В 2013 году я побывал в нескольких городах Германии с мыслями снять фильм о Битве народов, столетие которой отмечалось в октябре прошлого года. Фильм так и не родился, а поездка удалась — я познакомился с настоятелем русской православной церкви в Потсдаме протоиреем Анатолием Колядой, с помощью которого прояснил некоторые подробности возникновения весьма необычного образования в центре Германии — русской деревни Александровка.

 

 

Если быть последовательным, то история деревни началась еще в начале XVIII века, лет за сто с гаком до того, как в пригороде Берлина появился ее первый дом. Тогда прусский король Фридрих Вильгельм I выбрал Потсдам своей резиденцией и местом дислоцирования своего гарнизона. Именно в этот момент городок превратился в городок военный и зажил новой жизнью — он стал базой королевской гвардии.

 

В королевскую гвардию отбирали людей рослых, и, хотя со временем это превратилось в маниакальную страсть короля, все же это было больше продиктовано жизненной необходимостью, чем его прихотью — для вооружения того времени нужны были крепкие рослые парни с ростом не менее 188 см, поскольку ружье было тоже немаленькое, целых 155 см.

 

 

Так называемые «поставки» высокорослых русских солдат начались еще 1712 году, видимо, после посещения Потсдама Петром I — Россия в союзе с Данией и Саксонией, участвующая в Северной войне против Швеции, нуждалась в новых союзниках. Пруссия, в свою очередь, нуждалась в России для удержания своих, отвоеванных у шведов, исконных прусских земель — Передней Померании и Штеттина. А русские солдаты являлись разменной монетой и пополняли собой быстро растущую прусскую армию. Очевидно, что это было не безвозмездно — Россия, строившая флот и нуждавшаяся в кораблестроителях, ремесленниках, моряках, получала их в обмен на рекрутов. Например, в 1723 году было обещано за каждого поставленного русского солдата по три матроса.

 

 

Солдаты направлялись не навсегда, а время от времени заменялись, о чем свидетельствует указ Петра от января 1720 года: «Предписываю послать к Его Королевскому Высочеству в службу из Военной Коллегии, выбрав из пехотных полков самых рослых, людей человек десять, и отправить оных с ружьем и мундире, дав им на дорожный проезд жалованья во всем, против прежнего отпуску таких же рослых солдат к прусскому двору».

 

Если на первых порах это были рослые рекруты из деревни, то впоследствии побывавших в «командировке» меняли уже на солдат русских пехотных полков. С 20-х годов такие обмены происходили на регулярной основе, но каждая партия обычно не превышала сотню солдат. В разные годы количество русских великанов было разным: 1921 год — 152 солдата, в период с 1725 по 1730 год — 185. В 1744 году иеромонах Кирилл сообщает о 1000 православных солдатах, откомандированных по разным полкам.

 

 

Насколько комфортным было их жилье на чужбине, неясно, но жалование они получали, церковное окормление не ограничивалось, и им даже разрешалось жениться. И многие пользовались этим, иногда даже дважды — в 1738 году 17 человек из группы солдат, отправляющихся на родину, оказались двоеженцами. Консистория, естественно, признала эти браки недействительными.

Кроме того, солдаты бегали, но вовсе не потому, что стремились домой, чаще всего совсем напротив — не хотели возвращаться.

 

 

Из переписки Фридриха Вильгельма I с фельдмаршалом Дессау, датируемой июнем 1734 года.

Последний случай рекрутирования русских солдат датирован 1739 годом, и, видимо, о встрече с одним из солдат последней партии, «инвалидом гренадером по имени Хиванович», упоминает Николай Михайлович Карамзин в «Письмах русского путешественника»:

 

«В Потсдаме есть русская церковь под надзиранием старого русского солдата, который живет там со времен царствования императрицы Анны. Мы насилу могли сыскать его. Дряхлый старик сидел на больших креслах и, слыша, что мы русские, протянул к нам руки и дрожащим голосом сказал: "Слава богу! Слава богу!" Он хотел сперва говорить с нами по-русски, но мы с трудом могли разуметь друг друга. Нам надлежало повторять почти каждое слово, а что мы с товарищем между собою говорили, того он никак не понимал и даже не хотел верить, чтобы мы говорили по-русски. "Видно, что у нас на Руси язык очень переменился, — сказал он, — или я, может быть, забываю его". — "И то и другое правда", — отвечали мы.

 

"Пойдемте в церковь божию, — сказал он, — и помолимся вместе, хотя ныне и нет праздника". Старик насилу мог передвигать ноги. Сердце мое наполнилось благоговением, когда отворилась дверь в церковь, где столько времени царствует глубокое молчание, едва перерываемое слабыми вздохами и тихим голосом молящегося старца, который по воскресеньям приходит туда читать святейшую из книг, приготовляющую его к блаженной вечности. В церкви все чисто. Церковная утварь и книги хранятся в сундуке. От времени до времени старик перебирает их с молитвою. "Часто от всего сердца, — сказал он, — сокрушаюсь я о том, что по смерти моей, которая от меня, конечно, уже недалеко, некому будет смотреть за церковью". — С полчаса пробыли мы в сем священном месте; простились с почтенным стариком и пожелали ему — тихой смерти».

 

История сохранила очень многие имена этих солдат, а некоторым даже была уготована участь увековечиться на полотне художника. Например, портрет гренадера Свирида Родионова (Schwerid Redivanoff) в полный рост, в числе прочих 80 украшал собой Потсдамский городской дворец. И сейчас тоже украшает. Рост Родионова был 2,04 м, и он относился к первой шеренге гренадеров лейб-гвардии королевской роты. Он был призван в прусскую гвардию из состава одного из действующих полков русской армии в 1719 году и, отслужив 27 лет, вернулся на родину.

 

 

Оживление русско-прусских отношений пришлось на эпоху наполеоновских войн, когда практически вся Европа улеглась под Наполеона, чьими главными противниками остались только Англия и Россия. Пруссия вынуждена была балансировать и взамен левобережья Рейна обеспечила себе в 1795 году мир на десять лет. Ну или его иллюзию. В общем, карта Европы в тот момент в очередной раз активно перекраивалась, и все страны пытались любым способом удержаться в качестве игроков за карточным столом и не стать ставкой в большой игре.

 

 

Спустя два года к власти в Пруссии пришел Фридрих Вильгельм III, субъект весьма странный, обильно одаряемый историками нелицеприятными эпитетами, самая распространенная его характеристика — «ограниченный король-бюргер». Человек «по-мещански благоразумный и осторожный, любивший порядок и точность, не способный ни на порывы, ни на увлечения. Его осторожность доходила до вялости, его нерешительность — до трусости».

 

И именно этому королю-бюргеру предстояло сыграть очень важную роль в сближении двух государств после его личной встречи с Александром I в Мемеле в 1802 году. Сначала началась личная переписка двух монархов, а затем, во что трудно поверить, но факт — их искренняя дружба! Хотя Фридрих и не решался открыто пойти против Наполеона, однако в 1804 году пошел на секретный договор с Россией и Австрией, получивший спустя год форму конвенции. Надо сказать, царь Александр был в то время весьма популярен в Пруссии, если не сказать больше — например, во время его приезда в Берлин столичные дамы прикалывали себе в волосы «александровские букетики», составленные из растений, начинавшихся на букву «А».

Однако вскоре для русских и австрияков случился Аустерлиц, а затем «Наполеон дунул на Пруссию, и ее не стало» — прусской армии тоже более не существовало, и Фридрих вынужден был бежать с семьей из Берлина.

 

 

Продолжать войну могла только Франция, которая по Тильзитскому миру захапала половину территории Пруссии. Причем вторая половина была обложена огромной контрибуцией и еще обязывалась содержать 150-тысячное французское войско. Пруссия, в принципе, сохранила иллюзию суверенитета только благодаря заступничеству Александра I. По словам Наполеона, «прусский король был всем обязан рыцарской привязанности к нему императора Александра — без него династия короля лишилась бы престола, и я бы отдал Пруссию брату моему Иерониму».

 

Во время вторжения Наполеона в Россию Пруссия вынуждена была направить в Курляндию 20-тысячный корпус генерала Йорка, который там взял в плен 500 русских солдат. Интересный факт: предложения Йорка на размен пленными был отклонен русской стороной попросту потому, что менять было некого — почти все попавшие в русский плен прусские солдаты и офицеры воевали в так называемом Немецко-русском легионе.

 

 

Таким образом, обмен не состоялся, и пленных отправили в Берлин. Среди пленных оказались даровитые люди, даровитые в смысле голоса и слуха, и после проб 62 из них были отправлены в Потсдам. Здесь в октябре 1812 года был проведен вторичный, более строгий конкурс, и из 21 солдата был сформирован певческий корпус — четыре фельдфебеля, три унтер-офицера и 14 солдат. После присоединения Пруссии к антинаполеоновской коалиции в феврале 1813 года из оставшихся русских пленных был сформирован особый батальон, а певческий корпус с согласия императора Александра вошел в состав личной королевской роты гвардейского полка. И гренадеры, и песельники участвовали в составе прусской армии в кампании 1813–1815 годов. Поскольку это все же была война, а не прогулка, певческий корпус тоже понес потери, которые были восполнены еще семью певчими из состава Калужского гренадерского полка, возвращавшегося из Франции домой в ноябре 1815 года.

 

Так русские певчие окончательно обосновались в Потсдаме и стали неотъемлемой частью всех полковых праздников и придворных мероприятий.
Едва ли страсть короля к русскому многоголосому пению была просто его прихотью — он был всерьез увлечен возрождением старого певческого искусства и ввел в обычай певческие застолья, в которых могли участвовать только поэты, музыканты и певцы.

 

По воспоминаниям одного из певчих Федора Фокина, король знал русский язык, с удовольствием общался на нем с русскими солдатами и хорошо понимал смысл песен. И этой, вероятно, тоже: «Ну-ка, русские солдаты! Пойдем немцев выручать, хоть они на нас сердиты, мы пойдем за них страдать»

 

Узнав о смерти императора Александра в ноябре 1825 года, король Фридрих был искренне расстроен, и у него возникла идея увековечивания памяти об императоре и военном союзе с ним. Таким памятником должна была стать русская колония — деревня Александровка: «Я имею намерение как вечный памятник и воспоминание союза искренней дружбы между мной и высокочтимым императором российским Александром основать около Потсдама русскую колонию, которую я хочу заселить песельниками, перешедшими по императорскому дозволению в 1812 и 1815 гг. из русской военной службы к Первому гвардейскому пехотному полку и назвать ее Александровкой»

 

 

Согласно его воле, колония должна была состоять из «14 дворов, построенных в русском стиле, со всем скарбом, хлевом и садом». Заселить колонию должны были русские певчие, которых тому времени в полку осталось 13, в том числе двое неженатых — Петр Ушаков и Дмитрий Сергеев, которые после обнародования условий проживания в колонии тоже женились, в августе и сентябре 1826 года соответственно. Еще двое русских солдат, Иван Стариков и Петр Иванов, служивших в других полках, позже тоже получили свои дворы в колонии.

 

В основу архитектурной композиции был положен проект петербургского архитектора К.И. Росси для деревни Глазово, построенной неподалеку от Павловского парка в 1822–1825 годах. Деревня представляла собой целостный архитектурный ансамбль в форме ипподрома, пересекаемого улицами в виде Андреевского креста. Конструкция домов была фахверковая, у которого внешняя обшивка лишь имитировала вид деревянного дома.

 

Работы по строительству деревни велись быстро, к концу 1826 года были завершены, а 19 марта 1827 года, ровно через 13 лет после вступления объединенной армии в Париж, она была заселена русскими солдатами. По условиям проживания те могли пожизненно пользоваться домами, мебелью и хозяйственной утварью — в случае смерти главы семьи имущество переходило старшему сыну, только если он принадлежал к православной или протестантской вере. Это, а еще смешанные браки со временем «онемечили» русскую деревню.

 

 

Так кто же они были, эти первые русские поселенцы? К примеру, фельдфебель Вавилов служил с 19-летнего возраста в течение 30 лет. Унтер Волгин рекрутирован в 21 год и прослужил 27 лет. Самый молодой среди них унтер Иван Тимофеев был призван на военную службу 16-летним мальчишкой и прослужил 19 лет. К моменту заселения деревни все солдаты были уже отправлены на пенсию и получали по тем временам совсем небольшое пособие, от трех до шести талеров в зависимости от военного звания. Размер этой пенсии не обеспечивал почтенного и сытого жития в колонии, а предполагал, что ее обитатели вынуждены будут зарабатывать на жизнь мелким ремеслом или сельским хозяйством. Все они рекрутировались в довольно юном возрасте, прослужили в армии от 20 до 30 лет. Учитывая принцип рекрутского набора в русскую армию того времени, когда в солдаты отдавали либо по жребию, а чаще всего наименее полезного в хозяйстве, можно предположить, что новые обитатели колонии делать ничего не умели еще до службы, а теперь и не могли и не хотели научиться. Первое, с чего они начали, — попытались избавиться от коров, поскольку содержать их было хлопотно. Надзиратель колонии отмечал также пристрастие к зеленому змию части поселенцев. Источником дохода для большинства стала сдача в наем избыточной части жилья, а также доход от плодовых деревьев, высаженных трудами королевских садоводов.

 

Имена всех 14 русских солдат-песельников Первого гренадерского пехотного полка увековечены на специальной табличке в храме Александра Невского в Потсдаме. Рядом с табличкой висели русские и прусские медали, которыми они были награждены за участие в войне с Наполеоном.

 

У протоирея Анатолия Коляды я нашел характеристики на русских поселенцев первой волны и решил опубликовать не выборочно, а все.

 

 

Почти два столетия существования Александровки ее несильно изменили внешне, поскольку при всех режимах она оставалась памятником и о ее содержании заботились — она и сейчас выглядит как образцово-показательная русская деревня с несколько лубочной сутью, состоящая из 12 подворий с одно- и двухэтажными домами. Кстати, этажность домов в самом начале играла определенную роль: одноэтажные дома предназначались рядовым, ну а двухэтажные — унтер-офицерам. Все дома находятся в частной собственности, причем в одном из них располагается музей, а в другом — русский ресторан, правда, мне он показался не сильно русским.

 

Меня, естественно, интересовало, а живут ли на территории Александровки потомки тех самых русских солдат, носят ли те же фамилии, говорят ли на русском, хранят ли традиции? Оказалось, что единственный потомок русских колонистов, до сих пор проживающий на территории деревни, это Йоахим Григорьев — он не говорит на русском, не дурак выпить и попеть песни. Был охарактеризован мне как человек пропащий и бесполезный, похожий в целом на своего дальнего предка Ивана Григорьева. Я пришел к выводу, что личное знакомство не принесет ничего, кроме разочарования, и посчитал свою миссию законченной.

 

Сайт Алексея Никулина