Владимир Микоян
Японские представители и не скрывают, что достижение мирного договора им нужно лишь для получения полного суверенитета над южными Курилами
Скупые официальные сообщения (МИД РФ и пресс-секретаря президента РФ) о переговорах по судьбе южных Курил никак не разъясняют, а уж тем более не снимают набор основополагающих, совершенно законных вопросов. Представитель МИД РФ М. Захарова посетовала на брифинге для прессы на «странную информационную атмосферу» вокруг переговоров — ей стали неприятны, некомфортны вопросы-догадки журналистов. Эта атмосфера характеризуется со стороны нашей общественности оправданной, объяснимой и растущей тревогой за судьбу этой российской территории стратегического значения, а с японской стороны — этаким потиранием рук в предчувствии получения (по японской терминологии «возвращения») вожделенных «северных территорий». Нашим гражданам — жителям южных Курил Токио уже по-хозяйски милостиво обещает не сгонять их с насиженных мест и делает даже ещё более щедрый жест в отношении всей нашей страны, успокаивая, что не будет требовать компенсаций за послевоенное выселение японского населения с Курил и Сахалина. Можно было бы, конечно, склониться в благодарном поклоне, если бы не Статья VI подписанной и ратифицированной Совместной Декларации 1956 г., гласящая, что стороны отказываются от всех взаимных претензий друг к другу в результате Второй мировой войны. К слову сказать, наша страна в лице Н. С. Хрущёва, наивно считая, что это будет оценено, в этом документе добровольно отказалась и от взимания репараций с Японии по итогам Второй мировой войны, хотя могла бы по справедливости предъявить счёт ещё и за Русско-японскую войну 1905 г., разорительную японскую интервенцию на нашем Дальнем Востоке 1918−1922 гг., за фактическую кражу золотого запаса России, переданного белогвардейцами, за военные действия против наших войск у озера Хасан (1938 г.) и на Халхин-Голе (1939 г.). Мало того, что в боях за Южный Сахалин и Курилы в 1945 г. наша страна понесла ощутимые людские потери, так ещё пришлось восстанавливать существовавшую там инфраструктуру, которая была намеренно в бессильной злобе разрушена агонизировавшими японскими войсками, кормить местное население, а затем заниматься репатриацией жителей и военнопленных.
Советские солдаты с трофейными японскими флагами. 1945
Японские представители и не скрывают, что достижение мирного договора им нужно лишь для получения полного суверенитета над южными Курилами. Причём не теми, что упомянуты в Совместной Декларации (гряда Хабомаи и о-в Шикотан), но ещё и островов Итуруп и Кунашир — и это пока как минимум. Подчёркиваю — не для посещения их японскими туристами, не для некоей совместной экономической или какой-то иной деятельности. Ни для того, ни для другого препятствий нет и без мирного договора, что нашим руководством и подчёркивалось на предыдущих встречах с японскими коллегами. Иначе зачем было нынешнему премьеру Японии С. Абэ обнародовать в Сочи в 2016 г. перед президентом России «План сотрудничества с Россией из 8 пунктов»?
Пресс-секретарь президента РФ Д. Песков высказался в том смысле, что мы хотели бы добиться «компромисса, отвечающего интересам России». То, что он поставил интересы России на первое место, конечно, похвально. Правда, непонятно, а зачем мы всё же ввязались в переговоры по этой теме спустя 70 лет после окончания Второй мировой войны, раз у нас её итоги не вызывают сомнения и неуверенности в своей территориальной правоте? И почему президент России, неоднократно демонстрировавший на мировой арене твёрдость в интересах его страны, так легко пошёл на поводу у японского премьера С. Абэ и вслед за ним назвал отсутствие мирного договора «ненормальным положением»? В чём, кроме отсутствия в реальности ненужного мирного договора, проявляется это «ненормальное положение»? Почему для такого умудрённого политика, как В. В. Путин, формальная бумага вдруг стала иметь такое первостепенное значение при истинно мирных, добрососедских отношениях между двумя странами, да ещё и скрепленных декларированием в 1956 г. прекращения состояния войны, ратифицированным парламентами обеих стран? Что заставило нашего многоопытного и дальновидного министра иностранных дел, мастера формулировок, пойти по следам импровизаторов М. Горбачёва и Б. Ельцина и «в лоб» признать наличие «проблемы мирного договора», которую надо «решать»? Нельзя же все эти метаморфозы объяснять неким благодушным затмением умов в Москве или тем, что нервы не выдержали и нет более сил терпеть нытьё японцев по поводу островов?!
Да, нам неприятно, когда перед нашим посольством в Токио беснующиеся истеричные отморозки сжигают наш флаг в день «северных территорий». А мы в ответ проявляем незаурядную заботу об эмоциях японцев — не отмечаем (кроме населения Сахалина) и даже намеренно не вспоминаем о празднике 3 сентября как об официально утвержденном Президиумом Верховного Совета СССР в 1945 г. Дне Победы над милитаристской Японией (теперь это почему-то День борьбы с терроризмом). В списке Дней Воинской славы России памятной даты в честь победы над Японией тоже нет. А вот бывшие наши и нынешние союзники Японии — США и Великобритания особо не церемонятся и свой день победы над Японией традиционно отмечают 2 сентября и 14 августа соответственно.
Вообще, отношение Токио к подписанному и вступившему в законную силу основополагающему межгосударственному документу — Совместной декларации 1960 г., прекрасно иллюстрирует мысль американского автора Ф. Гибнея о том, что «закон для японца — не норма, а рамки для дискуссии» («Япония — хрупкая сверхдержава», 1975 г.). Но в любой дискуссии, как в танго, нужен ведь и партнёр, и мы зачем-то добровольно им становимся. А уж если говорить о жизнеспособности тех обязательств и ограничений Японии, которые, видимо, хотят вложить в будущий мирный договор наши переговорщики, то стоит напомнить наблюдение долго жившего в Японии нашего легендарного журналиста-международника В. Овчинникова из его знаменитой книги «Ветка сакуры»: «Важно иметь в виду, что компромисс в представлении японцев — это зеркало момента. Японцы считают само собой разумеющимся, что соглашение имеет силу лишь до тех пор, пока сохраняются условия, в которых оно было достигнуто. Там, где англичанин скажет: «Раз возник спор, обратимся к тексту соглашения и посмотрим, что там записано», японец будет доказывать, что, если обстановка изменилась, должна быть пересмотрена и прежняя договорённость». Так что неприятные сюрпризы от японцев нам ещё предстоит пережить, но рецидивы исправить уже не получится.
Представитель МИД РФ М. Захарова призывает «дать возможность экспертам МИД обеих стран для работы» по теме мирного договора. Но не говорит, зачем вообще стоило начинать эту работу, в чём же всё-таки смысл этих переговоров для России? Но вместо понятной конкретики она ограничивается откровенно обтекаемым и вымученным ответом: «Вывести отношения двух государств на качественно новый уровень подлинного доверия и партнёрства». Это похоже скорее на попытку ухватиться за облако, но всё же попробуем разобрать эту установку-надежду. Что подразумевается под «качественно новым уровнем»? В чём он будет проявляться, чем измеряться, какие цели при этом преследуются? Следующий термин — «подлинное доверие» ещё более сбивает с толку. Чем будет характеризоваться это «подлинное доверие» и в чём его отличие от обычного доверия, хотя само по себе это понятие в межгосударственных отношениях довольно условное? В каких областях предполагается строить такой нестандартный вариант доверия, что станет его незыблемой или хотя бы долгосрочной основой, каков будет механизм построения и оформления режима доверия, каковы гарантии его существования на перспективу, насколько он будет зависеть от объективных и субъективных факторов, а главное — что в реальности наша страна хочет получить от особо доверительных отношений с Японией? Не забыли ли мы, что Япония — ближайший военно-политический союзник США на Дальнем Востоке, да и политико-экономический тоже, судя по безоговорочному присоединению Токио к антироссийским санкциям? Все эти вопросы вполне оправданны и требуют внятных ответов «по-взрослому». К тому же к термину «доверие» пристёгнуто и «партнёрство», имеющее, в отличие от аморфного «доверия», вполне прикладное значение. Хотя именно с партнёрством дело уже сейчас обстоит совсем и не драматично — японские деньги и технологии «работают» в России, и ограничений для наращивания в обычном режиме научно-технического и экономическо-инвестиционного партнёрства со стороны наших властей вроде бы не наблюдается. Японцы ещё могут сетовать на наши забюрократизированные порядки, но уж никак не на общую установку на поощрение их с российской стороны к взаимодействию по широкому фронту. Тем более что министр экономики, торговли и промышленности (по совместительству министр по экономическому сотрудничеству с Россией) Х. Сэкэ констатировал, что «благодаря усилиям представителей Японии и России уверенными темпами достигаются конкретные результаты и прогресс, наблюдается поступательное развитие проектов». Он же заявлял, что японо-российские отношения углубляются «на основе доверительных отношений между премьер-министром С. Абэ и президентом В. Путиным». То есть такого рода отношения уже существуют, так чего же ещё мы от них хотим?! Правда, министр не разъяснил, какова связь взаимовыгодного экономического сотрудничества с доверительностью личных, человеческих отношений двух лидеров, да и в чём заключается эта доверительность. Спокойнее было бы, если бы этот сомнительный термин, на котором наши руководители в силу наивности и широкой природы русского человека не раз поскальзывались в прошлом, был бы заменен на строгую «откровенность». Что не мешало бы за рюмкой сакэ обсуждать нечто, не входящее в круг межгосударственных отношений, компромиссов, а уж тем более территориальных уступок.
«Россия не торгует территориями» — заявлял В. В. Путин в 2016 г. — в том же году, когда и была обнародована программа сотрудничества Японии с Россией. А что же теперь? То есть мы в обмен на наш щедрый и, честно говоря, ничем с точки зрения интересов России неоправданный жест в виде вручения японцам островов не рассчитываем на экономическую выгоду? Тогда это подарок, но это всё же государственная собственность, принадлежащая всем нам. А если всё же рассчитываем, то чем же это тогда не торговля ?! Один из родоначальников экономической науки Адам Смит писал об «определённой склонности человеческой природы — к торговле, к обмену одного предмета на другой». Так всё-таки в этом конкретном случае наши территории в виде островов являются предметом этой склонности нашего руководства или нет? Мы вправе ожидать от властей ответа на этот основополагающий вопрос, равно как и на другие, обрамляющие его.
Свежие комментарии