Светлана Гомзикова

Лондон и Париж должны продолжить совместное политическое давление на Россию по украинскому вопросу. С таким призывом премьер-министр Великобритании Тереза Мэй обратилась к руководству Пятой Республики в статье для французской газеты Le Figaro.

«Я не сомневаюсь, что мы вновь придем к согласию относительно того, чтобы продолжать оказывать давление на Россию в ответ на ее агрессивные и дестабилизирующие действия на востоке Украины и серьезное ухудшение гуманитарной ситуации, что мы недавно могли наблюдать», — цитирует ТАСС главу британского правительства.

На основании каких фактов она пришла к умозаключению, что эскалация в Донбассе как-то связана с Москвой, — не ясно. Мэй их не приводит.

Действительно, зачем? Ведь можно просто назначить «виноватого», не утруждая себя какими-то доказательствами. Что госпожа премьер-министр и провернула с ловкостью карточного шулера. А теперь еще хочет получить в союзники (правильнее было бы сказать, в сообщники) Францию.

Тем более в Лондон так кстати в пятницу с рабочим визитом прибыл французский коллега Мэй Бернар Казнёв. Которого новая «железная леди» британского кабинета — нет сомнений — будет «агитировать» за дружбу против Москвы.

Но в чем прямая выгода Великобритании от конфронтации с Россией, которую нынешняя политическая верхушка королевства так последовательно поддерживает? И сможет ли Мэй заручиться поддержкой Парижа в этом вопросе?

Эти вопросы «СП» адресовала ведущему научному сотруднику РАНХиГС, члену экспертного совета Российской ассоциации политической науки Сергею Беспалову:

— Действительно, формально эта статья приурочена к визиту в Лондон премьера Казнёва. Но цель ведь не в том, чтобы убедить нынешние французские власти оказывать давление на Россию в дальнейшем. Их, по большому счету, в этом убеждать не надо. Они и так поддерживают позицию достаточно жесткую, хотя и не настолько жесткую, как Великобритания.

Отношения между Россией и Францией за последние годы существенно ухудшились. Может быть, в большей степени даже на фоне сирийских событий, чем событий в Донбассе. Но это тоже повлияло на позицию Франции в отношении России в целом. И нынешние французские власти являются, конечно, сторонниками такого коллективного давления.

Но все же Тереза Мэй, мне кажется, имеет в виду то, что Франции совсем скоро предстоят президентские выборы, а вслед за ними выборы в Национальное собрание. И то, что на Западе (и в Европейском союзе, прежде всего, в Германии, и в странах англосаксонского мира, таких как Великобритания, США, Австралия), конечно, существуют опасения, что после этих выборов ситуация может измениться.

Отношение французских властей к России может стать иным, если победит Франсуа Фийон, у которого, несмотря на последние скандалы, сохраняются шансы на выход во второй тур. Либо — что, конечно, крайне маловероятно, но чем чёрт не шутит, — если победит Марин Ле Пен.

И в этом плане, скорее, Мэй обращается к французским избирателям.

«СП»: — Зачем? Хочет переубедить?

— Не так прямолинейно. Но с целью, чтобы они при голосовании, при формулировании своей позиции в ходе президентских и последующих парламентских выборах, в частности, принимали во внимание то обстоятельство, что давление на Россию необходимо для сохранения консолидированной позиции и для обеспечения коллективной безопасности Запада.

И в особенности, как мне кажется, адресатами этого послания являются потенциальные избиратели Марин Ле Пен. Ведь лидер «Национального фронта» известна как самый ярый евроскептик во французской политике. Как сторонник выхода Франции — по меньшей мере — из еврозоны, а, может быть, и из всего Европейского союза.

Ле Пен очень часто ссылается как раз на пример Британии. Она говорит: «Давайте действовать так же как англичане. Давайте думать о своих интересах. Ведь как не предрекали Британии серьезные проблемы после Brexit, но ничего плохого не случилось. Британская экономика чувствует себя вполне прилично. Никаких иных проявлений кризиса не видно».

И учитывая эти постоянные апелляции Ле Пен к опыту Британии, статья Терезы Мэй может иметь некоторое значение. Расчет, прежде всего, видимо, на то, чтобы избиратели задумалась.

«СП»: — О чем?

— Марин Ле Пен, как известно, еще призывает к снятию санкций и к нормализации отношений с Россией. К тому, чтобы не возлагать на нее ответственность за события на Украине, по крайней мере, не на нее одну возлагать эту ответственность. А лидер той самой Британии, которую она постоянно приводит в пример, формулирует свою позицию совершенно иначе.

Видимо, расчет на то, чтобы воздействовать на избирателей, и тем самым немножко сузить электорат Ле Пен. Чтобы у людей возникли некоторые сомнения. И они либо вовсе не приняли участия в выборах, либо проголосовали за каких-то иных кандидатов.

Но отчасти, наверное, эта статья адресована и избирателям Франсуа Фийона, который, хотя и не так жестко, — но выступает за налаживание отношений с Россией.

Но главное, повторяю, нынешние французские власти убеждать в чем-то не имеет особого смысла. Во-первых, им осталось всего два-три месяца — потом во Франции будет новый президент и новая администрация. А во-вторых, они и так вполне себе встроены в эту антироссийскую коалицию.

Расчет исключительно на то, чтобы повлиять на результаты президентских выборов и выборов в Национальное собрание. И в некотором смысле ослабить позиции конкретных кандидатов в президенты (в большей степени Марин Ле Пен и в некоторой степени Франсуа Фийона), которые выступают против односторонней антироссийской позиции Франции, которую она сейчас занимает.

«СП»: — Почему Лондон так заинтересован в обострении отношений с Москвой? Та же Мэй не видит очевидного, но видит то, чего на самом деле нет…

— Как известно, Великобритания была одним из инициаторов политики давления на Россию, наряду с США — я имею в виду прежнюю администрацию Обамы. И в нынешних условиях признать, что не Россия виновата, что давление на нее, во-первых, не оправдано, а во вторых, просто непродуктивно, это значит, признать ошибочность политики, проводившейся на протяжении, по крайней мере, трех предшествующих лет. Пусть другим правительством, но правительством той же самой Консервативной партии Великобритании.

Признавать свои ошибки — это ронять свой политический вес. Давать повод оппозиции для критики и ослаблять свои внутриполитические позиции. Это — первый момент.

Второй момент. Совершено понятно, что традиционно Англия являлась наиболее последовательным, наиболее жестким оппонентом России в Европе. За исключением отдельных исторических периодов, в целом эта линия прослеживается. Отношения России с англосаксонским миром и в эпоху Императорской России, и в советский период, и в постсоветский, складывались, как правило, хуже, чем с континентальной Европой. И определенная инерция здесь имеет место.

Но, конечно, решающее обстоятельство здесь заключается в другом.

«СП»: — Поясните.

— После Brexit аргументы о необходимости единой внешней политики и консолидации ЕС перед лицом (вымышленной, конечно, но рисуемой прессой и политиками западными) «российской угрозы» для Британии уже неактуальны. Этим, скорее, можно объяснить политику нынешних германских властей.

Но Великобритания очень заинтересована в укреплении НАТО. В том, чтобы по этой линии сохранить свое влияние на европейские дела. Свой вес в европейской политике. И в этом смысле, конечно, как консолидирующий фактор необходима некая «общая угроза». Традиционно на роль этой «общей угрозы» для Европы никто лучше, чем Россия не подходит.

Угроза исламского терроризма, она где-то далеко и недостаточно масштабна — такова их логика. А Россия — традиционный противник. Она рядом… Такая большая… И как бы продвигается…

Хотя, на самом деле, за последние два с половиной десятилетия именно НАТО продвинулось к нашим границам.

Но чтобы сохранить НАТО, укреплять блок, обеспечивать для Североатлантического альянса какую-то миссию, такая антироссийская позиция в высшей степени отвечает и интересам британских властей.