Итак, в предыдущей статье цикла мы подробно разобрали развертывание русских сил перед боем. А что же было у немцев? Как мы говорили ранее, вечером 17 июня, когда русские крейсера еще только готовились идти на точку рандеву к банке Винкова, из Нейфарвассера в море вышли броненосный крейсер «Роон», минный заградитель «Альбатрос» и пять миноносцев. Утром 18 декабря из Либавы вышел коммодор И. Карф с легкими крейсерами «Аугсбург» и «Любек» и двумя миноносцами.

Эти два немецких отряда должны были встретиться к северо-западу от маяка Стейнорт в 09.30 утра 18 июня, но туман помешал рандеву. Радиосвязь, взаимная передача координат отрядов, сигналы прожекторами и сиренами, поиски миноносцев – ничто не дало результата и через час взаимных и бесплодных поисков немцы, так и не соединившись, двумя отрядами пошли к северной оконечности острова Готланд. В полдень 18 июня немецкие отряды разошлись в 10-12 милях с Отрядом особого назначения контр-адмирала М.К. Бахирева, благодаря туману противники друг друга не увидели. У Готланда туман оказался значительно реже (что позднее помогло М.К. Бахиреву установить свое местоположение), и немцы все же воссоединились. В 19.00, когда Отряд особого назначения, потеряв в тумане «Рюрик» и «Новик», повернул к южной оконечности острова Готланд, немцы как раз направились в район минирования – точнее, туда пошли «Альбатрос» и «Аугсбург», а прочие корабли взяли восточнее, с тем чтобы прикрывать операцию от возможного появления русских кораблей. «Аугсбург» с «Альбатросом», героически уклонившись от встретившейся им на пути русской подводной лодки (которой там не было и быть не могло) вышли в искомое место, и к 22.30 «Альбатрос», в полном соответствии с планом, выставил 160 мин. По завершении минной постановки И. Карф обменялся радиограммами со своими кораблями прикрытия и «Альбатросом» (во время минирования «Аугсбург», до того следовавший с «Альбатросом», отошел на восток). Это были первые радиограммы, которые перехватила служба связи Балтфлота в ту ночь, и которые были прочитаны Ренгартеном и в 01.45 их содержание было передано М.К. Бахиреву.

В 01.30 19 июля немецкие отряды соединились вновь, и И. Карф послал победную реляцию о выполнении задачи операции. Эта радиограмма также была перехвачена и передана командующему Отряду особого назначения примерно в 05.00 утра. Следует отметить, что с момента перехвата германской радиограммы службой связи Балтийского флота и до момента, когда расшифрованный текст этой телеграммы ложился на стол Михаилу Коронатовичу Бахиреву, находившемуся на крейсере в море, проходило не более 3-3,5 часов! Принять радиограмму, расшифровать ее, проверить свою работу, составить радиограмму на флагманский «Адмирал Макаров», зашифровать ее, передать... Вне всякого сомнения, работа наших связистов-разведчиков достойна наивысшей оценки и хвалы.

А в это время ничего не подозревающий И. Карф вел свою эскадру домой. Утром в 07.00 19 июня он отпустил «Роон» и «Любек» с четырьмя миноносцами в Либаву, а сам на «Аугсбурге» и вместе с «Альбатросом», и миноносцами «S-141»; «S-142» и «G-135» пошел к южной оконечности Готланда, с тем чтобы оттуда уже повернуть к Нейфарвассеру. Ровно через полчаса, в 07.30, на «Аугсбурге» увидели большой дым на северо-востоке, и вскоре из тумана показался силуэт четырехтрубного крейсера, а за ним следовал второй такой же. Русский и немецкий отряды наконец-то встретились.

Флагман контр-адмирала М.К. Бахирева "Адмирал Макаров". Фото 1913 г.

То, что произошло в дальнейшем, описано во множестве источников. Казалось бы, при таком обилии внимания бой 19 июня 1915 г. должен быть разобран буквально по кусочкам и никаких загадок в нем остаться не могло. Вместо этого, увы, мы видим массу ошибок в описании боя и много далеко идущих выводов, сделанных на заведомо ложных предпосылках. Поэтому предлагаемая Вашему вниманию статья построена «от обратного» — в ней мы не будем описывать ход событий, как его видит автор (это будет сделано в следующей статье), а рассмотрим основные ошибки источников в описании завязки боя. Увы, но без детального их описания выстроить непротиворечивую картину тех далеких событий не представляется возможным.

Посмотрим, что происходило в завязке боя. Для этого возьмем описание германского историка Генриха Ролльмана. Вызывает определенный интерес, что рецензенты «Войны на Балтийском море. 1915 г.», изданной на русском языке в 1937 г., конечно же решительно отметают «всю шовинистическую агитацию и фальсификацию, к которой прибегает автор», но при этом отдают дань уважения как объему собранных Г. Ролльманом материалов, так и качеству их систематизации.

Вот как описывает Г. Ролльман завязку боя: «В 07.30 на «Аугсбурге» увидели дым (здесь и далее указывается русское время), вскоре после этого заметили силуэт русского крейсера и почти тут же – второй. Затем русские крейсера легли на параллельный курс и вступили в бой, открыв огонь в 07.32, т.е. спустя всего 2 минуты после того, как немцы увидели дым. Скорость русского отряда достигала 20 узлов. После разворота русские крейсера опять скрылись в тумане, на немецких кораблях видели только вспышки выстрелов их орудий, по которым угадывалось, что с ними сражаются четыре крейсера. Русские, очевидно, видели немцев, потому что в направлении на северо-запад видимость была ощутимо лучше.

«Аугсбург» дал полный ход и подал в котлы нефть через форсунки, с тем чтобы скрыть следующий за ним «Альбатрос» в клубах дыма. «Аугсбург» и «Альбатрос» пошли зигзагом, чтобы затруднить прицел неприятелю, сами же стрелять не могли, потому что не видели противника. Несмотря на принятые меры, русские залпы ложились вблизи крейсера и быстроходного минного заградителя («но все же они оставались под хорошими прикрытиями» — пишет Г. Ролльман) и «Аугсбург» в 07.45 медленно повернул на 2 румба вправо, при этом «Альбатрос» сильно отставал.»

Дойдя до этого момента, Г. Ролльман прерывает описание боя и начинает рассуждать о возможностях торпедной атаки – все-таки в распоряжении отряда И. Карфа было три миноносца. И вот тут начинаются странности. Г. Ролльман пишет так:

«Могла ли эта атака дать какие-либо результаты? Коммодор Карф это отрицал».

То есть Г. Ролльман, попросту говоря, уклонился от того, чтобы высказать собственное мнение, а вместо этого привел позицию И. Карфа. А что же сказал И. Карф? Он аргументировал невозможность торпедной атаки следующим образом:
1) дистанция с начала боя выросла с 43,8 кабельтовых до 49,2 кабельтовых;
2) море было «гладко, как зеркало»;
3) против трех миноносцев было четыре крейсера, артиллерия которых не была повреждена;
4) миноносцы имели на вооружение старые торпеды, с дальностью не более 3 000 м;
5) один из миноносцев, «G-135», имел максимальную скорость 20 узлов, остальные были немногим быстроходнее.

Вроде бы все логично, правда? Но подобный набор причин совершенно не стыкуется с описанием боя, данным самим Г. Ролльманом.

Схема боя 19 июня 1915 г., приведенная Г. Ролльманом (русскоязычное издание)

Если бы русские крейсера в завязке боя легли на параллельный курс, как это заявляет Г. Ролльман, то они оказались бы в положении догоняющих. При этом русские шли (со слов Г. Ролльмана!) на 20 узлах. Немецкий отряд до внезапной встречи с кораблями М.К. Бахирева не шел полным ходом (вспомним радиограмму И.Карфа, в которой он указал 17 узлов скорости), то есть ему какое-то время нужно было на то, чтобы дать этот самый полный ход. Но ни «Альбатрос», ни «G-135» больше 20 узлов развить не могли, к тому же, попав под огонь русских, немцы начали маневрировать, сбивая пристрелку, правда, неясно, относилось ли это к миноносцам или же «гонялись за залпами» только «Аугбсург» с «Альбатросом». Все вышесказанное означает, что немцы шли медленнее русского отряда на параллельных курсах, а если так, то расстояние между кораблями И. Карфа и М.К. Бахирева должно было сокращаться, но никак не увеличиваться!

Как объяснить сей парадокс? Возможно, дело в том, что флагман И. Карфа «Аугсбург», обладая скоростью в 27 с лишним узлов, конечно же был быстроходнее и «Альбатроса», и миноносцев, и русских крейсеров. Он дал полный ход и оторвался от остальных кораблей немецкого отряда, дистанция между ним и русскими крейсерами увеличилась тоже. Но – между «Аугсбугом» и русскими крейсерами, а никак не между миноносцами и русскими крейсерами!

Если максимальная скорость «G-135» действительно не превышала 20 узлов, то расстояние между германскими миноносцами и русскими крейсерами никак не могло увеличиться, а если она все же увеличилась, значит скорость германских миноносцев была куда выше озвученных 20 узлов. И в любом случае мы приходим к некоему лукавству рапорта И. Карфа.

Можно, конечно, вспомнить про отворот «Аугсбурга» на два румба вправо — теоретически новый курс приводил к увеличению расстояния между противниками. Но дело в том, что румб – это 1/32 окружности, то есть всего только 11,25 градусов и постепенный отворот на 22,5 град., начатый в 07.45, никак не мог привести к увеличению дистанции на 5,4 кабельтовых за несколько минут. Налицо явное противоречие, которое могли бы, наверное, разрешить рапорты о бое командиров миноносцев, но увы. Тут Г. Ролльман обходится обтекаемым:

«Начальник дивизиона держался того же мнения; его флаг-офицер, недавно назначенный на полуфлотилию, считал атаку безнадежной. Оба командира миноносцев «S-141» и «S-142» в донесениях о бое высказались в том же смысле».

То есть понятно, что на германских миноносцах считали атаку безнадежной, но совершенно неясно, по каким причинам, и подтверждают ли командиры-миноносники изложенные в рапорте И. Карфа резоны?

Интересный нюанс – согласно описанию, Г. Ролльмана (и, очевидно, И. Карфа) немцы почти не видели русские крейсера, наблюдая только вспышки их выстрелов, а сами стрелять не могли. Тем не менее, когда германским командирам понадобилось обосновать отказ от торпедной атаки увеличением дистанции до неприятеля, они указали изменение расстояния до кораблей М.К. Бахирева с точностью до десятых долей кабельтова – 43,8 и 49,2 кбт.

Но это еще цветочки, а вот дальше начинается сюрреализм. Допустим все же, что каким-то чудом (телепортация?) двадцатиузловые германские миноносцы действительно увеличили дистанцию почти на 5,5 кабельтовых. Что это означает? Вспомним, что противники смогли обнаружить друг друга на расстоянии 45-50 кабельтовых, потому что видимость была крайне ограниченной. И вот миноносцы смогли разорвать дистанцию почти до пяти миль, а это означает, что еще совсем немного – и они оторвутся от русского отряда, который просто перестанет их видеть. Осталось продержаться еще чуть-чуть, и маленьким германским кораблям ничего не будет угрожать…

Вместо этого у Г. Ролльмана читаем:

«Но в тот момент положение складывалось так, что миноносцы должны были учитывать возможность их уничтожения; в течение длительного срока в непосредственной близости от них падали снаряды, и было лишь вопросом времени, когда начнутся попадания. Нужно было опередить противника и попытаться спасти «Альбатрос». Начальник дивизиона решил произвести атаку…».

То есть в тот самый момент, когда германские миноносцы столь успешно разорвали дистанцию и вот-вот должны были выйти из-под обстрела, укрывшись в тумане, их командование внезапно одолел приступ хандры: «нам не спастись, русские будут расстреливать нас (вслепую?!) и все равно всех убьют, давайте атакуем!». Особый цинизм ситуации придает то, что, вообще говоря, по германским миноносцам в этот период времени вообще никто не стрелял. «Адмирал Макаров» и «Баян», вступив в бой, били по «Аугсбургу», а «Богатырь» и «Олег» — по «Альбатросу».

Но вернемся к Г. Ролльману. С его слов, на флагманском миноносце подняли флаг «Z» и три германских кораблика все же бросились в торпедную атаку. Но в этот момент И. Карф, понимая, что тихоходный «Альбатрос» не спасти, решил прорваться под носом русского отряда и начал склоняться влево, дав радиограмму «Альбатросу» уходить в нейтральные шведские воды.

И вот тут случился печальный казус. Дело в том, что в русском издании книги Г. Ролльмана указано, что «Аугсбург» начал склоняться влево и пошел наперерез русскому курсу в 07.35. Это явная описка. Г.Ролльман описывает события боя последовательно, здесь же, изложив события, случившиеся после 07.45 вдруг, внезапно возвращается назад, что ему не свойственно. Поворот влево в 07.35 опровергает все описание боя, данное Г. Ролльманом до этого (попытка прикрыть «Альбатрос» дымовой завесой, отворот в 07.45 на два румба вправо, принятие решения пройти под носом русской эскадры в момент выхода миноносцев в торпедную атаку и т.д.). Ничего подобного нет и на схеме боя, приведенной Г.Ролльманом, там «Аугсбург» склоняется влево около 08.00. Да, собственно, всякий кто найдет время и желание прочитать страницу 245 русского издания «Войны на Балтийском море. 1915 г.», убедится в том, что поворот наперерез русского курса в 07.35 совершенно противоречит всему описанию этого эпизода боя, данного немецким историком.

Вероятнее всего, произошла досадная опечатка, и речь идет не о 07.35, а о 07.55, что совершенно не выбивается из контекста картины боя и прилагаемой к нему схемы. Автор настоящей статьи не читал Г. Ролльмана в оригинале и не может сказать, кто допустил эту досадную опечатку – возможно, ошибка присутствует только в русском издании. Но удивительно то, как много авторов впоследствии не разглядели этой оплошности и растиражировали данную ошибку в своих работах. Мы встречаем ее у уважаемого В.Ю. Грибовского в статье «Бой у Готланда 19 июня 1915 г.»:

««Аугсбург» полным ходом вырвался вперед и с 7 ч 35 мин начал уклоняться влево, собираясь проскочить под носом у противника».

На ней же строит описание данного боя и А.Г. Больных:

«Карф сразу понял, что ему грозит, и принял единственно верное решение. Он решил бросить «Альбатрос» и попытаться спасти крейсер и эсминцы. «Аугсбург» увеличил ход и начал склоняться влево»

На самом же деле, как это следует из описания Г. Ролльмана, И. Карф вовсе не отличался быстротой реакции: обнаружив русские корабли в 07.30, он счел возможным «подрезать» курс русских почти через полчаса.

И вот когда И. Карф принял это решение, на миноносцах обнаружили, что русские крейсера повернули на север, то есть пошли на сближение, перпендикулярно немецкому курсу с тем, чтобы пройти под кормой немецкого отряда (этот момент на вышеприведенной схеме соответствует 07.00, по русскому времени это 08.00). Соответственно, при таком изменении курса у тихоходных германских миноносцев появился шанс, взяв левее, вслед за «Аугсбургом», разойтись с русской эскадрой левыми бортами. Все дело в том, что имея равную с русскими скорость (20 узлов), немецкие миноносцы никак не могли бы пойти наперерез русского курса, пока противники следовали параллельно – они недопустимо сблизились при этом с крейсерами, и их расстреляли бы. А вот после того, как русские пошли на север, такая возможность у немцев появилась, потому что склонение влево больше не вело к столь сильному сближению с русскими кораблями. Командиры миноносцев воспользовались представившейся им возможностью. Миноносцы поставили дымовую завесу, прикрывшую «Альбатрос», и пошли вслед за «Аугсбургом». В 08.35 «Аугсбург» и миноносцы прорвались мимо русских крейсеров и вышли за пределы их видимости.

Вроде бы логично, и геометрически непротиворечиво, но есть нюанс. Дело в том, что при написании своей книги, а она была издана в 1929 г, Г. Ролльман не пользовался советскими архивами, а писал книгу в основном по германским данным. В результате немецкий историк описывает не то, как на самом деле маневрировали русские корабли, а лишь то, как представляли себе русские маневры немецкие очевидцы. Но, как известно, для того, чтобы составить правильное впечатление о том или ином сражении, необходимо читать документы всех участвовавших в нем сторон. Как мы видим, версия Готландского боя в изложении Г. Ролльмана имеет немало внутренних противоречий, даже если бы русский отряд действовал именно так, как это описано в книге. Вот только крейсера М.К. Бахирева маневрировали совершенно по-другому. Два утверждения Г. Ролльмана, на котором строится все его описание: что русские с началом боя легли на параллельный курс и что они около 07.55 – 08.00 повернули на север, на самом деле неверны, потому что отечественные источники ничего такого не подтверждают.

С другой стороны, отечественные источники утверждают такое….

Что на самом деле сделал Михаил Коронатович Бахирев после визуального обнаружения неприятеля? Очень простой маневр, смысл и назначение которого он абсолютно ясно и недвусмысленно пояснил в своем рапорте, и еще до того — в вахтенном журнале «Адмирала Макарова»:

"Желая охватить голову, мы склонились влево, приведя головной корабль на курсовой угол 40° правого борта"

Но сколько упреков за этот маневр обрушилось на голову командующего Отрядом особого назначения! По всеобщему мнению, М.К. Бахиреву следовало, не мудрствуя лукаво, и не выдумывая всякие охваты головы, которые при таком соотношении сил совершенно не нужны, просто сблизиться с противником и «раскатать» его. Так, например, М.А. Петров в книге «Два боя» пишет:

«Невольно спрашивается, зачем понадобился этот тактический прием, лишний и бесцельный?»

Потом, правда, тот же В.Ю. Грибовский «оправдал» контр-адмирала. Проанализировав действия командующего Отрядом особого назначения, уважаемый историк пришел к выводу:

«На самом деле бригада маневрировала почти 20-узловым ходом — простейшим и наиболее выгодным для стрельбы способом — по боевой локсодромии. После боя Бахирев, очевидно, хотел придать своим тактическим замыслам больше блеска, что и нашло отражение в его донесении, а ранее — в вахтенном журнале «Адмирала Макарова».

В переводе на русский: никаких охватов ничьих голов Михаил Коронатович не планировал, а просто держал противника на постоянном курсовом угле, обеспечивая своим артиллеристам благоприятные условия стрельбы. Ну, а потом, в донесении, выдумал «палочку над Т». Чего бы и не присочинить немного, правда?

Давайте посмотрим на схему этого маневра.

Так вот, совершенно очевидно, что в сложившейся ситуации М.К. Бахирев выбрал единственно правильное решение. Он увидел противника в 07.30 «слева-впереди» от себя. На русских крейсерах германские корабли были опознаны как «Аугсбург» и крейсер типа «Нимфе», а это означало, что превосходства в скорости хода у русской эскадры нет совсем, потому что «Нимфе» имел максимальную скорость 21,5 узла. Но немцы не ожидали встретить отряд М.К. Бахирева, так что можно рассчитывать на некоторый «столбняк» с их стороны – им понадобится немного времени, чтобы проанализировать ситуацию и решить, что делать. Впрочем, время «столбняка» исчислялось минутами и надо было с толком распорядиться этим.

Что сделал М.К. Бахирев? Он повернул наперерез вражескому курсу и привел противника на курсовой угол, позволявший русским крейсерам стрелять всем бортом. Таким образом, корабли Михаила Коронатовича одновременно и сближались с противником, и получали возможность задействовать максимум артиллерии. При этом новый курс русской эскадры выводил ее на охват головы немецкой колонны и, что немаловажно, корабли М.К. Бахирева оставались бы между немецким отрядом и его базой на германском побережье.

Какие еще варианты были у русского командующего?

Можно было развернуться носом к противнику и броситься прямо на него, тогда дистанция сокращалась бы быстрее (на схеме этот курс обозначен как «Вариант 1»). Но в этом случае неприятель оказался бы на очень остром курсовом угле и по врагу могли бы стрелять только носовые башенные орудия, и то, вполне вероятно, не всех крейсеров в колонне, разве что М.К. Бахирев скомандовал повернуть не последовательно, а «все вдруг», чтобы идти на немцев строем фронта. Но как только на «Аугсбурге» осознали бы происходящее, они просто бежали, отвернув от русских крейсеров и воспользовавшись своей превосходной скоростью. Шансов пристреляться и подбить быстроходный немецкий крейсер в этом случае были околонулевыми. Возможно, при таком маневре русские сблизились с «Нимфе» (которая, на самом деле, была «Альбатросом», но мы рассуждаем с позиции М.К. Бахирева, а он полагал, что видит перед собой крейсер этого типа) быстрее, чем это удалось им в реальности, но «Аугсбург» они при этом упускали почти гарантированно. В то же время поворот наперерез врагу, позволяющий при этом сразу же вести бой всей артиллерией правого борта, давал русским определенную надежду уничтожить не только «Нимфе», но и «Аугсбург». А потому отказ от броска «прямо на врага» по Варианту 1 (см. схему) более чем обоснован.

Второй вариант – привести германские корабли на курсовой угол 40 градусов, но не правого, как сделал это М.К. Бахирев, а левого борта вообще не имеет смысла. Во-первых, совсем неясно, сближались ли в этом случае русские крейсера с немецкими кораблями, или удалялись бы от них (тут без знания точных курсов и мест отрядов относительно друг друга не разобраться), а во-вторых, даже если бы и сближались, то очень скоро русский и немецкий отряды разошлись бы левыми бортами. Тем самым командующий Отряда особого назначения пропустил бы немцев к их базе, что никуда не годится. Более того – как мы знаем из немецких источников, на крейсерах М.К. Бахирева немцев видели лучше, чем они видели русские корабли. Ну а при расхождении на контркурсах по Варианту 2 М.К. Бахиреву пришлось бы разворачиваться и гнаться за немцами – отряды поменялись бы местами и теперь уже русские крейсера видели неприятеля хуже, чем противник.

Иными словами, выполняя маневр охвата головы немецкой колонны, М.К. Бахирев грамотно решал целых три задачи – продолжая отрезать немцев от их баз, он сближался с отрядом И. Карфа и с самого начала ввел в бой максимум своей артиллерии. Как мы видим, сколько-то равноценной альтернативы такому решению М.К. Бахирева просто не существовало, но тем не менее, сколько «цветов в горшках» было брошено за этот маневр в русского контр-адмирала!

А теперь давайте вернемся к Г. Ролльману. Согласно его описанию, русские в начале боя легли на параллельный немцам курс, но, как мы видим, ничего такого не произошло, на самом деле русские шли наперерез немцам. Соответственно, расстояние между русским и германским отрядом не могло увеличиваться – оно сокращалось! Да, немцы стали забирать вправо, уходя тем самым из-под охвата головы, но Михаил Коронатович следовал за ними и продолжал удерживать немецкий отряд на курсовом угле 40 градусов – та самая «боевая локсодромия», о которой писал В. Ю. Грибовский. То есть стоило немцам отвернуть – М.К. Бахирев доворачивал вслед за ними. При таком маневрировании расстояние между отрядами, следующими с равной скоростью (М.К. Бахирев шел на 19-20 узлах, «Альбатрос» не мог идти быстрее 20 узлов, миноносцы, по утверждению немцев, не могли тоже), могло или сокращаться, или оставаться примерно постоянным.

В таких условиях немецкие миноносцы, если они были бы действительно ограничены в скорости, ни за что не смогли бы разорвать дистанцию с русскими крейсерами. Но если даже каким-то чудом им это удалось, и они действительно оказались в 49,2 кабельтовых от «Адмирала Макарова», то пройти вслед за «Аугсбургом», пересекая курс русской эскадры, да еще и примерно в 5 милях от русских кораблей (правда, данная оценка русская, а не немецкая), они могли лишь в двух случаях: если бы русские крейсера, как пишет Г. Ролльман, повернули на север, либо если германские миноносцы могли развить скорость, существенно превышающую скорость русских крейсеров.

Корабли М.К. Бахирева на север не поворачивали, из чего следует, что на самом деле скорость германских миноносцев была много выше, чем указывал в своем рапорте И. Карф. А это означает, в свою очередь, что к рапортам немецких командиров следует относиться крайне осторожно, и истиной в последней инстанции они явно не являются.

Итак, мы рассмотрели основные «погрешности» источников в описании начала боя у Готланда 19 июня 1915 г. Мы, можно сказать, выяснили, чего не могло быть в том бою. Теперь можно попробовать представить, что же там произошло в действительности.

Продолжение следует…