На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

БАЗА 211- ВОЕННАЯ ИСТОРИЯ

74 289 подписчиков

Свежие комментарии

  • Z Muliphein
    У меня муж плохо ходит и почти ничего не видит. Инвалид. Но 80 кг веса. Я вешу 58 кг. Я не представляю, какой рюкзак ...ЕСЛИ ПОПАЛ ПОД ОБ...
  • Владимир Петров
    Человек  - легенда,даже не верится ,что один человек совершил столько подвигов и на военном поприще и на гражданском...Ученый, трижды не...

Поляки! Антанта может спать спокойно?

Союзники без особого энтузиазма выразили поддержку России, центральные державы заторопились с собственными декларациями, а нейтралы даже слегка растерялись ввиду открывающихся для них перспектив. Лондон, щедро оплачивавший усилия «русского парового катка», и Париж, который из-за страха перед немецким нашествием в польском вопросе уже много лет заискивал перед Петербургом, поспешили с одобрением через свои внешнеполитические ведомства. Солидные газеты, «Le Temps» и «The Times», не стесняясь, охарактеризовали документ, подписанный рукой русского главнокомандующего, как «великий» «благородный» акт, вызывающий «самое горячее сочувствие и поддержку». Даже в Швейцарии франкоязычная «Le Matin» отметилась по поводу великокняжеского манифеста.


Поляки! Антанта может спать спокойно?


Впрочем, по многим признакам, выступления прессы были призваны скрыть определённое раздражение в высших кругах Парижа и Лондона, уже тогда опасавшихся русской экспансии в Восточную Европу. Чего стоит хотя бы жёсткая оценка воззвания президентом Франции Раймоном Пуанкаре:


Французский президент Пуанкаре, прозванный Пуанкаре-война, вместе с русским императором Николаем II

«Император России по собственной инициативе обратился к польскому населению России, Германии и Австро-Венгрии с манифестом, в котором торжественно заявляет о своём намерении восстановить их национальное единство. Как Сазонов сообщил доверительно Палеологу, восстановленная Польша будет пользоваться местной автономией, ей будет всячески гарантирована свобода католического богослужения и употребления национального языка. Она будет управляться наместником российского императора (телеграммы французского посла из Санкт-Петербурга №428 и 429).

Итак, Россия ещё раз выступила здесь, минуя нас. Если бы она предложила свою помощь для восстановления всей Польши во всей её государственной независимости, мы могли бы только приветствовать это и желать осуществления этой прекрасной мечты. Если бы она обязалась дать относительную автономию русской Польше, тоже прекрасно. Обещание полунезависимое, даже под скипетром царя, несомненно, встречено было бы с радостью и могло бы быть принято, как обещание загладить старую вину (comme une reparation). Но предложить полякам в Силезии, Познани и Галиции свободу вероисповедания, языка и управления под властью императора из династии Романовых – вряд ли это значит найти путь к их сердцу, во всяком случае это значит возвестить Германии замаскированные аннексии, о которых не было заключено никакого соглашения между Россией и нами и которые могут совершенно исказить значение оборонительной войны, они рискуют также повредить тем реституциям, которые Франция имеет право требовать и намерена требовать» (1).

Но в тот момент Англия и Франция могли простить русским почти всё что угодно – ведь их войска под ударами германцев откатывались к Парижу. Кстати, и много позже, вопреки всем антиевропейским утверждениям панславистов, союзники готовы были позволить России очень многое – вплоть до оккупации Константинополя и установления в последующем протектората над городом. ("Русский замок" на воротах в Русское море).

Как только сообщения о манифесте появились во французской печати, русский посол в Париже, бывший министр иностранных дел А.П. Извольский телеграфировал в МИД Сазонову о том, что они «здесь произвели громадное впечатление и встретили... восторженный приём».


Незадолго до войны слишком миролюбивого министра иностранных дел А.П. Извольского назначили послом в Париж

Посол сообщал также о встрече с представителями вновь образованного специального комитета, составленного «из русских, австрийских и германских поляков, для вербования польских добровольцев для французской армии и других патриотических целей». «По их словам, русские и германские поляки… ещё до объявления великодушного намерения государя решили объявить себя на стороне России и держав Тройственного согласия. Австрийские поляки, имеющие основание быть вполне довольными своей судьбой под габсбургским скипетром, но сомневающиеся в победе австрийского оружия, также, по-видимому, готовы примкнуть к своим русским и германским соотечественникам, но желали бы иметь уверенность, что обещанная им Россией автономия не лишит их принадлежащих им ныне прав» (2).

На самом деле перспектива предоставления Польше реальной автономии в высших кругах России пока даже не рассматривалась. Более того, она их откровенно пугала, как и в пропаганде по польскому вопросу внутри России. Сазонов уже 6/19 августа поспешил в ответ телеграфировать Извольскому: «Агентство*, по-видимому, перевело слово «самоуправление» в воззвании главнокомандующего термином «autonomie», что могло дать повод неправильным выводам. Пока преждевременно облекать общие обещания, содержащиеся в воззвании, в юридические формулы» (3).

Сазонов напомнил в связи с этим своему бывшему начальнику, что обычная законодательная деятельность в стране на время военных действий приостановлена. При этом министр счёл необходимым передать Извольскому, что «из объяснений с здешними поляками явствует, что они вполне понимают нашу точку зрения и не намерены входить теперь же в обсуждение подробностей осуществления данных им обещаний»


В те годы в моде были уже "непарадные портреты" — министр иностранных дел Сергей Сазонов

Многие заграничные представители России и вовсе оказались перед необходимостью давать разъяснения по вопросу, о котором имели весьма поверхностное представление. В такое положение попали, к примеру, послы в Вашингтоне и Риме. Б.А. Бахметев сообщал о поступающих к нему запросах о том, достоверны ли слухи «о манифесте, будто бы, изданном великим князем Николаем Николаевичем». Посол сетовал, что не имеет по этому вопросу никаких сведений, кроме сообщаемых иностранной печатью и просил информировать его о действительном положении, чтобы «прекратить противоречивые слухи» (4).

Чуть более информированный Д.А. Нелидов (всё же в Рим, в отличие от Вашингтона, депеши российского МИДа и пресса поступали довольно быстро), высказывал желание быть осведомлённым «об истинном характере и объёме предполагаемых в этом вопросе мероприятий». Но, по всей видимости, под впечатлением бесед с местными поляками, также и «о пределах ожидаемых льгот, во избежание преувеличенных надежд и превратных толкований».

В конце концов Сазонову пришлось разъяснять, что заключающиеся в воззвании великого князя «общие начала, очевидно, могут быть точнее определены только по окончании войны при возобновлении законодательной деятельности. Желательно, чтобы поляки с терпением и доверием ждали этой минуты, по возможности содействуя России в осуществлении намеченных предположений» (5).

Весьма примечательна реакция нейтралов. Если Италия и Румыния прямо приветствовали решение России, то пресса не определившейся ещё Болгарии была полна противоречий. Так, даже газета «Мiръ», рупор русофильских кругов, сразу после выхода великокняжеского воззвания попыталась устроить некое подобие торга и заканчивала свою в целом лояльную передовую словами:

«Воссоздание Польши официальной Россией будет великим днём для славянства. Мы имеем основание с особенной радостью ждать этого дня. После поляков болгары более других страдают от последствий жестокой неправды, так как болгарский народ разрезан на части. Но вспомнит ли Россия о нём, когда будет восстанавливать право и правду, как выразился Верховный главнокомандующий?»

Внутри же России, в народном сознании манифест великого князя был вообще странным образом воспринят как своего рода обещание крестьянам земли. А польская эндеция, самая влиятельная политическая сила в Царстве, поспешила распропагандировать «Воззвание» как подтверждение своей стратегической установки, как закономерный итог восьмилетнего (1907-1914 гг.) сезона политики НДП. В Думе польское коло устами Виктора Яроньского 21 августа выступило с декларацией, провозглашавшей тождество интересов Польши и России.

В радикальных кругах впечатление от «Воззвания» совершенно иное – удручающее. Их легко понять: ведь теперь, возможно, не за что и не с кем бороться.

Великокняжеский манифест заметили и по другую сторону фронта. Реальная угроза объединения Польши в составе или в унии с Россией встряхнула берлинский и венский дворы. Характерное признание французского посла в Дании можно найти в тех же мемуарах французского президента Р.Пуанкаре «…Этот русский манифест вызвал в Германии очень сильное раздражение. Имперские власти заставили духовенство познанской епархии выступить с воззванием к своей пастве, в котором напоминаются «преследования польских католиков под русским владычеством и верующие призываются преданно сражаться под германскими знамёнами» (6).

Здесь необходимо привести некоторые расчёты. Ведь, собственно, почему бы германским властям было вообще не замолчать воззвание вражеского главнокомандующего? Но в том-то и дело, что документ получил неожиданно широкую огласку. Очень многое, конечно, сделала пресса – все русские газеты единодушно не только опубликовали, но и приветствовали его. Получателей русских газет были тысячи и по ту сторону фронта. Не могли вовсе промолчать и другие — ведь в то время для печатных изданий дурным тоном было не сообщить о сколько-нибудь значимом выступлении представителей верховной власти или командования даже со стороны противника.

Но по тиражу, каким было выпущено само «Воззвание» – точных данных нет. Из воспоминаний Б. Шапошникова, А. Брусилова и других можно сделать только косвенную оценку. Исходя из соотношения один к одному – в войска и на расклейку в прифронтовой полосе, и считая по одному экземпляру в каждой роте, получаем около 30 тысяч экземпляров в прямой распечатке, не учитывая тех, что опубликовали газеты. Газетные варианты, к сожалению, не достигали другой стороны фронта. Однако из 15-20 тысячного тиража примерно половина была предназначена для расклейки в населённых пунктах прифронтовой полосы. При этом примерно каждый десятый экземпляр должен был оказаться в тылу врага – путём разброски с аэропланов или с помощью местных жителей. Многие из них, несмотря на боевые действия, в первые недели войны свободно передвигались по польским землям, так как сплошная линия окопов в сентябре 1914 года ещё отсутствовала.

С определёнными допущениями можно говорить, что примерно пятая часть из этих 10 процентов в конце концов дошла до адресата – то есть около 500-600 "Воззваний" всё же удалось довести до вражеской территории. По меркам того времени, это очень много. В некоторых городах могло оказаться по 5-10 экземпляров текста. В таком случае, вполне справедливым будет считать, что о великокняжеском "Воззвании" в первые же дни войны узнало практически всё польское население.



Не удивительно, что оккупационные власти уже захваченных польских земель приняли жёсткие меры к тому, чтобы ограничить распространение «Воззвания». Практически все органы печати Галичины и Познани, — от крестьянского «Piast» до радикального «Zaranie» со знаменитой Марией Домбровской – вынужденно замолчали великокняжеский манифест. Галицийский центральный национальный комитет, в котором первую скрипку играл всё тот же львовский профессор Станислав Грабский, по поводу великокняжеского манифеста тоже промолчал – ГНК в августе 1914-го выразил готовность выступить на стороне Австро-Венгрии.

В качестве условия галицийские поляки требовали лишь гарантий того, что в случае освобождения их родина не будет присоединена к… Германии. Как ни странно, такая позиция нашла понимание в Вене, при том, что сам С. Грабский, напомним, не в пример соратникам, почти сразу принял сторону России и, в конце концов, эвакуировался из Львова вместе с царской армией. Два года спустя, несмотря на то, что Франц-Иосиф лишь на считанные мгновения выходил из состояния предсмертного слабоумия, это фактически предопределит явно спонтанное решение польского вопроса. Германия и Австро-Венгрия провернули его путём создания якобы самостоятельного Королевства на землях, почти исключительно принадлежавших России.



А в августе 1914 года австрийские и немецкие власти не замедлили выступить с программными заявлениями, аналогичными «Воззванию» по целям, но гораздо более грубыми и менее определёнными по содержанию. Особенно впечатляет в этом смысле воззвание главного командования германскими и австро-венгерскими армиями восточного фронта к населению Царства Польского, датированное предположительно 9 августа 1914 года:

«Поляки!
Час освобождения от московского ига приближается. Союзные армии Германии и Австро-Венгрии скоро переступят границы Царства Польского. Москали уже отступают. Их кровавое господство, которое тяготело над вами более ста лет, падает. Мы приходим к вам в качестве друзей. Доверьтесь нам.
Мы несём вам вольность и независимость, за которые столь много терпели ваши предки. Пусть восточное варварство падёт перед западной цивилизацией, общей для вас и для нас.
Поднимайтесь, помня о своём прошлом, столь великом и полном славы. Соединяйтесь с союзными войсками. Объединив наши силы, мы изгоним из границ Польши азиатские орды.
Мы несём сюда вольность, свободу верования и уважение к религиям, всё то, что столь сильно усекалось Россиею. Прислушайтесь к стонам, раздававшимся и раздающимся из глубин Сибири. Вспомните о кровавой резне в Праге и о мученичестве униатов.
Под нашими знамёнами к вам придут вольность и независимость».


Тем временем шумиха вокруг великокняжеского «Воззвания» заметно смутила Николая II и его окружение. Уже на следующий день после опубликования редакции ведущих газет получили предписание от цензурного ведомства не писать о польской автономии (7). Министр внутренних дел Н.А. Маклаков дал инструкции Варшавскому генерал-губернатору «охладить» возбуждение национального чувства поляков. Дело дошло до того, что цензура вообще вычеркнула из «Воззвания» слова «самоуправление Польши». Некоторые члены кабинета, не знакомые с механизмом создания манифеста, считали, что государь, вовсе не увлечённый идеей воссоединения Польши, всерьёз был недоволен неосторожностью великого князя. Такого мнения, к примеру, придерживался барон М. Таубе (8).

Но на самом деле царский кабинет министров потому и не стал задерживаться с выходом «Воззвания», что хотел использовать его как своеобразный пробный шар, который позволит познакомиться с реакцией на реальные шаги к русско-польскому сближению в польских землях, как в пределах империи, так и за её границами. Тем более, что по всем предвоенным стратегическим планам, западную Польшу русским войскам предстояло неизбежно оставить (9). Впрочем, «польский балкон», названный так в силу географической конфигурации театра военных действий, конечно, рассматривался русским командованием в первую очередь как плацдарм для марша на Берлин. Но только после взятия Кёнигсбергского выступа и освобождения Галиции.

Примечания

1. Р. Пуанкаре, На службе Франции 1914-1915 г. Воспоминания, мемуары, М.2002, стр.85-86.
2. Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и временного правительств 1878-1917 гг. М.1935, серия III, том VI, часть 1, стр.120-121.
* Первым о воззвании великого князя во Франции сообщило агентство Гаваса, не постеснявшееся заявить о намерении Николая-II даровать Польше «полную автономию».
3. Там же, стр. 124-125.
4. Там же, стр. 125.
5. Телеграмма министра иностранных дел послу в Италии (копия – в Вашингтон). №2211 от 15/28 августа 1914 г.
6. Телеграмма французского посла в Дании Бапста президенту Пуанкаре из Копенгагена. 16 августа 1914 г., № 105. цит. по Р,Пуанкаре, стр.94.
7. С.Мельгунов, Воспоминания, м, 2003 г., т.1, стр.183.
8. РГИА, ф.1062, оп.1, д.5, л.20 Дневник М.А.Таубе, запись от 4 ноября 1914 г.
9. В. Меликов, Стратегическое развертывание, М. 1939 г., стр.259-261.
Ссылка на первоисточник

Картина дня

наверх