В данной статье я попытаюсь доказать, что Наполеон I ни в коем случае не хотел восстановления Речи Посполитой, а наоборот, пытался всячески решить «польский вопрос» с Россией, однако Александр I, по-видимому, этого не хотел и пытался использовать его в качестве оправдания следующей наступательной войны против Франции.
Входило ли в планы Наполеона восстановление Польши?
С созданием Великого герцогства Варшавского в 1807 годк мнение высшего света о Франции значительно ухудшилось. Дворяне крайне страшились восстановления Речи Посполитой. Страшились в первую очередь за свой карман.
Оренбургский помещик М.В. Веригин писал:
«В новой конституции герцогства Варшавского говорится, что никто не имеет права владеть крепостными.
И вот одним росчерком пера дворяне почти лишены собственности.
Можно опасаться, что эта эпидемия распространится и у нас.
Это станет страшным ударом для России».
И вот одним росчерком пера дворяне почти лишены собственности.
Можно опасаться, что эта эпидемия распространится и у нас.
Это станет страшным ударом для России».
И действительно, русские помещики сильно обогатились за счет разделов Польши. Только на территориях белорусских губерний за 1772–1800 гг. в их собственность было роздано 208505 «душ».
Среди этих помещиков мы видим такие знатные и популярные роды как Кутузовы, Румянцевы, Репнины, Суворовы и т.д. Очевидно, возможность восстановления Наполеоном Речи Посполитой приводила в ужас большую часть дворянства.
Но действительно ли Наполеон этого хотел?
Мы должны понимать, что в этом случае Бонапарт навсегда бы поссорил себя с Россией, Австрией и Пруссией – участницами разделов 1772, 1793 и 1795 гг. Это явно не входило в планы императора французов.
Наполеон никогда прямо не заявлял полякам о намерении возрождать их родину. Он никогда не заявлял этого и своим самым приближенным людям. Скорее всего, он лишь пользовался поляками как людским ресурсом, всячески их воодушевляя, но при этом не беря на себя никаких обязательств.
Карта герцогства Варшавского после Шенбруннского мира
Проблемы вокруг конвенции
Бонапарт прекрасно понимал всю опасность от бездействия по отношению к «польскому вопросу».
21 октября 1809 года французскому послу в Петербурге была вручена нота, в которой содержалось требование заключения особой конвенции по этому вопросу.
Также министр иностранных дел Франции направил в Петербург письмо, в котором речь шла о том, что император французов
«не только не желает обнаружить мысль о восстановлении Польши, которая столь далека от его видов, но готов содействовать императору Александру во всех тех мерах, кои могли бы навсегда истребить всякое о ней воспоминание».
Условия Александра были относительно приемлемыми. Он требовал, чтобы вопрос о восстановлении Польши никогда не возник, упразднения слов «Польша» и «поляки» из всех государственных документов, упразднения польских орденов и рассмотрения присоединенной части Галиции к герцогству Варшавскому как провинции саксонского короля.
23 декабря 1809 года состоялось подписание конвенции, после чего она была отправлена в Париж для ратификации. Казалось бы, проблема решена.
Предоставляю читателю основные пункты этой конвенции:
«Ст. 1: Польское королевство никогда не будет восстановлено.
Ст. 2: Высокие договаривающиеся стороны обязуются сделать так, чтобы слова «Польша» и «поляки» не употреблялись никогда ни по отношению к какой-либо части этого бывшего королевства, ни по отношению к его жителям, ни по отношению к его войскам. Они должны навсегда исчезнуть из всех официальных или публичных актов, какого бы вида они ни были.
Ст. 3: Награды, принадлежащие бывшему Польскому королевству, упраздняются и никогда не будут восстановлены…
Ст. 5: Устанавливается как важнейший, неизменный принцип, что герцогство Варшавское не имеет права получить никакого территориального расширения за счет земель, когда-то принадлежавших Польскому королевству».
Ст. 2: Высокие договаривающиеся стороны обязуются сделать так, чтобы слова «Польша» и «поляки» не употреблялись никогда ни по отношению к какой-либо части этого бывшего королевства, ни по отношению к его жителям, ни по отношению к его войскам. Они должны навсегда исчезнуть из всех официальных или публичных актов, какого бы вида они ни были.
Ст. 3: Награды, принадлежащие бывшему Польскому королевству, упраздняются и никогда не будут восстановлены…
Ст. 5: Устанавливается как важнейший, неизменный принцип, что герцогство Варшавское не имеет права получить никакого территориального расширения за счет земель, когда-то принадлежавших Польскому королевству».
Наполеон и представить себе не мог, что конвенция будет составлена настолько оскорбительно для его чести и самих поляков. Он соглашался со всеми пунктами, но их формулировка вызывала вопросы. Более того, конвенция обязывала бы императора французов брать на себя лишние обязательства в случае стремления к восстановлению Речи Посполитой со стороны какой-либо третьей страны.
Наполеон заявил:
«Взять на себя непреложное и всеобъемлющее обязательство, что королевство Польское никогда не будет восстановлено, было бы актом неблагоразумным и несовместимым с моей честью.
Если поляки, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, восстанут как один и окажут противодействие России, то мне нужно будет употребить все свои силы, чтобы усмирить их – так, что ли?
Если же они найдут себе в этом деле союзников, то мне нужно будет употребить свои силы, чтобы сражаться с этими союзниками?
Это значит требовать от меня невозможного, бесчестного и к тому же совершенно независящего от моей воли.
Я могу утверждать, что никакого содействия, ни прямо, ни косвенно, не будет мною оказано какой-либо попытке восстановить Польшу, но не более того.
Что же касается уничтожения слов «Польша» и «поляки», то это то, что едва ли достойно цивилизованных людей, и я отнюдь не могу на это пойти. В дипломатических актах я еще могу не употреблять эти слова, но я не в состоянии вытравить их из употребления нации.
Что же касается до упразднения старых орденов, то это можно допустить только по кончине нынешних их обладателей и пожалованием новых наград.
Наконец, что касается будущего территориального расширения герцогства Варшавского, то возможно сие запретить только на основе взаимности и при условии, что Россия возьмет на себя обязательство никогда не присоединять к своей территории ни куска, отторгнутого от старых польских провинций.
На этих словах я еще могу согласиться с конвенцией, но не могу допустить никаких иных».
Если поляки, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, восстанут как один и окажут противодействие России, то мне нужно будет употребить все свои силы, чтобы усмирить их – так, что ли?
Если же они найдут себе в этом деле союзников, то мне нужно будет употребить свои силы, чтобы сражаться с этими союзниками?
Это значит требовать от меня невозможного, бесчестного и к тому же совершенно независящего от моей воли.
Я могу утверждать, что никакого содействия, ни прямо, ни косвенно, не будет мною оказано какой-либо попытке восстановить Польшу, но не более того.
Что же касается уничтожения слов «Польша» и «поляки», то это то, что едва ли достойно цивилизованных людей, и я отнюдь не могу на это пойти. В дипломатических актах я еще могу не употреблять эти слова, но я не в состоянии вытравить их из употребления нации.
Что же касается до упразднения старых орденов, то это можно допустить только по кончине нынешних их обладателей и пожалованием новых наград.
Наконец, что касается будущего территориального расширения герцогства Варшавского, то возможно сие запретить только на основе взаимности и при условии, что Россия возьмет на себя обязательство никогда не присоединять к своей территории ни куска, отторгнутого от старых польских провинций.
На этих словах я еще могу согласиться с конвенцией, но не могу допустить никаких иных».
Казалось бы, замечания Наполеона вполне справедливы. Он составил ответный проект, пункты которого были представлены в более мягких выражениях, однако смысл от этого не менялся. Например, первый пункт теперь выглядел так:
«Его Величество император французов обязуется не поддерживать никакого восстановления Польского королевства, не давать никакой помощи любому государству, которое имело бы подобные намерения, не давать никакой помощи, ни прямой, ни косвенной, любому восстанию или возмущению провинций, которые составляли это королевство».
Последующие пункты были также немного изменены, но в целом смысл оставался прежним. Редакция Наполеона отвечала интересам как России, так и Франции. Обе державы остались бы довольны.
Но этот вариант был отвергнут российской стороной.
Александр, видимо желая, чтобы проект вновь был отвергнут, прислал новый вариант договора. В нем были абсолютно такие же статьи, как в конвенции, подписанной в декабре 1809 годоа, которые были недопустимыми. Первую статью российский император видоизменил следующим образом:
«Его Величество император французов, король Италии, чтобы доставить своему союзнику и всей Европе свидетельство его желания отнять у врагов мира на континенте всякую надежду его разрушить, обязывается точно так же, как и Его Величество, император Всероссийский, в том, что королевство Польское никогда не будет восстановлено».
И вновь это «Польское королевство никогда не будет восстановлено»! Александр прекрасно понимал, что такая формулировка не может быть принята французской стороной.
Тогда почему, вопреки интересам своей страны (ведь редакция Наполеона вполне подходила обеим державам, и даже посол России во Франции Куракин признавался, что никак не может уяснить себе разницу, какова имеется между условием, что Польша никогда не будет восстановлена, и пунктом о том, что никогда ни прямо, ни косвенно не будут поступать с тем, чтобы ее восстановить), Александр с маниакальным упорством настаивал именно на своем варианте?
Формально правителем герцогства Варшавского был саксонский король Фридрих Август I. Наполеон отказался назначать герцогом какого-либо своего брата, так как понимал, что посадить на Висле одного из своих родственников значило бы официально поместить туда Францию, следовательно, водворить ее на границах России и создать возможность столкновения между двумя государствами.
Чтобы прояснить это, необходимо провести краткий экскурс по русско-французским отношениям при Александре I.
Синхронные источники доказывают, что российский император уже с 1803 года формирует новую коалицию против Франции. При этом у нашей страны не было ни единой причины для конфронтации, а наоборот, Наполеон делал все, чтобы с нами сдружиться. Объяснение этому можно найти только в личной зависти Александра к Бонапарту. Поражение под Фридландом и еще несколько причин вынудили российского императора заключить мир с Наполеоном.
Но по-настоящему русский царь мириться с императором французов не хотел. Еще в Тильзите Александр говорил прусскому королю, своему союзнику в борьбе против Франции:
«Потерпите.
Мы заберем обратно все, что потеряли.
Он сломит себе шею.
Несмотря на все мои демонстрации и наружные действия, в душе я Ваш друг и надеюсь доказать Вам это на деле».
Мы заберем обратно все, что потеряли.
Он сломит себе шею.
Несмотря на все мои демонстрации и наружные действия, в душе я Ваш друг и надеюсь доказать Вам это на деле».
Очевидно, что зависть Александра к Наполеону никуда не делась, а даже, вероятно, усилилась. Синхронные источники доказывают, что с 1810 года Россия будет готовить новую, наступательную войну против «корсиканского чудовища» (подробнее о русско-французских отношениях при Наполеоне читатель может узнать, перейдя на мою статью «За чьи интересы воевала Россия против Наполеона?»).
Как было сказано в начале, русское дворянство начало испытывать явную антипатию к Франции после создания герцогства Варшавского. Так не выгодно ли было Александру, который уже давно для себя решил биться насмерть с Наполеоном, использовать гнев русской аристократии?
Разве не выгодно ему было всячески подпитывать опасения помещиков, чтобы оправдать в их глазах следующую войну?
Ответы на эти вопросы очевидны.
Русский царь пытался использовать «польский вопрос» в своих корыстных целях.
В его планы попросту не входило решение этой проблемы.
Ему был выгоден гнев помещиков, чтобы дальше строить козни Наполеону.
- Автор:
- Артеменко А.А.
- Использованы фотографии:
- ru.wikipedia.org
Свежие комментарии