Весь рост российской экономики в 2017 году обеспечила одна отрасль — нефтегазодобыча. Именно нефтяные компании в буквальном смысле спасли нынешнее правительство от позора. Более того, соглашение ОПЕК+ позволило не только обеспечить рост и наполнить бюджет в то время, как другие отрасли испытывают серьёзные трудности
Экономический обозреватель "Царьграда" Юрий Пронько обсудил состояние отрасли с президентом Союза нефтегазопромышленников России Геннадием Шмалем.
Юрий Пронько: Нефтянка вытянула в буквальном смысле отечественную экономику из той ситуации, в которой она оказалась. А сама-то отрасль насколько комфортно себя чувствует?
Геннадий Шмаль: Не только "нефтянка", но и сама ситуация сложилась, к счастью для нас, весьма благоприятная. Бюджет прошлого года был свёрстан, исходя из цифры 40 долларов за бочку, а цена оказалась 53 с лишним.
Ю.П.: Меня удивило, что глава парламентского комитета, выступивший на Гайдаровском форуме, не знает, есть деньги в стране или нет. Как раз представителю нефтегазового комплекса стоит задать эти вопросы.
Г.Ш.: Конечно, есть. Учитывая сложившуюся ситуацию, наш комплекс работал в этой сфере не просто устойчиво, а где-то даже и получше. Соглашение ОПЕК+ действует, оно сыграло колоссальную роль в прошлом году. Цена на нефть зависит от тысячи факторов. Где-нибудь чихнул кто-то не так, и уже цена или падает, или, наоборот, повышается. Добыча осталась на уровне более 500 млн, мы добывали и в 2016 году, и в 2017-м. Конечно, не все компании радуются этому. Мы же приняли на себя обязательство немного сбросить добычу — на 300 тысяч в сутки. А газовики вообще сработали очень хорошо — и Газпром, и остальные. Добыча газа у нас увеличилась больше чем на 8% и составила 690 млрд кубов. Но даже не это главное, а то, что резко увеличился экспорт, особенно в Европу. Те страны, которые всё время говорили "зачем нам нужен российский газ", стали его покупать.
Ю.П.: Более того, они отказывались от российского газа, и пошёл спотовый газ из Штатов.
Г.Ш.: Пошёл, но так и не пришёл. Цифры тоже разные. Миллер называл 193 млрд, статистика даёт поменьше — порядка 190 млрд только экспорта в дальнее зарубежье. Тут, конечно, сыграла роль зима.
Ю.П.: Ставлю себя на место Силуанова и говорю: "Пора новое правило вводить и стричь эту овцу под названием «нефтегазовый промкомплекс»".
Г.Ш.: Кстати говоря, к вопросу о прогнозах. Ровно три месяца назад в этом самом зале мы говорили, ссылаясь на нашего крупного экономиста Грефа, о том, что эра нефти закончилась. Она будет стоить восемь долларов за бочку.
Ю.П.: Я его за язык не тянул. Греф постоянно об этом рассуждает.
Г.Ш.: Некомпетентные люди не должны вмешиваться не в свои дела. Итоги года показали, что предсказать точно невозможно. Я всегда считал и сейчас считаю, что сегодня справедливая цена была бы 80 долларов за бочку. Даже та, которая есть сегодня — 71 с копейками, — является вполне комфортной и для наших нефтяных компаний, и для государственного бюджета. Дай Бог, чтобы она не уходила далеко, потому что ведёт за собой целый ряд проблем. Я уже как-то приводил пример того, что мы постоянно недофинансируем нашу нефтяную промышленность. Сегодня мы держимся за счёт колоссального богатства, которое был создано предшествующими поколениями в нефтянке: Западная Сибирь, Коми, сейчас Восточная Сибирь. В своё время было много дебатов о том, нужно ли нам строить ВСТО (Восточная Сибирь — Тихий океан), и что мы имеем? Добыча только в Восточной Сибири сегодня превышает 50 млн тонн.
Ю.П.: Имеются в виду Ковыкта, Чаянда, Талакан — эти месторождения?
Г.Ш.: Совершенно верно. Даже не Ковыкта, а начиная от Тайшета. Первая станция Тайшет, потом Сковородино и потом уже бухта Козьмино. За счёт этого те же "Сургутнефтегаз", "Роснефть" и другие увеличили на Талакане добычу. Мы добываем около 50 млн, хотя мощность этого трубопровода со временем будет позволять добывать 80 млн. Насколько прозорливы были те, кто принимал решение о строительстве такого нефтепровода, хотя многие говорили "зачем?". Если бы мы точно так же поступили с газопроводом, который 20 с лишним лет назад предлагали построить китайцы к ним, мы сегодня имели бы лучшие показатели по газовой отрасли.
Ю.П.: Диверсифицировали бы свои поставки?
Г.Ш.: Да. Есть несколько очень интересных моментов по итогам прошлого года. На первое место я бы поставил ввод в эксплуатацию первой линии "Ямал СПГ", это 5,5 млн, и новое направление в наших экспортных возможностях. Китай не хочет принять, можем отдать в Индию или Корею.
Ю.П.: Известная история, когда продали Британии, а газ оказался в Америке.
Г.Ш.: Надо сказать большое спасибо ребятам из "Новатэка". Они, во-первых, не побоялись ввязаться в это дело. Во-вторых, выдержали сроки и, в-третьих, уложились в тот бюджет, который был. Это первая линия, затем будет вторая и третья. Мы вводом этого вектора показали, что умеем строить и можем построить не хуже, чем любые иностранные компании. Хотя в данном случае и лицензиары, и техдокументация были иностранными, а нам надо искать своих.
Ю.П.: "Ямал СПГ" — это первая линия?
Г.Ш.: Будет три линии, в общей сложности 16,5 млн тонн, но вслед за ним ещё есть "Арктик СПГ-1" и "Арктик СПГ-2". Ещё лет 5 назад, выступая на одном форуме в Салехарде, я говорил о том, что условия Ямала позволяют создать крупнотоннажное использование СПГ под 40, а может, и под 60 млн тонн. В данном случае природа работает на нас. Что такое СПГ? У нас сегодня температура -40-50 градусов, а в Австралии +50, согласись, разница достаточно большая. В данном случае место выбрано поэтому. Конечно, за Полярным кругом всё строить дороже. И тем не менее все наши расчёты показывают, что наши удельные затраты значительно ниже, чем у американцев.
Ю.П.: Рентабельное производство?
Г.Ш.: Рентабельное. Особенно когда оно выйдет на проектную мощность.
Ю.П.: Государство в лице Минфина по этим направлениям предусматривает таргетирование?
Г.Ш.: Во-первых, много построено за счёт государства. Построен мощный аэропорт международного класса, что без поддержки государства было бы невозможно. Потом создан посёлок. Собственно, задача государства — поддержка прорывных, интересных проектов. Они дают отдачу уже сейчас, а через несколько лет могут существенно повлиять на всю экономику страны. Второй положительный момент — это юбилей компании "Сургутнефтегаз", в ноябре она отметила 40 лет. Почему я об этом говорю?
Ю.П.: Я вам открою тайну, почему г-н Шмаль об этом говорит. Потому что самый лучший cash flow. Я знаю предметно последние 12 лет, и вот все эти годы у этой компании идеальные финансовые показатели, даже в самые кризисные и пиковые моменты.
Г.Ш.: Я знаю эту компанию более 50 лет, когда она ещё называлась НГДУ "Сургутнефть". Такие компании во многом определяют судьбу нашей экономики. Почему бы не вернуться к практике награждения трудовых коллективов государственными наградами?
Ю.П.: Многие считают это атавизмом советской эпохи, и для людей это не имеет никакого значения.
Г.Ш.: Это не так. Года полтора назад было большое совещание у Рогозина, который возглавляет координационный совет ветеранских организаций, и я эту тему озвучил. Они полностью поддержали. Перед Новым годом была встреча в правительстве, Дмитрий Медведев вручал нам награды, и я в своём ответном слове тоже сказал, что надо вернуться к этой практике, у нас есть действительно интересные компании.
Ю.П.: Не только материально, но и морально?
Г.Ш.: Если посмотреть лет на 40-50 назад, когда начиналась Западная Сибирь, которая кормит сегодня всю нашу страну и поддерживает экономику на плаву, материальные вопросы никогда не стояли на первом месте. Они имели значение, но о зарплате говорили потом.
Ю.П.: Соглашусь на примере другой отрасли — алмазодобывающей — в Якутии. Ехали ли люди за длинным рублём? Ехали! Это не вопрос. Но государство создавало и материальные, и моральные условия, поддерживало. Тогда в 50-градусный мороз возводились гигантские горно-обогатительные комбинаты, и народ действительно впахивал. Но я хочу поговорить всё-таки о проблемах. Вы сказали, что они серьёзные. Давайте обозначим две самые ключевые.
Г.Ш.: Я думаю, что самой ключевой проблемой всегда являются реальные запасы. К сожалению, за последние годы мы перестали этим делом всерьёз заниматься. Во-первых, в стране никто реально не отвечает за это. Раньше у нас было Министерство геологии Советского Союза, — министр Козловский до сих пор жив, — и в первой строчке положения министерства всегда было записано: "Министерство геологии Советского Союза отвечает за обеспечение полезными ископаемыми народного хозяйства страны". Сегодня ни в одном положении — ни в министерстве природных ресурсов и экологии, ни в географии, ни в "Роснедрах" — нет такого рода записи, нет ответственности, поэтому всё ложится на плечи самих нефтяных компаний. Но там тоже есть разные люди. Одни, как Богданов и Алекперов, понимают, что без запасов никуда не денешься. Нет ни одной компании, где бы сегодня обеспеченность была меньше 35 лет, а есть и 40, и больше. Но мы же должны думать о перспективе, поэтому вопрос о запасах — один из самых важных. Я приведу пример. В советское время плохо ли, хорошо ли, но мы вырыли 7,5 млн метров разведочных скважин. В последние годы — меньше миллиона, только в последний год исключение было — 1,2 млн. У нас есть колоссальные ресурсы, но чтобы их перевести в запасы, надо пробурить скважину, оценить всю ситуацию, насыщенность нефти, пористость, проницаемость, мощность пласта и только тогда говорить, что запасы есть. По одной скважине никакие запасы не посчитаешь, надо по меньшей мере 10-20. Должна быть целая система. Я считаю, что нам рано хлопать в ладоши. Мои друзья как-то очень хорошо сказали, что есть цифры официальные, а есть профессиональные. Докладывает министр природных ресурсов о том, что у нас прирастили 600 млн тонн запасов. Официально так и есть. Но посмотри, что это за запасы! Из них примерно половина — нерентабельные при нынешней цене на нефть, а 150 млн — малорентабельные. Что остаётся? Сегодня мы всё больше говорим о том, что надо заниматься трудноизвлекаемыми запасами. А это вопросы технологии. Второй момент — состояние нашего нефтегазового сервиса. Сервис — это не просто бурение скважины, капитальный и текущий ремонт. Сервис — это новые технологии. Если мы не будем заниматься всерьёз сервисом и новыми технологиями, мы никуда не продвинемся. Получается парадокс: многие изобретения, которые у нас не нашли поддержки, теперь к нам возвращаются.
Ю.П.: Мы действительно технологически отстаём от западных коллег?
Г.Ш.: Очень существенно. Возьми ту же проблему сланцевого газа и нефи, за счёт чего американцы так быстро рванули. Ведь они за последние пять лет прибавляли к добыче 150 млн тонн в год.
Ю.П.: Чего не хватает? Мозги же у нас есть?
Г.Ш.: Мозги есть. Я думаю, во-первых, не хватает заинтересованности и, во-вторых, у нас очень низкий уровень квалификации и компетентности людей, которые обязаны принимать решения. У нас есть комиссия по ТЭК в правительстве, но её роль не очень понятная.
Ю.П.: Достаточно узнать, кто её возглавляет! Это моё оценочное суждение, но этот человек не способен ничего сделать.
Г.Ш.: Поэтому мы сейчас столкнулись с совершенно уникальным явлением, когда люди как будто специально делают всё, чтобы было хуже для страны. Речь идёт о законе, принятом полтора года назад, по поводу саморегулируемых организаций. Получилось так, что этим законом ликвидируются отраслевые СРО. Они занимаются строительством объектов нефти, газа, энергетики, атомной энергетики, опасных производственных объектов. Теперь говорят, что вчера министру докладывали о том, что их решили ликвидировать. А на территории СРО мощный трест, который может строить объекты — трубопроводы диаметром 56 дюймов. Он находится где-нибудь в Пензе, кроме него нет других организаций, так что он должен быть там, в СРО. Кто же его проверить может? Люди, которые обязаны думать о том, как улучшить качество производства, считают что этим заниматься не надо. Много нелепостей, из-за которых иногда хочется взять надёжные автоматы Калашникова и пойти разбираться.
Ю.П.: Это скорее некомпетентность?
Г.Ш.: Это, во-первых, некомпетентность, а, во-вторых, зашоренность. Убедили козлика в чём-то, и он упёрся, других аргументов не слушает. Ему объясняют: у нас есть атомное СРО, на атомные объекты другое СРО не пустят, там же есть допуски...
Ю.П.: У граждан спросите. Они скажут: только профессионалов.
Г.Ш.: Правильно. Не зря ведь даже в советское время у нас была совершенно чёткая специализация министерств. Минмонтажспецстрой — мощное министерство. Наше министерство Миннефтегазстрой — самое мощное строительное министерство. Тогда объекты нефти и газа были главенствующими, поэтому для нас ничего не жалели. Мы имели колоссальную оснащённость. Тот же экспортный газопровод "Уренгой — Помары — Ужгород" мы построили за 18 месяцев при нормативе 60 и на последней трубе написали "Рейгану труба", потому что он эмбарго объявлял, как и сейчас объявляют.
Ю.П.: Сейчас такой поддержки нет.
Г.Ш.: Нет, и я не могу понять, то ли от недопонимания, то ли от некомпетентности. Но мне приходилось видеть, как взлетает на воздух компрессорная станция из-за того, что один стык был неправильно сварен. Один! А их ведь тысячи, надо же проверять, смотреть. Или за два часа сгорает полностью металлическая нефтеперекачка, потому что в тройнике оказалась маленькая трещина. Это всё вопросы качества. К чему я это говорю? К тому, что, к сожалению, наши чиновники работают против государства или во всяком случае никак не поддерживают. Я назвал две-три проблемы, а можно ещё целую кучу перечислить. Но главное — почему мы мало уделяем внимания вопросам технологии? Потому что мало денег на разработку. Да, никто не ходит по кругу из нефтяников, но ты посмотри на их бюджеты, когда они все чётко разделены. Посмотри на нашу налоговую систему, налоговый манёвр! Сколько мы о нём говорили, что это не манёвр, а зигзаг. Говорили, что таможенную пошлину будем снижать до нуля, а НДПИ повышать. Мы были против этого, потому что повышение НДПИ означает влияние на внутреннюю цену нефти, а значит, подскакивает цена на заправках.
Ю.П.: НДПИ — налог на добычу полезных ископаемых.
Г.Ш.: Да. Нам говорили, что не допустят повышения цен на заправках, будут регулировать это акцизами. А что получилось? Акцизы каждый год повышаются — и не один раз, а два. Сегодня на заправках 95-й бензин стоит 40 рублей.
Ю.П.: Так вас винят! Чиновники говорят: "Это не мы, это нефтяники поднимают цены".
Г.Ш.: Во-первых, не нефтяники, а сбытовые. Из чего складывается сегодня цена литра бензина: 55-60% — налоги, а стоимость и переработка нефти занимают всего ничего. Тот же "Лукойл" вбухал многие миллиарды, чтобы получить топливо 5-го класса. Скажи, пожалуйста, в ямальской тундре или в Якутии зачем нужно топливо Евро-5? В Америке каждый штат сам определяет, какой у них класс бензина — Евро-4 или другой. А у нас запретили 3-й класс бензина. Уже 4-й запретили выпускать, хотя пока ещё выпускают. Но смысл в том, что наш парк на 80% может работать только на бензине 3-го и 2-го классов! С одной стороны, нефтяников "нагнули", они вложили в это дело 1 трлн 200 млрд рублей и сделали. Они провели колоссальную работу по реконструкции своих нефтеперерабатывающих заводов. "Лукойл" уже три года как перешёл на 5-й класс. Сегодня даже такие маленькие заводы, как Антипинский, уже выпускают топливо только 5-го класса и собираются выпускать бензин.
Ю.П.: Я давно понял, что борьба за экологию — отличный бизнес, который серьёзно модернизируется. Говорите, 1 трлн 200 млрд грохнули нефтяники на модернизацию?
Г.Ш.: И это ещё не всё. Не закончили. Порядка 50 установок стоят, которые надо построить и вложить 600-700 млрд в это дело.
Ю.П.: Я понимаю. Дай Бог успехов в вашем лице всему нефтегазовому комплексу страны. Я очень надеюсь, что по итогам 2018 года вам не придётся опять спасать честь определённой группы чиновников из правительства. Я искренне верю в то, что к тому времени они уже не будут в новом правительстве.
Нефть остаётся главным драйвером отечественной экономики. С одной стороны, можно относиться к нефтяникам и газовикам, как к корове, которую можно доить и доить, но есть пределы всему. Если вы будете рубить их инвестиционные программы, вы рано или поздно зарубите всю отрасль. Это надо чётко всем осознавать, особенно тем, кто принимает решения.
источник
Свежие комментарии