Россия и Запад: на пути к новому Потсдаму

Если бы не глупость 1994

1945 стал геополитическим максимум СССР в Европе, продлившимся вплоть до 1991 года. Впрочем, он мог бы продлиться и дольше, позволив избежать многих бед, в том числе и произошедших на Украине, равно как и на других территориях постсоветского пространства, если бы к 1994 столь бездумно и вопреки очевиднейшим стратегическим интересам России не были бы выведены ее войска из Восточной Германии.

За сорок лет до этого руководству страны столь позорный, напоминающий завуалированную капитуляцию, демонтаж Потсдамско-Ялтинской системы не мог привидеться даже в самом страшном сне. Да и, полагаю, те, кого еще недавно с легкой иронией называли западными партнерами, полвека назад вряд ли просчитывали подобный сценарий – не собственно победы в противостоянии, сколько поспешности с нашей стороны в сдаче позиций. Без какого бы то ни было военного давления.

Но это случится потом. По итогам же Второй мировой Советский Союз становится не только полноправным участником происходивших на континенте международных процессов. Он возвращает несколько поколебленный, после исключения из Лиги наций и игнорирования его интересов в Мюнхене, статус одного из ведущих игроков мировой интермедии.

Больше того, СССР выходит за пределы, следуя терминологии историка и геополитика Вадима Цымбурского, балтийско-балкано-черноморского порогового пространства Европы.

Новый путь СССР

В рамках закрепленной в Потсдаме сферы влияния, Советский Союз конструирует альтернативную капиталистической модель социально-экономических отношений. Этим он существенно отличается от Франции, и в XVII–XVIII вв., и в межвоенный период XX столетия, пытавшейся играть роль гегемона в Восточной Европе, но не претендовавшей на трансформацию социальных устоев общества и политической модели расположенных там государств.

Кремль же, с рядом оговорок и поправок на новые геополитические реалии, пытался реанимировать сформулированные в двадцатые идеи Соединенных Штатов Европы, несколько сузив их географию: от проливов, представлявших собой предмет мечтаний еще Романовых со времен Екатерины II, до Балкан и бассейна Одера включительно.

В каком-то смысле Босфор и Дарданеллы стали еще одним геополитическим максимумом Советского Союза. Да, несмотря на все усилия Сталина, в полной мере поставить названные проливы под советский контроль не удалось.

И важен нам берег турецкий и Африка – тоже важна

Но в последующем ни конвенция Монтре, ни членство Турции в НАТО не препятствовали нашим боевым кораблям, в особенности после создания океанского ракетно-ядерного флота, выходить в Средиземном море – к берегам Африки, нервируя командование 6-го флота США.

Выход за пределы порогового пространства традиционно происходил через конфликт. 1945 не стал исключением, поскольку разгром фашистской Германии полностью нивелировал англо-французское влияние к востоку от Одера, что с точки зрения Вашингтона, Лондона и Парижа представляло собой нарушение баланса интересов.

Собственно, попытки сгладить военно-политическое преобладание Советского Союза проявилось уже в 1944, в рамках предложений Черчилля Сталину по разделу сфер влияния на Балканах и в Центральной Европе. В полной мере устраивающего Великобританию компромисса тогда добиться не удалось. Конфликт – разумеется, в тот период немыслимый в плане военной его составляющей – становился неизбежен в перспективе.

Важное замечание: не стоит преувеличивать степень советского экспансионизма, ставшего визитной карточкой англосаксонской пропаганды, а с началом перестройки подхваченного отечественными либералами-западниками и активно вбиваемого в головы сограждан.

Между прочим, на Западе соответствующая пропаганда нашла яркое отражение в кинематографе и литературе – взять тот же некогда нашумевший роман «Красный шторм» Тома Клэнси, равно как и другие его произведения. Некоторые из них были экранизированы и даже снискали популярность в нашем деидеологизированном обществе второй половины восьмидесятых – начала девяностых. Речь об «Охоте за «Красным октябрем» со столь любимым у нас Шоном Коннери в главной роли.

На самом деле контроль над Восточной Европой, да и то опосредованный, был необходим СССР для обеспечения собственной безопасности, дабы не испытывать более постоянной напряженности на своих западных границах. Напомню, в преддверии «Военной тревоги» 1927 года, приведшей к резкому обострению отношений с Великобританией, начальник Штаба РККА Тухачевский определял в числе вероятных противников патронируемую Францией возможную коалицию в лице Румынии и Польши.

Истоки же подлинной агрессивности и завуалированного экспансионизма скрывались в Европе, что со всей очевидностью и подтвердили произошедшие и происходящие ныне события. Взять недавно озвученные претензии Польши на Калининград.

Однако надо отметить, что конструируемая Советским Союзом новая реальность в Европе имела своим косвенным следствием и возрождение Восточного вопроса, только смещенного в географической плоскости с Балкан, Малой и Центральной Азии на Ближний восток и в страны Магриба.

И снова Черный континент

Именно здесь противостояние двух антагонистических систем принимало наиболее острые формы, начиная от провала франко-английской агрессии против Египта – операция «Мушкетер», во многом прекращенной вследствие поддержки Каира Советскими Союзом, вплоть до угрозы применения им ядерного оружия; и заканчивая Кэмп-Дэвидскими соглашениями. Один из их подписантов – маршал Садат, ранее в одностороннем порядке денонсировал договор о дружбе с СССР.

Тем не менее в целом, в особенности после Карибского и Берлинского кризисов, Запад вплоть до начала восьмидесятых, казалось, не проявлял существенной активности на фронте холодной войны и не предпринимал сколь-нибудь серьезных попыток нивелировать влияние СССР в Восточной Европе. Неизбежная в условиях противостояния антагонистических систем риторика и разного рода декларации – не в счет.

Вьетнам на время утихомирил янки

Причин тому несколько.

Среди них: неудачи бенефициара Североатлантического альянса – Соединенных Штатов, во Вьетнаме и широкий размах пацифистского движения внутри «цитадели демократии», только-только избавившейся от расовой сегрегации. Провал в Индокитае отчасти компенсировался Белым домом успешными шагами его администрации по налаживанию отношений с маоистским Китаем. Речь о предварившей визит Никсона в Поднебесную миссии Киссинджера в Пекин 1971 года, следствием чего стало исключение Тайваня из ООН и разрыв со стороны США с ним дипломатических отношений. Что ни говори, то был крупный дипломатический успех Вашингтона.

В указанный период происходило временное смещение центра тяжести приоритетов американской геополитики с Запада на Восток, что, к слову, мы наблюдаем и на современном этапе. Ибо ныне Белый дом более волнует проблема Тайваня и забота о сохранении затрещавшего по швам, вследствие наращивания Китаем военно-морской и экономической мощи, господства в Азиатско-Тихоокеанском регионе, нежели события на Украине.

Куриная слепота Берлина и Парижа

В конце концов, цель там достигнута: спровоцированный Соединенными Штатами и крайне выгодный им конфликт России с ведущими странами Запада. Прямо-таки экзистенциальная – ибо не поддается сколь-нибудь логическому объяснению – слепота политических элит в Париже и Берлине, действующих вопреки интересам собственной экономики, удивляет и скорее войдет в учебные пособия по психологии и антропологии, нежели политологии. Ибо никогда европейцы с таким энтузиазмом не таскали для заокеанского сюзерена каштаны из им же разведенного в их набитом мигрантами жилище костра.

Но вернемся на континент полувековой давности. Устойчивость позиций СССР в Восточной Европе определялась в том числе и раскладом сил в Европе Западной.

Геополитика сильнейшей в военном отношении европейской капиталистической державы, Франции, определялась двумя ключевыми факторами. С одной стороны, традиционным стремлением противопоставить себя англосаксонскому доминированию на континенте – отсюда выход в 1966 из военной структуры НАТО и перенос ее штаб-квартиры из Парижа в Брюссель, попытка ревизии Бреттон-Вудской системы.

И одновременно Франция предпринимает шаги, направленные на налаживание конструктивных отношений с Советским Союзом в рамках сформулированной де Голлем доктрины: «Европа от Лиссабона до Владивостока».

С другой же стороны, в Елисейском дворце решали комплекс жизненно важных для страны задач в бывших африканских колониях, ставших частью системы по неофициальной опеке над ними и получавшей название Франсафрики. Проблем в регионе хватало, достаточно упомянуть болезненный для Франции уход из Алжира, едва не стоивший де Голлю жизни, а также несколько позже ее участие в долгой гражданской войне в Чаде. Тем кому, как и мне, за пятьдесят, помнят частые упоминания Хиссена Хабре в программе «Время».

Кроме того, взяв курс на налаживание отношений с СССР, де Голль стремился позиционировать Европу – точнее сказать: Францию от ее имени – как самостоятельного игрока, а не сателлита США. Ставка делалась в том числе и на ослабление, как выразился Киссинджер, «мертвой хватки» Кремля в Восточной Европе. Подобная надежда строилась на конфликте Советского Союза с Китаем, что, по мнению де Голля, также заставляло бы Москву, переключать фокус своего внимания с Запада на Восток.

Расчет был верным, оставался вопрос в способности Парижа играть свойственную ему в былые времена роль гегемона в концерте ведущих европейских держав. Столь искушенный дипломат, как Киссинджер, давал отрицательный ответ. С одной стороны, с ним трудно не согласиться.

С другой же – да, разумеется, история не терпит сослагательных наклонений. Однако рискну предположить: доведи де Голль или его последователи, по крайней мере, Помпиду или д’Эстен, разрыв с НАТО до конца и полностью выйдя из альянса, сделав акцент на ровных отношения с двумя сверхдержавами, став наряду с Индией только на тесных просторах Европы, центром Движения неприсоединения – как известно, соответствующую роль на континенте довольно успешно сыграла Югославия – и на современном этапе Пятая республика могла бы иметь несравненно более серьезный вес на международной арене и воспрепятствовать не соответствующей ее геополитическим интересам агрессии против той же Югославии, а также скорректировать в свою пользу политику США и Великобритании в отношении Украины. С Парижем столпам англосаксонского мира пришлось бы считаться.

И соглашаясь, что Украина – сфера геополитических интересов России, соблюдая, подобно Пекину, благожелательный нейтралитет в конфликте двух стран, Елисейский дворец был вправе рассчитывать на поддержку Москвой его шагов по сохранению далеко не прочных позиций во Франсафрике. Больше того, Франция имела шансы стать точкой притяжения для стран, недовольных диктатом Вашингтона в альянсе.

Скажем, она могла бы сыграть выгодную для себя партию на охлаждении испано-американских отношений в первое десятилетие наступившего тысячелетия, добиться большего сближения с ФРГ, чего так желал де Голль. Елисейский дворец мог также сыграть на противоречиях США и Турции, а не вступать на путь конфронтации с последней, что расходилось с традиционной политикой Франции по отношению еще к Османской империи.

Подобный сценарий – полное расставание Франции с НАТО – представлялось вполне реализуемым в президентство Ширака, декларировавшего возвращение к политике голлизма и несколько дистанцировавшегося от США. Нужна была только воля руководства, точнее – нужен был второй де Голль. Но его-то у Франции наступившего тысячелетия не оказалось.

И президентство Ширака стало лебединой песней геополитического величия Пятой республики. Его преемник Саркози реинтегрировал Францию в военные структуры НАТО, де факто лишив ее если и не суверенитета, то свободы действий на международной арене и снизив авторитет в глазах Лондона и Вашингтона.

Последнее в полной мере проявилось в президентство Олланда. Да и проявляется в правление Макрона, несмотря на все предпринимаемые им усилия по избавлению от имиджа ставленника ориентированных на Вашингтон глобалистских элит. А жесткая риторика, которою позволят себе нынешний хозяин Елисейского дворца – например, про «смерть мозга НАТО», – вряд ли кого-то вводит в заблуждение относительно истинных его намерений: осуществлять шаги на политической сцене, не противоречащие общей стратегии альянса. Даже громкая пощечина в виде AUKUS не трансформировала внешнюю политику Макрона.

Немцы слишком слабы

Слабая в военном отношении и к тому же оккупированная американцами и британцами ФРГ не могла претендовать на лидерство в Европе, не говоря уже о неспособности вести полностью самостоятельную политику в отношении СССР. И это даже несмотря на сочувствие некоторых ее государственных деятелей концепции де Голля – в сущности, еще до войны с похожими тезисами, только с иными содержанием, выступал немецкий геополитик Хаусхофер (см. о нем мою статью «Самурай из Третьего рейха», livejournal.com).

Тем не мене важным шагом со стороны Брандта стало признание ГДР в 1972, что также на первый взгляд соответствовало интересам СССР, поскольку снижало напряженность в Центральной Европе. Вашингтон в тот период вел тяжелые переговоры с вьетнамцами в Париже и был всецело поглощен визитом Никсона в Китай. До некоторой степени это давало канцлеру свободу действий, без оглядки на Белый дом.

Другое дело: подлинная цель Брандта лежала в плоскости последующего объединения Германии, что представлялось возможным при существенном ослаблении Советского Союза и сдачу им своих позиций в бассейне Одера, краеугольным камнем которых, равно как и наиболее верным и сильнейшим союзником нашей страны в ОВД, была именно ГДР. Разумеется, подобный сценарий представлялся немыслимым в брежневскую эпоху.

Наконец, к перспективам усиления – пусть и политического – Федеративной республики с подозрением относились и в Париже, и в Москве. В отличие от Вашингтона и Лондона, рассматривавших Бонн в качестве контролируемой антитезы попыткам Франции проводить антиамериканский курс в Европе. От этой стратегии американцы не отошли в наступившем тысячелетии.

Потрепанный лев в тени заокеанского орла

Переживавшая распад некогда обширной и могущественной колониальной империи Великобритания, к тому же вынужденная решать серьезные внутренние проблемы в Северной Ирландии, также не проявляла активности на континенте, столь свойственной ей в предыдущие столетия. Впрочем, в рассматриваемый здесь период потрепанный британский лев уже находился в тени американского орла. Последний его подъем на дыбы произошел в 1982 – в ходе Фолклендской войны.

Все это, пусть и с оговорками, но позволяло Кремлю проводить довольно последовательную внешнюю политику, направленную на сохранение своего военно-политического и экономического патроната в отношении союзников в Восточной Европе и охарактеризованную на Западе как доктрина Брежнева.

Упрекая Кремль в диктате, западная пропаганда не учитывала преференции, главным образом экономические, которые получали от него наши союзники и которые в начале девяностых так бездумно поспешили с ними расстаться. Упомянутые преференции проходят контрастом на фоне нынешних шагов США по обрушению ЕС.

Но, снова подчеркну: не стоит видеть в доктрине Брежнева экспансионистскую стратегию. Даже ввод войск в Чехословакию обуславливался заботой о безопасности, нежели мнимой агрессивностью СССР. Ибо Кремль не питал иллюзий касательно последующей интеграции Праги в НАТО, путем организации в ней цветной революции. Вряд ли Белый дом упустил бы шанс вбить клин в ОВД, в одночасье изменив в свою пользу баланс сил в регионе.

Кроме того, важным маркером международной жизни в 1970-е стала разрядка – договора ОСВ-1 – писал уже об этом: ОСВ-1: стабильный баланс страха – ВПК.name (vpk.name), ОСВ-2, Хельсинские соглашения.

Положение дел поменялось в начале восьмидесятых, вследствие прихода Рейгана в Белый дом и последовательной его поддержке со стороны Тэтчер. Один из результатов: размещение «Першингов» в Западной Европе, что стало во многом возможным после осуществления чудовищной провокации со стороны Соединенных Штатов с корейским «Боингом», о чем я писал еще десять лет назад (Военно-промышленный курьер: Обреченный рейс – aex.ru).

С приходом же к власти Горбачева ситуация начала развиваться подобно снежному кому: инициированное Вашингтоном падение цен на нефть, блеф СОИ, в который, разумеется, не поверили советские ученые – достаточно почитать воспоминания соратника Королева – Раушенбаха.

Однако в реальность декларируемой из-за океана перспективы «Звездных войн» поверил последний советский руководитель, сформулировавший ставшую пагубной для страны, во всяком случае, на международной арене – услужливо подсказали из-за океана – концепцию «Нового мышления». К чему оно, в самом деле, не мышление, а – с ударением на первую гласную – мышление, привело – известно.

К этому следует добавить деидеологизацию советского общества, отчасти навязанный извне культ потребления, сформированные в брежневскую эпоху ложные представления о жизни на Западе. Разумеется, логическими следствиями данных событий в общественно-политической жизни СССР стали революции в Восточной Европе 1989 года.

Лишенные последовательности, выходящие за рамки, если следовать терминологии Бисмарка, Realplitik, шаги Москвы на международной арене, к тому же направленные в ущерб государственным интересам – очевидное предательство ГДР (о чем см. мою статью, также десятилетней давности: Преданная армия... – topwar.ru) – не могли не привести к поражению в холодной войне и прологу к демонтажу Постдамско-Ялтинской системы.

Распад Советского Союза дал серьезную трещину в мироустройстве, но разрушила его агрессия США и его сателлитов против Югославии в 1999.

Современные же события имеют два сценария: глобальная ядерная война и новый миропорядок. До реализации первого, надеюсь, не дойдет.

Касательно второго сценария: логически ожидать, что в его рамках произойдет прощание России с Европой.

Вот только захочет ли этого последняя?

Та же Франция по-прежнему нуждается в противовесе диктату англосаксов на континенте. И таким противовесом может быть только Россия.

Единственно приемлемый сценарий

Стремление Польши при поддержке ее великодержавных амбиций Вашингтоном играть доминирующую роль, расталкивая локтями старых хищников, на европейских просторах, разумеется, вызывает озабоченность Германии. И только сближение Берлина с Москвой может спустить Варшаву с небес на землю. Апеллировать к Белому дому для немцев в данном случае бессмысленно: Соединенным Штатам нужна ссора в и без того недружной европейской квартире.

Словом, будем ждать инициированного Западом нового Потсдама. Только уже на наших условиях.