Деятельность Главного командира Черноморского флота и портов адмирала Алексея Самуиловича Грейга положительно сказалась на состоянии дел на юге России. Глубокая стагнация, в которой находились военно-морские силы при его предшественнике Языкове, была преодолена. Началось оживление кораблестроения на николаевской верфи, ее оборудование было в значительной степени усовершенствовано. По распоряжению Грейга в Николаеве началось строительство пароходов, благодаря углублению фарватера стало возможным полностью отказаться от применения камелей. К войне 1828–1829 гг. Черноморский флот находился в гораздо лучшем положении, чем можно было ожидать, хотя его численность и была недостаточной.
Магистратский плац в Николаеве. Художник Ф. Я. Алексеев
Однако, при всех несомненных и явственных плюсах, период Грейга характеризуется и иными, куда менее позитивными процессами и фактами. Вдалеке от центров управления государством и флотом сочными сорняками на пустырях южной окраины империи процветало то, что сухой казенной буквой обозначалось как злоупотребление служебным положением и использование его в своих целях. А попросту говоря, казнокрадство и воровство. Увы, это не было локальной болезнью империи, подобными сорняками поросли многие ее регионы и органы власти. И всё же масштаб происходящего на Черноморском флоте пугал своим размахом. Тревожные сигналы, приходящие из Николаева и Севастополя, уже не могли оставаться не замеченными.
Женщина адмирала
Алексей Самуилович Грейг много сделал не только для оживления кораблестроения и приведения флота в порядок. Большую заботу он проявлял и в отношении быта офицеров и нижних чинов. Дело в том, что в Николаев осенью для планового ремонта регулярно приходили корабли, которые оставались до весны. Нижние чины отправлялись в казармы, офицеры – на съемные квартиры.
Зимнее морское собрание. Здание построено в 1824 г.
Остававшиеся не у дел господа офицеры зачастую предавались извечным порокам неспешного гарнизонного бытия – пьянству и всем производным оного. Чтобы направить энергию государевых слуг в более спокойное русло, в 1824 году по распоряжению Грейга было построено Зимнее морское собрание. Там регулярно проводились балы провинциального масштаба и прочие увеселительные мероприятия приличного характера.
Так выглядит сейчас бывшее Зимнее морское собрание, бывший Дом офицеров флота
Однако личная жизнь самого Грейга, несмотря на успешную карьеру, всё никак не складывалась. Заняв пост Главного командира Черноморского флота, адмирал прибыл в Николаев холостяком. Опытный моряк, полжизни проводивший на палубе вдали от родных берегов, Грейг, по замечаниям современников, в обращении с противоположным полом был, как тогда писали, «откровенно робок». И вот в его жизни, наконец, появляется женщина, которая у просоленного жизнью и морскими волнами моряка смогла пробудить страсть. Случилось это в Николаеве в начале 20-х гг. и имело довольно значительные последствия.
Лия Моисеевна Витман (Сталинская) происходила из семьи трактирщика из Могилева. Первоначально ни к флоту, ни к Николаеву она никакого отношения не имела. Карьера будущей фаворитки адмирала и впоследствии его гражданской жены начиналась со скромной должности служанки при корчме. Подобная роль была слишком ничтожной для молодой, энергичной и честолюбивой особы. Вскоре Лия занялась коммерцией, по пути неудачно выйдя замуж за некоего капитана Кульчинского, с которым, впрочем, быстро развелась.
Влекомая интересами финансового характера, бывшая трактирщица приехала в Николаев, надеясь получить при помощи родственников выгодный контракт на поставку леса. Следует отметить, что в Николаеве того периода происходило не только оживление кораблестроительных процессов, но и явно отмечалась экономическая суета. Черноморский флот был крупной структурой с многочисленными учреждениями и ведомствами. Всё это обширное хозяйство потребляло немалые ресурсы: дерево, железо, пеньку, парусину, провиант, сукно и много еще чего.
Финансовый оборот флота того времени составлял 8–10 миллионов рублей. На содержание инфраструктуры, кораблей, верфей и закупку различных материалов Петербург выделял огромные денежные средства. Лица, знавшие толк в делах, и не только финансовых, умевшие почуять запах денег на внушительном расстоянии, стали слетаться в Николаев. Периферии Адмиралтейства обросли конгломератом финансовых и торговых домов, контор и конторок.
Прибыв в город, Лия Моисеевна, мгновенно оценив обстановку, решила выбить себе выгодный подряд. Подобно дивизиям корпуса маршала Даву, с наскока пытавшимся взять Багратионовы флеши, мадам Витман с не меньшим натиском атаковала Черноморский адмиралтейский департамент. Однако оборону в этом ведомстве держали не безусые рекруты, а закаленные в схватках с подрядчиками профессионалы. Атаки Лии Моисеевны были отбиты. Но не такова была мадам Витман, чтобы отступить в тот момент, когда лавровый венок победительницы почти ощущался на смоляных локонах.
Не добившись успеха в лобовой атаке, предпринимательница стала искать обходные пути, используя родственников. Через мужа сестры Лия Моисеевна смогла отыскать тайную тропу в приемную самого Грейга. Добившись аудиенции, она ворвалась к командующему Черноморским флотом, как корсарская бригантина на рейд сонного испанского колониального городка. Возможно, мадам Витман рассчитывала только на получение выгодного подряда, однако в ходе операции ее планы изменились. Свои усилия она в итоге сосредоточила на стратегическом источнике своего благосостояния, коим в том момент являлся сорокапятилетний и к тому же холостой Алексей Самуилович Грейг.
Адмирал, на которого двадцатилетняя темпераментная красивая девушка оказала самое сильное впечатление, в итоге был вынужден «спустить флаг» и принять на борт «призовую команду». Вся беда для Грейга и для Черноморского флота заключалась в том, что в числе этой «призовой команды» находилась не только бывшая трактирщица, но и ее многочисленные родственники, друзья и знакомые. Лия стала частой гостьей в доме Грейга и вскоре плавно перебазировалась на должность его экономки. Но промежуточный результат, хоть и казавшийся привлекательным, не мог удовлетворить влекомую трезвым расчетом барышню.
В короткие сроки мадам Витман-Сталинская становится фактически гражданской женой Грейга. Она не была заурядной охотницей за пышным титулом, золотыми эполетами и всеми приятными производными от этого. Лия Моисеевна умела себя хорошо подать, обладала изысканными манерами и обаянием. В провинциальной николаевской глуши ей как нельзя пришлась впору бархатная шкура светской львицы.
Под ее патронатом в адмиральском доме скоро начал успешно функционировать своеобразный салон, где частыми гостями были вначале молодые офицеры, затем и чиновники, городская элита, и все те, кого емко принято называть «нужными людьми». Постепенно, выявив направление ветра, на гражданскую жену Грейга стали держать равнение и офицерские жёны и супруги чиновников. И всё это могло бы не выйти за рамки обычной во все времена любовной истории зрелого мужчины с высоким положением и прагматичной молодой особы с сомнительным прошлым, если бы не одно существенное обстоятельство.
Лия Моисеевна не покладая рук старалась обеспечить благополучие не только своей скромной персоны, но и пугающе быстро увеличивающегося в рядах легиона родственников, друзей и просто хороших людей. Слухи о том, что у адмирала Грейга появилась спутница жизни, пусть и неофициальная, но вполне способная успешно решать вопросы коммерческого и финансового характера, быстро облетела Новороссийский край. Адмирал, находясь под глубоким впечатлением от своей подруги, не обращал внимания на ее кипучую деловую деятельность. А если и обращал, то закрывал на нее глаза.
Благодаря хлопотам и протекции мадам Витман-Сталинской в руки «хороших и честных деловых людей» начали попадать самые выгодные подряды на поставку леса, провианта, пеньки и других необходимых материалов. Оживилась и финансовая среда: в 1821 году в Николаеве был учрежден Ссудный банк с начальным капиталом в 240 тыс. рублей. Создан он был по инициативе адмирала Грейга, и он же стал его первым председателем, совмещая руководство банком с командованием Черноморским флотом.
Эпиграмма мичмана Даля
Справедливости ради стоит отметить, что далеко не все пребывали в восторге и умилении от дел, проворачивавшихся в адмиральском доме и его окрестностях. Генерал-губернатор новороссийский и бессарабский граф Михаил Семенович Воронцов, с которым Грейг был не в самых лучших отношениях, не скрывал своего критического отношения к происходящему. Не секрет, что во время нечастых приездов Воронцова в Николаев адмирал старался, чтобы Лия Моисеевна не попадалась на глаза его влиятельному соседу.
Деловая активность гражданской жены адмирала стала предметом обсуждений и комментариев остроумных и далеко не всегда политкорректных флотских офицеров Николаева. Многие разговоры, шутки, байки не выходили за внешний рейд кают-компаний и курительных комнат, однако кое-что стало достоянием широкой общественности.
В 28-м флотском экипаже служил молодой талантливый мичман Владимир Даль. Будущий составитель Толкового словаря живого великорусского языка был подающим надежды офицером и отменным острословом. Точно уже не известно, что послужило вдохновением для Даля. То ли очередная история об умелых комбинациях экономки адмирала и ее друзей. То ли насмешка над самим Грейгом, осыпавшим мадам Витман различными преференциями – такими, как, например, дом в центре города. Однако осенью 1823 года среди жителей Николаева начала циркулировать пользующаяся опасной популярностью язвительная эпиграмма. В ней без особых купюр подвергалась анализу личность, деятельность и национальность мадам Витман, а в отношении ее покровителя было использовано такое определение, как «глупый рогоносец».
Когда содержание данного произведения дошло до Алексея Самуиловича, очевидцы стали свидетелями проявления незамутненной шотландской ярости. Адмирал, честь и самолюбие которого были поражены в самую ватерлинию, приказал на правах губернатора выявить автора злополучной эпиграммы. Николаев город небольшой, а в ту пору так и вовсе маленький, и в дом к мичману Далю вскоре пожаловали казенные гости. По совершенно случайным обстоятельствам черновик с написанным стихотворением был обнаружен городским полицмейстером. В сентябре 1823 года Даля арестовали.
Грейг не желал спускать дело на тормозах, и мичманом-памфлетистом занялся военный суд. Разбирательство длилось целый год, за время которого Владимира Ивановича неоднократно допрашивали с целью выяснить причину поклепов на фаворитку адмирала. Мичман держался уверенно и твердо и в итоге вины своей не признал. Даль лишь согласился с авторством иного стиха, написанного им в защиту преподавателя итальянского языка в николаевской штурманской роте – губернского секретаря Александра Данжело Мараки. В нем также упоминается имя пресловутой мадам в довольно нелицеприятной форме.
В итоге мичмана разжаловали в матросы сроком на шесть месяцев с сопровождающей формулировкой «за сочинение пасквилей». Даль вовсе не желал мириться с обстоятельствами в таком виде и написал письмо императору. Приговор Черноморского суда был рассмотрен Морским аудиторским департаментом, нашедшим его чрезмерно суровым для подобного проступка, относящегося к категории «юношеских шалостей». Дело об обидном для Грейга сочинительстве было явно раздутым, и в итоге Морской аудиторский департамент приговор не утвердил и, зачтя Далю более 8 месяцев нахождения под стражей в качестве вполне приемлемого для случая наказания, распорядился о переводе мичмана на Балтийский флот. Летом 1824 года Даль перевелся в Кронштадт для прохождения дальнейшей службы.
Однако самолюбие Грейга было слишком уязвлено, чтобы вот так просто предать забвению причиненную ему обиду. У адмирала по старой службе хватало влиятельных друзей, вполне вероятно, и сама Лия шепнула пару слов кому следует. Служба на новом месте у Даля не задалась, и он был вынужден написать прошение об отставке. Ему пришлось сменить профессию, и он поехал учиться на врача в Дерпт.
К слову сказать, история со стихами в некоторой степени маячила за спиной Даля на протяжении всей его жизни. Лишь в 1859 году, когда состарившийся ученый выходил в полную отставку, последовал указ тогдашнего императора Александра II о том, чтобы «не считать дальнейшим препятствием к получению наград и преимуществ беспорочно служащим предоставленных дело о «сочинительстве пасквилей мичманом Далем».
Налаженная система
Вполне можно допустить, что адмирал Алексей Самуилович Грейг, человек, безусловно, талантливый и неординарный, много сделавший для Ингульской верфи, Николаева и Черноморского флота, был лишь слепым орудием в руках Лии и ее окружения. Справедливости ради надо отметить, что различного рода концессионеров-самородков и ловких комбинаторов в штаб-квартире Черноморского флота хватало и до ее появления. Ведь крупнейшая в Северном Причерноморье верфь – это не только корабли и люди, но и многие миллионы казенных денег. Денег, которые можно при определенных обстоятельствах и талантах из казенных превратить в частные.
Лия Витман быстро разобралась в имеющихся в верхушке Черноморского флота течениях и гармонично интегрировалась в существующие схемы. Ее положение при Грейге никто не оспаривал, да и не посмел бы. В ее имени с некоторого времени появилась еще одна буква, и теперь оно звучало более привычно – Юлия. В 1827 году у Юлии Михайловны (так именовалась теперь гражданская жена Грейга) родился сын.
Масштабы происходивших в те годы финансовых хищений и злоупотреблений стали вызывать некоторое беспокойство в Санкт-Петербурге. Первый раз о замене руководства Черноморским флотом заговорил еще в 1820 году Александр I, планируя назначить туда лично преданного ему князя Александра Сергеевича Меншикова. Адмирал Грейг находился на занимаемой должности четыре года и показывал неплохие результаты. Вполне вероятно, что колебания государя были вызваны получившей широкую огласку историей с Юлией Михайловной. Однако в то время кадровой перестановке хода не дали по различным причинам. Государь получил первые сигналы о готовящемся заговоре в гвардии, и ему было над чем подумать.
У сменившего его на престоле Николая I в начале царствования было достаточно хлопот, и до борьбы с коррупцией руки не доходили. Восстание на Сенатской площади в скором времени сменилось войной с Персией 1826–1828 гг. и Османской империей 1828–1829 гг. Затем произошло масштабное восстание в Царстве Польском. Только в начале 30-х гг. у Николая I дошли руки до ситуации на Черноморском флоте.
Несмотря на прежние и немалые заслуги, Грейгом в Петербурге были недовольны, считая его руководство флотом во время войны 1828–1829 гг. чересчур осторожными. Однако дело было не только в осторожности – вызывали подозрения всё более настойчивые просьбы командующего Черноморским флотом о выделении дополнительных средств. Грейг просто настаивал на передаче подрядов на строительство части военных кораблей в руки частного капитала, в основном одесского и херсонского.
Возникал вопрос: на что же тратятся увеличивающиеся в размерах ассигнования, если казенное кораблестроение стоит на месте, а строить корабли могут лишь частные предприниматели? Приходили сигналы и из других источников, в том числе и от графа Воронцова. Ведомство Грейга нуждалось во всесторонней проверке – тщательной и непредвзятой. С такой задачей мог справиться человек исключительной честности и такой же смелости. Такой человек у императора был. Им являлся его флигель-адъютант, герой войны 1828–1829 гг., капитан 1-го ранга Александр Иванович Казарский.
Продолжение следует…
Не добившись успеха в лобовой атаке, предпринимательница стала искать обходные пути, используя родственников. Через мужа сестры Лия Моисеевна смогла отыскать тайную тропу в приемную самого Грейга. Добившись аудиенции, она ворвалась к командующему Черноморским флотом, как корсарская бригантина на рейд сонного испанского колониального городка. Возможно, мадам Витман рассчитывала только на получение выгодного подряда, однако в ходе операции ее планы изменились. Свои усилия она в итоге сосредоточила на стратегическом источнике своего благосостояния, коим в том момент являлся сорокапятилетний и к тому же холостой Алексей Самуилович Грейг.
Адмирал, на которого двадцатилетняя темпераментная красивая девушка оказала самое сильное впечатление, в итоге был вынужден «спустить флаг» и принять на борт «призовую команду». Вся беда для Грейга и для Черноморского флота заключалась в том, что в числе этой «призовой команды» находилась не только бывшая трактирщица, но и ее многочисленные родственники, друзья и знакомые. Лия стала частой гостьей в доме Грейга и вскоре плавно перебазировалась на должность его экономки. Но промежуточный результат, хоть и казавшийся привлекательным, не мог удовлетворить влекомую трезвым расчетом барышню.
В короткие сроки мадам Витман-Сталинская становится фактически гражданской женой Грейга. Она не была заурядной охотницей за пышным титулом, золотыми эполетами и всеми приятными производными от этого. Лия Моисеевна умела себя хорошо подать, обладала изысканными манерами и обаянием. В провинциальной николаевской глуши ей как нельзя пришлась впору бархатная шкура светской львицы.
Под ее патронатом в адмиральском доме скоро начал успешно функционировать своеобразный салон, где частыми гостями были вначале молодые офицеры, затем и чиновники, городская элита, и все те, кого емко принято называть «нужными людьми». Постепенно, выявив направление ветра, на гражданскую жену Грейга стали держать равнение и офицерские жёны и супруги чиновников. И всё это могло бы не выйти за рамки обычной во все времена любовной истории зрелого мужчины с высоким положением и прагматичной молодой особы с сомнительным прошлым, если бы не одно существенное обстоятельство.
Лия Моисеевна не покладая рук старалась обеспечить благополучие не только своей скромной персоны, но и пугающе быстро увеличивающегося в рядах легиона родственников, друзей и просто хороших людей. Слухи о том, что у адмирала Грейга появилась спутница жизни, пусть и неофициальная, но вполне способная успешно решать вопросы коммерческого и финансового характера, быстро облетела Новороссийский край. Адмирал, находясь под глубоким впечатлением от своей подруги, не обращал внимания на ее кипучую деловую деятельность. А если и обращал, то закрывал на нее глаза.
Благодаря хлопотам и протекции мадам Витман-Сталинской в руки «хороших и честных деловых людей» начали попадать самые выгодные подряды на поставку леса, провианта, пеньки и других необходимых материалов. Оживилась и финансовая среда: в 1821 году в Николаеве был учрежден Ссудный банк с начальным капиталом в 240 тыс. рублей. Создан он был по инициативе адмирала Грейга, и он же стал его первым председателем, совмещая руководство банком с командованием Черноморским флотом.
Эпиграмма мичмана Даля
Справедливости ради стоит отметить, что далеко не все пребывали в восторге и умилении от дел, проворачивавшихся в адмиральском доме и его окрестностях. Генерал-губернатор новороссийский и бессарабский граф Михаил Семенович Воронцов, с которым Грейг был не в самых лучших отношениях, не скрывал своего критического отношения к происходящему. Не секрет, что во время нечастых приездов Воронцова в Николаев адмирал старался, чтобы Лия Моисеевна не попадалась на глаза его влиятельному соседу.
Деловая активность гражданской жены адмирала стала предметом обсуждений и комментариев остроумных и далеко не всегда политкорректных флотских офицеров Николаева. Многие разговоры, шутки, байки не выходили за внешний рейд кают-компаний и курительных комнат, однако кое-что стало достоянием широкой общественности.
Владимир Иванович Даль
В 28-м флотском экипаже служил молодой талантливый мичман Владимир Даль. Будущий составитель Толкового словаря живого великорусского языка был подающим надежды офицером и отменным острословом. Точно уже не известно, что послужило вдохновением для Даля. То ли очередная история об умелых комбинациях экономки адмирала и ее друзей. То ли насмешка над самим Грейгом, осыпавшим мадам Витман различными преференциями – такими, как, например, дом в центре города. Однако осенью 1823 года среди жителей Николаева начала циркулировать пользующаяся опасной популярностью язвительная эпиграмма. В ней без особых купюр подвергалась анализу личность, деятельность и национальность мадам Витман, а в отношении ее покровителя было использовано такое определение, как «глупый рогоносец».
Когда содержание данного произведения дошло до Алексея Самуиловича, очевидцы стали свидетелями проявления незамутненной шотландской ярости. Адмирал, честь и самолюбие которого были поражены в самую ватерлинию, приказал на правах губернатора выявить автора злополучной эпиграммы. Николаев город небольшой, а в ту пору так и вовсе маленький, и в дом к мичману Далю вскоре пожаловали казенные гости. По совершенно случайным обстоятельствам черновик с написанным стихотворением был обнаружен городским полицмейстером. В сентябре 1823 года Даля арестовали.
Грейг не желал спускать дело на тормозах, и мичманом-памфлетистом занялся военный суд. Разбирательство длилось целый год, за время которого Владимира Ивановича неоднократно допрашивали с целью выяснить причину поклепов на фаворитку адмирала. Мичман держался уверенно и твердо и в итоге вины своей не признал. Даль лишь согласился с авторством иного стиха, написанного им в защиту преподавателя итальянского языка в николаевской штурманской роте – губернского секретаря Александра Данжело Мараки. В нем также упоминается имя пресловутой мадам в довольно нелицеприятной форме.
В итоге мичмана разжаловали в матросы сроком на шесть месяцев с сопровождающей формулировкой «за сочинение пасквилей». Даль вовсе не желал мириться с обстоятельствами в таком виде и написал письмо императору. Приговор Черноморского суда был рассмотрен Морским аудиторским департаментом, нашедшим его чрезмерно суровым для подобного проступка, относящегося к категории «юношеских шалостей». Дело об обидном для Грейга сочинительстве было явно раздутым, и в итоге Морской аудиторский департамент приговор не утвердил и, зачтя Далю более 8 месяцев нахождения под стражей в качестве вполне приемлемого для случая наказания, распорядился о переводе мичмана на Балтийский флот. Летом 1824 года Даль перевелся в Кронштадт для прохождения дальнейшей службы.
Однако самолюбие Грейга было слишком уязвлено, чтобы вот так просто предать забвению причиненную ему обиду. У адмирала по старой службе хватало влиятельных друзей, вполне вероятно, и сама Лия шепнула пару слов кому следует. Служба на новом месте у Даля не задалась, и он был вынужден написать прошение об отставке. Ему пришлось сменить профессию, и он поехал учиться на врача в Дерпт.
К слову сказать, история со стихами в некоторой степени маячила за спиной Даля на протяжении всей его жизни. Лишь в 1859 году, когда состарившийся ученый выходил в полную отставку, последовал указ тогдашнего императора Александра II о том, чтобы «не считать дальнейшим препятствием к получению наград и преимуществ беспорочно служащим предоставленных дело о «сочинительстве пасквилей мичманом Далем».
Налаженная система
Вполне можно допустить, что адмирал Алексей Самуилович Грейг, человек, безусловно, талантливый и неординарный, много сделавший для Ингульской верфи, Николаева и Черноморского флота, был лишь слепым орудием в руках Лии и ее окружения. Справедливости ради надо отметить, что различного рода концессионеров-самородков и ловких комбинаторов в штаб-квартире Черноморского флота хватало и до ее появления. Ведь крупнейшая в Северном Причерноморье верфь – это не только корабли и люди, но и многие миллионы казенных денег. Денег, которые можно при определенных обстоятельствах и талантах из казенных превратить в частные.
Лия Витман быстро разобралась в имеющихся в верхушке Черноморского флота течениях и гармонично интегрировалась в существующие схемы. Ее положение при Грейге никто не оспаривал, да и не посмел бы. В ее имени с некоторого времени появилась еще одна буква, и теперь оно звучало более привычно – Юлия. В 1827 году у Юлии Михайловны (так именовалась теперь гражданская жена Грейга) родился сын.
Масштабы происходивших в те годы финансовых хищений и злоупотреблений стали вызывать некоторое беспокойство в Санкт-Петербурге. Первый раз о замене руководства Черноморским флотом заговорил еще в 1820 году Александр I, планируя назначить туда лично преданного ему князя Александра Сергеевича Меншикова. Адмирал Грейг находился на занимаемой должности четыре года и показывал неплохие результаты. Вполне вероятно, что колебания государя были вызваны получившей широкую огласку историей с Юлией Михайловной. Однако в то время кадровой перестановке хода не дали по различным причинам. Государь получил первые сигналы о готовящемся заговоре в гвардии, и ему было над чем подумать.
У сменившего его на престоле Николая I в начале царствования было достаточно хлопот, и до борьбы с коррупцией руки не доходили. Восстание на Сенатской площади в скором времени сменилось войной с Персией 1826–1828 гг. и Османской империей 1828–1829 гг. Затем произошло масштабное восстание в Царстве Польском. Только в начале 30-х гг. у Николая I дошли руки до ситуации на Черноморском флоте.
Дом Главного командира Черноморского флота. Построен при адмирале Мордвинове
Несмотря на прежние и немалые заслуги, Грейгом в Петербурге были недовольны, считая его руководство флотом во время войны 1828–1829 гг. чересчур осторожными. Однако дело было не только в осторожности – вызывали подозрения всё более настойчивые просьбы командующего Черноморским флотом о выделении дополнительных средств. Грейг просто настаивал на передаче подрядов на строительство части военных кораблей в руки частного капитала, в основном одесского и херсонского.
Так сейчас выглядит здание Дома Главного командира Черноморского флота. Это здание является новоделом, возведенным в 1972–1978 гг. в соответствии с видом 1834 года
Возникал вопрос: на что же тратятся увеличивающиеся в размерах ассигнования, если казенное кораблестроение стоит на месте, а строить корабли могут лишь частные предприниматели? Приходили сигналы и из других источников, в том числе и от графа Воронцова. Ведомство Грейга нуждалось во всесторонней проверке – тщательной и непредвзятой. С такой задачей мог справиться человек исключительной честности и такой же смелости. Такой человек у императора был. Им являлся его флигель-адъютант, герой войны 1828–1829 гг., капитан 1-го ранга Александр Иванович Казарский.
Продолжение следует…
- Автор:
- Денис Бриг
- Статьи из этой серии:
- Судостроительный завод имени 61 коммунара. Оживление судостроения при адмирале Грейге
Судостроительный завод имени 61 коммунара. Ингульская верфь в начале XIX века
Судостроительный завод имени 61 коммунара. Верфь на Ингуле. Первые годы
Судостроительный завод имени 61 коммунара. Империя строит флот
Судостроительный завод имени 61 коммунара. Предыстория
Свежие комментарии