвовало старшее поколение воинов, нужно изучать и осваивать сугубо критически, творчески, с учетом современных условий, объективно вскрывая ошибки прошлого. Без этого невозможно извлечь должных уроков, необходимых для армии сегодня и завтра.

Вообще востребованность новых идей, достижений военной науки и внедрение их в практическую деятельность – один из главных уроков из прошлого и наиболее острая проблема нашего времени. В этом деле и сегодня важную роль призвана играть наша военная печать. После Великой Отечественной многие военачальники, историки сокрушались по поводу того, что мы неправильно предвидели ее начальный период. Но в 1940 году по опыту начавшейся Второй мировой Г. Иссерсон написал книгу «Новые формы борьбы», где убедительно показал, что этот период не будет таким, как в 1914-м. Были и другие подобные исследования. Однако этих идей не заметили и не восприняли.

Как сделать, чтобы это не повторилось? В наше время для руководителей особенно важно не только быть ближе к науке, но и стоять во главе научных изысканий, быть более доступными к общению с людьми, военными учеными, не спешить отвергать новые идеи. В свое время программу военной реформы Михаила Фрунзе обсуждала вся Красная армия. И в наше время нужен более широкий интеллектуальный фронт. Только на такой добротной, жизненной основе можно создать рассчитанные на будущее военные идеологию и доктрину, которые должны быть не просто выработаны и внедрены сверху, но и восприняты всем личным составом и осознанно проводиться в жизнь как его кровное дело.

В мирное время для того, чтобы выработать у офицеров необходимые качества, нужно на всех занятиях, учениях, в процессе боевой и оперативной подготовки создавать условия, когда требуется принимать решения в сложной, противоречивой обстановке.

После войны на Дальнем Востоке проводилось фронтовое командно-штабное учение. После доклада генералом Василием Маргеловым решения на высадку воздушного десанта на один из островов ему был задан вопрос: сколько времени потребуется для повторного десантирования в другом районе? Генерал Маргелов долго молчал и потом со вздохом ответил: «В 1941 году мы уже один ВДК высаживали в районе Вязьмы, он до сих пор собирается…» Больше вопросов не последовало. Сложность предстоящей задачи должны сполна представлять себе и подчиненный, и старший начальник.

Школа Черняховского

Говоря о методах работы командования и штабов, хочу обратить внимание на такой никому не нужный формализм, как пространные доклады оценки обстановки и предложений, заслушивание решений и указаний по взаимодействию и обеспечению операций. В них, как правило, много общей теории, но мало того, что относится к конкретному делу.

Так, в методической разработке одной из академий по морально-психологическому обеспечению боя замком по работе с личным составом за два часа до сражения докладывает следующие предложения командиру полка: «Задачами морально-психологического обеспечения наступательного боя определить актуализацию у личного состава патриотических чувств, верности воинскому долгу, стремления отстоять интересы российского народа и разгромить агрессора... создание условий для поддержания позитивных эмоциональных состояний... для полковой артиллерийской группы – актуализацию готовности личного состава к эффективной поддержке наступающих войск...» и т. д. Теперь представьте себе, что вы командир полка и вам перед вводом его в бой предлагается «оптимизировать» и «актуализировать» готовность личного состава. Как вы все это должны принять и реализовать? Или, скажем, какой смысл, когда начальник связи сидит и пишет проект указаний, которые должен дать ему начальник штаба. Говорят: «Так положено».

К сожалению, и в некоторых наших уставных документах основное внимание уделяется не рекомендациям, как командиру, штабу рационально работать по организации боя, а изложению структуры и примерного содержания соответствующих документов. Таким образом, мы готовим не командира или начальника рода войск – организатора боя, а в лучшем случае штабного офицера, умеющего штамповать документы. Не только во время Великой Отечественной, но и в Афганистане или Чечне не было такого, чтобы группа генералов, офицеров выходила на передний край и на виду у противника часами отдавала приказы – это просто невозможно.

При подобных формально-бюрократических методах работы командования и штабов, когда управленческая деятельность и действия войск разделены, процесс управления выхолащивается, омертвляется, а в конечном счете не достигается поставленная цель.

Поэтому современным офицерам стоит внимательно приглядеться к тому, как в боевой обстановке действовали Георгий Жуков, Константин Рокоссовский, Иван Черняховский, Павел Батов, Николай Крылов. То есть не стоит отказываться от опыта Великой Отечественной, в ряде вопросов надо глубже понять его, а потом уже идти дальше.

Например, одной из сильнейших сторон полководца Черняховского была его деловитость, конкретность и умение тщательно подготовить операцию, организовать взаимодействие, все виды оперативного, тылового, технического обеспечения, добиваться усвоения и последовательности исполнения задач командирами и личным составом. После принятого решения, доведения задач подчиненным он всецело сосредоточивался на этой работе.

Вся деятельность офицеров была настолько подчинена проведению в жизнь замысла операций, органически слита с тончайшими особенностями обстановки, а методы организации боевых действий так конкретны и предметны, что во всем этом творческом процессе не оставалось места формализму, отвлеченным разговорам и пустому теоретизированию. Делалось только то, что нужно для предстоящего боя и операции.

Командиры с фронтовым опытом особенно ясно понимали, что главные, решающие для успешного прорыва обороны условия – тщательная разведка системы обороны и огневых средств противника, точное наведение артиллерии и авиации на выявленные цели. Из анализа боевой практики очевидно, что если две эти задачи – разведка и огневое поражение – осуществлены точно и надежно, то даже при не очень организованной атаке достигалось успешное продвижение войск. Речь, конечно, не идет о какой-либо недооценке необходимости эффективных действий пехоты, танков и других родов войск. Без этого невозможно в полной мере использовать и результаты огневого поражения противника. Но верно и то, что никакая стройная и красивая атака не позволит преодолеть сопротивление противника, если не подавлены его огневые средства. Это важно в любой войне и особенно в локальных конфликтах и антитеррористических операциях.

Подход на века

Речь не о том, что нужно навязывать армии опыт прошлой войны. Всем понятно, что содержание воинского обучения должно быть ориентировано на будущие достижения военного искусства. Но не могут устареть подход к решению оперативно-тактических задач, широкое творчество и методы организации, которые при этом проявлялись, тщательность и кропотливость отработки с подчиненными всех подготовительных мероприятий, умение обучать войска именно тому, что от них может потребоваться в боевой обстановке, и многое другое, определяющее весь дух военного искусства, в котором есть если не вечные, то очень долго живущие принципы и положения.

Опыт любой войны не может устареть полностью, если, конечно, рассматривать его не как объект копирования и слепого подражания, а как сгусток военной мудрости, где интегрируется все позитивное и негативное, что было, и вытекающие из этого закономерности развития. В истории не раз после большого или даже локального конфликта пытались представить дело таким образом, что от прежнего военного искусства ничего не осталось. Но следующая рать, порождая новые способы ведения вооруженной борьбы, сохраняла и немало прежних. По крайней мере до сих пор еще не случилось такой усобицы, которая бы перечеркнула все, что было в военном искусстве наработано ранее.

Для использования в будущем нужен не просто состоявшийся опыт, не то, что лежит на поверхности, а те глубинные, подчас скрытые устойчивые процессы и явления, имеющие тенденции к дальнейшему развитию, проявляющие себя порою в новых, совершенно других формах, чем это было в предшествующей войне. Вместе с тем следует учитывать, что каждая последующая все меньше сохраняет элементы старого и все больше порождает новые методы и схемы. Поэтому требуется критический, вместе с тем и творческий подход к урокам любой войны, в том числе афганской, чеченской или операций в Сирии, где в известной степени использовался опыт Великой Отечественной (особенно в предметной подготовке подразделений к каждому бою с учетом предстоящей задачи), было выработано много новых приемов ведения боевых действий.

Военное искусство начинается там, где, с одной стороны, глубокие теоретические знания и творческое их применение помогают командиру лучше видеть общую связь происходящих явлений и увереннее ориентироваться в обстановке. И где, с другой стороны, командир, не сковывая себя общей теоретической схемой, стремится глубже вникнуть в суть реальной обстановки, оценить ее выигрышные и невыгодные особенности и исходя из этого найти оригинальные решения и ходы, в наибольшей степени ведущие к решению поставленной боевой задачи.

Компьютер не полководец

Максимальная степень соответствия решений и действий командующих, командиров и войск конкретным условиям обстановки дает о себе знать на протяжении всей истории с такой устойчивой закономерностью, так как именно в этом выражается главная суть военного искусства, определяющая наиболее существенные и устойчивые связи, соотношение объективных и субъективных факторов, внутренние движущие силы и основные причины побед и поражений. В этом и основной закон военного искусства. Его самые большие враги – шаблон и схематизм. Эту истину мы стали забывать после войны. Но понимание этого надо восстановить.

В журнале «Военная мысль» (№ 9, 2017) В. Махонин, один из авторов, пишет, что термины «военное искусство» и «оперативное искусство» с научной точки зрения некорректны. Сохраняя их в обороте, мы, мол, демонстрируем научную отсталость. Он предлагает говорить «теория ведения военных действий».

Автор считает: если бы можно было научить военному искусству, то все выпускники ввузов, где имеется соответствующая кафедра, становились бы выдающимися полководцами. Однако их у нас единицы, в мире – десятки, хотя военному делу обучаются миллионы. Но так в любом деле. Математике и музыке тоже учится много людей, а энштейнами или чайковскими становятся единицы. Значит, нужно не отказываться от термина «военное искусство», а вместе подумать, как лучше овладеть этим сложнейшим делом.

Великая Отечественная и другие войны – богатейшая сокровищница боевого опыта. Обращаясь к ней, мы каждый раз находим ценные крупицы нового, которые рождают глубокие мысли и приводят к выводам большого теоретического и практического значения.

В будущем, когда операции и боевые действия будут отличаться возросшим размахом, участием в них различных видов вооруженных сил и родов войск, оснащенных сложной техникой, высокой динамичностью и маневренностью при отсутствии сплошных фронтов, дистанционным поражением, в условиях резких и быстрых изменений обстановки, ожесточенной борьбы за захват и удержание инициативы и сильного радиоэлектронного противодействия, управление войсками и силами флотов значительно усложнится. При больших скоростях ракет, авиации, повышенной подвижности войск, особенно в системе стратегических ядерных сил, ПВО, ВВС, управленческая боевая деятельность все больше будет направлена на реализацию заранее разработанных вариантов решений, программирования и моделирования предстоящих сражений. Высокий уровень планирования операций станет главной предпосылкой успешного управления войсками.

Как уже было сказано, автоматизация, компьютеризация управления требуют совершенствования не только оргструктуры управления, но форм и методов работы командования и штабов. В частности, новейшие достижения науки свидетельствуют о том, что система в целом может быть эффективной лишь в том случае, если будет развиваться не только по вертикали, но и по горизонтали. Это означает, в частности, при соблюдении в целом принципа единоначалия всемерное расширение фронта работы, предоставление больших прав штабам, начальникам родов войск, служб. Они должны решать многие вопросы самостоятельно, согласуя их с общевойсковым штабом и между собой, так как при крайне ограниченном времени и быстром развитии событий командующий уже не в состоянии лично рассматривать и решать все, даже важнейшие вопросы подготовки и ведения операции, как это было в прошлом. Требуется большая инициативность и самостоятельность во всех звеньях. Но эти качества нужно вырабатывать еще в мирное время, закладывать их в общевоинские уставы.
Поэтому так важно заранее предвидеть изменения характера вооруженной борьбы, новые требования и с учетом именно этих объективных факторов, а не подспудных соображений определять оргструктуру, права и задачи органов управления, решительно избавляясь от негативных проявлений прошлого и максимально полно используя современный опыт, накопленный в России, США, Китае и вооруженных силах других стран. Исходя из практики антитеррористических операций, локальных конфликтов, возникающих общих угроз нельзя исключать и того, что нашим армиям и в будущем придется сотрудничать и совместно решать военные задачи. В Сирии, например, уже сейчас это дает о себе знать. Значит, требуется определенная совместимость систем военного управления стран. Именно поэтому очень важно не противопоставлять и не абсолютизировать системы управления, а совершенствовать их с учетом взаимного опыта и перспектив развития характера вооруженной борьбы.

В последнее время при американском технологическом превосходстве над заведомо слабыми противниками блеск военного искусства тускнеет, развернута дезинформационная кампания, утверждающая, будто традиционные русские, немецкие, французские военные школы, основанные на богатейшем опыте больших войн и идеях передовых для своего времени военных мыслителей (Суворова, Милютина, Драгомирова, Брусилова, Фрунзе, Тухачевского, Свечина, Жукова, Василевского или Шарнхорста, Мольтке, Людендорфа, Фоша, Кейтеля, Рундштедта, Манштейна, Гудериана), изжили себя. Теперь, по мнению апологетов виртуальных и асимметричных войн, все это надо похоронить. В некоторых СМИ утверждается, что сейчас ушли на второй план личностные качества полководца, способного демонстрировать ратное мастерство, мужество, бесстрашие и отвагу, штабы и компьютеры разрабатывают стратегию, техника обеспечивает мобильность и натиск... Те же США, обойдясь без гениальных полководцев, выиграли геополитическое сражение в Европе, установили фактический протекторат над Балканами.

Однако без полководцев, военных специалистов, без их мыслительной деятельности и умения еще долго будет невозможно обходиться. В штабах ведь не только компьютеры и обслуживающий их персонал. Но чрезмерно увлекающиеся люди хотят побыстрее расстаться со всем, что было в прошлом. В связи с этим раздаются призывы ориентироваться на все возвышающуюся американскую школу, как единственно возможную в будущем. У США действительно многому можно научиться, особенно в создании выгодных политических условий для ведения войны, в области высоких технологий. Но пренебрежение к национальному опыту других армий, подгонка всех стран под натовские стандарты со временем может привести к деградации военного дела. Сотрудничество, в том числе с членами НАТО, может принести пользу, если оно пойдет путем обмена и взаимного обогащения опытом, а не навязывания или слепого копирования стандартов лишь одной армии без учета национальных традиций и особенностей.

Современные войны ныне тесно переплетаются с невоенными средствами и формами противоборства. Они оказывают свое влияние и на способы ведения вооруженной борьбы. Эту сторону дела тоже нужно глубже учитывать и осваивать.

Президент РФ Владимир Путин в одном из выступлений подчеркнул, что мы должны обезопасить нашу страну от любых форм военно-политического давления и потенциальной внешней агрессии. В Сирии, например, сложилось так, что там одновременно участвуют в военных действиях различные государства, преследуя собственные цели. Все это крайне обостряет политическую и военную обстановку. Чтобы оставаться на высоте своего предназначения, наш долг быть готовыми выполнять и эти задачи по обеспечению оборонной безопасности Отечества в более широком плане.