Автор: Л. Мясянов  Источник: Всеславянское Издательство Нью Йорк. 1963 г. 

УРАЛЬСКИЕ КАЗАКИ

На краю Руси обширной,

Вдоль Урала берегов,

Проживает тихо мирно

Войско кровных казаков.

Знают все икру Урала,

И уральских осетров.

Только знают очень мало,

Про уральских казаков.

Уральская казачья песня.

Так это было в действительности. Цель моего очерка поведать читателю кто такие были Уральские казаки, где они жили, чем они жили и как они жили.

Земля Уральского Казачьего Войска была расположена по правому берегу реки Урала начиналась она от границ Оренбургского Казачьего Войска и тянулась до берегов Каспийского моря. С Запада Уральцы имели соседями Самарскую губернию и Букеевских киргиз, по левому берегу реки Урала казакам принадлежала узенькая полоска лугов. Там была страна Зауральных киргиз.

Уральские казаки жили в тупике среди своих необъятных степей, окруженные на две трети киргизскими племенами. Благодаря такой изолированности Уральцы больше чем другие Казачьи Войска сохранили быт и обычаи старинного казачества. С самого зарождения, Уральское Войско проявило себя как войско бунтарское. Оно всё время имело большие трения с Центральным Российским Правительством, которое в течение всей истории старалось его подчинить окончательно своей воле.

Выполняя наряды Российского Государства на свой манер Войско участвовало буквально во всех внешних войнах и пользовалось большой заслуженной боевой славой. Но стоило только Государству начать вводить какие-либо изменения в жизни казаков, казаки видели в этом посягательство на свободу, восставали и их «не желам» много приносило хлопот, а самим казакам всегда стоило очень дорого.

В одно из очередных восстаний, Петр Великий только чудом не уничтожил Яицкое в то время войско. Спас его от гибели преобразователь Юго-Восточного Края Неплюев, сподвижник Петра.

Он доказал, что такой энергичный сплоченный народ, полезный для Государства, нельзя уничтожать. В дальнейшем были большие смуты из-за выборных атаманов и из-за религии.

В Яицком Войске было очень много старообрядцев, бежавших от гонений из России, так вот их во что 6ы то ни стало хотели насильно перевести в Никоновскую веру.

В Войско почти беспрерывно вводились правительственные войска из Оренбурга.

И в 1772 году, когда пришел на Яик генерал Траубенберг, с артиллерией и пехотой, на него набросились казаки, артиллеристов перебили, растерзали самого Траубенберга и Войскового Атамана Тамбовцева, который был на стороне Правительства. За этим событием последовало то, что, по приказу Екатерины, пришел отряд в 3000 человек, под командой генерала Фреймана, и жестоко покарал казаков, многих казнил, многих порол и сажал в тюрьмы и многих услал в Сибирь на поселение.

Вот в такое-то тревожное время и пришел на Яик Донской казак Емельян Пугачев. Яицкие казаки, сомневаясь, что он действительно Император, всё же нашли, что момент подходящий и решили тряхнуть Москвой.

Описывать этот мятеж не входит в мои планы, можно сказать что Войско, после подавления этого мятежа, сильно пострадало и совершенно обезлюдило.

И Войско Яицкое, по приказу Екатерины II, стало называться Войском Уральским, река Яик рекой Уралом, а Яицкий Городок, городом Уральском. Екатерину Великую сильно невзлюбили казаки и, наоборот, большими симпатиями пользовался Павел I, вероятно, потому, что он предал забвению Пугачевский бунт и выразил желание иметь при себе гвардейскую сотню Уральцев.

Сотня была сформирована под командой Севрюгина и была в большом фаворе у Императора.

Когда во дворце решено было задушить Павла, то граф Панин предусмотрительно услал Уральскую сотню в Царское Село, боясь, что Уральцы вступятся за него. И до последнего времени многие берегли неразменный серебряный рубль Павла с изречением «Не нам, не нам, а имени Твоему».

В дальнейшем у казаков было упорное мнение, что все обиды и несправедливости шли от ставленников Государя и что Государю об этом ничего неизвестно, поэтому они часто посылали делегатов к Государю, но их всегда перехватывали и наказывали.

В 1803 году вводилось новое положение и формы. Произошло восстание и когда князь Волконский, присланный на усмирение, стал допрашивать зачинщика Ефима Павлова казака, то последний, как в песне говорится, такой ответ держал:

Не тебе б меня, добра молодца,

Не тебе б меня здесь допрашивать

И не мне бы, разудалому,

На твои речи ответ сказывать.

Правду истину поведывать.

А спроси ка нас сам Батюшка

Православный Царь

Я б сказал правду истину.

В 1837 году наследник престола Александр посетил Уральск.

В этот период у Уральцев было большое недовольство Наказным Атаманом. На площади, запруженной народом, группа казаков-стариков по сигналу хватаются за колеса царской кареты и останавливают ее. Падают на колени и подают челобитную выглянувшему испуганному наследнику. Результат оказался плачевный. Всех этих стариков приказано было выпороть и отправить в Сибирь. Сотня, конвоировавшая Наследника, была расформирована.

Последняя смута произошла при введении всеобщей воинской повинности в 1874 году. В этом году были введены в жизни Уральцев различные реформы, касавшиеся их военной службы и самоуправлении. Между прочим вводилась для каждого казака военная служба, что в корне изменяло прежний порядок отбывания воинской повинности. Уральские казаки выросли с недоверием к центральной власти и, как огня, боялись ее вмешательства в их внутренние дела. Когда начальство узнало, что среди казаков появилось недовольство, преимущественно среди стариков, игравших всегда большую роль среди старообрядческого патриархального населения, оно распорядилось отбирать поголовно «подписку» о принятия нового положения, причем подписываться предлагали на чистых листах.

Вот тут-то и заварилась каша, которую начальству пришлось расхлебывать в течение десятка лет и в результате которой была массовая ссылка казаков с семьями в административном порядке на поселение в пустынные части Сыр-Дарьинской и Аму-Дарьинской областей Туркестанского края.

Давать подписки Уральцы решительно отказались, мотивируя свои отказ двумя резонами во-первых, они не знают что подписывают на белых листах, во-вторых, по своим религиозным убеждениям, которые запрещают им давать клятвенные обещания и пр. Этот второй резон, основанный на религиозном суеверии, принял массовый характер. Угрозы и насильственные меры начальства только усилили пассивное сопротивление, принявшее характер мученичества за веру! Женщины запрещали сыновьям и мужьям подчиняться новому положению и давать подписку, считая это великим грехом. Отцы грозили проклятиями сыновьям и первыми пошли под арест, процессии арестованных, почтенных бородатых стариков, под конвоем военной стражи, только подливали масла в огонь, и арестовать пришлось чуть не поголовно всех.

Для устрашения решили сослать первые партии. Это было в 1875 году Арестованные сопротивлялись, их приходилось тащить силой что при сотнях арестованных представляло не легкую задачу для конвоя Стариков истязали и затем силой втаскивали на телеги и увозили. Вообще, картина всего этого насилия носила дикий и возмутительный характер

Вот эти-то казаки Уральские, ушедшие в ссылку, назывались «уходцами». Ссылка была бессрочная. Выслано было около трех тысяч казаков, а в 1875 году выслали к ним их семьи, всего около 7 с половиной тысяч. Железной дороги тогда не было, так что это небывалое полчище шло походным порядком, конечно, не мало стариков и детей перемерло в дороге. Много горя и нужды вынесли казаки на чужбине. Губернатор края неоднократно обращался к правительству улучшить их положение, но безрезультатно В 1891 году, по случаю 300-летия Уральского Казачьего Войска, Наказной Атаман генерал Шипов, который с большими симпатиями относился к Уральцам, ходатайствовал перед правительством о возвращении казаков уходцев на Урал. Правительство согласилось при условии представления казаками заявления о полном раскаянии в содеянном. Уходцы пренебрегли этой Монаршей милостью Только, когда случилась революция в 1917 году, уральцы послали приглашение уходцам и многие вернулись на Урал. Конечно, из тех, которые были высланы в 1875 году почти никого не осталось в живых, вернулись же их дети и внуки и сразу им пришлось принять участие в гражданской войне.

В 1914 году, когда началась Германская война, было мобилизовано плюс к трем полкам действительной службы еще 6 льготных.

Когда льготной дивизии объявили, что командовать дивизией будет ген. Кауфман-Туркестанский, - казаки заявили, что не хотят иметь командиром немца. Наказной Атаман принужден был запросить правительство, откуда последовало разъяснение кто такой Кауфман-Туркестанский и только тогда казаки успокоились.

Как я уже сказал, Уральцы. несмотря на все смуты, были верными слугами Государю и на своих степных маштаках были на всех полях сражений Российского Государства и слава о воинах, была великолепная.

Привожу один из подвигов Уральцев, воспетый во многих песнях. Произошло это в Туркестане в декабре месяце 1864 года. Сотня Уральцев под командой есаула Серова, в составе сотника Абрамичева, пяти урядников, 98 казаков и 4 артиллеристов, при одном орудии, была выслана в степь на розыск из форта Перовска и была окружена в степи, недалеко от селения Икан, кокандской армией численностью в 10.000 человек, при трех орудиях.

Сотник Абрамичев и половина сотни были убиты, 36 казаков были ранены и 4 артиллериста также.

Государь великолепно наградил сотню и погибшим на месте боя был воздвигнут памятник.

В степи широкой под Иканом

Нас окружил кокандец злой

И трое суток с басурманом

У нас кипел кровавый бой...

Как уже сказано, среди Уральцев было много старообрядцев различных толков и это они, главным образом, ревнители старины и всегда были против каких-либо новшеств. Вопросы религиозные среди них имели большое значение. В шестидесятых годах прошлого века, после одного из религиозных притеснений со стороны правительства, казаки решают уходить в другую землю, где есть настоящее православие. Для нахождения этой святой страны, называемой «Беловодское Царство» они посылают казака Барышникова. Казак объездил весь свет, но такой страны не нашел. Вторичную попытку делают старообрядцы в 1898 году. Они послали трех казаков, во главе с Хохловым, чтобы, наконец, найти эту землю. Побывали они во многих странах, но опять ничего не нашли. Это событие с большой симпатией описано писателем Короленко. До самого последнего времени от Святейшего Синода ежегодно к Великому Посту приезжали в Уральск миссионеры, которые в одном из храмов устраивали диспуты с целью перевести старообрядцев в Никонианскую веру. От старообрядцев выступал ежегодно старик Мирошхин, слепой, который на выступления отвечал тезисами из Священного Писания, причем это происходило таким образом, с ним был юноша, которому Мирошхин приказывал: «Открой такую-то страннцу и читай с такой-то строчки». Память его была феноменальна и он всегда имел большой успех у старообрядцев.

Несмотря на то. что при всех столкновениях с правительством, правительство было победителем, всё же Уральцам удалось сохранить некоторые казачьи обычаи.

Уральское единственное Войско Российской Империи, которое до последнего дня сохранило свое общинное строение и имело общую землю, заповедную реку Урал, которая в пределах Войска принадлежала исключительно Уральцам и рыболовство на ней производилось исключительно уральцами. Да и сами Уральцы пользовались ею только в известные периоды в году. Зимой багренье, весной и осенью плавни и некоторые другие рыболовства. Так как Уральцы исстари были рыболовами, то у них выработаны строжайшие правила и приемы этих рыболовств.

Когда германский ученый Паллас посетил Яицкое Войско в 1769 году, в Царствование Екатерины II, то он описал подробно некоторые рыболовства казаков, они остались без изменении с тех пор. В остальное время Урал сильно охранялся, не допуская браконьеров. Это вызвано необходимостью, так как низовая линия землю имела, можно сказать, пустыню, бывшее морское дно, где ничего не росло; рыболовство у низовых казаков почти было единственным средством для жизни.

Казаки же и провели в жизнь уравнение в благах своей земли. Так как станицы, расположенные выше Уральска имели хорошую землю и, занимаясь хлебопашеством могли обойтись и без рыболовства, то казаки решили не пускать красную рыбу выше Уральска. Для этой цели они с узенького деревянного моста, перекинутого через Урал спустили до дна, довольно часто, железные прутья. Рыба поднимаясь вверх по течению, доходит до этого преграждения, останавливается и возвращается обратно, ища других мест. Это сооружение называется «Учуг».

Выше же Уральское рыболовство вольное и какое угодно.

Землей каждая станица пользовалась, как хотела, по своему, даже съезд выборных от станичных обществ, так называемый Войсковой Съезд, или иначе Войсковой Круг, не вмешивался в постановления станичных сходов, он их беспрепятственно утверждал. Кстати, этот Войсковой Съезд существовали у Уральцев до самого конца, но только функции имел исключительно хозяйственного характера и даже Наказной Атаман не имел права вмешиваться в его дела.

Единственная собственность могла быть у Уральцев это фруктовый сад. Казак подавал просьбу на станичный сход об отводе ему места для сада. Обыкновенно никаких препятствий не было, сход постановлял, Войсковой Съезд утверждал, приезжал из Уральска землемер, отмеривал пять полагающихся десятин, и это была собственность казака навсегда и даже его потомков. Но удивительно, что очень немногие заводили эти сады.

Казаки относились настолько ревниво к тому что земля общая, что ее не хотели ни продавать никому и даже сдавать в аренду.

В период, когда Наказным Атаманом был генерал Н. Шипов, который, кстати сказать, был исключительным Атаманом, никак прочие бывшие до и после него. Он, получив назначение на этот пост, взялся с рвением улучшать жизнь казаков и, между прочим, задумал организовать образцовую ферму и сельскохозяйственную школу при ней. С этой фермы каждый казак, по желанию, мог взять улучшенных производителей для скота. Большого труда стоило генералу Шипову добиться разрешения у Съезда на отчуждение земли под эту ферму.

Как видит читатель из моей исторической заметки, среди Уральцев все время была большая убыль в людях, новых же не принимали, народонаселение было плотным только в верхних станицах, там где были хорошие земли. Ниже Уральска даже к 1914 году население было редкое - это вероятно также влияло на то, что вопрос о дележке земли никогда не поднимался. Земли было много, и каждый пахал где ему вздумалось, и каждый пас свои косяки лошадей, стада рогатого скота и куры баранов, где им отводил место станичный сход.

Уральцы жили богато, а некоторые казаки имели очень большое количество лошадей, рогатого скота и баранов.

Воспитание коней у коннозаводчиков было особенное. Летом, кони всегда были в степи, там они паслись и ночевали. Зимой, для них имелись помещения, но кормили их сеном, которое разбрасывали на чистом снегу и их не поили: вместе с сеном, они забирали снег; а в самом начале зимы, когда снег был не глубокий, им сена еще не давали, они как говорят «тебеневали» то есть, разрывая копытом снег, находили себе пропитание. И кони были, как дикие; их начинали учить четырехлетками только. Когда приезжала ремонтная комиссия для армии, то это было зрелище, когда арканом ловили этих коней и силой подводили к ветеринару и, после принятия, накладывали тавро. И таких-то вот коней раздавали казакам новобранцам и сколько нужно было иметь знания, терпения, ловкости и храбрости, чтобы приучить такую лошадь к строю. Результатом такого воспитания получались кони выносливые, не боявшиеся ни буранов, ни дождей.

Для баранов существовали, только для зимы камышевые загородки без крыши. Кура баранов насчитывала 500 штук и вот в загородку или двор загонялись бараны с таким расчетом, что когда они лягут, то лежат так плотно друг к другу, что между ними ступить нельзя. И в таком виде их никакой мороз и дождь не брал, было у них там очень тепло. Их также как и коней, зимой кормили на снегу и не поили.

Уральцы никогда не служили на кобылицах.

Несмотря на то, что Уральцы были весьма консервативны и чуждались новшеств, все же косу уже заменяла косилка; обмолотка пшеницы производилась уже не лошадьми, а паровыми молотилками, соха была давно заменена плугом.

И даже к войне 1914-го года уже видны были автомобили. Но патриархальный быт сидел крепко у казаков.

Я возьму для примера мою станицу Чижинскую. В моей станице, например, мой отец и дядя к праздникам Рождества и Пасхе обязательно посылали многим казакам из бедных на разговенье по пол бараньей туши, чай и сахар, а кому и материи на обновки. Также посылалось, как обычай, в день каких ни будь поминок, сладкий пирог со свечкой и с денежкой— но это делалось тайно. Для этого меня посылала мать, когда уже совсем темнело, и я должен был положить это на окно и быстро убежать.

Весной некоторые казаки приходили брать быков на все летние работы и возвращали их только поздней осенью. О том как помогали другие богатые казаки мне неизвестно по той причине, что все эти добрые дела делались без огласки. Среди старообрядцев было много курьёзов, придет какой ни будь такой к отцу по делу. Подойдешь к нему поздороваться, а он руки не протягивает, потому что я не его веры. Среди казаков старообрядцев, были и такие, которые, поехав куда-либо далеко, по пути просились у кого-нибудь переночевать и это делалось таким образом: постучит в окно и прочтет молитву: «Господи Исусе Христе. Сыне Божий, помилуй нас!». Из дома отвечают «Аминь!». «Пустите переночевать Христа ради».

Пускают их переночевать, но из вашего самовара они не принимают чаю, потому что мы не их веры. Они разводят огонь во дворе и там кипятят воду в привезенных с собой чайниках. Некоторые вообще самовар не признают, считая, что в нем есть что-то от дьявола. В домах старообрядцы не разрешали курить, а если по незнанию вы вздумали закурить, то казак бесцеремонно у вас вышибал папироску изо рта.

Моя семья была тоже старообрядческой и вот мне родители рассказывали, как они поздней осенью на лошадях в санях возили меня крестить за 400 верст на Волгу, там в это время скрывался наш священник.

Как курьёз, могу указать читателю, что уральцы все носили бороду. Носили её не только старообрядцы, которые считали за большой грех ее брить, но и никонианцы. Некоторые офицеры оставляли усы, брили бороды и существует шутливое стихотворение нашего поэта офицера А. Б. Карпова.

Утро, солнышко сияет,

Сотня в поле выступает,

Хоть всю сотню обскачи.

Всюду в ней бородачи.

Лишь я один их осрамил

Свою бороду обрил.

В войну 14-го года были большие неприятности с этими бородами, когда приходилось напяливать противогазовую маску.

У уральцев все фамилии оканчивались на буквы ов, ев и ин, никаких ич, ский и прочее не было. Поэтому, когда они принимали кого-нибудь в казаки за боевые отличия или за заслуги перед Войском, то меняли фамилии на свой лад.

И еще один курьёз. Некоторые историки, и даже Пушкин, в своей «Истории Пугачевского бунта», считают, что Яицкие казаки произошли от Донских. Уральцы с этим категорически не соглашаются Уральцы считают, что такие древние вольные Войска - Донское, Терское, Волжское и Яицкое образовались самостоятельно, но что в течение истории некоторые казаки переходили из Войска в Войско.

Что Донское Войско было самое древнее и самое большое, и Яицкие казаки были в тесной связи с ним, - это уральцы признают, но по какой причине была тяга у донцов переходить к Яицким казакам, это им неизвестно. Нужно думать, что они уходили по той причине, что им что-либо не нравилось. Как пример, можно указать на Атамана Гугню - это был ушкуйник и бежал из Новгорода в то время когда Иван Грозный уничтожил Новгородское вече. Бежал он на Дон, но что-то ему не понравилось на Дону, и он перешел на Яик.

Кстати, на Яике он особенно себя ничем не проявил, известен лишь тем, что нарушил прежний обычай Яицких казаков, которые, уходя в поход, бросали своих жен, а из похода привозили новых. Он свою жену сберег, а новую не привез, и вот с этой самой Гугнихи появились постоянные жены. Казаки величают ее прабабушкой Гугнихой и при всяких удобных и неудобных случаях поднимают бокал за нее.

В Уральске равенство было полное и никакие заслуги перед Войском не давали право иметь больше.

Никаких привилегированных сословий, как было в Донском Войске, когда Государи давали донцам титулы с пожалованием земель и крестьян, в Уральском Войске не было.

Уральцы были великороссы, украинской крови не было. Были так же полноправными казаками татары, калмыки и были они великолепными казаками. Из татар было даже офицерство.

ПРИШЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ

Город Уральск к войне 1914 года насчитывал 50 тысяч населения; из них половина была иногородних. Все коммерческие предприятия и вся торговля была в руках иногородних. Казаки не любили заниматься торговлей. Все эти коммерческие предприятия богатели за счет казаков. Все ремесленники, все служащие почт, банков и прочее были иногородние. В Уральске были казачье реальное училище и женская гимназия, также правительственные мужская и женская гимназии. Весь персонал был иногородний. Все часовщики и аптекари были евреи. Евреев было до 40 семейств и жили богато.

По станицам пришлого населения было мало. Это были, главным образом, ремесленники и торговцы. На всей территории Войска было много киргизов Букеевской Орды. Они были бесправны, служили у казаков пастухами и работали на полевых работах и, нужно сознаться, казаки их сильно эксплуатировали. Некоторые одалживали им в течение зимы чай, сахар, муку и деньги под большие проценты; они должны были отрабатывать летом.

Среди них было много конокрадов, один из них получил большую известность и был неуловим, так как был киргизами укрываем. Звали его Айдан-Галий. Ом умудрялся выбирать в косяке лучших лошадей, ему, конечно помогали его сородичи, и угонял их за Урал или в Самарскую губернию. Однажды даже угнал целый косяк лошадей в 300 голов но переправить через Урал их скрытно не удалось и настигнутый принужден был бросить косяк и скрыться. Поймать его так н не удалось, по слухам он бежал в Турцию.

Казаки бесцеремонно выселяли в Букеевскую Орду киргиз замеченных в неблаговидных поступках. Всё это пришлое население не любило казаков и казаки кровно с ними не мешались. Казаки женились только на казачках, за исключением редчайших случаев. На киргизках не женились никогда.

Теперь. с разрешения читателя, я предложу описание багрения у Уральских казаков Б. Кирова.

БАГРЕНЬЕ

Кажется мне, что тот, кто никогда не «бывал на Урале или же не встречался с уральскими казаками, даже и не слыхал такого слова, а, между тем, багренье - это целое событие в жизни уральцев.

Багренье - особый вид зимнего рыболовства. Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что оно существовало только на Урале.

Багренье - торжество, казачий праздник.

С осени, с началом первых холодов, красная рыба - осетры, севрюга - идет на зимовку. Она собирается в станки (стада) и, выбрав себе место, опускается на дно, где и проводит время до теплых дней. Казаки следят за Уралом и замечают эти места.

Обычно около Рождественских праздников особая комиссия из стариков, наблюдающих за Уралом, определяла, что лед достаточно окреп, чтобы выдержать всё Войско. Назначался день. Заблаговременно приготовлялись багры, подбагренники, пешни, чистилась сбруя, подновлялись сани, пеклись багренные витушки и накануне, в ночь, казаки на лучших конях выезжали на багренье. Ехали туда же жены и дети.

Казаки и казачата одеты в специальный багренный костюм: папаха с малиновым верхом, черная суконная куртка, заправленная в белые холщевые шаровары. Казачки одеты по-праздничному - в бархатные, на лисьем меху, шубы и в дорогие шали.

Выезжали целыми станицами, ездили и в одиночку, но все сливались в один поток саней и двигались, не нарушая порядка, куда вёл головной. Там ставили лошадей в строгие правильные ряды. Казаки выстраивались на обоих берегах Урала длинным фронтом, и ждали. Казачки веселыми группами толпились сзади.

На берегу стояла киргизская кибитка, и около нее собирались старшие чины Войска и их семьи.

Около девяти часов, вдали, на фоне снежной степи, показывалась тройка, конвоируемая конными казаками. Ехал атаман.

Тройка подкатывала к кибитке, и атаман, выйдя из саней» громко здоровался со станичниками. Дружный, громкий, ответ Войска несся в морозном воздухе.

Потом наступала торжественная тишина. На лед, на середину Урала, выходил багренный атаман и давал знак к началу багренья.

***

Колыхнулись ряды казаков и бегом двинулись к Уралу. С длинными баграми в руках прыгали казаки с яра в глубокий снег, катились по нему вниз и бежали по льду на стремя Урала. Останавливались и пешнями начинали пробивать во льду небольшие проруби. Проходило несколько секунд. Толстый лед прорублен. Почти одновременно поднимались древки багров, образуя целый лес, и тотчас же погружались в проруби. Начиналось багрение.

Рыба, напуганная шумом, поднималась и шла подо льдом, но встречала на своем пути багры и, поддетая крюком, подтягивалась ко льду. Сейчас же пробивалась большая прорубь и через мгновение рыба, подхваченная еще несколькими подбагренниками, же билась на льду и замерзала. Подъезжали сани с флагом, казаки, часто с трудом, клали на них огромную рыбу и увозили в барак на берегу, куда складывался весь улов.

С большим вниманием и интересом следила толпа на берегу затем, что делалось на льду, и появление каждой новой рыбы встречалось восторженным гулом.

Первый день, по обычаю, разбагривали лучшую ятовь недалеко от Уральска; багренье было особое. Царское багренье. Царю в дар Войско отправляло по традиции весь этот улов. Большие обозы, а в последнее время несколько вагонов, груженных рыбой, шли ежегодно в Петербург, в «презент».

**

К полудню начинали разъезжаться.

Застоявшиеся на морозе кони рвались вперед, и казаки, довольные хорошим уловом, давали им полную волю. Начиналась скачка. По ровной широкой дороге, обгоняя друг друга, неслись в санках казаки. Крупной рысью шли сытые лошади, забрасывая снежной пылью седоков.

Вихрем пролетает мимо вас пара в маленьких санках. Пригнувшись слегка к передку и выставив одну ногу из саней, сидит казак. Папаха, брови, усы и борода его белы от инея, и он, понемногу опуская вожжи, дает лошадям вое больше и больше хода А рядом с ним, откинувшись, повернув голову от ветра и летящего из-под копыт снега, сидит молодая казачка, взвизгивая слегка на ухабах, и смеются ее черные глаза из-под соболиных бровей и сверкают на солнце белые зубы. А за ними, догоняя или уже обгоняя, мчится другая пара, там третья, четвертая... и, глядя на них, вы чувствуете, что сегодня праздник, особый, уральский праздник.

Бодрые и веселые, казаки возвращаются домой. Их ждут пироги, лепешки и весело кипящий самовар. После мороза приятно побаловаться чайком и в теплом уюте вспомнить н рассказать, что было утром.

А к вечеру начинались опять сборы, и рано утром, часто и ночью уезжали казаки снова багриь, на этот раз уже для себя, на другие рубежи. И так продолжалось несколько дней.

Дворы купцов-рыбников бывали завалены рыбой и там кипела работа. Распарывались огромные рыбы и вываливались в решета мешки икры Тут же ее разделывали, засаливали и наполняли ею большие и маленькие банки. Тут же пластали рыбу на балыки и тёшку.

У каждого рыбника гости, и он с гордостью водит их по двору. Да и было чем похвалиться. Бывали белуги в 60 пудов. Если сесть на нее верхом, то не достать земли ногами. Обойдя двор и осмотрев рыбу, все шли в комнаты пробовать новую икру и пить чай. Подавалась икра в больших мисках, одна миска сменяла другую, и радушный хозяин уговаривал попробовать из каждой:

— Эта, может быть, лучше, засол другой Когда гости разъезжались, в сани каждого клалась банка с икрой, и никто не смел от нее отказаться.

По всему свету рассылали купцы уральскую икру и уральских осетров, и весь мир лакомился ими.

Но многие ли знали, как казаки доставали эти сокровища из «Яика, золотого донышка»?

Б. Киров

Газета «Возрождение» Париж

ЦАРСКОЕ БАГРЕНЬЕ

Первый день багренья был отведен для Царя. Всю рыбу, пойманную в этот день отвозили к царскому столу. Обычай этот существует со времен Царя Михаила Фёдоровича, первого из династии Романовых, когда яицкие казаки явились к царю с рыбным подарком и поклоном с просьбой «принять» их под высокую руку. А затем повелось так, что каждый год казаки возили этот презент к царскому столу. Это не было трудно в старину, когда Яик был очень богат рыбой и его иначе не называли в песнях как «золотое донышко», и он кормил всё Войско. Но когда Яик постепенно стал оскудевать, то казакам стало труднее это делать, а, между прочим, этот обычай превратился в обязанность и существовал до революции 1917 года. Дело происходило так: Войсковая казна отпускала сумму денег на покупку красной рыбы у казаков прямо на льду, во время багренья. Но, ставки были таковы: 3 рубля яловый и 15 рублей икряный осетр. Настоящая же цена икряного осетра была 120-150-200 и больше рублей, в зависимости от величины. Вообразите себе теперь казака, который был удачлив на Царском багренье и неудачлив на своем. Какой суммы заработка он лишался. Старались как-нибудь скрыть рыбу, но это стало совершенно невозможно, потому что на Царское багренье власти запретили сводить коней с санями на лёд. Для Царского багренья отводились особые ятови, и иногда оказывалось, что залежей рыбы на нём не было; тогда разбивали другой и так до тех пор, пока не наловят достаточно рыбы.

В период атаманства генерала Шипова произошел, в конце прошлого столетия, прискорбный случай. Разбили три ятови и рыбы не оказалось. Нужно было разбивать еще, но остальные рубежи не были подготовлены, и казаки отказались продолжать. Несмотря на угрозы и приказания Наказного Атамана, казаки наотрез отказались, мотивируя это тем, что у других рубежей не поставлено заграждений и напуганная рыба уйдет в море. Человек 60 было арестовано, а некоторые были усланы в Сибирь.

Приходится удивляться, как это Царское правительство не отменило этот старинный обычай.

Рыбу эту к Царю везла почётная делегация в три-четыре человека из заслуженных казаков. Царь дарил кому золотые часы с своим портретом, кому золотой портсигар или что ни будь в этом роде.

Но, вероятно, Император раздавал эту рыбу, так как ее было очень много, но ни разу уральцы не получили благодарности ни от кого.

ЧЕТЫРЕ ДНЯ С НАСЛЕДНИКОМ ЦЕСАРЕВИЧЕМ НИКОЛАЕМ АЛЕКСАНДРОВИЧЕМ.

Это было в Уральске, в 1891 г. Стоял август месяц, дни были солнечные, жаркие, но без духоты, свойственной этой полосе России в летние месяцы.

Мы жили на даче, окаймлённой притоком Урала, под названием Чаган, и окруженный старым, огромным, тенистым парком. Помню, что посреди парк пересекался длинной аллеей, обсаженной с обеих сторон сиренью, ветви которой сплелись и образовали очень красивый, бесконечный, тенистый туннель, сквозь который с трудом пробивались солнечные лучи; весной же в этой аллее было особенное благоухание, и в душистых ветках ночью напролёт заливались соловьи.

Мой отец, генерал И. Н. Шипов**, был наказным атаманом и военным губернатором Уральского Казачьего Войска и эта дача была летним местопребыванием атамана и его семьи. С этой дачей и этим парком как-то связаны мои лучшие девичьи воспоминания.

Мы жили большой дружной семьей - отец, мать и пять человек детей, все по характеру весёлые и жизнерадостные. Это была пора ранней нашей молодости, когда солнце светит особенно ярко, когда жизнь кажется светлым праздником, когда дышится полной грудью и во всем видишь радость и веселье.

* «Знамя России» №№ 151-153.

** Впоследствии генерал-адъютант Государя Императора Николая II.

В огромной чудной реке купались, на перегонки ее переплывали, катались на лодке и, с риском перевернуться, рвали ненюфары. В парке и степи ездили верхом, дороги были чудные, и к верховой езде приспособленные. Вечером ловили раков, которых была масса, и тут же варили их на костре. Впрочем, по вечерам мы также увлекались крокетом и иногда играли при лампах до поздней ночи.

В 1891 году наша мирная захолустная жизнь была нарушена одним крупным событием. В этом году праздновалось 300-летие Уральского Казачьего Войска, и мой отец был уведомлен из Петербурга, что на казачий юбилей прибудет Наследник Цесаревич Николай Александрович, который в то время совершал почти кругосветное путешествие и, через Сибирь, должен был вернуться домой. Уральск должен был быть его первым этапом для возвращения в Россию.

Уральск наш оживился. Всё готовилось к встрече Августейшего гостя. Ему приготовили дом атамана и губернатора в Уральске, где он должен был пробыть четыре дня. Также вырабатывали программу всяких торжеств на время его пребывания.

Отец мой, кроме того, хотел его познакомить с различными свойствами казачьего быта, особенно с рыболовством - главным промыслом уральского казачества. Надо было Войску показать наследника престола, надо было цесаревичу показать казачье войско и вообще августейшего казака познакомить с казачьим обществом.

Программа должна была быть разнообразной.

Все мы готовились к приезду наследника цесаревича и ждали его с нетерпением. Помню только, что все эти приготовления омрачились подмётными письмами на имя отца, которые угрожали уже тогда молодой жизни наследника престола; незадолго до того было покушение на его жизнь в Японии какого-то фанатика-японца и неудивительно, что мой отец, несмотря на свойственный его характеру оптимизм, всё-таки чувствовал огромную ответственность за те дни, которые высокий гость проведет в Уральске.

Наконец, настал день приезда. Отцом было получено об этом официальное известие и всё начальство, во главе с атаманом, выехало на встречу в Бузулук (пограничный город Самарской губернии), где в то время кончалась железная дорога и приходилось ехать двести верст на лошадях до Уральска.*

Тройки для наследника были приготовлены отборные. Коренники, местные рысаки-иноходцы, за которыми еле поспевали во весь опор скачущие пристяжки.

К полудню Наследник и его свита были в Уральске.

Запылённые нашей степной пылью, уставшие от дороги, но счастливые, после долгого путешествия, попасть в первый этап Европейской России, вошли они в приготовленный и по-царски убранный атаманский дом.

На улицах при проезде, конечно, стояла тысячная толпа, неслось и перекатывалось русское «ура», но порядок, слава Богу, ни чем нарушен не был.

Нам сообщено было прискакавшим ординарцем, что, отдохнув, вечером, наследник цесаревич со свитою приедет к нам на дачу.

В нашем парке, на берегу реки, раскинут был большой шатёр и в нём был сервирован чай, фрукты и всякие прохладительные напитки. Наш толстый буфетчик, Осип Иванович, сознавая, что и на него что-то возложено, важно разгуливал около стола, отдавая другим лакеям какие-то приказания. Он всегда был очень хорошим буфетчиком, и в Петербурге его всегда звали служить на придворных балах.

Около девяти часов вечера наследник цесаревич, с моим отцом и свитой, подъехал к нашей даче.

Моя мать, урождённая Ланская, была в молодости подругой Императрицы Марии Федоровны, когда она была еще принцессой Дагмарой.

Мою старшую сестру и меня наследник цесаревич знал по придворным балам (мы уже были представлены ко Двору). Со святою его - кн. В. Барятинским, кн. Кочубеем, кн. Оболенским, Волковым и другими - также были знакомы, так что, войдя к нам в дом, они сразу попали в «pays des connaisancess» и, после торжественного обмена приветствиями, все себя почувствовали довольно непринужденно.

*Впоследствии моему отцу удалось провести в Уральск железную дорогу и тем соединить богатый край с цивилизованной Россией.

Наследник цесаревич был очень в духе; как сейчас вижу его молодое жизнерадостное лицо, добрый смеющийся взгляд его карих глаз и вьющиеся баки на загорелых щеках.

Помню, что он довольно долго, стоя на балконе, разговаривал с моею матерью, а отец тут же рядом о чём-то говорил с кн. Барятинским. Наконец, моя мать сказала: - Да, что же мы стоим, ваше императорское высочество? Садитесь, пожалуйста.

Наследник показал головою на моего отца и ответил: - Я не могу сесть, раз генерал стоит.

После такого ответа, показавшего высокое уважение цесаревича к военной дисциплине, моя мать усадила и его и моего отца, а мы с сестрой стали занимать свиту.

Через час приблизительно мы перешли в шатёр, где от реки веяло вечерней прохладой; старые деревья шептались и как-будто тоже приветствовали царственного гостя.

Мы все расположились за круглым столом, сервированным по-европейски, и видно -было, что и наследник и свита его отдыхали, попав в привычную обстановку. Усаживаясь за стол, наследник цесаревич, между прочим, сказал: - Мне кажется, что я уже в Любани (последняя большая станция перед Петербургом).

За чаем я сидела рядом с наследником цесаревичем. Он много рассказывал про свое путешествие, про Индию и Сибирь. Помню, что, говоря про Японию, он очень добродушно сказал: - Мои друзья японцы.

Но, с особым увлечением он говорил про Сибирь, про ее красоты и ее богатства; видно было, что эта отдалённая часть Российской Империи очень захватила его внимание.

Потом, в разговоре, мы перешли на другие темы, и я ему рассказала, как в детстве представляла себе царя и как была разочарована, когда, гуляя ребенком в Летнем саду, встретила Императора Александра II в конногвардейской форме. Из-за здоровья мы в детстве одно время жили за границей и учили историю по-французски, так как наша гувернантка была француженка. Она мне рассказывала, что римский император Август гулял в золотой короне и горностаевой мантии. Я своей детской головою решила, что и у нас так же свой император Август и так же ходит в мантии.

Когда гувернантка, шедшая сзади, толкнула меня при встрече с государем и сказала: - Это император, сделай реверанс, - я остановилась, не веря своим глазам, и в полном недоумении спросила: - Как, разве это император Август?

Не знаю, слышал ли император Александр II, что спросил недоумевающий клоп, но он отдал честь и улыбнулся.

Наследник цесаревич также очень смеялся, когда я ему это рассказала.

Просидев со всеми нами далеко за полночь, цесаревич и свита распростились и уехали обратно в Уральск.

На другой день пребывания цесаревича в Уральске, в кафедральном соборе, был отслужен благодарственный молебен, на который он прибыл вместе со свитой и где собрались все местные власти и всё уральское общество. После молебна наследнику были представлены атаманы отделов и прочие начальники воинских частей. Завтрак был сервирован в губернаторском доме.

После завтрака мой отец повез Высокого Гостя на скаковой ипподром, где была устроена пробная мобилизация.

В Уральск к этому времени прибыл командующий войсками Казанского Военного Округа, генерал-адъютант Мещеринов, и также присутствовал на пробной мобилизации наказной атаман Забайкальского казачества ген. Хорошкин, сопровождавший наследника из Читы (природный уральский казак).

Скаковой круг с красивой скаковой беседкой был расположен в степи, в трех верстах от Уральска.

Я никогда не забуду этого эффектного и красивого парада. Казаки, одетые с иголочки, в своих мохнатых папахах, на крепко сбитых, выносливых, чисто военных лошадях, с пиками в руках, двигались рядами, как стройный лес.

Самый строгий военный критик, мне кажется, не мог придраться к их военной выправке и дисциплине.

Мощное - здравия желаем, ваше императорское высочество! - дружно катилось по уральским степям.

Наследник цесаревич был видимо, приятно поражен этой картиной мощи нашего казачества.

После обычного прохода всякими аллюрами, была, конечно, показана казачья джигитовка, которую цесаревич, несомненно, видал и раньше в манеже, но которая в степи приобретает свой особый колорит и стихийность.

Высокий гость весело и радостно благодарил за парад, и также весело и радостно гудело в ответ казачье русское «ура».

После джигитовки были скачки, за которыми наследник цесаревич следил с большим интересом. Скакали казаки и скакали киргизы, которые также очень спортивны: среди них были замечательные наездники.

В скаковой беседке цесаревич сидел в центральной ложе, рядом с нами.

Вечером в этот день был бал в казачьем собрании. Отец просил всех казаков, и молодых и старых, быть на балу и их красочных казачьих формах, что весьма способствовало красоте бала.

Моя мать поручила нам представлять казачек наследнику цесаревичу, а ему сказала: - Пожалуйста, не старайтесь танцевать с моими дочерями, Вы их достаточно видите в Петербурге.

Цесаревич засмеялся и ответил: - Вы думаете?

Мы ему представили очень много дам и барышень-казачек, и на мазурку он пригласил нашу подругу, очень красивую казачку Логгинову.

После мазурки танцевали, конечно, казачка и офицеры казаки друг перед другом щеголяли своей удалью, а казачки в красивых цветных костюмах с кисейными рукавами, шитыми золотом и в головных уборах (золотой галун с жемчужной сеткой), плыли, грациозно подбоченясь, им навстречу, помахивая платочком.

Подан был, конечно, чудный ужин, во время которого играл казачий оркестр, и бал затянулся до утра.

Цесаревич весь вечер был в отличном настроении и в этой непринужденной обстановке от души веселился. Казачок ему особенно понравился. И потом, год или два спустя, на каком-то придворном балу, он неожиданно, в шутку сказал: - Давайте станцуем казачка.

На третий день пребывания наследника цесаревича в Уральске, отец повёз его завтракать на ферму, где производились опыты искусственного орошения. Уральская область очень страдает от засухи, как и весь юго-восток России. Дожди обыкновенно бывают весной, и тогда степь покрывается ковром разноцветных тюльпанов. Летом же, за отсутствием дождей и полива, эта же степь превращается в выжженную печальную пустыню.

Мой отец задался мыслью показать на клочке земли, что получилось бы, если канализировать этот богатый край, и устроил в степи ферму с показательным хозяйством. Он канализировал порядочную площадь, насадил деревья и тут же устроил пробный посев пшеницы и других злаков.

После завтрака, за которым подавали девицы в голубых платьях, в белых чепчиках и передниках, наследник цесаревич собственноручно посадил дуб. Он очень заинтересовался фермой и вопросом орошения, которое, конечно, дало блестящие результаты, хотя в большом масштабе моему отцу, увы, не удалось провести за время своего управления областью.

Вечером, в тот же день, у нас на даче, на открытой сцене, был любительский спектакль и очень хорошая малороссийская оперетта приезжей труппы; певцы были в ударе, и наследник цесаревич от души смеялся в комических местах. Приглашенных было очень много, спектакль затянулся до двух часов ночи.

Помню, как князь Барятинский, безумно уставший и со страшной головной болью, попросил мою мать намекнуть об этом цесаревичу.

— А то ведь он неутомим, - прибавил Барятинский, - а завтра опять рано вставать, программа на завтра большая.

Моя мать передала своему августейшему гостю просьбу князя Барятинского.

Цесаревич знал, что князь страдает мигренями и сочувственно отнесся к страданиям старого друга своего отца: вскоре, по окончании спектакля, гости отбыли в город.

На следующий (четвертый) день была назначена, в двух верстах от Уральска, в Ханской Роще, пробная плавня - осенняя рыбная ловля уральцев.

Ханская Роща была очень красивым, хотя довольно диким парком, расположенным на крутом берегу Урала, с лужайками и вообще большими просветами. И вот, с этого высокого и крутого берега, где Урал протекает с головокружительной быстротой, и где его видно на большом протяжении, предполагал он показать наследнику цесаревичу один из главных промыслов Уральского казачества, во всех его красивых и изумительных по храбрости и лихости приёмах.

Каждый год, после весеннего разлива Урала, приблизительно в начале июня, недалеко от Ханской Рощи, ставилось на реке прочное заграждение из толстых металлических прутьев, чтобы помешать красной рыбе, белуге и осетру, уйти из пределов Уральской области. К осени рыба разводилась в огромном количестве, и вот тут-то и происходила плавня, т. е. массовый улов, который, вместе с багреньем, составлял одно из богатств Уральского казачества.

В торжественный день показательной плавни будары были заготовлены на берегу на большом протяжении, в огромном количестве. Будара представляет собою удлиненную скорлупку, выдолбленную из одного дерева. Конечно, эта скорлупка очень легко переворачивается и нужна была казачья ловкость, чтобы в ней усидеть; казаки все, кстати сказать, уже с детства великолепные пловцы.

Когда наследник цесаревич, в сопровождении моего отца и своей свиты, стал на наблюдательный пункт, на крутом берегу, с которого открывался вид на протекавший у ног Урал, грянул выстрел, и в одну минуту река покрылась тысячами мелких черточек. Это были будары с сидящими в них казаками.

Казаки сговорились заранее: выезжали сразу по две будары и тут же закидывали сети для лова. Картина была замечательная, и по красоте и по оригинальности приёмов. Через час рыбы было наловлено огромное количество и можно было наблюдать, что содержит, в смысле природного богатства, только одна наша река.

Наследник был в восторге и громко выражал свое одобрение.

По окончании плавни для всего мобилизованного казачества был сервирован завтрак на открытом воздухе, на лужайке, на берегу реки.

Как сейчас, вижу эти бесконечные длинные столы, покрытые белыми скатертями. У каждого был свой прибор, с красивым стаканом, в память посещения наследником цесаревичем Уральска.

Поблагодарив казаков за плавню, цесаревич, в сопровождении моего отца и своей свиты, подошел к одному из приготовленных столов; загремел казачий духовой оркестр, чередуясь с песенниками.

Я думаю, что наследник цесаревич никогда так близко не соприкасался со своим народом, со своим казачеством.

В воздухе чувствовался в этот день какой-то особенный подъём и энтузиазм.

Помню, что один казак написал к приезду августейшего казака красивые патриотические стихи и принес их моему отцу. Отец приказал песенникам их разучить и спеть во время завтрака. В памяти осталось окончание стихотворения:

И ныне, как встарь,

Присяга и царь

Два слова заветные будут.

Ты, наш Николай,

Отцу передай:

Уральцы тех слов не забудут!

Эти слова неслись над простором реки, гудели, как страшная клятва в сводах старого парка...

Уральцы тех слов не забыли. Чувствуя в овечьей шкуре большевизма бесчеловечного врага, они отчаянно боролись с большевиками, они грудью легли в своих степях, и обагрили их своею кровью, отстаивая из последних сил царем дарованные старые казачьи устои; но кругом в тот час измена была велика, они были одиноки в своих степях, и не под силу им было справиться с направленными против них красными полчищами... Час Божьего суда еще не настал...

Когда произнесены были тосты за государя императора, государыню императрицу, цесаревича и всю царскую семью, грянул гимн, сопровождаемый дружным «ура!» Наследник цесаревич, в свою очередь, встал и поднял бокал за свое Уральское доблестное казачество.

По окончании завтрака, под звуки гимна, он хотел было сесть в коляску, чтобы ехать в Уральск, но тут вся эта многотысячная казачья толпа, наэлектризованная патриотическими чувствами и близостью престолонаследника, кинулась к экипажу, выпрягла лошадей и, на своих плечах, донесла коляску с наследником цесаревичем до самого Уральска.

У цесаревича на глазах были слезы от умиления, мой отец также плакал... Вся эта вперед несущаяся огромная толпа, эти бородатые лица с возбужденными глазами, эти вверх летящие мохнатые шапки, это многотысячное русское «ура», - все это представляло собою воистину особенную и трогательную картину... Вот, когда, действительно, был царь и народ...

В этот же день, попозже, наследник цесаревич принимал депутацию киргизов, которые составляют большую часть народонаселения Уральской области, и посетил киргизскую школу на окраине города. Он очень интересовался бытом киргизов, представляющих собою, хоть и примитивный, но очень симпатичный народ и здравомыслящий элемент в нашей российской разноплемённости.

В киргизскую школу мои отец повез наследника цесаревича на своей собственной тройке; цесаревич всегда любил быструю езду, и не мог налюбоваться на нашу тройку. Рыжий крупный иноходец в корню, завода Овчинникова, раскачиваясь в своей иноходи, несся вперед, как вихрь, так что быстроногие пристяжки, летевшие во весь дух, еле за ним поспевали; к тому же наш кучер Игнатий артистически правил тройкой.

Цесаревич встал в коляске и, держась за козлы, наблюдал за ходом тройки и громко ею восторгался, а также хвалил Игнатия, к великой гордости последнего. Уезжая, он подарил ему на память золотые часы с цепочкой.

Перед отъездом наш августейший гость принимал подношения от казачества и киргизов, и сам раздавал подарки в память своего посещения.

Мы не воры, не плуты, не разбойнички, Мы Уральски казаки, рыболовнички.

(Из старинной казачьей песни)

Старинный Герб Яицкого Казачьего Войска

Герб изображает Яицкого казака Заморенова, по прозвищу « Рыжечка». Этот казак при Петре Великом вступил в единоборство со шведским воином и победил его.

Орден Св. архистратига Михаила, учреждённый на Уральском Войсковом Съезде.

От администрации сайта: Учреждён 9 мая 1918 года в г. Уральске, Уральским войсковым съездом выборных, для достойного награждения и поощрения казаков и офицеров частей Уральской армии, особо отличившихся в боях с частями Красной Армии. Святой Архангел (Архистратиг) Михаил был исконным небесным покровителем Уральского (Яицкого) Казачьего Войска, в его честь был назван основной войсковой храм - Михайло-Архангельский собор, а праздник Собор Архистратига Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных (21 ноября (8 ноября по старому стилю)), который известен в народе также под названием Михайлов день - был праздником Уральского (Яикского) казачьего войска.

Орден «Крест Святого Архангела (Архистратига) Михаила» имеет форму креста выполненного из темной бронзы, с четырьмя равными сторонами, диаметром 40 миллиметров. В центре расположено изображение Святого Архангела (Архистратига) Михаила, верхом на коне, поражающего копьем дракона. На верхней части креста надпись «За Вѣру», на поперечинах креста, надписи «РОДИНУ» и «ЯИКЪ», на нижней - «И СВОБОДУ». Оборотная сторона ордена гладкая, на ней выбивался порядковый номер. Крест носился на малиновой ленте. Колодка была размером, как у Ордена Святого Георгия, только малинового цвета, который был у уральских (яицких) казаков на погонах, околышах фуражек, верхах папах, лампасах. Орден чеканился в Омске.

Первым кавалером Креста (орден) Святого Архангела (Архистратига) Михаила, стал тридцатитрёхлетний есаул Уральского казачьего Войска Пётр Иванович Хорошхин. Во время первого наступления красных войск на Уральск он командовал пограничной Каменской казачьей дружиной и отличился в нескольких боях с противником. На заседании Войскового съезда 6 июня 1918 года было утверждено постановление казаков Каменской дружины от 18 мая 1918 года о награждении этого офицера высшей наградой Войска.

Точного количества все награждённых на сегодняшний день нет, так как не сохранился ряд наградных листов.

Последний известный приказ о награждении крестом (орденом) Архангела (Архистратига) Михаила датируется 28 февраля 1920 года и был издан в населенном пункте Форт-Александровский, когда были награждены члены английской военной миссии при Уральской армии- начальник миссии, майор Ленокс Бретт О'Браейн и офицеры миссии, капитаны Алан Дуглас Седдон и Сеймур Броклебанк. Этот же случай был единственным награждением иностранцев данным орденом. Знаки ордена были вручены указанным офицерам только в 1921 году в Константинополе , когда капитан Седдон передал постановление Съезда выборных о награждении председателю правления Яицкого Войскового банка надворному советнику П.И.Чурееву и получил от него три ордена,из имевшихся у него 700 штук, которые ранее были заказаны им во Владивостоке по просьбе генерала Хорошкина Б.И.

На первый день багрения (Царское) не разрешалось сводить лошадей с санями на лед. Казаки оставляли их на берегу, сами же, по сигналу, пешие бросались на средину Урала.

От Уральского казачества ему подвели чудную лошадь, в чепраке из синего сукна, шитого серебром (чепрак и вензеля на четырех углах вышивали казачки), и огромный, дивного рисунка и работы, текинский ковер, а киргизы поднесли роскошную кибитку.

Цесаревич радовался подаркам, как ребенок, сам, в свою очередь, раздавал подарки щедрой рукой старшим чинам казачества. Моему отцу он пожаловал чудную табакерку, золотую, осыпанную сетью бриллиантов, со своей миниатюрой, окруженной крупными бриллиантами, и большой фотографический портрет с подписью.

Моей матери цесаревич подарил чудную брошь, работы Фаберже; нам же, двум сестрам и брату, дал свои фотографии с подписью.

Перед тем он прислал к нам одного из своих адъютантов, чтобы спросить - в какой форме мы хотим иметь его фотографию. Мы просили - в казачьей форме.

На следующее утро все мы встали очень рано провожать нашего дорогого посетителя, так как ему предстояло еще раз сделать почти двести верст на лошадях.

Грустно нам было расставаться с ним. За эти четыре дня, вне придворной обстановки, мы все с ним так сблизились, да и он сам в казачьей среде, вдали от петербургского придворного этикета, чувствовал себя непринужденно.

Отец поехал провожать гостей до Бузулука. К вечеру они благополучно прибыли на станцию, где был приготовлен уже царский поезд.

Наследник цесаревич проследовал, вместе со свитой, р свой вагон и туда же пригласил моего отца. Там он опустился в кресло и глубоко вздохнул.

- Устали, ваше императорское высочество? - спросил мой отец.

- Нет, - сказал он задумчиво, - но я никогда не забуду, Николай Николаевич (так звали отца), тех дней, которые я здесь провел н те минуты, которые вы заставили меня пережить.

С этими словами он обнял моего отца и крепко пожал его руку. Отец, взволнованный, вышел из вагона. Поезд тронулся...

Д. Н. Давыдова

***

Теперь, прежде чем перейти к описанию трагической гибели Уральского Войска, я предложу вниманию читателя «Записки генерала К. Н. Хагондокова. Генерал Хагондоков, Константин Николаевич, был терским казаком из осетин. Высококультурный человек, он являл собою тип русского офицера, в самых лучших своих качествах.

Он познакомился с уральцами во время службы на Дальнем Востоке, где уральцы также служили, и на Русско-Японской войне.

УРАЛЬЦЫ НА ОХРАНЕ КИТАЙСКО-ВОСТОЧНОЙ Ж. Д.

«Вестник Казачьего Союза», Париж.

Знаете ли вы уральских казаков?

Конечно, вы их знаете! Многие из вас видели в Петербурге гвардейскую уральскую сотню; изредка встречали их по России, с их малиновыми лампасами и в больших черных папахах. Вы знаете, что уральские казаки живут на Урале, занимаются рыболовством, да вот, вероятно, и всё, что вам известно об этих подлинных великороссах-степняках, лихих наездниках и удалых богатырях.

Я не казак и, тем более, не уралец. Я никогда не служил в уральских сотнях, но видел их во время постройки китайско-восточной железной дороги, в охранной страже, и во время японской войны.

Мои воспоминания об уральских казаках, полные уважения и восхищения перед их высокой духовной и воинской доблестью и добродушного отношения к их человеческим слабостям и бытовым особенностям, не должны быть заподозрены хотя бы в малой степени пристрастности. Разве только, по давности прошедшего времени, привру, «как очевидец», т. е., скажу не всю правду в точности, а, что-то, к глубокому моему сожалению, упущу.

За одно ручаюсь: ничего не прибавлю и не подкрашу. Да этого и не нужно, - слишком красочная фигура уральский казак! Ее надо только показать такою, какая она есть, чтобы заставить русских людей ею гордиться и любоваться.

Как-то, во время японской войны, я рассказывал в кружке офицеров кое-какие эпизоды из службы уральцев в Маньчжурии. Среди них были два-три офицера Уральского казачьего войска.

Когда я кончил свой рассказ, уральцы подошли и сердечно меня благодарили за лестное слово об их «жнаменитом войшке» (уральцы всегда произносят «с», как «ш»). При этом они выразили мне свое горячее сожаление, что ни я, и никто другой ничего подобного об их войске не напишет, и никто и никогда не узнает «каки-таки были уральшкие казаки!»

Я сказал, что когда-нибудь, быть может, я и соберусь написать эти рассказы.

Прошло с тех пор почти сорок лет. Многие и ужасные события пронеслись смерчем над Россией. Нет больше скромных с виду и блиставших величественной доблестью духа Русских витязей - уральских казаков. Нет больше славного Уральского (Яицкого) казачьего войска.

Но жива слава, живы ещё воспоминания об Урале, об Яике, о казаках уральских, и пусть эти воспоминания, в меру моих слабых сил, послужат славе заслуг и подвигов, совершенных уральцами, в назидание потомству и в усладу разметенным по свету старикам - яицким казакам.

В 1898 г. «был решен вопрос о постройке Китайско-Восточной ж. д. и, одновременно, о формировании ее Охранной стражи, в составе 15-и казачьих сотен.

Офицеры и казаки приглашаются по «вольному найму».

В общем, сотен было сформировано - 4 донских, 4 кубанских, 2 терских, 4 оренбургских и 1 уральская.

Всем этим сотням были присвоены порядковые номера и сотни именовались: «№ такой-то сотня Охр. Стр. Кит. Вост. ж. д».

Уральской сотне выпал № 13.

Форма одежды Охр. Стражи была установлена: папаха с желтым верхом или фуражка с желтым околышем; на них кокарда - медная овальная бляха с изображением на ней дракона, черный мундир образца пограничной стражи с отложным воротником, серо-синие шаровары без лампасов. Выпушки желтого цвета. Казаки без погон; у офицеров, вместо погон, филигранные золотые шнуры. Шашка, винтовка, снаряжение и шинель - драгунские. Зимой полушубки. Седловка казачья. В общем - маскарад наемной стражи.

Срок службы по контракту, если помню, - 4 года. Жалованье - рядовым казакам - 20 руб., отделенным урядникам - 25 руб., взводным - 30 руб., вахмистрам - 40 руб. в месяц; казарменное расположение; на продовольствие - кормовые деньги. Фураж и кони - казенные.

Сотни выступили с места формирования пешими до Одессы, а оттуда во Владивосток и до Харбина на пароходах. Лошадей должны были купить в Монголии, по прибытии в Маньчжурию. Офицеры приглашались но личному выбору начальника Охр. Стражи, пехотного полковника А. А. Гернгроса. Поэтому большинство офицерского состава Охр. стражи были «солдатские» офицеры.

Очевидно, полковник не весьма беспокоился вопросом, как солдатские сотники и есаулы справятся с задачей командовать казаками, особливо имея в виду, что многие офицеры были пехотные.

Командиром 13-ой сотни был назначен капитан л.-гв. Павловского полка, Н. Н. Якимовский.

Нужно заметить, что в эту пору Павловским полком командовал ген.-майор Мевес, и полк отличался чрезвычайной строгостью внутреннего и служебного уклада жизни и муштровкой. Дисциплина в полку была жесточайше суровой.

Капитан Якимовский был блестящий гвардейский офицер, щегольски одетый, высокий, светлый блондин, с пышными усами и бородкой под генерала Буланже, с чисто выбритыми щеками, полный, выхоленный. Не могу его себе представить без сигары. Очень светский и отлично воспитанный человек прекрасный товарищ. Говорил с манерой золотой молодежи; не скажет, бывало, «послушайте!», а как-то - «пяслюшайте!» и т. п.

Вот этому капитану блистательно вымуштрованного полка выпало на долю командовать сотней уральских казаков, ни в какой мере по муштровке не похожих на молодецких солдат л.-гв. Павловского полка.

Несмотря на массу новых впечатлений и путевых забот железнодорожного и морского пути на протяжении двух месяцев, эшелоны, без внутренних осложнений, благополучно «доплыли» до Владивостока.

Был, правда, случай внешнего осложнения, когда небольшая группа казаков, не уральцев, подралась с огромной толпой японцев-лодочников в Нагасаки и, отняв у них весла, обратила сынов Страны Восходящего Солнца в постыдное бегство. А, в общем, казаки сидели по трюмам и палубам смирно, попивали чай, ели ананасы и бананы; уральцы плели бесконечный невод и все пели свои казачьи песни. Кстати, и новую песню подхватили, на мотив «Взвейтесь, соколы, орлами!».

На французском пароходе

Держим мы далекий путь.

Чтоб в Манчжурье на свободе,

Свою удаль развернуть,

Порт Артур не прозеваем,

Нам там быть давно пора,

Чтоб оттуда услыхали Наше русское «Ура!»

Мало нас, зато мы сила.

Мы отвагою полны.

Не страшит нас и могила, —

Мы казачества сыны!

Однако, во Владивостоке, капитан Якимовский почувствовал, что с уральцами будет трудно.

Во-первых, сотня, собравшись в круг, объявила, что не согласна носить № 13, ибо в «Апокалипшише» указано, что это звериное число. А также не согласны носить кокарды с драконом, ибо сие есть печать антихристова.

- Так что не желам!

Словом, бунт на религиозной почве!

Полковник Гернгрос протест казаков уважил и объявил, что в Охр. Страже 13-ой сотни нет. Отныне эта сотня именуется Уральской.

Казаки постановили: - Покорнейше благодарим его высокоблагородие полковника Янгроша.

Что же касается печати антихриста, то гл. начальником Охр. Стражи был послан к уральцам священник Охр. Стражи для увещевания. Этому весьма добродушному батюшке, во время морского пути, пришло в голову в Сингапуре выйти на берег в штатском платье. Уральцы это заметили и, когда батюшка явился в сотню с увещеванием, то казаки не дали ему говорить и попросили удалиться: - Вы, батя, не поп, а расстрига! Видали мы вас в «Шингапуре»!

Тогда полковник Гернгрос пригрозил уральцам, что если они осмелятся снять кокарды, то он их за бунт отправит на Урал по этапу.

Ну, знаете, семь тысяч верст по этапу - не жук наплакал! Казаки покорились, но... папахи носить стали на затылок, потому «печать антихристова, ставится на лоб», а про затылок не указано!

На это решено было не обращать внимания, все пришло в порядок, и жизнь, пока-что, в составе Стражи, потекла спокойно.

Однако, отношения между командиром сотни и казаками оставляли желать лучшего.

Нужно иметь в ввиду, что уральские казаки старообрядцы и не знали общей воинской повинности. Войско выставляло столько всадников-казаков, сколько полагалось, но порядок на-бора был свой, уральский. Назначенный на службу казак мог заменить себя другим, охотником; проще говоря, он мог за себя нанять охотника. Поэтому в строю можно было видеть пожилых людей, даже стариков.

Да, но каких стариков хотел бы я видеть молодых, могущих за этими стариками угнаться! Эти старики - здоровяки, артисты казачьего дела и верная стража традициям и навыкам уральским.

Беру по памяти:

Вахмистра уральской сотни, - фамилию его не то, что не помню, а просто никогда я не слыхал, все, начиная с главного начальника, называют Василий Иович, так его величает сотенный, так величали господа офицеры, так величали и казаки-уральцы.

Вот с этого самого и началось.

Эй, казак позвать ко мне вахмистра!

- Слушаю, ваше высокоблагородие, иду позвать Василия Иовича!

А? Каково? Командир сотни велит позвать вахмистра, а казак фамильярничает и называет вахмистра по имени и отчеству!

- Ваше высокоблагородие, так что Василий Иович пришли.

- Да, кто он такой?

Да вахмистр «шотни», ваше высокоблагородие!

- Ну, зови! - сердито говорит капитан Якимовский.

Входит среднего роста, плотный старик, с большой, окладистой, совершенно белой бородой.

Капитан Якимовский, полный гнева на казачью распущенность, готов крикнуть:

- Здорово, вахмистр! - но, видя почтенную и с достоинством почтительную фигуру старика-вахмистра, говорит строго:

- Здравствуйте, Василий Иович.

Старик вахмистр, при шашке, рука под козырек, отвечает:

-Желаю здравия, Николай Николаевич!

Вы понимаете, что «есаула» (какой же капитан в сотне казаков?!) чуть кондрашка не хватила! Однако, обошлось!

А то вдруг и казак ляпнет:

- Понимаю, Николай Николаевич! - или - покорнейше благодарю за наставление, Николай Николаевич!

Так уральцы отвечали на сделанное замечание!

Раз дошло до того, что в конном строю, в котором Николай Николаевич, по началу, не мог быть особенно силен, кто-то из-казаков, когда сотня шла неправильно, крикнул:

- Куда же это вы шотню ведете, Николай Николаевич?

Конечно, все казаки знали лучше Николая Николаевича свое строевое дело.

- Да, но дисциплина?! Какая распущенность! Это не казаки, а разбойники! Я прекращу эту вольницу! говаривал Якимовский.

Дальше шло всё хуже и хуже.

Пришли в Харбин. Построек еще нет. Казаки стали лагерем в палатках, в роще, около Харбина. Все честь честью. Кругом глиняный заборчик. Внутри стройные ряды палаток. Есть и казачьи, и для арестованных.