Даже свернув свою «большую» атомную программу, Иран вышел из экономической изоляции вполне конкурентоспособной ядерной державой.

Иран так долго добивался и так долго ждал снятия западных санкций, что сам факт их отмены осенью 29015 года уже не воспринимался в стране как праздник. И главным было вовсе не то, что Иран мог вернуться на нефтяной рынок и свободно приобретать за рубежом потребительские товары, а также оборудование и технологии. Да, Иран возвращался без ядерного оружия, что, впрочем, для национальной экономики во многих отношениях даже выгодно. Зато с действующей энергетикой, вполне дееспособным промышленным комплексом и неплохими возможностями развития современных атомных технологий. А основную роль в том, что экономическая блокада Ирана закончилась именно так, фактически сыграла Россия.

Многие склонны считать, что «оседлать» иранский атомный проект России помог просто случай, точнее, исламская революция. Хотя реально у Советского Союза именно при режиме последнего иранского шаха Мохаммеда Резы Пехлеви было на это куда больше шансов. И всё же нельзя не признать, что без определенного стечения обстоятельств иранский проект вряд ли бы достался России.

Шахиншах Мохаммед Реза Пехлеви очень ценил сотрудничество с СССР

Многолетние традиции экономического сотрудничества Персии-Ирана сначала с императорской Россией, а затем и с СССР получили продолжение и после развала Союза, хотя произошло это отнюдь не сразу. Экономическое, как, впрочем, и политическое противодействие этому партнёрству реализовывалось не только извне, прежде всего со стороны США и Израиля, но и внутри России и Ирана.

Считается (и это даже записано в интернет-энциклопедиях), что иранский атомный проект начинал германский концерн Kraftwerk Union AG (Siemens/KWU). Действительно, изыскательские работы на берегу Персидского залива начинали именно немцы. Но мало кто теперь вспоминает, что почву для них фактически подготовили советские специалисты из нескольких «почтовых ящиков». Именно они проводили геологическую разведку и готовили предпроектную документацию к переговорам на высшем уровне еще в самом начале семидесятых годов.

На тот момент у шахиншаха Ирана Мохаммеда Резы Пехлеви, которому не терпелось выстроить первую АЭС на Ближнем Востоке, не было никаких сомнений в том, с кем начинать ядерную программу. Ещё со времён Второй мировой войны, когда юный тридцать пятый шах Ирана только что сменил на троне отрёкшегося отца, он проникся уважением к Советскому Союзу. И вовсе не потому, что в Тегеране в 1943 году стояли советские войска, которые обеспечивали безопасность членов «большой тройки», прибывших в столицу Ирана на обсуждение условий послевоенного мира.

Один из дипломатов, работавших в те годы в Тегеране, рассказывал: «Всё дело было в том, что, в отличие от Черчилля и Рузвельта, которые проигнорировали просьбы шаха о встрече, советский лидер Сталин, следуя восточной традиции, сам обратился к иранскому лидеру, молодому шаху, с предложением провести краткие переговоры».

Глава Ирана никогда не забывал этого знака уважения со стороны Сталина, не забыл он и об экономической помощи со стороны СССР, и о том, как вели себя в Иране русские солдаты. Они вошли в Иран осенью 1941 года, но их, в отличие от англичан, никак нельзя было счесть оккупантами или колонизаторами. Многие годы Мохаммед Реза Пехлеви поддерживал экономические и культурные связи с Москвой.

В предварительных переговорах о планах строительства АЭС с советской стороны участвовал не кто иной, как председатель Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин. Вместе с ним иранские представители даже успели посетить Нововоронежскую АЭС. Однако в то время достижения советских атомщиков всё же не в полной мере отвечали амбициям шаха. Мы смогли продемонстрировать лишь энергоблоки с реакторами ВВЭР-440. Более совершенный и мощный ВВЭР-1000 ввели в эксплуатацию гораздо позже.

Реакторы ВВЭР-440 установлены на многих российских АЭС, но не в Бушере

Действующие советские реакторы не удовлетворяли ещё одному требованию иранской стороны: с их помощью невозможно было опреснять морскую воду. Для юго-восточных районов Ирана это было очень актуальной задачей. Но и это не было главным. Против советского варианта играл ещё один фактор: русские и слышать ничего не хотели о том, чтобы у Ирана появилась хоть малейшая возможность ведения исследований и разработок в оборонной сфере. В СССР чётко придерживались положений Договора о нераспространении ядерного оружия, который был подписан в 1968 году.

В Тегеране параллельно с советским предложением рассматривались, разумеется, и другие: французское, немецкое, даже японское. Но только у немцев хватило цинизма каким-то образом дать понять иранским переговорщикам, что в будущем «возможно всё». Или почти всё. Они представили проект KWU на базе действующей АЭС «Библис» с водо-водяным реактором, работающим под давлением.

Главным преимуществом энергоблока мощностью в 1000 МВт была возможность использовать его как гигантский опреснитель, способный вырабатывать до 100 тысяч кубометров воды в сутки. Действие будущей опреснительной установки мастера из Kraftwerk сумели даже продемонстрировать на макете.

Конечно, для провинции Бушер, где пресная вода в большом дефиците, такой вариант представлялся очень заманчивым. Впрочем, покойный академик Николай Доллежаль, главный конструктор ядерных реакторов, в одной из наших бесед с ним признал: в пользу немецкого проекта шаха, похоже, настроили сами же советские переговорщики.

Легендарный Николай Доллежаль, один из создателей советского атомного проекта

Они категорически отказывались верить в то, что «русский» реактор необходимых параметров, такой, как ВВЭР-1000, будет полностью готов уже к началу работы над проектом строительства станции. Никто из учёных так и не смог убедить дипломатов и внешторговцев в том, что к началу конкретных строительства вся сложнейшая конструкция, разумеется, не загруженная тепловыделяющими элементами, уже будет стоять на месте. Практически единственным, кто в это верил, был как раз Алексей Николаевич Косыгин, но почему-то его слово тогда не стало решающим.

Итак, немецкий партнёр Тегерана приступил к работам в 1975 году, когда площадкой для строительства АЭС специальным указом шаха «назначили» приморский Бушер. Тихий до этого провинциальный городок на берегу Персидского залива тут же превратится в место паломничества атомщиков со всего мира. Но не тут-то было: площадку огородили как концлагерь, профессионалов-строителей даже из Германии в Бушере было совсем немного, а мощные конструкции реакторного отсека возводили в основном гастарбайтеры из Турции и Югославии.

Главным для заказчика было то, что немцы обещали сделать дешево, хотя это не обязательно плохо. Как оказалось впоследствии, немецкие контролеры из Kraftwerk работали поистине скрупулезно: отнюдь не случайно советским строителям потом практически ничего не пришлось сносить или в корне перестраивать.

Однако в Иране произошла исламская революция. В итоге немецкому концерну удалось полностью завершить лишь нулевой цикл на масштабной стройке. Утверждения о том, что были освоены 5 из 7 миллиардов немецких марок, выделенных на проект, специалисты до сих пор подвергают сомнению, а из оборудования, которое якобы уже было поставлено на площадку в Бушере, советским инженерам не пригодилось почти ничего. Все было разворовано, а что осталось, ко времени возобновления работ на АЭС пришло в полную негодность.

Следствием революции стал разрыв отношений с США и американские санкции, к которым, хоть и со скрипом, но присоединилась немецкая Siemens со всеми ее подразделениями, в том числе и Kraftwerk. А после того как новое руководство Ирана практически вынуждено было ввязаться в войну с соседним Ираком, казалось, что на проекте Бушерской атомной станции и вовсе можно ставить крест.

Тем более что ВВС Ирака нанесли по строящейся АЭС серию ракетно-бомбовых ударов. Защитные оболочки, железобетонная и стальная, получили несколько пробоин, был разрушен ряд зданий и сооружений, пострадали строительные конструкции, во многих местах были разорваны кабели и повреждены инженерные сети. На площадке почти не оставалось охраны, природа затем тоже не щадила «объект».

Между тем новый лидер Ирана аятолла Хомейни и его соратники оказались ничуть не менее амбициозными руководителями, чем шах Мохаммед Реза Пехлеви. Более того, с экономической точки зрения линия руководства на обеспечение почти полной независимости от Запада (как само собой разумеющееся) предполагала, что к атомному проекту Иран рано или поздно должен вернуться.

Так и случилось. Уже когда «Священная оборона» (военное противостояние с Ираком) стало превращаться для страны в некое подобие хронической болезни, в Тегеране попытались восстановить контакты с германскими разработчиками проекта АЭС. Однако, получив безапелляционный отказ сначала от Siemens, а затем и из штаб-квартиры немецкого атомного концерна EnBW в Карлсруэ, в Иране практически сразу вспомнили о российских партнёрах. Как бы горько это ни звучало, в каком-то смысле на руку Москве сыграла даже чернобыльская трагедия: в Тегеране решили, что советские атомщики после этого станут сговорчивее и вместе с тем будут более ответственны в своих решениях.

Первый после распада СССР министр среднего машиностроения России, а после смены «секретной вывески» глава Минатома Виктор Никитович Михайлов сетовал по этому поводу: «На атомщиках ещё висела тень «чернобыльского компромата», и строители АЭС переживали критические времена бездействия. Умение строить атомные электростанции тогда не было востребовано, оно вызывало отторжение у общества. Но профессионалы понимали, что надо спасать блестящую когорту атомной элиты, специалистов, оставшихся не у дел в процессе жёсткой отечественной ломки, и это понимали также в Кремле».

Виктор Михайлов, первый российский "атомный" министр

Похоже, те, кто говорит, что иранский заказ спас российскую атомную отрасль, во многом правы. Усилия министра Виктора Михайлова и его команды оказались едва ли не решающим фактором для того, чтобы Москва сказала Тегерану «да». И это несмотря на всю неоднозначность тогдашних отношений России и Ирана. Невзирая на то, что Россия продолжала демонстрировать всемерную лояльность по отношению к Ираку и лично к Саддаму Хусейну. Как видно, не зря оппоненты называли министра Михайлова «атомным ястребом»…

Разработка в СССР реактора ВВЭР-1000 была успешно завершена очень вовремя – к моменту, когда переговоры с Ираном едва не зашли в тупик. Интересно, что в это же время в Китае не стали скрывать, что полным ходом ведут переговоры с русскими по поводу строительства Тяньванской АЭС.

Один из коллег автора не раз вспоминал, как на Кубе ему рассказывали о том, как из Ирана обращались с просьбами о консультациях по атомной теме к самому Фиделю Кастро. Дело в том, что команданте лично курировал строительство атомного центра на Острове Свободы на базе так и не завершенной АЭС «Хурагуа». Однако документальных подтверждений этому факту у меня, увы, нет…

Зато автор этих строк имел возможность лично убедиться, что в те же годы в Бушере успел побывать не кто иной, как ливийский лидер Муаммар Каддафи. И дело тут было не только в политике. К тому времени иранская сторона рассматривала сразу несколько вариантов развития собственной атомной энергетики, и реализованный в Ливии проект атомного центра «Тажура» вполне мог стать аналогом того, что планировалось строить в Бушере уже после начала работы АЭС.

Российские специалисты во второй половине восьмидесятых годов буквально косяком повалили на площадку АЭС «Бушер». При этом большинство подобных командировок тщательно маскировались под выезды в Среднюю Азию или в Закавказье. В условиях нефтяного эмбарго власти Ирана прилагали все усилия к тому, чтобы пойти по пути «атомной независимости».

Продолжение следует…