| Владимир АБАРИНОВ |
| Обозреватель «Совершенно секретно» |
 |
| Бывший полковник СВР Александр Запорожский получил на два года больше, чем требовало обвинение. Его адвокат Игорь Грицюк (слева) оказался бессилен |
Одинадцатого июня этого года Московский окружной военный суд (МОВС) признал виновным в государственной измене в форме выдачи гостайны (статья 275 УК РФ) полковника СВР в запасе Александра Запорожского и приговорил его к 18 годам лишения свободы в колонии строгого режима. Приговор оказался на два года более суровым, чем просило обвинение. Суд, кроме того, лишил осужденного воинского звания и правительственных наград, в том числе медали «За боевые заслуги». Процесс проходил в закрытом судебном заседании в СИЗО «Лефортово». Все его участники, включая адвоката Запорожского Марию Веселову, дали подписку о неразглашении. Известно, однако, что Запорожский не признал себя виновным ни по одному пункту обвинительного заключения и в последнем слове просил суд оправдать его. «Подсудимый не раскаялся в содеянном и заявил, что суд изначально принял обвинительный уклон», – заявил руководитель пресс-службы МОВС Евгений Комиссаров. В свою очередь, государственный обвинитель, старший военный прокурор Главной военной прокуратуры Рамил Шакуров сообщил журналистам, что Запорожский «пытался переложить вину на своих бывших сослуживцев». По словам же адвоката Веселовой, «у обвинения нет прямых доказательств вины подсудимого» и защита намерена обжаловать приговор в установленном порядке.
Из тех скудных деталей дела, которыми обвинение сочло возможным поделиться с публикой, картина складывается крайне противоречивая. Но гораздо интереснее комментарии неофициальные. Некие анонимные источники в российских спецслужбах усиленно намекают, что именно Запорожский был «кротом», сдавшим американской контрразведке Роберта Ханссена.
Дело Запорожского
В системе американского правосудия дела о шпионаже до суда доходят редко. Процесс обычно начинается с того, что подозреваемый, ознакомившись с текстом обвинительного заключения, виновным себя не признает. В ответ судья назначает дату начала судебных слушаний по существу и, как правило, отказывает в освобождении под залог. Федеральные прокуроры используют паузу, иногда достигающую нескольких месяцев, для переговоров с обвиняемым и его адвокатами. Они предлагают ему досудебную сделку: жизнь в обмен на чистосердечное признание и сотрудничество. В 1994 году, когда был арестован Олдрич Эймс, законодательство США не предусматривало смертной казни по делам о шпионаже – эту меру конгресс отменил после казни Розенбергов. Поэтому Эймсу был предложен небольшой срок и условно-досрочное освобождение для жены-сообщницы.
Однако после Эймса конгресс восстановил высшую меру для иностранных шпионов. Смертный приговор может быть вынесен в двух случаях: если шпион выдал агентов американской разведки, что повлекло их гибель, или если он передал иностранной спецслужбе ядерные секреты США. Роберт Ханссен сделал первое – он сообщил Москве имена завербованных ФБР офицеров КГБ Валерия Мартынова и Сергея Моторина, отозванных в СССР и расстрелянных по приговору закрытого суда. Ему предложили пожизненное заключение. Жена, которая не была сообщницей Ханссена, и шестеро их детей получают часть его пенсии – это условие вошло в «пакетную» сделку.
После того как стороны договорились, суду остается лишь получить от обвиняемого признание вины и вынести приговор. Сделка может быть в любой момент расторгнута обвинением, если оно сочтет, что осужденный не выполняет условия, то есть не проявляет при даче показаний искренности. Тогда дело должно вернуться в суд. Шпиону будут предъявлены наиболее тяжкие обвинения, которые прокуроры согласились снять ради сделки. Но этого практически никогда не бывает. Тем самым обвинение избавляет себя от необходимости доказывать вину обвиняемого и спасает государственные секреты от разглашения.
Но главное это, конечно, показания разоблаченного агента. Его допрашивают годами. Устраивают очные ставки. Сличают информацию со сведениями из других источников. Иногда спрашивают о сущих пустяках – провалившийся шпион и сам подчас не догадывается, что за сведения сообщает.
Российские органы придерживаются относительно шпионов ровно противоположной тактики. Коль скоро суд закрытый, никакого гражданского контроля за военным правосудием нет, адвокаты обвиняемого связаны подпиской о неразглашении, а стало быть, суду проще признать обвинения доказанными. Вполне возможно, что именно это и произошло с бывшим полковником Запорожским. Он был признан виновным по всем эпизодам обвинительного заключения. Однако в чем именно обвинялся полковник и каким образом была доказана его вина, никто понятия не имеет: журналистам было дозволено прослушать лишь преамбулу и заключительную часть приговора. Как заявил прессе один из государственных обвинителей Сергей Адонин, такие меры предосторожности были приняты в связи с тем, что «оперативные методы, используемые спецслужбами при раскрытии таких преступлений, сами являются государственной тайной».
Без сомнения, «люди из ЦРУ», которые, по словам Адонина, «ловят каждое слово в эфире, под микроскопом изучают каждую букву в газетах, чтобы понять, как мы раскрыли это преступление», и без микроскопа увидят несоответствия в публичных заявлениях представителей российских разведки и контрразведки. Так, например, сотрудник Центра общественных связей ФСБ Сергей Игнатченко утверждал, что Запорожский предложил свои услуги ЦРУ в 1995 году и в том же году был завербован, а спустя два года «неожиданно для своих коллег» вышел в отставку и через месяц, в начале 1998-го, «тайно» прибыл в США. По словам же руководителя пресс-службы СВР Бориса Лабусова, полковник уволился из органов в 1992 или 1993 году. Таким образом, даже послужной список Запорожского двумя ведомствами излагается с какой-то странной неопределенностью. Ну не могут же «органы», в самом деле, не знать, когда вышел в отставку их высокопоставленный сотрудник, ни много ни мало – заместитель начальника отдела управления контрразведки СВР.
Но еще сомнительнее выглядят подробности, которыми снабдили российских журналистов источники в «компетентных органах», не пожелавшие себя назвать. Во-первых, они утверждают, что для выезда за рубеж Запорожский воспользовался своими знакомствами в Консульской службе МИД, получил загранпаспорт в обход существующих правил и вылетел в Прагу, а оттуда в США, поселился в штате Мэриленд, в городе Кокисвилль, где поступил на службу в частную компанию. Во-вторых – что полковника в ноябре 2001 года «заманили» или даже «вывезли» обратно в Россию и что технология этого заманивания или вывоза и есть та самая загадка, которой терзаются сейчас в ЦРУ и которая фигурировала в его уголовном деле.
Однако, по словам жены Запорожского Галины, давшей по телефону интервью газете Los Angeles Times, ее муж полетел в Москву навестить родственников под своим собственным именем, получив визу обычным порядком в российском консульстве. Представить, что человек по собственной воле, нисколько не скрывая свою личность, отправляется в страну, где ему угрожает обвинение в шпионаже, сложно. Добавим, что в США, помимо жены, проживают ныне и дети осужденного полковника – Павел 28 лет и Максим 21 года. «Мой муж невиновен, – заявила Галина. – Он не предавал свою страну».
 |
| Приговор Роберту Ханссену был вынесен 10 мая 2002 года в федеральном суде в Александрии (штат Вирджиния) |
Версию о том, что полковник выдал Ханссена, за что вкупе с другими преступлениями получил от американской разведки около полумиллиона долларов, впервые была опубликована в российской прессе в день начала судебного процесса, в феврале. После вынесения приговора ее повторили некоторые российские издания. Огласить ее официально спецслужбы не имеют возможности, поскольку Россия не признает Ханссена своим шпионом. Версия эта вряд ли состоятельна. Подробности охоты на Ханссена известны сегодня в мелких деталях. И детали эти не сходятся с тем, что известно о полковнике Запорожском.
Большая охота
Из обвинительного заключения против Ханссена со всей определенностью явствует, что следствие располагало документами, которые оно не могло получить ниоткуда, кроме штаб-квартиры СВР в Ясеневе. Ведь не оставлял же Ханссен себе на память копии своих посланий российской разведке – было очевидно, что ФБР овладело ясеневским досье при помощи своего «крота». Не вдаваясь в детали, об этом заявил на пресс-конференции по случаю ареста Ханссена тогдашний директор ФБР Луис Фри: он сказал, что в распоряжении предварительного следствия были «подлинники документов».
Вскоре после ареста в феврале 1994 года Олдрича Эймса американской контрразведке стало ясно, что в Вашингтоне работает еще один «крот»: в числе неудач американских разведки и контрразведки были такие, которым никак не мог способствовать Эймс – он просто не знал об этих операциях. Например, ему ничего не было известно о туннеле под советским посольством в Вашингтоне. К такому же выводу пришел сенатор Деннис де Кончини, тогдашний председатель комитета верхней палаты по делам разведки, имевший продолжительные беседы с Эймсом в его тюремной камере.
Началась новая охота. Это была, как и в случае с Эймсом, совместная операция ЦРУ и ФБР. Операцию возглавил Эд Каррен, в чьем послужном списке значится работа по самым важным делам: Пелтона, Ховарда и Юрченко. Параллельно собственную операцию вело нью-йоркское отделение ФБР. Луис Фри мобилизовал на эту задачу Томаса Пикара, который назначил своим заместителем Тима Карузо. В декабре 1996 года эта команда арестовала Эрла Эдвина Питтса, сотрудника ФБР, шпионившего на Москву в течение пяти лет, с 1987 по 1992 год. На Питтса указал оставшийся в США бывший парторг советской миссии при ООН Роллан Джикия; он же свел американца с агентами ФБР, выдававшими себя за связников Москвы. Так что весь последний до своего ареста год Питтс, думая, что продолжает работать на Ясенево, работал на собственное обвинительное заключение. Он признал себя виновным и в июне 1997 года был приговорен к 27 годам тюрьмы. Но это был не «крот», а агент куда меньшего калибра.
Вашингтонская группа, в свою очередь, вышла на сотрудника ЦРУ Гарольда Джеймса Николсона и арестовала его в ноябре того же, 1996 года в международном аэропорту имени Даллеса, откуда шпион намеревался лететь в Швейцарию на встречу со своим московским куратором. На сегодняшний день Николсон – самый высокопоставленный сотрудник ЦРУ, которому были предъявлены обвинения в шпионаже. Будучи преподавателем Фермы – учебного центра ЦРУ в Вильямсбурге, штат Вирджиния, – он передал Москве данные на 300 выпускников, а также сотни документов, включая стенограммы допросов Эймса. Николсон заключил с обвинением досудебную сделку и получил в июне 1997 года 23-летний тюремный срок. Но и он не был «кротом». В интересах секретности группа была немногочисленная, обработка списка подозреваемых, включающего около 300 имен, продвигалась медленно. В список этот попали люди, чья реакция на вопросы при проверке на полиграфе не вполне вписывалась в норму. Служебную биографию каждого нужно было совместить с матрицей – сведениями, известными о «кроте». Но беда в том, что известно о нем было крайне мало. Скоро, однако, круг подозреваемых сузился до одного человека – сотрудника ЦРУ Брайана Келли. Он оказался единственным в списке, чья карьера полностью совпала с матрицей.
Получив санкцию специального суда по делам об иностранном шпионаже, агенты ФБР установили за Келли наружное наблюдение, оборудовали прослушкой все его телефоны, тайно обыскали дом и машину и постоянно проверяли содержимое мусорных контейнеров. Но ничего подозрительного, выходившего за рамки служебных обязанностей в поведении Келли обнаружить не удавалось. И тогда контрразведчики решили поторопить события. В ноябре 1998 года на пороге дома Брайана Келли появился незнакомец с сильным иностранным акцентом. Визитер сообщил хозяину, что он разоблачен, и вручил ему «план эвакуации», назначив встречу на ближайшей станции метро следующим вечером. Трюк не сработал по одной простой причине: Келли не был шпионом. Он тотчас сообщил о происшествии своему начальству и составил подробный словесный портрет незнакомца.
Но и это не убедило охотников за «кротами». И вдруг они наткнулись на улику, найденную при тайном обыске дома Брайана Келли, которой прежде не придали значения. Это была карта парка неподалеку от дома Келли с подозрительными пометками, крестиками и цифрами. Ясное дело – на карте обозначены места тайников! По удивительному совпадению Келли и Ханссен жили на одной и той же улице одного города Вена под Вашингтоном, через четыре дома друг от друга. Парк Nottoway, о котором идет речь, действительно служил Ханссену местом закладки тайников. Но ФБР в то время еще ничего об этом не знало.
18 августа 1999 года Келли был приглашен на совещание в конференц-комнату Контрразведывательного центра ЦРУ. В назначенный час его ожидали двое агентов ФБР, Руди Гуэрин и Даг Грегори. Без лишних слов они предложили ему сознаться в шпионаже на Россию. ФБР, сказали они, известно все о его преступной деятельности, даже его кодовое имя. Келли почувствовал себя героем романа Кафки. Конгресс только что восстановил смертную казнь за шпионаж. Тем временем агенты извлекли из кейса и развернули карту парка, на которой уже стоял штамп «секретно».
«Как вы объясните это?» – торжествующе спросил один из них.
«Откуда у вас моя карта для пробежек?!» – изумился Келли.
Допрос продолжался несколько часов. Келли ни в чем не признался, потому что признаваться ему было не в чем. Тогда агенты пообещали ему допросить его детей и мать, которой шел девятый десяток. Оснований для ареста не было. Брайана Келли препроводили к выходу из комплекса зданий ЦРУ; охранник отобрал у него его служебное удостоверение. Келли отправили в административный отпуск, продолжавшийся в общей сложности 21 месяц. Он оставался под подозрением вплоть до самого ареста Роберта Ханссена.
 |
| адвокат Кэчерис дает интервью после судебного заседания |
Но почему сам Ханссен не попал в список подозреваемых, почему его послужной список не наложили на матрицу? Элементарно: Ханссен никогда не проходил проверку на полиграфе. Когда в мае 1994 года президент Клинтон учредил Национальный центр по контрразведке, Ханссен стал проситься туда на работу. Он несколько раз звонил по этому поводу своему знакомому, новоназначенному шефу центра Майклу Вэйгспэку. Но когда тот сказал, что Ханссен должен будет пройти испытание на полиграфе, мигом отказался от этой идеи.
Любовь к афоризмам
У контрразведчиков никак не получалось подтвердить подозрения против Келли. Состав группы, работавшей над проблемой, к тому времени сократился все из тех же соображений секретности. В нее входили теперь один из руководителей управления контрразведки ФБР Нил Галлахер, его заместитель Шейла Хоран, шеф отдела Евразии Тимоти Бережной и Майк Рошфор, начальник российского отдела. В вашингтонском отделении охоту на «крота» возглавлял специальный агент Тим Карузо. Его «вторым номером» был Лесли Вайзер, сыгравший не последнюю роль в аресте Эймса.
Американцы понимали, что им нужна информация из первых рук. Нужен перебежчик. Они составили список кандидатов на вербовку. В нем значились офицеры вашингтонской и нью-йоркской резидентур КГБ/СВР, в той или иной форме проявлявшие признаки интереса к сотрудничеству с разведкой США. В конечном счете взоры охотников за «кротами» обратились на одного из них. К тому времени он вышел в отставку и занялся частным бизнесом, время от времени появляясь на Западе. Там с ним и вступил в контакт Майк Рошфор. Новоявленный бизнесмен на контакт шел охотно и давал понять, что готов к продолжению.
В начале 2000 года из Нью-Йорка в Москву на имя потенциального перебежчика пришло приглашение на бизнес-конференцию, отправленное неким предпринимателем по настоятельной просьбе ФБР. К назначенному сроку, в апреле, адресат благополучно прибыл в США. При первой же беседе с Рошфором в нью-йоркском отеле он, к вящей радости «кротоловов», изъявил полнейшее желание к сотрудничеству, однако действовать опрометчиво не желал. Новоявленного русского бизнесмена не интересовала сдельная оплата – он хотел заключить пакетную сделку. Дело в том, объяснил он своим работодателям, что у него есть то, за что никаких денег не должно быть жалко. А именно – подлинное оперативное дело действующего «крота» СВР.
Рошфор не поверил своим ушам. Он стал подробно расспрашивать собеседника, как тот ухитрился вынести дело из «леса». Да очень просто, молвил тот. Вынес незадолго до увольнения, на черный день, и спрятал в надежном месте в Москве.
Денег на вербовку ФБР никогда не жалело. Например, в 1982 году, когда резидент КГБ в Вашингтоне Дмитрий Якушкин собрался отбыть на родину, в супермаркете Safeway рядом с посольством к нему подошел агент ФБР и, представившись, без околичностей предложил 20 миллионов долларов за решение о невозвращении. Якушкин попросил собеседника показать удостоверение и, убедившись, что перед ним действительно агент ФБР, ответил так: «Молодой человек, я ценю ваше предложение. Пусть ваше руководство обратится в наше посольство, и мы это обсудим». И откланялся.
В 1987 году ЦРУ и ФБР разработали и начали осуществлять совместную операцию, которая в первом из этих ведомств называлась «Рэкетир», а во втором – Bucklure (buck – доллар, lure – заманивать). В списке кандидатов на вербовку значилось около ста имен. Сотрудник ФБР излагает суть предложения, с которым обращались к фигурантам списка, следующим образом: «Мы знаем, ты хороший парень, ты не хочешь становиться перебежчиком или шпионить для нас. Назови нам имя «крота», и мы дадим тебе миллион долларов. Об этом предложении знают только президент Соединенных Штатов и мы двое».
Опытные американские контрразведчики говорят, что деньги деньгами, а важно в таких делах и кое-что другое. «Не стоит с ходу предлагать деньги, – говорит один из них. – Это может показаться оскорбительным. Вы должны выстроить личные взаимоотношения. А деньги, конечно, всплывут».
Обладатель досье честно предупредил, что в документах нет имени «крота» по той простой причине, что СВР его не знала; но в Вашингтоне его личность легко установят по деталям карьеры, каких в досье достаточно. Цену московский гость запросил немалую. Сошлись на семи миллионах. Это гораздо больше, чем получил от Москвы за 22 года шпионской работы сам Ханссен. ФБР, кроме того, должно было помочь москвичу обосноваться с семьей в США под новым именем. Эта сделка стала крупнейшей в истории американских «органов». Естественно, обе стороны оговорили меры предосторожности, которые должны были гарантировать от нечестности партнера. Обладатель досье не хотел остаться с пустыми руками. ФБР не желало покупать кота в мешке.
Была разработана процедура и график выплат. Вывозить документы из Москвы должны были сотрудники ЦРУ.
В начале ноября 2000 года досье наконец прибыло в Вашингтон. Оно состояло в основном из компьютерных дискет и места занимало немного. В нем не было секретных документов, которые Рамон Гарсия (псевдоним Ханссена) передал Москве, но был их подробный перечень. А самое главное: дело содержало запись голоса «крота», сделанную сотрудником КГБ во время телефонного разговора с ним. (В тот единственный раз, в августе 1986 года, оба абонента пользовались телефонами-автоматами, которые в Америке работают в обе стороны; тем не менее российский собеседник смог записать часть разговора.)
 |
| Роберт Ханссен, 1966 год |
Слушать кассету собрались трое: Рошфор, Тим Бережной и Майкл Вэйгспэк. Они были уверены, что услышат сейчас голос Брайана Келли. Однако голос был другой. Это поняли с первых же фраз все трое. Три года контрразведка шла по ложному следу. Дослушав пленку, Вэйгспэк сказал: «Мне знаком этот голос, но не могу угадать, чей он». В тот вечер голос они так и не опознали. Разгадка пришла позже, когда один из двух старших аналитиков российского отдела, Боб Кинг, приступил к внимательному чтению посланий «крота». В них дважды встречается фраза, которая приписывается генералу Паттону: «Let’s get this over with so we can kick the shit out of the purple-pissing Japanese – «Давайте поскорее разделаемся с этими (с немцами. – Авт.), чтобы можно было врезать как следует этим писающим кровью японцам». Боб Кинг был совершенно уверен, что не раз слышал слова purple-pissing. И он вспомнил, что слышал их от Ханссена. Еще раз прослушав запись, вся команда мгновенно согласилась, что голос принадлежит Ханссену. Сверхосторожного «крота» погубила любовь к афоризмам.
«Крот» отпущения?
После этого открытия все остальное встало на свои места. Совпали подробности служебной карьеры и личной жизни Ханссена и Гарсиа, их заграничные вояжи. Конец сомнениям положил отпечаток пальца, оставленный «кротом» на пластиковом мешке, которыми он пользовался для закладки документов в тайники, и аккуратно «подшитый» в ясеневское дело.
По сведениям Дэвида Вайса – одного из самых осведомленных авторов, пишущих о шпионаже, – сдавший Ханссена отставник КГБ/СВР перебрался с семьей в США в середине декабря 2000 года. Он сполна получил свои семь миллионов. Его жизнь на новом месте устроило ЦРУ. Секретом остается имя перебежчика.
Так, может, это и есть полковник Запорожский? Не совпадает матрица: Запорожский перебрался в США в начале 1998 года, а инкогнито, похитивший оперативное дело Ханссена, – в декабре 2000-го. Если ФБР знало имя «крота» еще в начале 1998-го, зачем в ноябре оно подсылало к Брайану Келли провокатора-незнакомца, почему арестовало Ханссена аж в феврале 2001-го? Кроме того, Запорожский и его семейство поселились в США под своей собственной фамилией. ЦРУ ничего не стоило выправить им новые документы – для этого в структуре управления действует так называемый Национальный центр операций переселения (National Resettlement Operations Center), созданный специально для обустройства перебежчиков на новом месте.
С другой стороны, не каждый день отставные полковники СВР перебираются за океан. Был, правда, прецедент с генералом Калугиным – он тоже утверждает, что получил грин-карту обычным порядком и фамилию тоже не менял. Но каким образом полковника Запорожского удалось заманить обратно в Россию? Почему он безбоязненно вернулся? Вот ведь Калугина калачом не заманишь.
На самом деле в истории разведки обратный побег – не такая уж редкость. Самый известный случай – полковник Виталий Юрченко. В августе 1985 года, будучи в служебной командировке в Риме, он пришел в американское посольство и попросил убежища. Однако спустя три месяца в Вашингтоне скрылся от сопровождавшего его агента ЦРУ и добрался до советского посольства. На пресс-конференции в посольстве, а потом и в Москве он заявил, что в Риме его похитили агенты ЦРУ, одурманив наркотиками, а в США из него выпытывали нужные сведения с помощью все тех же психотропных средств. У Юрченко были для возвращения глубоко личные причины. Он рассчитывал начать новую жизнь за океаном с любимой женщиной, женой советского дипломата, но та отвергла его предложение, заявив, что «любила полковника КГБ, а не предателя родины». После этого свидания Юрченко впал в тяжелую депрессию и в конечном счете пришел к выводу, что не сможет вписаться в американский образ жизни. Несмотря на то что Юрченко сдал американцам Эдварда Ли Ховарда и Рональда Пелтона (первый успел бежать в СССР), он, насколько известно, не понес никакого наказания и сейчас работает в службе безопасности частного банка.
Вполне очевидно, что полковник Запорожский, собираясь в Россию и посещая российское посольство в Вашингтоне, заручился некими гарантиями иммунитета от уголовного преследования. А возможно, и впрямь не видел никакой своей вины. Нельзя исключать, что полковник попросту стал козлом отпущения. Перед контрразведкой была поставлена задача найти «крота», погубившего Ханссена, – и она его нашла.
Вашингтон
Свежие комментарии