О том, как стреляли и как следовало стрелять русским кораблям в Цусимском сражении

Определим, как было бы правильно вести пристрелку в сражениях Русско-японской войны. При этом рассмотрим дуэльную ситуацию, то есть бой «один на один», без концентрации огня с нескольких кораблей по одной цели.
Как известно, после Цусимского сражения пушки еще много лет правили бал на морских просторах, и артиллерийское дело со времен Русско-японской войны было существенно улучшено. Поэтому за эталон я возьму «Правила артиллерийской службы № 3 Управление огнем по морским целям» (далее – «Правила»), изданные в 1927 году и являвшиеся частью Устава артиллерийской службы на кораблях РККФ.

В эти годы советские корабли вооружались артсистемами, в общем-то, сходными с теми, что стояли на кораблях эпохи Русско-японской войны. Понятно, что пушки имели более совершенную конструкцию, но на эсминцах и крейсерах они все еще располагались в палубных или палубно-щитовых установках. Да и казематы линкоров типа «Севастополь» были до известной степени сходны с теми, что имели многие наши старые броненосцы.

Система управления огнем, конечно, шагнула далеко вперед, но все же основные положения «Правил» вполне можно было реализовать и на «доцусимской» матчасти, хотя бы и с несколько меньшей эффективностью. При этом «Правила» составлялись не только по опыту Русско-японской, но и Первой мировой войны. Следовательно, рекомендации «Правил» можно рассматривать, как некий идеал, к которому стоило стремиться при организации огневого боя в Русско-японскую войну.

О правильной стрельбе

«Правила» давали определение пристрелки: это нахождение с помощью ряда пробных выстрелов или залпов верного прицела, целика и ВИР-а (величины изменения расстояния до цели). После того, как указанные поправки определены, пристрелка заканчивается и начинается стрельба на поражение цели. Но в силу того, что точность поправок не абсолютна, а противник (и стреляющий корабль) могут маневрировать, то огневой бой являет собой чередование пристрелок и стрельбы на поражение.

Пристрелка должна была вестись исключительно залповым огнем. Наиболее выгодным представлялся залп из 4, 5 или 6 орудий. Исключения из этого правила могли быть обусловлены только физической невозможностью обеспечить столько орудий в залпе. Но и в этом случае, если орудие скорострельное, предписывалось быстро выпустить два или три снаряда так, чтобы, даже стреляя из одной-двух пушек, «имитировать» четырехснарядный залп.

Разумеется, для того чтобы пристреливаться, необходимо наблюдать падения собственных снарядов. В этом вопросе «Правила» весьма подробно описывают, что может и чего не может видеть управляющий огнем.

Фугасные снаряды обычно рвутся при попадании в воду, придавая поднятому водному столбу серый оттенок. Бронебойные – о воду не рвутся. Между падением снаряда и моментом, когда всплеск встал, проходит не более 2–3 секунд независимо от калибра снаряда. Но у 305-мм пушек всплеск держится 10–15 секунд, а у орудий средних калибров – не более 3–5 секунд.

При ведении пристрелки важно положение солнца. Если всплеск на фоне солнца, то он кажется темным, быстрее пропадает и виден хуже. Если же солнце на стороне стреляющего, то всплеск белый и виден хорошо. Попадания в неприятеля обычно видны не будут, если только снаряд не взорвется снаружи. В этом случае будет заметна вспышка и клубы черного дыма, которые и позволят отличить попадание от выстрелов вражеских орудий (к сожалению, это относится к тротилу, а не к пироксилину, последний практически не давал дыма. – Прим. авт.).

Всплески снарядов, упавших недолетом, на фоне цели всегда видны хорошо. А вот перелеты могут быть скрыты целью и совершенно невидимы даже при хорошей погоде. Если же погода «мглистая», то всплески перелетов могут сливаться с небом вплоть до полной невидимости.

Целью пристрелки является накрытие цели, которое происходит, если часть всплесков показала недолет, а другая часть – перелет. Для того чтобы добиться накрытия, предварительно следовало взять цель в вилку, когда один залп показал бы недолет, а второй – перелет. Впрочем, все интересующиеся морской войной и так знают этот принцип, и я не буду его детально описывать.

Крайне важный нюанс. Для того чтобы определить накрытие, недолет или перелет (последние называются знаками падения), необходимо, чтобы орудие имело правильный угол горизонтальной наводки или целик. Все дело в том, что если всплеск от падения снаряда поднялся не на фоне корпуса корабля или за ним, а в стороне, то определить, дало ли такое падение перелет или недолет – крайне тяжело, в большинстве случаев – невозможно. Именно поэтому «Правила» прямо запрещают определение знаков падения залпов в случае, если хотя бы часть всплесков не находится на фоне цели.


И тут возникает ехидный вопрос. Как уже говорилось выше, накрытие – это такой залп, часть всплесков которого наблюдается на фоне цели, а другая часть – за ее силуэтом. Но как определить этот счастливый момент, если попадания во вражеский корабль могут быть не видны, а всплески за кораблем-целью трудноразличимы и могут быть не замечены?

На это «Правила» дают очень простой ответ. Суждение о числе перелетов делается на основании отсутствующих всплесков. Предположим, мы стреляем четырехорудийным залпом и видим только два всплеска на фоне цели. Тогда следует считать, что остальные два всплеска легли за целью и накрытие достигнуто. И это, конечно, правильно. Если бы снаряды упали с ошибкой по целику, то они, скорее всего, все-таки были бы видны в стороне от цели. Раз не видны – значит либо попали во вражеский корабль, но не дали видимого разрыва, либо легли за ним, но и в том и в другом случае можно говорить о накрытии. Ну, а когда накрытие достигнуто – можно открывать огонь на поражение.

Хотелось бы отметить два очень интересных момента. «Правила» не требуют обязательного ведения пристрелки фугасными снарядами, но стрельба на поражение, как и пристрелка, должна вестись залпами. Почему?

Прямого ответа на этот вопрос «Правила» не содержат, но с учетом всего вышесказанного несложно сообразить следующее. С учетом того, что «Правила» указывают на окрас всплеска, который придается последнему разрывом фугасного снаряда, и возможность в некоторых (не во всех) случаях наблюдать разрыв снаряда при попадании в цель, преимущество использования при пристрелке фугасных снарядов самоочевидно.

Но поражение цели в большинстве случаев будет осуществляться бронебойными снарядами (не забудем, что речь идет о 1927 годе), которые не будут окрашивать всплески и не будут видны при попадании в корабль-цель. При этом оценивать результаты стрельбы на поражение все равно необходимо для того, чтобы уловить момент, когда по той или иной причине противник вышел из-под накрытия и следует снова возобновить пристрелку.

Таким образом, если корабль, вообще, собирается стрелять бронебойными снарядами, то его управляющий артиллерийским огнем обязан уметь оценивать результаты стрельбы и корректировать огонь при стрельбе бронебойными снарядами. Которые не будут давать окрашенного всплеска и не будут видны при попаданиях в неприятеля. А сделать это проще всего в случае, если стрельба будет производиться залпами. Тогда, правильно выбрав целик и ориентируясь по вставшим на фоне корабля всплескам, можно будет понять, когда цель накрыта, даже не видя попаданий и всплесков за кораблем-целью.

Что мешало артиллеристам придумать такую методику до Русско-японской войны?

Когда возникла потребность в пристрелке?

Начнем с констатации того простого факта, что пристрелка как инструмент морского огневого боя стала необходимой лишь с увеличением дистанции этого самого боя. В «Организации артиллерийской службы на судах 2-й эскадры флота Тихого океана» Ф. А. Берсенева (далее – «Организации…») указывалось, что при стрельбе по цели высотой 30 футов (9,15 м) дальность прямого выстрела составляла 10 кабельтов. Таким образом, в старые добрые времена XIX века, когда морские сражения предполагалось вести на расстоянии в 7–15 кабельтов, необходимости во введении единообразной техники пристрелки флотом не ощущалось.

Конечно, таблицы для стрельбы существовали и использовались артиллерийскими офицерами. Но на малых расстояниях было сравнительно легко определить параметры цели. К тому же, когда снаряд летит всего несколько секунд, даже быстроходный корабль не изменит значительно своего положения в пространстве. Так, на 20 узлах корабль за секунду проходит чуть больше 10 метров.

Иными словами, в те времена достаточно было, зная курс и скорость своего корабля, определить курс и скорость неприятеля, на основании таблиц дать соответствующие поправки на прицел и целик и открыть огонь. Если все же произошла ошибка и неприятель не поражен, то на дистанции в полторы мили результат стрельбы будет отлично виден, а поправки – интуитивно понятны.

Так вот, для правильной оценки наших методик пристрелки в Русско-японской войне крайне важно понимать, что пристрелка, как метод определения расстояний, была для наших моряков делом сравнительно новым и не проработанным. И, прямо скажем, взгляды на пристрелку основной массы русских морских офицеров были весьма далеки от реальности.

Как видели пристрелку наши морские офицеры в преддверии Русско-японской войны?

Рассмотрим, что сообщал о пристрелке подполковник В. Алексеев в своем труде «Основные принципы организации управления судовой артиллерией в бою». Эта небольшая книжка была издана, на секундочку, «по распоряжению Главного Морского Штаба» аж в 1904 году. Почему стоит смотреть именно этот труд?

Уважаемый А. Рытик указывал в статье «Цусима. Факторы точности русской артиллерии», что:


Безусловно, все так и было. Но, со слов А. Рытика, складывается впечатление, что решение вопроса лежало на поверхности, и только косность наших «функционеров» в адмиральских эполетах в лице З. П. Рожественского и Ф. В. Дубасова помешала принять эффективную систему управления огнем.

На самом же деле происходило следующее. Правила, составленные в 1890 году, действительно совершенно устарели, а флоты в конце XIX столетия получили новейшую боевую технику, включая скорострельные орудия, бездымный порох и т.д. Конечно, моряки реагировали на это, и Морской Технический Комитет оказался погребен под цунами всевозможных записок, рапортов и документов об организации артиллерийской стрельбы, разработанных отдельными флотами, эскадрами и даже кораблями. Подполковник В. Алексеев писал об этом.


Кстати, в сноске указано:


Что характерно – все упомянутые «брошюры» составлялись офицерами-практиками. Но, как часто бывает в подобных случаях, работы эти противоречили друг другу, и каким из них следовало отдать предпочтение – было неясно. Конечно, можно было взять за основу то, что было в этих работах общего, основные принципы, к которым склонялись все или подавляющее большинство морских артиллеристов. Подполковник В. Алексеев пришел к выводу, что: «Такие принципы, действительно, существуют, и настоящая записка посвящена именно их выяснению, и изложению».

Таким образом, «записка» В. Алексеева представляла собой не его личное мнение по вопросам морской артиллерии, а анализ и краткое эссе многочисленных работ многих офицеров флота. Чем, собственно, этот документ и ценен.

В. Алексеев вполне справедливо указал, что пристрелка есть не способ стрельбы, а «способ поверки или определения расстояния», хотя, конечно, определение, даваемое «Правилами» 1927 года не в пример точнее и правильнее. Но, по В. Алексееву, пристрелка имела многочисленные и неискоренимые недостатки и была возможна лишь в случаях, когда:

1) возможно отличить падение своих снарядов от чужих;

2) расстояние изменяется медленно и неопределенно;

3) когда на пристрелку есть время (!).

Отсюда В. Алексеев делает воистину умопотрясающий вывод:


Соответственно, В. Алексеев рекомендовал на дистанциях 10 кабельтов и менее вести огонь по глазомеру, а свыше 10 кабельтов – по дальномеру, и лишь «в частных случаях» – по пристрелке.

На дворе, повторяю – 1904 год.

Статья 1-я Введения из «Правил», изданных в 1927 году, то есть самые первые строчки этого руководящего документа гласят: «Каждая стрельба начинается пристрелкой». Иными словами, пристрелка – это абсолютно необходимый этап уточнения дистанции до противника и других параметров цели. А до Русско-японской войны многие наши офицеры-артиллеристы вообще не видели в пристрелке необходимости, полагая что на беглый огонь можно переходить сразу, по получении данных дальномерной станции и расчета необходимых поправок к ним.

Понимая все это, мы увидим наставления по организации пристрелки для 2-й Тихоокеанской эскадры в несколько ином свете, нежели это представил нам уважаемый А. Рытик.

Как пристреливались корабли 2ТОЭ?

Изначально – в полном соответствии с «Организацией артиллерийской службы на судах 2-й эскадры флота Тихого океана», составленной полковником Ф. А. Берсеневым. Отмечу некоторые особенности данного документа:

1. Пристрелка на большом расстоянии является обязательной, а обязанность ее вести возлагается на управляющего огнем. Последний определяет все необходимые поправки и сообщает прицел и целик в плутонг, который осуществляет пристрелку. Самостоятельное изменение прицела и целика командиром плутонга или его подчиненными категорически запрещается.

2. Для пристрелки не используется принцип «вилки». Вместо этого в случае, если неприятель сближается с пристреливающимся кораблем, то следует сначала добиться недолета и затем, корректируя прицел так, чтобы постепенно уменьшить расстояние между всплеском и вражеским кораблем, добиться накрытия (близкого попадания у борта), после чего перейти к огню на поражение. В случае если неприятель удаляется, надлежит действовать так же, но вместо недолетов добиваться перелета.

3. Пристрелка производится одиночными выстрелами.

Что тут можно сказать?

Все меры, изложенные в первом пункте, безусловно, прогрессивны и вполне соответствуют послевоенной практике, но о втором и третьем пункте этого сказать никак нельзя. О необходимости пристрелки залпами я уже писал выше. Что же до принципа «вилки», то стоит отметить, что, хотя в «Правилах» обр. 1927 года и предусматривается аж 3 варианта пристрелки, все они используют «вилочный» метод – различаются только способы взятия цели в «вилку».

Первая стрельба на Мадагаскаре 2-й Тихоокеанской эскадры, выполняемая по этим правилам, оказалась провальной. Я не склонен винить в этом исключительно недостатки методики пристрелки, но, очевидно, и они сыграли свою роль. Однако по результатам стрельб, состоявшихся 13 января 1905 года, З. П. Рожественский издает приказ (№ 42 от 14 января 1905 года), в котором устанавливает принцип «вилки» в качестве обязательного:


Тем самым командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой исправил один из двух главных недостатков работы Ф. А. Береснева.

Результат не замедлил сказаться уже на следующих стрельбах, состоявшихся 18 и 19 января 1905 года. Служившего на «Суворове» лейтенанта П. А. Вырубова 1-го никак нельзя отнести к сторонникам вице-адмирала З. П. Рожественского. Характеристика, каковую он давал командующему 2-й Тихоокеанской эскадры, крайне негативна. Но все же о мадагаскарских стрельбах П. А. Вырубов писал:


Опять же, не следует искать причину роста точности стрельбы наших кораблей исключительно в методике пристрелки, но, очевидно, что и она сыграла свою роль, позволяя точнее определять расстояния, отчего и 305-мм снаряды стали попадать в цель чаще.


Таким образом, можно говорить о том, что у методики пристрелки, которой пользовались корабли 2-й Тихоокеанской эскадры в Цусиме, имелся только один принципиальный недостаток – она производилась не залпами, а одиночными выстрелами.

Насколько это оказалось для нас критично?

О выгодах пристрелки залпами

Начнем с того, что пристрелка залпами позволяет точнее определить дистанцию и параметры движения вражеского корабля.

Согласно «Правилам» от 1927 года, накрытие считалось надежным только в случае, когда по обе стороны целей видны не менее чем 2 всплеска. Если только один – то накрытие признается ненадежным, но были еще перелетные и недолетные накрытия (когда большая часть всплесков ложилась за или перед целью). Очевидно, что такие наблюдения отлично помогали управляющему стрельбой корректировать огонь.
И так же очевидно, что, стреляя одним снарядом, получить подобную информацию невозможно. Если снаряд лег недолетом – это заметно и понятно, но если всплеска не видно, то нельзя сказать, был ли это перелет или же накрытие, так как снаряд мог попасть в цель. Получается, что при невозможности наблюдать перелеты, артиллеристу оставалось только вернуться к методике, описанной в «Организации…», то есть добиваться недолета и затем каждый следующий залп приближать всплеск к борту вражеского корабля. Но для этого следует не только хорошо различать всплески на фоне корпуса цели, но еще и замечать дистанцию между всплеском и целью, что далеко не всегда было возможно. И в случае ошибки, открывать огонь на поражение означало лишь зря выбрасывать снаряды.

А потому следует предполагать, что точность стрельбы русских кораблей в Цусиме сильно зависела от того, насколько хорошо наблюдалась цель и от падения собственных снарядов.

Если «Микасу» видели хорошо, то и пристрелялись по ней быстро, примерно в тот же срок, что и японцы пристрелялись по «Суворову». Если около 14:30 «Орел», перенеся огонь на «Иватэ», хорошо наблюдал падения своих снарядов, то и точность его стрельбы была такой, что последнему пришлось маневром выходить из-под обстрела. Но в ряде случаев всплески от падений собственных снарядов видны не были. Например, старший артиллерийский офицер «Нахимова» Гертнер 1-й показывал:


Очевидно, что такая стрельба не могла быть особенно точной.

Таким образом, пристрелка залпами имеет неоспоримые преимущества, отчего и была впоследствии принята повсеместно.

Что до японцев, то они практиковали пристрелку залпами, причем, насколько я смог понять, делалось это так. Давался залп не всей артиллерией сразу, а лишь отдельным плутонгом. В случаях, если дистанция боя была достаточно велика, то пристрелку могли выполнять только тяжелые орудия, впрочем, в Цусиме по большей части надобности в этом не было.

Причины лучшей точности стрельбы Объединенного флота

Начнем с простого – японские артиллеристы были банально опытнее. Два боя с русским флотом, не считая мелких перестрелок, очевидно, дали им боевой опыт, которого не было и быть не могло у русских артиллеристов 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр. Но мы сейчас разбираем не опыт, а методики огневого боя. И здесь у японцев было четыре важных преимущества:

Во-первых, это были фугасные снаряды, которые взрывались при попадании во что угодно – хоть в воду, хоть в корабль противника, и давали высокий всплеск и столбы черного дыма. Соответственно, японцам пристреливаться было проще, и оставался значительный диапазон дистанции, в котором русские корабли уже не имели возможности пристреливаться, а японцы, благодаря хорошей видимости разрывов своих снарядов, еще сохраняли такую возможность.

Во-вторых, это пристрелка залпами, что позволяло быстрее и точнее определять необходимые поправки к прицелу и целику. Все объяснения уже были даны выше, так что не буду повторяться.

Но существовало еще очень важное «в-третьих», а именно – японцы и пристрелку, и огонь на поражение вели одними и теми же фугасными боеприпасами.

Почему это важно?

Как следует из «Правил» от 1927 года и как подсказывает нам здравый смысл, пристрелкой артиллерийский бой не исчерпывается, а только начинается. Именно поэтому «Правила» и требовали ведение огня на поражение, как и пристрелку, залпами – чтобы можно было оценивать, не вышел ли неприятель из-под накрытия, и вовремя остановить огонь на поражение, вновь перейдя к пристрелке. У японских артиллеристов в Цусиме такая проблема не стояла в принципе – они и пристреливались, и вели огонь на поражение одними и теми же фугасными снарядами. Но русским комендорам, даже если бы в их распоряжении были эффективные «дымные» снаряды для пристрелки, все равно по ее завершении пришлось бы переходить к стрельбе на поражение. То есть применять стальные снаряды с пироксилиновой начинкой, которые не взрывались при падении в воду и взрывы которых не были бы видны при поражении кораблей неприятеля.

Если японцы неправильно определяли параметры цели пристрелкой, это было видно при переходе к стрельбе на поражение. Наши артиллеристы были бы в любом случае лишены этого преимущества, даже имей они высококачественные фугасы для пристрелки. Во всех случаях, когда падение «бездымных» русских снарядов в силу расстояния и погодных условий наблюдалось плохо, определить момент, когда японский корабль выходил из-под накрытия, было крайне затруднительно, если вообще возможно. Японцы же, очевидно, подобных проблем не имели. Точнее не то, чтобы не имели совсем – их тоже, конечно, ограничивали погодные условия, но, разумеется, при прочих равных условиях японские офицеры различали результаты своего огня на большей дистанции, чем наши.

Иными словами, использование фугасных снарядов давало японцам преимущество в точности не только в пристрелке, но и в процессе огня на поражение. Артиллеристы Объединенного флота хорошо наблюдали попадания в русские корабли и понимали, когда огонь на поражение перестает быть эффективным. В этом случае они могли либо уточнить параметры цели пристрелкой, либо же, если это было затруднено по причине концентрации огня на цели нескольких других кораблей – перенести огонь на другой русский броненосец.

Расплата за преимущества в точности, которые давала постоянная стрельба фугасными снарядами, очевидна – японские снаряды практически не пробивали брони. Но, как я уже описывал раньше, несмотря на этот недостаток, японские фугасы давали массы осколков и провоцировали пожары, чем эффективно снижали артиллерийский потенциал кораблей З. П. Рожественского, выводя из строя централизованное управление огнем, а в ряде случаев – и сами артиллерийские орудия.

Существует точка зрения, что если бы японцы применили в Цусиме качественные бронебойные снаряды, то русские корабли погибли бы значительно раньше. Я вполне согласен с этим, но применением фугасов они достигли сильного ослабления русского огня и тем как бы «купили» себе дополнительное время, в течение которого могли расстреливать наши корабли почти безнаказанно.

И, наконец, в-четвертых, японский флот имел более совершенные оптические прицелы, о чем я уже говорил в предыдущей статье.

Читатель, возможно, удивится, почему среди прочих причин я не упомянул вызывающую черно-желтую окраску русских кораблей, которая, по мнению русских офицеров, сильно демаскировала их и облегчала пристрелку противнику. Однако, как ни странно, достоверного подтверждения этому мнению я не нашел.

Так, например, Щербачев 4-й указывал:


Были и другие указания на то, что уже на 50 кабельтовых японские корабли оказывались практически неразличимы на фоне неба и моря. Но и японцы жаловались на плохую видимость, мешающую стрельбе. Так, командир «Якумо» указывал в боевом донесении:


Даже если считать в артиллерийских кабельтовых, все равно получается, что речь идет о дистанции в 32,8 кабельтов! То есть японцы испытывали сложности с наблюдением наших кораблей на тех же дистанциях, что и мы.

Кроме того, имеется еще одно соображение, на первый взгляд весьма логичное, но подтверждения ему я не имею. Много свидетельств о том, что японские снаряды при ударе о воду давали не только всплеск, но и столб черного дыма. Этот дым, конечно, был хорошо виден, но…

Но так ли хорошо он был виден на фоне черных бортов наших эскадренных броненосцев?

Все-таки черное на черном в условиях плохой видимости – не так-то легко разобрать. И не исключено, что З.П. Рожественский, планируя черно-желтой окраской защищать свои корабли от ночных атак, не допустил все же большой ошибки и не облегчил японцам стрельбу так, как сегодня об этом принято считать.

Что же – причины японского превосходства понятны.

Осталось только разобрать, что могли и чего не могли сделать русские адмиралы при подготовке 2-й и 3-й Тихоокеанских эскадр, чтобы как-то нивелировать японское преимущество.

Продолжение следует…