26:4. Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и
тебе не сделаться подобным ему;
26:5. но отвечай глупому по глупости его, чтобы он не
стал мудрецом в глазах своих.
Книга Притчей Соломоновых
26:5. но отвечай глупому по глупости его, чтобы он не
стал мудрецом в глазах своих.
Книга Притчей Соломоновых
Третью часть материала «о монголах», основанную в первую очередь на монографии А.И. Соловьева, на мой взгляд следует начать, несколько отвлекшись от основной темы. И подчеркнуть следующее: любая наука, в том числе и историческая, требует, чтобы ее изучали. Изучали первичные и вторичные источники, артефакты и в первую очередь – историографию любого вопроса. То есть кто, что, когда и, опираясь на какие первичные и вторичные источники и археологические находки, сделал определенные выводы, естественно с поправкой на время. Понятно, что источниковая база все время расширяется. Но чтения Карамзина, Ключевского, Соловьева, Мавродина, Рыбакова и Данилевского никто не отменял. Есть «Полное собрание русских летописей», есть множество академических монографий российских и советских историков, основанные на огромном фактическом материале.
Например, теме кочевых народов Евразии посвящена следующая работа: Плетнева С.А. Степи Евразии в эпоху средневековья. Коллективная монография. М.: Институт археологии АН СССР, "Наука", 1981. 303 с. Книга включает в себя археологические материалы, которые относятся к эпохе раннего и развитого средневековья, т. е. охватывает древности целого тысячелетия, с IV по XIV в., обнаруженные на огромных территориях степей – от Забайкалья и до самых низовий Дуная. Монография подготовлена ведущими археологами СССР и стала первым коллективным обобщением огромной работы, которую российские и советские археологи провели за последнее столетие, изучая средневековые кочевнические древности нашей страны. Глава №9 как раз посвящена монгольскому завоеванию.
Есть «исторические школы», например, «школа новосибирских востоковедов», историки которой, включая и А.И. Соловьева, много сил отдали изучению артефактов своего региона и подготовили ряд интереснейших монографий по тем же наконечникам стрел, включая и монгольские, подготовили их типологизацию, чем внесли важный вклад в изучение прошлого нашей страны. Ряд исследований, например, монография, обложка которой приведена ниже, был подготовлен совместно с монгольскими учеными. И, разумеется, все это надо читать, знать, сопоставлять с другими, например, англоязычными, китайскими и японскими источниками. Понятно, что сделать это по силам только тем, у кого на все это ушли годы (!) напряженного труда. Причем не просто труда, а труда, отраженного в публикациях в соответствующих рецензируемых научных изданиях.
Очень интересная монография, основанная на обширной научной базе.
К сожалению, мне не приходилось встречать на страницах «Военного обозрения» ссылок ни на эту, ни на другие, подобного уровня, работы, ни вообще каких-бы то ни было ссылок на работы в этой области, кроме разве что упоминаний о прочтении Гумилева. По большей части комментарии принадлежат людям, в этих вопросах мало осведомленных (что, разумеется позволительно!) или амбициозным невеждам (а вот это уже печально!). В любом случае тот же Гумилев – это всего лишь один из множества источников и строить только на его умозаключениях какие бы то ни было выводы не очень-то разумно. Однако ВО, это и не институт, и не академия дистанционного образования. Поэтому-то и данный материал не охватывает с должной полнотой и законченностью всю ту источниковую базу, которую следовало бы охватить, но следуя за логикой вышеназванного автора монографии по сибирскому вооружению, лишь рассказывает о тех источниках, на которых он основывался.
Казнь. Иллюстрация из рукописи «Джами' ат-таварих», XIV век. (Государственная библиотека, Берлин)
Итак, обратившись к сочинениям Плано Карпини, читаем: «Чингисхан приказал, чтобы во главе десяти человек был поставлен один эн, по-нашему называется десятником, а во главе десяти десятников был поставлен один, который называется сотником, во главе десяти сотников был поставлен один, который называется тысячником, а во главе тысячников был поставлен один, и это число у них называется тьма. Во главе же всего войска ставят двух вождей или трех, но так, что они имеют подчинение одному». Таким образом все мужчины Монгольского государства подразделялись на десятки, а они в свою очередь, каждый из них «выставлял, смотря по наряду, по одному, по два и более воинов, снабжая их назначенным продовольствием и потребностями в походе». (М.И. Иванин – «О военном искусстве и завоеваниях монголо-татар и среднеазиатских народов при Чингис-хане и Тамерлане». Издание Военно-учёного комитета. Под редакцией князя Н. С. Голицына. СПб., 1875.).
Монгольские принцы изучают Коран. Иллюстрация из рукописи «Джами' ат-таварих», XIV век. (Государственная библиотека, Берлин)
Войско делилось на три части – центр и два крыла. Кроме, собственно, боевых подразделений существовало тыловое обеспечение, люди, прокладывавшие дороги, и разведка. Но монголы создали также и настоящую «агентурную» сеть из «легальных» разведчиков – купцов и послов. Дисциплина в монгольской армии была весьма суровой и поддерживалась жестокими способами. Плано Карпини сообщает: «Когда же войска находятся на войне, то если из десяти человек бежит один или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются; и, говоря кратко, если они не отступают сообща, то все бегущие умерщвляются; точно так же, если один или два или больше смело вступают в бой, а десять других не следуют, то их тоже умерщвляют, а если из десяти попадают в плен один или больше, другие же товарищи не освобождают их, то они тоже умерщвляются». Однако не только страхом действовали монгольские полководцы. Чингисхан требовал от командиров еще и заботы о людях. «Подобает начальствовать войском тому, кто сам чувствует жажду и голод и соразмеряет с этим положением других, идет по дороге с расчетом и не допускает войско терпеть голод и жажду, а четвероногих отощать. На это смысл указывает: идите шагом слабейшего из нас».
Монголы и их пленники. Иллюстрация из рукописи «Джами' ат-таварих», XIV век. (Государственная библиотека, Берлин)
Сама жизнь делала из монголов высококлассных воинов-профессионалов. Их дети уже «два или три года от роду сразу же начинают ездить верхом, и управляют лошадьми, и скачут на них, и им дается лук сообразно их возрасту, и они учатся пускать стрелы, ибо они очень ловки, а также смелы». Далее средневековые историки отмечали: «Родятся и вырастают на седле и на лошади, они сами собой научаются сражаться, потому что вся их жизнь круглый год проводится на охоте. Оттого у них нет пехоты, а все конница». Сам Чингисхан не раз повторял, что «зверовая охота – школа войны». На облавные охоты, как на маневры, съезжались воины из разных районов Монголии. Недобросовестность или ошибки наказывались, храбрость и мастерство поощрялись!
Монгольский лук. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
Потом все охотничьи приемы применялись на войне. «Когда нет войны с врагами, – написано в «Великой Ясе» Чингисхана, – пусть... учат сыновей, как гнать диких зверей, чтобы они навыкли к бою и обрели силу и выносливость, и затем бросались на врага, как на диких животных, не щадя».
Колчан и лук. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
Совершеннолетним монгол становился в 13 лет, и с этого возраста нес воинскую службу и участвовал в облавной охоте. Бытовал и обряд (что-то вроде инициации) натирания мясом и жиром пальца мальчика, первый раз убившего зверя на такой охоте. Например, Чингисхан мазал пальцы своим внукам Хулагу-хану и Хубилаю, когда им было по девять и одиннадцать лет и это его, разумеется, очень обрадовало. Но облава являлась не только охотой. Уделялось и много внимания играм и разным воинским забавам. Воины соревновались в стрельбе из лука, боролись, проводили скачки на лошадях. Сказители у костров передавали молодым предания и легенды, и воспевали подвиги багатуров прошлого.
Монголы всегда очень серьезно готовились к нападению на врага и обстоятельно заранее собирали о нем все возможные сведения. Искали недовольных в рядах противника, а когда находили – привлекали подкупом на свою сторону. Вторжение обычно начиналось с глубоких рейдов по тылам неприятеля, обходивших стороной его города, и скопления его войск. При этом разгонялись стада и истреблялись жители, велась разведка. «Когда они желают пойти на войну, они отправляют вперед передовых застрельщиков, у которых нет с собой ничего, кроме войлоков, лошадей и оружия. Они ничего не грабят, не жгут домов, не убивают зверей, а только ранят и умерщвляют людей, а если не могут иного, обращают их в бегство; все же они гораздо охотнее убивают, чем обращают в бегство», — отмечал Плано Карпини. Передовые отряды имели задачу постоянно тревожить противника: они выпускали град стрел и отступали, не ввязывались в серьезную схватку, но изматывали и не давали возможности отдохнуть ни людям, ни лошадям. «Надо знать, что всякий раз, как они завидят врагов, они идут на них, и каждый бросает в своих противников три или четыре стрелы; и если они видят, что не могут их победить, то отступают опять к своим; и это они делают ради обмана, чтобы враги преследовали их до тех мест, где они устроили засаду; и, если враги преследуют до вышеупомянутой засады, они окружают их и таким образом ранят и убивают».
Монгольские снаряды для метания. Обнаружены на месте высадки в Японии в 1274 г. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
Основные силы монгольского войска следовали за авангардом, и тут цель была иная – забирать все, что можно. «Людей, если они их могут найти, забирают в плен и убивают» – пишет о монголах Плано Карпини. Перед решающей битвой монгольские отряды очень быстро собирались вместе и каждый занимал свое место в общем строю. «Когда же они желают приступить к сражению, то располагают все войска так, как они должны сражаться». При этом монгольская конница выстраивалась так, что передние линии состояли из воинов с легким вооружением и отрядов союзников, а задние эшелоны состояли из тяжелой конницы и резерва, которые в бой вступали в решающий момент. Важно, что монгольские полководцы лично в сражении, как это практиковалось в то время повсеместно в той же Европе, не участвовали и чудеса храбрости не показывали. Напротив: «Вожди или начальники войска не вступают в бой, но стоят вдали против войска врагов и имеют рядом с собой на конях отроков, а также женщин и лошадей. Иногда они делают чучела людей и помещают их на лошадей; это они делают для того, чтобы заставить думать о большем количестве воюющих». Чтобы еще сильнее воздействовать на воображение противника, монголы гнали впереди собой пленных; и именно они обычно и становились жертвами первой атаки противника. «Другие отряды более храбрых людей они посылают далеко справа и слева, чтобы их не видали противники, и таким образом окружают противников и замыкают в середину; и таким образом они начинают сражаться со всех сторон. И хотя их иногда мало, противники их, которые окружены, воображают, что их много. А в особенности бывает это тогда, когда они видят тех, которые находятся при вожде или начальнике войска, отроков, женщин, лошадей и чучел, которых, как сказано выше, они считают за воителей и вследствие этого приходят в страх и замешательство».
Стрелы с бронебойными наконечниками. Музей монгольского вторжения. Фукуока, Япония.
«Татары не смеют начать битвы, пока не забьет накар (большой барабан – А. И. Соловьев) их начальника; как только он забьет, тут они и начинают битву... – сообщал венецианский купец и путешественник Марко Поло, семнадцать лет находившийся при дворе монгольского хана Хубилая, – прежде, нежели накар забьет, поют они и тихо играют на двухструнных инструментах; поют, играют и тихо веселятся, поджидая схватку... Забил накар, и люди, немедля, бросились друг на друга. Схватились за луки и стали пускать стрелы. Переполнился весь воздух стрелами, словно дождем; много людей было смертельно поранено. За криками и воплями и грома нельзя был б расслышать; воистину, видно было, что сошлись враги смертельные. Метали стрелы, пока их хватало; и много было мертвых и насмерть раненных». Марко Поло свидетельствовал, что «каждый воин в сражении имел 60 стрел, 30 маленьких – метать, и 30 больших с железным широким наконечником; их бросают вблизи – в лицо, в руки, перерезывают ими тетивы и много вреда наносят ими». Очевидно, что имелись ввиду в первом случае стрелы с узкими гранеными наконечниками, которыми стреляли по врагу на расстоянии, а во втором случае – это стрелы, имевшие V-наконечники, которые именно на близком расстоянии и можно было и тетиву вражеского лука перерезать, и нанести серьезные ранения, приводящие к большой кровопотере.
Керамические гранаты тетсухо, найденные на месте крещения японского корабля у острова Такасима в 1274 г.
Практически все очевидцы писали о высокой частоте стрельбы, характерной для монголов. Недаром они сравнивали обычно с дождем ту страшную картину, что развертывалась у них на глазах. «И летели стрелы в город, словно дождь из бесчисленных туч», – сообщает русский летописец. «Стрелы у них... не летят, а как бы ливнем льются», – встречаем запись у венгерского миссионера. Считается, что прицельно можно выпускать по 8 – 12 стрел в минуту. Но даже сократив количество выстрелов до 5, все равно получится, что разными подразделениями монгольского войска (десять, сто, тысяча и т. д. воинов) выпускали соответственно по 50, 500, 5000 стрел в минуту, а развив вышеназванную максимальную скорострельность, в воздух каждая сотня воинов выпускала бы в минуту до 1200 стрел.
Наконечники японских стрел эпохи Камакура. Музей монгольского вторжения. Япония.
Однако вести такой обстрел дело совсем непростое. Для того, чтобы он принес успех (кроме индивидуальной выучки каждого стрелка), нужно уметь построить стрелковую линию так, чтобы лучники ясно видели бы цель и при этом друг другу не мешали. Монголы и тут использовали сразу несколько приемов. Например, обстрел преследующего их противника с полуоборотом назад. У Марко Поло это описывается так: «В битвах с врагом берут верх вот как: убегать от врага не стыдятся, убегая, поворачиваются и стреляют. Коней своих приучили, как собак, ворочать во все стороны. Когда их гонят, на бегу дерутся, славно да сильно, так же точно, как бы стояли лицом к лицу с врагом; бежит назад и поворачивается, стреляет метко, бьет и вражьих коней, и людей; враг думает, что они расстроены и побеждены, а сам проигрывает от того, что кони у него перестреляны, да и людей изрядно побито. Татары, как увидят, что перебили и вражьих коней, и людей, поворачивают назад и бьются славно, храбро, разоряют и побеждают врага».
Шлем из Музея монгольского вторжения, Фукуока, Япония.
Использовался и такой прием: отряды скакали друг за другом по кругу и, по очереди проносясь мимо неприятеля, выпускали в него свои стрелы. Интенсивность обстрела при этом достигалась очень высокая. «Когда им приходится сражаться на открытой равнине, а враги находятся от них на расстоянии полета стрелы, – пишет Марко Поло, – то они... изгибают войско и носятся по кругу, чтобы вернее и удобнее стрелять во врага. Среди таким образом наступающих и отступающих соблюдается удивительный порядок. Правда, для этого у них есть опытные в сих делах вожатые, за которыми они следуют. Но если эти вожатые падут от вражеских стрел или вдруг от страха ошибутся в соблюдении строя, то всем войском овладевает такое замешательство, что они не в состоянии вернуться к порядку и стрелять во врага».
Книга Стивена Тернбулла.
При этом от соблюдения строя зависело очень много и следили за тем, чтобы он соблюдался также очень строго. Чингисхан, например, грозил смертной казнью тем, кто «не вернется в строй и не займет своего первоначального места». Шквальный обстрел неприятеля продолжался пока хватало для этого стрел, либо пока противник не бежал с поля боя. Ну, а если и после столь убийственного града стрел противник все еще сопротивлялся, на его ряды обрушивался удар тяжелой конницы монголов, разрывавший его боевой порядок. Марко Поло свидетельствовал: «Вышли все стрелы, попрятали они свои луки в колчаны, схватились за мечи и палицы и бросились друг на друга. Стали они наносить сильные удары мечами и палицами; началась злая и жестокая битва; наносились и получались удары сильные; отсекались руки, и замертво падали люди на землю; знайте, по истинной правде, вскоре после того, как началась рукопашная битва, покрылась земля мертвыми да смертельно раненными». Ну, а после битвы монголы обычно беспощадно предавали смерти всех без врагов разбора, включая и тех, кто сдавался им в плен. Тотальное уничтожение – вот цель такой войны, и это для многих в то время было в диковинку.
Вооружение всадника Тимуридов. (Королевский арсенал, Лидс)
Интересно, что монголы, следуя этой тактике, иной раз сами открывали «коридор для отступления» разгромленному врагу, но использовали его для нанесения ему дополнительных потерь. Плано Карпини писал, например, что: «те начнут бежать и отделяться друг от друга, они их преследуют и тогда, во время бегства, убивают больше, чем могут умертвить на войне». Впрочем, если «против них имеется большое войско, они иногда обходят его на один или два дня пути и тайно нападают на другую часть земли и разграбляют ее, при этом они убивают людей, разрушают и опустошают землю. А если они видят, что не могут сделать и этого, то отступают назад на десять или двенадцать дней пути. Иногда также они пребывают в безопасном месте, пока войско их врагов не разделится, и тогда они приходят украдкой и опустошают землю. Ибо в войнах они весьма хитры, так как сражались с другими народами уже сорок лет и даже более».
Переговоры между представителями Газана и Байду. «Джами' ат-таварих» Рашид ад-Дина. (Национальная библиотека Франции)
Многое зависело от высокой скорости передвижения и маневренности монгольской кавалерии. Что неудивительно, ведь за каждым воином следовали налегке сразу несколько лошадей. При всем своем неказистом виде (столь удивлявшем тогда европейцев), эти невысокие, коренастые и большеголовые лошади отличались большой резвостью и выносливостью. Они были крайне неприхотливы в пище и в голодное время могли жевать пучки жестких веток. По словам Марко Поло, «когда отправляются в долгий путь, на войну, сбруи с собой не берут, а возьмут два кожаных меха с молоком для питья, да глиняный горшок варить мясо. Везут также маленькую палатку укрываться на случай дождя. Случится надобность, так скачут... дней десять без пищи, не разводя огня, и питаются кровью своих коней; проткнут жилу коня, да и пьют кровь». Монгольские воины в трудную минуту могли собирать насекомых со своего тела и есть их. «Голодая один день или два, – замечает Плано Карпини, – и вовсе ничего не вкушая, они не выражают какого-нибудь нетерпения, но поют и играют, как будто хорошо поели. Во время верховой езды они сносят великую стужу, иногда терпят также и чрезмерный зной». Все давало возможность монгольским всадникам совершать беспримерные для того времени переходы. Например, тумены Субедея-багатура, по данным Ю. С. Худякова, во время венгерского похода за три дня прошли 290 километров (обычный переход не превышал 50 километров в день).
Лицевая маска от шлема из Волжской Булгарии.
Широкие реки также не представляли препятствий для монгольских войск, так как у них в изобилии имелись кожаные бурдюки для устройства плотов. В случае если им предстояла осада вражеского города, они пользовались китайской осадной техникой и с помощью ее ими брались даже весьма сильно укрепленные крепости.
Автор: В.Шпаковский
Свежие комментарии