Готландский бой в отечественной публицистике занимает весьма малопочетное место. В лучшем случае командующий русскими силами, Михаил Коронатович Бахирев, подвергается мягкой критике за излишнюю осторожность и отсутствие ярко выраженного наступательного духа. В худшем случае данную операцию Балтийского императорского флота награждают такими эпитетами, которые вплотную уже примыкают к площадной брани. Так, например, известнейший переводчик иностранных исторических источников на русский язык и автор ряда книг по истории военно-морского флота Александр Геннадьевич Больных в своей книге «Трагедия ошибок» посвятил Готландскому бою целую главу, дав ей чрезвычайно «говорящее» название:

«День позора, или "Победа" у острова Готланд 2 июля 1915 года»

Что же произошло у острова Готланд? Вкратце, дело обстояло так: командование Балтийским флотом решилось провести вылазку легких сил с целью обстрела германского города Мемеля и направило в южную часть Балтики крупное соединение крейсеров. Туман помешал выполнению поставленной задачи, но радиоразведка обнаружила присутствие в море германских кораблей. Контр-адмирал М.К. Бахирев сумел перехватить немецкий отряд – против двух русских броненосных и двух больших бронепалубных крейсеров немцы имели лишь легкий «Аугсбург», минный заградитель «Альбатрос» и три старых эсминца. Завязался бой, по результатам которого «Аугсбург» и эсминцы смогли отступить, а тяжело поврежденный «Альбатрос» выбросился на камни в нейтральных шведских водах. Затем русский отряд встретился с силами прикрытия – броненосным крейсером «Роон» и легким «Любеком». Обладая, в сущности, превосходящими силами, М.К. Бахирев не навязал противнику решительного боя, а предпочел вызвать мощный броненосный крейсер «Рюрик», сам же отступил. «Рюрику» удалось перехватить немецкий отряд, но дело кончилось еще большим конфузом – несмотря на то, что русский крейсер был значительно сильнее обоих германских, он не добился никакого успеха. «Рюрик» ни разу не попал в неприятеля и в итоге, получив небольшие повреждения, вышел из боя и не преследовал неприятеля.

Бой у Готланда стал первым и последним сколько-то серьезным столкновением российского и германского флотов в открытом море. По его результатам русские не потеряли ни одного корабля, но сами заставили выброситься на берег вражеский минный заградитель «Альбатрос». Вроде бы победа – но с учетом общего превосходства в силах, задействованных в этой операции, многие историки считают, что потери немецкого флота должны были стать значительно больше. Наиболее распространенное сегодня мнение об этом бое – русские артиллеристы стреляли из рук вон плохо, русские командиры проявили некомпетентность, да, кроме того, еще и боялись противника, в итоге Балтийский флот упустил превосходную возможность нанести немцам тяжелое поражение. А.Г. Больных так резюмирует итоги Готландского боя:

«Рассмотрим одни только факты. Час с лишним 4 крейсера расстреливали беззащитный минный заградитель и не смогли его потопить. «Аугсбург» уклонился от боя, а 88-мм орудия «Альбатроса» можно в расчет не принимать. Фактически это была учебная стрельба по мишени, и артиллеристы Балтийского флота показали, чего они стоят. Адмирал Бахирев, имея 4 крейсера, трусливо бежит, уклоняясь от боя с «Рооном». Перестрелка «Рюрика» с «Любеком», который уступает ему в весе бортового залпа в 20 раз (!!!), заканчивается повреждением «Рюрика». Я готов поспорить на что угодно, что в Королевском Флоте после такой «победы» весь командный состав эскадры — и адмирал, и командиры кораблей — пошел бы под трибунал. Фактически эта «победа» покончила со всеми претензиями кораблей Балтийского флота на какую-то роль в этой войне. Противник их больше во внимание не принимал и не боялся, собственное верховное командование на них больше не рассчитывало.»

В предлагаемом Вашему вниманию цикле статей мы попробуем разобраться с тем, что же на самом деле произошло у острова Готланд в туманный летний день 19 июня 1915 г (по старому стилю, отличающемуся от сегодняшнего календаря на 13 дней). Начнем, как всегда издалека – потому что для того, чтобы понимать те или иные действия русских и германских командиров в Готландском бою, необходимо разобраться в том, какова была обстановка и соотношение сил на Балтике летом 1915 г, а также цели и задачи, которые ставили перед собой германский и российский флоты.

Разумеется, основной проблемой кайзерлихмарине оставался Королевский флот, поэтому свои основные силы немцы сосредоточили в Северном море. На Балтике они держали лишь небольшой отряд, основу которых составляли уже устаревшие боевые корабли, чья ценность в операциях против англичан была невелика, если не сказать – ничтожна. Из современных кораблей на Балтике у немцев было только несколько легких крейсеров и миноносцев. Соответственно, основными задачами немцев в 1915 г были демонстрационные действия и поддержка приморского фланга армии. Первое необходимо было для того, чтобы воспрепятствовать активным действиям русского флота, который, несмотря на то, что и его ядро составляли устаревшие корабли, все же значительно превосходил те силы, которые немцы постоянно держали в Балтике. Предполагалось, что активные действия немногочисленных германских кораблей заставят русских больше думать об обороне и не осуществлять операций за пределами Финского и Рижского заливов – на данном этапе немцев вполне устраивало. Что же до второй задачи, то немецкие войска подходили к Либаве и немцы были заинтересованы в захвате этого города-порта, с тем чтобы базировать там свои корабли. Поэтому весной 1915 г германский флот вел систематические боевые действия, минируя воды у горла Финского залива, вторгаясь легкими силами в Рижский залив для демонстрационных операций, но самое главное – организовали систематическую поддержку своих войск у Либавы, не пожалев для этого корабли 4-ой разведгруппы (легкие крейсера и эсминцы) и 4-ую эскадру линкоров (старые броненосцы) для прикрытия, которые последние осуществляли, находясь в Киле. В конце концов Либава была захвачена, следующей целью немцев была Виндава. Русская 5-а армия в Курляндии не могла сдержать немецкие войска и постепенно откатывалась в направлении Риги. Соответственно и приморский фланг армий постепенно перемещался в сторону Рижского залива.

Русские на Балтике были сильнее, но не проводили сколько-то крупных операций. Помимо обороны Финского и Рижского заливов, балтфлот ставил минные заграждения у Либавы и Виндавы, русские и британские подводные лодки постоянно выходили в море. Но надводные корабли проявляли известную пассивность, хотя 5-ый и 6-ой дивизионы эсминцев совместно с ПЛ «Окунь» довольно удачно «скомкали» бомбардировку Виндавы, предпринятой отрядом в составе броненосца береговой обороны «Беовульф», легких крейсеров «Любек» и «Аугсбург», а также трех миноносцев и шести тральщиков. Первая бригада крейсеров выходила на постановку мин к Либаве и имела короткую ночную перестрелку с германским крейсером «Мюнхен», которая, впрочем, ни к чему не привела.

Такое бездействие Балтийского императорского флота было обусловлено тремя факторами. Первый из них заключался в том, что несмотря на наличие сигнальной книги погибшего на камнях германского крейсера «Магдебург» и возможности читать немецкие радиограммы, командование никогда не знало, чем именно располагает немецкий флот на Балтике. Общеизвестно, что немцы в любой момент могли перебросить по Кильскому каналу из Северного моря в Балтику многократно превосходящие силы.

Второй фактор – отсутствие в русском флоте современных быстроходных кораблей, за исключением одного-единственного нефтяного эсминца «Новик». Абсолютно все балтийские крейсера, начиная от «Дианы» и заканчивая броненосными крейсерами новой постройки типа «Баян» и «Рюрик», имели скорость до 21 узла. Таким образом, им не хватало скорости для того, чтобы уклониться от боя с современными дредноутами и, конечно, они не имели боевой мощи и защиты, чтобы противостоять последним. Иными словами, каждый выход отечественных крейсеров в море представлял собой игру со смертью.

И, наконец, третий фактор – это неготовность бригады линкоров «Севастополь». Формально все четыре корабля этого типа вошли в строй еще осенью-зимой 1914 г, но они не успели пройти положенного курса боевой подготовки до замерзания Финского залива (февраль 1915г). Возобновив боевую подготовку в конце апреля, все же еще не были готовы «к походу и бою» в начале лета 1915 г. Надо сказать, что фон Эссен считал, что после обретения полной боеготовности «Севастополи» позволят ему вести активные, наступательные действия на море. Он рассчитывал вести их в море и использовать для прикрытия операций старых крейсеров. Но пока складывалась прискорбная ситуация – «Севастополи» нельзя было отправлять в бой по причине их неготовности, а старые линкоры Балтфлота – «Славу», «Цесаревич», «Император Павел I» и «Андрей Первозваный» нельзя было отправить в бой тоже, потому что пока не готовы дредноуты, именно они обеспечивали оборону центральной минно-артиллерийской позиции, защищавшей горло Финского залива. Все, что удалось командующему флотом – в феврале 1915 г «выбить» из Ставки разрешение использовать за пределами Финского залива два линкора-додредноута.

К сожалению, 7 мая 1915 г Балтийский флот понес тяжелейшую утрату - командующий Балтфлотом фон Эссен скончался от крупозного воспаления легких. Его должен был сменить опытный и инициативный офицер – Людвиг Бернгардович Кербер, но его «подвинули» - в стране началась «шпиономания» и нетерпимость к людям с германскими фамилиями. Против брата Л.Б. Кербера были выдвинуты совершенно абсурдные обвинения, от которых позднее отказались, но адмирал был этим скомпрометирован. На пост комфлота 14 мая был назначен вице-адмирал Василий Александрович Канин, который по своим качествам командующего значительно уступал и Н.О. Эссену и Л.Б. Керберу.

Тем не менее, едва ли не первое, что сделал В.А. Канин, вступив в должность комфлота - попросил разрешения у Ставки использовать линкоры типа «Севастополь» для наступательных операций, но ему было отказано. Впрочем, справедливости ради следует указать, что просьба В.А. Канина о «Севастополях», по всей видимости, носила демонстративный, имиджевый характер – в 1916 г, когда все ограничения на использование новейших дредноутов были Ставкой сняты, он ни разу не использовал их для прикрытия активных действий крейсеров в открытом море. С дугой стороны, В.А. Канин, очевидно, понимал, что ему невозможно будет избежать сравнения с безвременно почившим Николаем Оттовичем фон Эссеном, и что для повышения своего реноме ему следует что-то предпринять, какую-то операцию, которая укрепила бы веру в него, как в дееспособного командира.

Вот в какой обстановке и осуществлялось планирование набега на Мемель, а происходило это так. План операции зародился не в высших иерархиях командования, а, можно сказать, «на местах», конкретнее: в ведомстве контр-адмирала А.И. Непенина, начальника службы связи Балтийского моря. Эта служба, по сути, представляла собой радиоразведку Балтфлота. И вот, 17 июня 1915 г (о точной дате мы поговорим позднее) служба связи доложила командованию флота текст перехваченной германской радиограммы, из которого следовало, что все германские боевые корабли возвращаются в базы, и даже дозорные миноносцы заменяются импровизированными тральщиками - вооруженными траулерами. Разведывательная сводка штаба Балтийского флота №11-12 (с 17 июня по 7 июля) в части «Намерения противника» гласила:

«17-го (июня) стало определенно известно, что все суда, принимавшие участие в Виндавской операции, утром 16-го вернулись в Либаву… Было веское основание думать, что разведка в ближайшие дни не представится интенсивной. Сопоставляя это основание с агентурным сообщением о готовящемся… императорском смотре флоту в Киле, где уже к 15-му было собрано до сорока судов, можно было допустить, что германцы, совершенно игнорирующие за последнее время наш флот…, пошлют туда все лучшие суда, возложив охрану побережья от Данцига до Либавы на сравнительно ничтожные силы.»

Таким образом, стало ясно, что Балтфлот сможет использовать свои относительно тихоходные корабли для проведения операции у германских берегов, практически не опасаясь перехвата. И вот у старшего флаг-офицера оперативной части штаба командующего Балтфлотом лейтенанта А.А. Саковича и второго (радиотелеграфного) флагманскому минного офицера (фактически- офицера радиотехнической разведки) старшего лейтенанта И.И. Ренгартена возникла идея:

«быстро использовать создавшуюся обстановку с целью нанесения противнику хотя бы морального удара, способного вместе с тем несколько поднять настроение у нас в тылу.»

Таким образом, изначально эта операция имела моральное, а не военное значение, которого, тем не менее, не стоило преуменьшать. Дело в том, что в общественном мнении Германии все больше преобладали тревожные настроения, и тому было множество оснований. Во-первых, вопреки всем довоенным планам и как ни стремилось к тому верховное военное командование, страна не смогла избежать войны на два фронта, чего, очевидно, должна была всеми силами избегать. Во-вторых, не имелось никакой перспективы быстрой победы хотя бы на одном из фронтов. «Молниеносная» кампания во Франции очевидно не заладилась, и там не стоило ждать быстрых результатов, а надежда разгромить русских в 1915 г истаяла много быстрее мартовского снега. Несмотря на ряд тяжелых поражений и начавшееся «великое отступление», армии Российской империи совершенно не были разбиты и больно «огрызались» во всяком удобном случае. Австро-германских войск оказалось достаточно, чтобы теснить русские полки, но недостаточно для достижения решающих результатов, а новых войск взять было неоткуда. В-третьих, (и это было, пожалуй, важнее и первого, и второго), хотя до голода было еще очень далеко, но первые проблемы с продовольствием начались в Германии именно в 1915 г. Наша агентура в Германии неоднократно сообщала, что:

«этот момент необходимо использовать для действий нашего флота, хотя бы и чисто рекламных, дабы показать «немецкой толпе» неверность сведений о том, что Россия больше предпринять ничего не сможет, в частности, русский флот Балтийского моря»

В целом же можно констатировать, что время проведения императорского смотра в Киле, на котором должен был присутствовать сам кайзер, как нельзя лучше подходило для такой акции.

По плану А.А. Саковича и И.И. Ренгартена бомбардировку должны были осуществить крейсера вместе с «Рюриком», самым мощным кораблем этого класса в составе нашего Балтийского флота. В качестве объекта атаки лейтенанты предложили Кольберг (сегодня – Колобжег). Этот город, расположенный на побережье Восточной Пруссии, как будет показано ниже, весьма хорошо подходил для задуманной ими акции.

Со своим планом лейтенанты обратились к флаг-капитану по оперативной части капитану 1-го ранга А.В. Колчаку (тому самому), и он вполне его одобрил, отметив только, что объект атаки требует дополнительного обсуждения. Далее офицеры обратились с этим проектом к начальнику штаба флота (в своих воспоминаниях А.А. Сакович упоминает, что им на тот момент все еще оставался Л.Б. Кербер, но тут возможна ошибка, так как он в июне 1915 г принял командование эскадрой дредноутов), и тот тоже расхвалил план и счел, что его всенепременно и срочно нужно осуществить.

Вот так, пройдя по цепочке вышестоящих начальников и заслужив их одобрение, проект атаки на Кольберг попал к командующему флотом В.А. Канину. Немедленно было собрано совещание, в котором, помимо комфлота, приняли участие флаг-офицер, начальник штаба и вся оперативная часть.

Но Василий Александрович заосторожничал. Во-первых, он посчитал рейд на Кольберг слишком опасным, и сменил Кольберг на Мемель (ныне – Клайпеда). Вообще говоря, Мемель - это литовский город, и за свое существование он сменил множество господ, но, начиная с 1871 г числился самым северным городом провозглашенной Германской империи.

Тем не менее, Кольберг для атаки подходил значительно лучше и это хорошо объяснял в своих воспоминаниях А.А. Сакович:

«Кольберг был избран потому, что Свинемюнде, не говоря уже о Киле, был слишком далек и сильно укреплен, у Нейфарвассера, также укрепленного, предполагались, кроме того, минные заграждения, а Мемель был чересчур близок и не имел никакого значения. Кольберг был, во-первых, достаточно удален от Финского залива и, во-вторых, являлся довольно значительным пунктом померанского побережья, почему удар по нему, естественно, стимулировал бы большой размах и смелость русского командования, державшегося до того времени пассивно»

Кроме этого, В.А. Канин категорически отказался использовать в этой операции «Рюрик», не желая рисковать лучшим крейсером Балтфлота.

Надо сказать, что подобные решения характеризуют В.А. Канина далеко не с лучшей стороны. Ниже мы приведем карту, на которой для удобства уважаемого читателя Киль выделен черным кружком, Кольберг - красным, а Нейфарвассер и Мемель - голубыми.

Изменение цели операции уменьшило маршрут до нее примерно с 370 до 300 морских миль, а это не то расстояние, ради которого стоило поступаться Кольбергом в пользу куда менее значимого Мемеля. Кроме того, один взгляд на карту показывал, что корабли из Киля, даже если бы в нем оказались немецкие линейные крейсера, не имели ни шанса перехватить русский отряд после обстрела Кольберга – от него до Киля по морю почти 200 миль. В сущности, если крейсерам Балтфлота что-то и могло угрожать, так это какие-то германские морские силы, оставшиеся в Либаве либо Нейфарвассере. Но, находясь в Либаве, они в любом случае находились бы между русскими кораблями и Финским заливом, выбор Мемеля вместо Кольберга на это никак не влиял. А перехватить русских из Нейфарвассера, если бы они пошли стрелять по Кольбергу… Теоретически это было возможно, но практически – почти нереально, потому что для этого нужно было бы иметь боевые корабли под парами, в трехминутной готовности к выходу, тогда еще оставался бы какой-то шанс. В то же время по факту германским кораблям, вышедшим 19 июня 1915 г из Нейфарвассера на помощь кораблям Карфа, понадобилось четыре часа только на то, чтобы развести пары – к этому времени русский отряд, обстрелявший Кольберг, был бы уже на полпути к острову Готланд.

И во всяком случае, ни в Либаве, ни в Нейфарвассере никак нельзя было ожидать ничего более страшного, чем германские броненосные крейсера.

Однако для 1-ой бригады крейсеров Балтфлота и они представляли серьезную угрозу, потому что индивидуально были значительно сильнее, чем «Баян» и «Адмирал Макаров», не говоря уже о бронепалубных «Богатыре» и «Олеге». Если бы вдруг в Либаве оказалось три таких корабля: «Роон», «Принц Генрих» и «Принц Адальберт», то они могли бы не только перехватить русскую эскадру, но и уничтожить ее, или, по крайней мере, нанести ей тяжелые потери. Для того, чтобы избежать этого, как раз и следовало включить в состав отряда «Рюрик», потому что для этого корабля, спроектированного уже после русско-японской войны, любой германский броненосный крейсер (по крайней мере – в теории) являлся не более чем «законной добычей». Сопоставляя тактико-технические характеристики «Рюрика» и германских броненосных крейсеров, мы видим, что даже вдвоем немецкие корабли вряд ли были ровней одному «Рюрику».

Резюмируя вышесказанное, выходило так, что единственной угрозой для кораблей, участвующих в рейде, были германские броненосные крейсера в Либаве (если они там будут, чего точно никто не знал). Включение в состав русского отряда «Рюрика» полностью нейтрализовало бы эту угрозу, но именно этого В.А. Канин делать и не хотел! Опасаясь за судьбу своего самого сильного крейсера, он подвергал совершенно ненужному риску корабли 1-ой бригады крейсеров. Остальные офицеры штаба и оперативного отдела все это отлично понимали, и пытались отговорить новоиспечённого комфлота от столь опрометчивых решений. Совещание продолжалось пять часов и закончилось только в 2 часа ночи! Впрочем, «уломать» В.А. Канина удалось лишь частично. Вот как описывает это совещание А.А. Сакович:

«До 2 часов ночи, переходя даже временами границы субординации, велась борьба инициативной группы при поддержке начальника штаба и флаг-капитана с командующим флотом, причем можно было думать, что победа останется за командующим, как всегда рассматривавшим предложенную ему операцию с точки зрения возможной неудачи и вытекающих уже для него лично неприятных последствий.
Слепой случай склонил чашу весов в обратную сторону. Ренгартен, известный своей выдержкой, видя, что все рушится, потерял терпение и сказал какую-то резкую фразу на очередную унылую реплику командующего. Результат получился неожиданный. Понял ли в тот момент Канин то, что ему старались доказать в течение 5 часов подряд, или ему просто надоела длительная дискуссия, но он вдруг уступил в отношении "Рюрика", сказав при этом весьма характерную для него фразу: "Ну, хорошо, раз Иван Иванович (Ренгартен) сердится, я дам вам «Рюрика»". Объектом же операции он по-прежнему оставил Мемель, что, как было уже сказано, значительно понижало цельность и значимость первоначального оперативного замысла»

Тем не менее, решение было принято и цель операции была сформулирована так:

«Пользуясь сосредоточением в Киле германского флота перед императорским смотром, совершить внезапное нападение на Мемель и путем энергичной бомбардировки повлиять на общественное мнение Германии, которое будет на это особенно чутко реагировать ввиду совпадения указанного смотра с активным выступлением нашего флота, считающегося противником совершенно пассивным»

Хотелось бы отметить забавный казус в источниках: так, например, Козлов Д.Ю. в «Мемельская операция флота Балтийского моря» указывает (и мы говорили об этом ранее), что командование Балтфлота получило информацию о возвращении всех кораблей в базы 17 июня 1915 г (по старому стилю), в то же время и его описание, и воспоминания А.А. Саковича приводят к тому, что:

1) А.А. Сакович и И.И. Ренгартен получили телеграмму немцев и начали работу по составления плана 17 июня, и тем же днем они представили проект плана своему руководству.

2) В 21.00 того же дня началось совещание с комфлота В.А. Каниным.

3) Совещание продолжалось 5 часов и закончилось в 02.00, т.е. в 2 часа пополуночи.

Из этого вроде бы следует, что решение на проведение операции было принято 18 июня. Но почему тогда тот же Д.Ю. Козлов указывает, что согласно доработанному плану операции корабли должны были выходить в море 17-18 июня (задним числом?), и что отряд должен был собраться у банки Винкова около 05.00, т.е. спустя всего три часа после завершения совещания? А далее уважаемый автор сообщает, что М.К. Бахирев, командир отряда, получил приказ комфлота 17-го июня, причем бункеровка (погрузка угля) перед операцией была закончена 17 июня в 17.52?

По мнению автора настоящей статьи, произошла досадная ошибка – германская телеграмма была расшифрована не 17-го, а 16 июня, тогда все сходится – результаты ее анализа попадают в разведсводку на 17 июня – 7 июля, к разработке плана набега А.А. Сакович и И.И. Ренгартен приступают не 17-го, а 16-го июня, пятичасовое совещание, на котором было принято решение проводить операцию состоялось в ночь с 16-го на 17-е июня, и начиная с раннего утра 17-го июня ведется подготовка к выходу кораблей в море. Если же считать, что никакой ошибки в источниках нет, то придется констатировать, что два лейтенанта, чего-то там себе выдумав, умудрились отдать все необходимые распоряжения на проведение операции еще до того, как сообщили о своих проектах начальству, да еще и подделали их так, будто они исходят от комфлота.

Соответственно, мы остановимся на том, что решение о проведении операции было принято в ночь с 16-го на 17-е июня. Но перед тем, как перейти к описанию плана операции, упомянем еще о… этической ее стороне.

Дело в том, что А.Г. Больных, комментируя цель русской операции, пишет:

«Любопытная формулировка, слишком сильно напоминающая заголовки британских газет после обстрела Хиппером Скарборо и Уитби в декабре 1914 года. Но вот, что интересно, неужели вице-адмирала Канина прельщали лавры Хиппера, которого в Англии после этих рейдов иначе как детоубийцей не называли?»

Однако здесь имеется нюанс. Дело в том, что, налет на Уитби и Скарборо выглядел так – «Дерфлингер» и «Фон-дер-Танн», выйдя из полосы тумана, легли параллельно береговой линии в каких-то 10 кабельтовых от нее – и, пойдя от Уитби к Скарборо, открыли огонь. При этом стреляли немцы именно по городам – оба они представляют собой некрупные населенные пункты, никаких портов (если не считать за таковые причалы для яхт и рыболовных судов) или военных объектов там не было. Иными словами, немцы совершенно сознательно нанесли удар по гражданским «некомбатантам».

Скарбро сегодня

В то же время русские не собирались стрелять по городу, а планировали обстрел портовых сооружений. По словам А.К. Вейса:

«Все командиры крейсеров были очень недовольны этим поручением… … надо было обстреливать хотя и военный порт, но там ведь были и мирные жители, жены и дети, и с этим мы не могли примириться. Несмотря на все протесты командиров, пришлось все-таки идти… Тогда командиры решили, что будем стрелять только по портовым учреждениям, но это была только сделка со своей совестью, а все же каждый понимал, что снаряды могут попасть и в жилые помещения»

Возможно, что многим из нас, чье восприятие этики военных действий формировалось сквозь адскую призму Второй мировой войны с ее бесчисленными сожженными дотла деревнями и городами все это покажется каким-то позерством, но… Тогда было другое время, и во всяком случае артиллерийский удар по сооружениям военного порта принципиально отличен от обстрела жилых районов.

Продолжение следует!