В целом дипломатические усилия израильтян в эти дни были неудачными и так как война является продолжением политики военными средствами, то израильтяне все взоры обратили на армию. Одновременно они смели́ с полок магазинов консервы, а доллар на чёрном рынке подскочил на 20%.

Президент Египта был блестящим оратором. 23 мая по каирскому радио он произнес чрезвычайно впечатляющую речь, в которой, в частности, заявил следующее:

« … Мы находимся в конфронтации с Израилем. Однако сейчас не 1956-ой год, когда Франция и Великобритания были на его стороне. Сейчас Израиль не поддержан ни одной европейской страной. В этот раз мы встретимся с Израилем лицом к лицу. Евреи угрожают нам войной. Я отвечаю им "Ахлан ва-сахлан" ("Добро пожаловать")».

Примерно в это же время в Министерстве обороны Израиля состоялось экстренное совещание, проходившее в расширенном составе. В нем участвовали все министры, представители всех партий, входивших в правительственную коалицию, высшие чины армии и военной разведки, а также представители оппозиции. От недавнего оптимизма не осталось и следа. Министр иностранных дел Абба Эвен, в частности, напомнил правительству о полученном накануне американском призыве не реагировать на египетскую блокаду и не посылать израильские суда в течение ближайших 48 часов через Тиранский пролив, чтобы дать Соединенным Штатам возможность найти решение проблемы.

Абба Эвен

Чувствовалось, что Эвен ободрен признаками растущей твердости американцев. Он только что получил информацию о срочном послании, направленном из Вашингтона в Москву. «Соединенные Штаты, — говорилось в нем, — будут рассматривать любое нарушение свободы судоходства в Тиранском проливе как акт агрессии, против которой Израиль, по американскому мнению, имеет право принять соответствующие меры защиты». В действительности, однако, резкость этого послания отражала не столько позицию госдепартамента, сколько личное убеждение президента Джонсона, который тогда же, 23 мая, направил аналогичное «бескомпромиссное» предупреждение Насеру в Каир. Что-то в позиции американцев продолжало тревожить Израиль. Президент Кеннеди на пресс-конференции 8 мая 1963 года сказал: «Мы поддерживаем безопасность как Израиля, так и его соседей». Расплывчато как-то. И этот Джонсон 2 августа 1966 года повторил эту же фразу точь-в-точь. И это все, что фактически США обещали Израилю.

25-ого мая Эвен улетел. Путь его лежал сначала в Париж, потом в Лондон, и наконец в самую важную из западных столиц — в Вашингтон. В пути он узнал, что Иордания объявила о том, что закончила полную мобилизацию войск и позволила войскам Ирака и Саудовской Аравии пересечь свою границу. В 1957-ом Франция обещала поддержку Израиля в случае повторной блокады Эйлата, а Англия и США в этом же году сделали заявления, сводящиеся к тому, что «… Акабский Пролив является международными водами …», что означало, что этот райoн не территориальные воды Египта. Следовательно, они не могут быть перекрыты Египтoм без нарушения международного права. Эвен очень надеялся, что Англия и США усмотрят в такого рода действиях ущемление их собственных интересов — обе державы были сильно заинтересованы в поддeржании принципa свободы судоходства.

На поддержку Франции он больших надежд не питал — отношения с ней сильно охладились. Война в Алжире окончилась, нужда Франции в израильской дружбе сильно уменьшилась, теперь Де Голль искал сближения с арабским миром. Последнее время на срочные телеграммы из Израиля французкий МИД просто не отвечал. Ко времени прибытия Эбана, де Голль уже решил, что блокада Египтом Тиранского пролива не дает оснований для военных действий.

Шарль де Голль

Что еще важнее, он увидел в этом кризисе благоприятный повод для созыва конференции четырех великих держав (а не только СССР и Соединенных Штатов), которая навязала бы сторонам урегулирование конфликта. Выражаясь современным языком, де Голль хотел стать «коспонсором мирного процесса». Когда израильский гость начал было излагать причины кризиса, де Голль нетерпеливо его прервал: «Только не торопитесь. "Четверка" должна действовать совместно, и я об этом позабочусь». Вместо того чтобы предупредить о возможных израильских контрмерах, Эвен счел за лучшее рассыпаться в благодарностях «за всю ту политическую и военную помощь, которую Франция оказывает Израилю». Упоминание о военной помощи заставило де Голля нахмуриться, и девять дней спустя он приказал прекратить французские военные поставки Израилю. Более неудачного визита накануне возможной войны представить было трудно.

Несколько большее понимание Эвен встретил в Лондоне, где его принял премьер Вильсон.

Гарольд Вильсон

Британский лидер заверил гостя, что полностью поддержит все международные меры для обеспечения свободы судоходства по Тиранскому проливу. Более того, он уже направил в Вашингтон своих представителей для обсуждения деталей таких международных акций. Ближайшие дни показали, что все заявления и все отправленные представители поделать с ситуацией уже ничего не могут.

26-ого мая президент Египта выступил с очередной речью, обращенной к Пан-Арабской Федерации профсоюзов. Он обещал арабам разгромить Израиль и сбросить евреев в море.

Политический престиж египетского диктатора в арабском мире стремительно возрастал — наконец-то появился лидер, подобный древним арабским воителям из династии пророка Мухаммеда, который мечом защитит поруганную честь арабской нации и воссоздаст великий Арабский халифат. Он повторил свои предыдущие слова о том, что «… теперь не 1956-ой год, когда мы воевали не с Израилем, а с Англией и Францией ...». И добавил нечто новое: «…если война разразится, она будет тотальной и ее целью будет уничтожение Израиля». Он назвал также Соединенные Штаты «главным врагом», а Англию «американским лакеем».

В те же дни сирийский министр обороны Хафез Асад с энтузиазмом заявил: «Наши войска сейчас полностью готовы не только к тому, чтобы отразить агрессию, но и к тому, чтобы положить начало освобождению, и к тому, чтобы уничтожить сионистское присутствие на арабской родине».

26 мая Эвен был уже в Вашингтоне, его встреча с президентом Джонсоном была запланирована на 7 часов вечера местного времени. Чтобы избежать журналистов, было решено, что Эвен войдет в Белый Дом через боковые ворота, но Эвену это не успели передать. Министр обороны США Макнамара сам ждал его у боковых ворот, а Эвен в этот момент ломился в Белый Дом через центральные.

Роберт Макнамара

У него был с собой паспорт, но в паспорте же не пишут, что человек работает министром иностранных дел Израиля. Охрана президента выстояла 15 минут, но потом морской пехотинец позвонил помощнику президента и отрапортавал: «Тут какой-то парень по имени Эвен говорит, что у него назначена встреча с президентом». Нервы у Эвена были взвинчены до предела и не у него одного. Когда Эвен наконец встретился с Джонсоном в Белом Доме, он попросил президента объявить, что нападение на Израиль будет расценено США как нападение на саму Америку. Джонсон ответил тогда, что такое заявление ему не позволяет делать Конституция США. Потом Джонсон туманно и многозначительно заметил: «Израиль не останется один, если он сам не решит идти в одиночку». Не за такими словами летел в Америку Абба Эвен. Во всяком случае, в каких-либо конкретных шагах, направленных на помощь Израилю — например, в ускорении поставок ранее обещанных, но задержанных самолетов "Скайхок" он отказал. Правда, американцы обещали «рассмотреть вопрос об организации международной армады, которая под защитой американских военных судов прошла бы Акабским проливом». Это предприятие должно было называться «Регата», и именно это обещание и послужило основанием оптимистического отчета Эвена своему правительству.

Практически в это же самое время, в ночь на 27 мая, посол СССР в Египте Дмитрий Пожидаев получил из Москвы срочный приказ уговорить Насера не начинать войну первым. Без предварительного звонка помчался Пожидаев к резиденции египетского президента. Он тоже долго втолковывал охранникам, что ему надо переговорить с президентом именно сейчас, в три часа ночи. Насера разбудили. Советский Союз, как друг Египта советует не начинать войну первым, ведь именно этого ждут от Египта США, начал излагать посол протиравшему глаза Насеру. Вникнув, Насер ответил, что никаких приказов о войне он не отдавал и никакой даты для начала военных действий не назначал.

Той же ночью на 27 мая советский посол в Израиле Дмитрий Чувахин отправился будить Эшколя с той же целью — отговорить от военных действий. Эшколя тоже подняли с постели. Выслушав нотацию посла о необходимости «попытаться решить конфликт невоенным путем», невыспавшийся Эшколь пояснил, что Израиль объявил мобилизацию из-за действий Египта и Сирии. Пусть СССР свои претензии предъявляет арабам. Арабы не в моей компетенции, парировал Чувахин, но вот я хотел бы прямой ответ услышать, не собирается ли еврейское государство атаковать первым? Эшколь как раз прямой ответ давать не хотел. Чувахин стал настаивать. Эшколь, костюм поверх пижамы, вспылил. Не нападать первым, не нападать первым! Египет закрыл проливы, ввел войска в Синай, самолеты его совершают разведывательные полеты над территорией Израиля — разве это все не называется «нападать первым»? Чувахин встал и уже хотел уйти в ночь, но премьера теперь трудно было остановить. «Функцией посла, — выговаривал он удалявшемуся Чувахину, — является налаживание дружеских отношений со страной, где он аккредитован [, а ты...]».

27-ого мая Эвен вернулся домой. Результаты его поездки были неутешительны. На все его доводы, что «... в 1957-ом вы нам обещали ...» во всех трех столицах ему отвечали «... да, но сейчас 1967-ой ...». Разница была в оттенках.

Насер устроил пресс-конференцию 28 мая. Он раскритиковал Британию, США и Канаду за произраильские сантименты. Но ведь Израиль сейчас не угрожает Египту агрессией, как в 1956 году, пытались урезонить египетского лидера. «Существование Израиля уже само по себе является агрессией», — провозгласил Насер. Война будет, поняли журналисты.

У Тан, вернувшись из Египта, предcтавил доклад Совету Безопасности ООН о положении на Ближнем Востоке. Он сказал, что « … как президент Египта Насер, так и министр иностранных дел д-р Махмуд Риад заверили его, что Египет не предпримет наступательных действий против Израиля, а главной целью является восстановление положения, которое существовало до 1956-ого года …». Произнесенную накануне тем же Насером речь « … о тотальной войне, целью которой будет уничтожение Израиля …», Генеральный Секретарь ООН не заметил — возможно, по причине вполне понятной у столь занятого человека рассеянности.

Однако речь эта произвела совершенно иное впечатление и в Израиле, и в арабских странах — и там, и там ее восприняли совершенно серьезно.

По Каиру и Дамаску шли ликующие демонстрации — огромные толпы народа несли плакаты, выражающие восторженную поддержку своих правительств. Газеты выходили с огромными заголовками "Конец Израилю !", и с рисунками, на которых изображался горящий Тель Авив с залитыми кровью улицами и с грудами черепов в качестве переднего плана.

Обстановка нагнеталась. Насер ежедневно угрожал начать военные действия против Израиля. «Нашей главной целью будет уничтожение Израиля. Арабские народы хотят воевать», – заявил он, а на следующий день добавил: «Мы не согласимся ни на какое сосуществование с Израилем. Сегодня предметом спора является вовсе не установление мира между арабскими государствами и Израилем. На самом деле война с Израилем идет давно, начиная с 1948 года».

Карикатура из арабской газеты тех дней. "Насер сбрасывает евреев в Средиземное море." На заднем плане армии Сирии,Египта, Иордании.

В Израиле, как легко догадаться, настроение было обратным. Израиль был создан людьми, уцелевшими после крематориев и расстрельных рвов. Так что невмешательство наблюдающего за развитием конфликта мира задевало самые больные воспоминания — рассчитывать на «справедливых мира сего» было нечего.

Действия же собственного правительства доверия публике не внушали.

Последнeй соломинкой в этом смысле стало выступление Эшколя 28-ого мая. Он приехал на радио сразу после бессонной ночи, проведённой на совещании в министерстве обороны, текст читал прямо с черновика, в результате говорил скомкано и невнятно. В довершение всего он сбился, никак не мог найти потерянную строчку и в открытом эфире попросил своего помощника показать ему нужное место…

Министр обороны Египта Шамс Бадран вернулся из Москвы триумфатором. Советское правительство полностью поддержало действия Египта и подтвердило свою готовность помочь при необходимости своими вооруженными силами. Более того – СССР страховал египтян от вмешательства американцев. В московском аэропорту министр обороны СССР, член ЦК КПСС, Герой Советского Союза, маршал Андрей Гречко, сообщил своему египетскому коллеге: «Если Америка вступит в войну, мы выступим на вашей стороне. Мы уже послали к берегам Египта эсминцы и подводные лодки, оснащенные ракетами и другим секретным оружием… Я хочу подтвердить вам, что если что-то случится и вы будете нуждаться в нашей помощи, – только дайте нам знак. Мы придем вам на помощь немедленно». На следующий день каирское радио, захлебываясь от восторга, представила прямую речь советского министра следующими высокопарными фразами:

«СССР, его правительство и армия будут вместе с арабами, будут поддерживать и воодушевлять их. Мы – ваши преданные друзья и будем оставаться ими. Вооруженные силы Советского Союза будут продолжать поддерживать вас, потому что такова политика советских людей и нашей партии. От имени министра обороны и от имени всего советского народа мы желаем вам победы в войне против империализма и сионизма. Мы с вами и готовы помочь вам в любой момент».

Выступая 29 мая 1967 года перед Национальным собранием Египта, Насер заявил, что днем ранее министр Шамс эд-Дин Бадран (после поражения в Шестидневной войне он будет обвинён в заговоре с целью захвата власти, предан суду трибунала и приговорён к пожизненному заключению) доставил ему письмо от Косыгина, в котором сказано, что Советский Союз поддерживает нас в этом конфликте, ни одной стране он не позволит вмешаться в него до тех пор, пока положение не станет таким, каким оно было до 1956 года.

Шамс эд-Дин Бадран и Гамаль Абдель Насер

Это должно было означать, что Советский Союз поддерживает полный вывод войск ООН и закрытие Тиранского пролива для прохода израильских судов. В действительности, Москва находилась в скользкой ситуации: победят в войне израильтяне — плохо, победят арабы — тоже плохо, так как тогда придется вмешиваться США, а раз так, то и СССР придется движения делать. А зачем это надо? На пропагандистском уровне решение Египта представлялось как оборонительная мера, направленная против намерения Израиля напасть на Сирию и свергнуть сирийское правительство, а также как акция, целью которой было вернуть положение, существовавшее до Синайской кампании. Различные комментаторы, как обычно это бывает, стали утверждать, что Тиранский пролив — территория Египта, и поэтому он имеет право контролировать проход судов через этот пролив.

30-го мая стало известно, что американский проект создания международной флотилии, которая под защитой американского флота пройдет Акабским Проливом, не может быть реализован. Ни одно из 80 государств, которым участие в этом предприятии предлагалось, к нему не присоединилось. Египет довел до сведения США, что по кораблям, пытающимся нарушить территориальные воды Египта, будут стрелять. Следовательно, попытка провести корабли через блокаду вела бы к возможной войне, на ведение которой не было ни готовых ресурсов, ни политической воли.
В этот же день в Каир прилетел неожиданный гость — король Иордании Хуссейн. Приняли его по-братски, с распростертыми объятиями, хотя буквально за пару дней до визита Радио Каира называло короля не иначе как «хашемитской шлюхой».

Король Хуссейн пришел к выводу, что война неизбежна, что его политическая позиция, сформулированная как «сидеть на заборе и ждать исхода событий» больше не обеспечивает безопасность ни его страны, ни ему лично, и что надо спешить присоединиться к победителю.

Был немедленно заключен договор о дружбе и взаимопомощи, иорданскaя армия отдана под командование египетского генерала, а Ахмед Шукейри — глава палестинской политической организации, находящейся под контролем египетского правительства, заклятый враг короля Хуссейна — вылетел в Амман вместе с королем в качестве посланца доброй воли. Нечего и говорить, что свои радикальные анти-иорданские взгляды он с молниеносной скоростью изменил.

В Иорданию вступили части иракской армии для священной общеарабской войны с Израилем. После этого Насер заявил: «Армии Египта, Иордании, Сирии и Ливана находятся у границ Израиля, чтобы принять вызов, а позади наших армий стоят армии Ирака, Алжира, Кувейта, Судана и всей арабской нации. Наши действия поразят весь мир. Сегодня все узнают, что арабы готовы к военным действиям, что критический час наступил. Мы вступили в стадию серьезных действий, а не деклараций».

Карикатура из ливанской газеты "Аль-Джарида", 31 мая 1967 года: пушки восьми арабских государств — Судан, Алжир, Египет, Саудовская Аравия, Иордания, Ирак, Сирия и Ливан.

Саудовская Аравия, Кувейт, Судан, Ливан, Йемен и Алжир заявили о полной поддержке действий Египта, Сирии, Иордании и Ирака и о готовности внести свой вклад в «сокрушение сионизма».

Премьер-министр Алжира Хуари Бумедьен: «Свобода отечества будет достигнута путем разрушения сионистского образования». Министр иностранных дел жалкого Йемена Салам: «Мы хотим войны. Война – единственное средство разрешить проблему Израиля. Арабы готовы!» Король Иордании Хусейн: «Арабские армии окружают Израиль». Привезенный в Иорданию из Египта председатель Организации освобождения Палестины Ахмед ал-Шукейри высказывался более определенно: «Мы уничтожим Израиль и его население, а для тех, кто спасется, если таковые будут, лодки готовы, чтобы отправить их в море».

31 мая президент Ирака Абдель Рахман Мухаммад Ареф, разъяснил суть арабских намерений для тех, кто еще не все понял: «Существование Израиля является ошибкой, которая должна быть исправлена… Наша цель ясна – стереть Израиль с карты мира».

Карикатура в ливанской газете "Аль-Хайят", 31 мая 1967. Танки ОАР, Сирии, Иордании и Ливана

Для Израиля война на три фронта становилась совершенно осязаемой реальностью. Общественное мнение пришло к выводу, что «… надо что-то делать, и немедленно…»

К началу июня Израиль оказался в полной политической, экономической и военной изоляции, оказался один на один с превосходящими армиями арабских государств, ничуть не скрывавших своих намерений. Было ясно, что при малейшем успехе египетской армии в Синае все без исключения соседи Израиля мгновенно ринутся добивать евреев. Арабские страны, а вместе с ними и весь мусульманский мир, плотоядно потирали руки в предвкушении нового еврейского погрома. Арабская пропаганда обещала быструю победу. Ни одна страна в мире даже на словах не поддержала Израиль. Всем было очевидно, что на сей раз победа превосходящих арабских сил неминуема, и ничто не может спасти Израиль, а посему не лучше ли заранее встать на сторону будущего победителя, тем более что и жертва вполне привычна и не столь уж велика — «всего лишь» два с половиной миллиона евреев…

Советский Союз во главе гигантского социалистического лагеря и во всем блеске своего монолитного единства, старался не упустить своего и с этой целью демонстрировал сердечную готовность помочь своим арабским друзьям в намеченном деле всеми доступными политическими, экономическими и военными средствами. Китайская народная республика, Северный Вьетнам и Северная Корея выразили полную поддержку антиимпериалистической и антисионистской борьбы арабских народов.

Западная Европа без особых эмоций взирала на происходящее, полагая, что евреи, как всегда, сами виноваты, и прикидывая в уме, во что вся эта заварушка выльется с точки зрения цены на нефть. Циничная позиция европейского интеллектуального светоча, философа и математика Бертрана Рассела («…если Израиль должен исчезнуть ради благополучия остального мира, я не стану протестовать против уничтожения еврейского государства») вполне устраивала трусливую и подловатую Европу.

Бертран Рассел

Президент США Линдон Джонсон записал в те дни в своем дневнике: «Канадцы и европейцы не хотят взять на себя ответственность… Они считают, что это не их забота, и им не следует ввязываться в Ближневосточный конфликт».

Соединенные Штаты Америки, увязшие в кровавой Вьетнамской войне и внутренних расовых проблемах, уязвленные грандиозными успехами русских в космосе, на глазах теряли престиж и влияние в мире. Советский Союз и арабские страны откровенно потешались над американскими дипломатическими инициативами.

«В этот критический момент, когда история предъявила новое невиданное испытание евреям, ещё хорошо помнившим в лицо своих родственников, убитых в Бабьем Яру и удушенных в газовых камерах Освенцима, маленький народ сжался в бесстрашный комок воли. Попытки крикливой арабской пропаганды запугать евреев, равно как и надежды советских стратегов на то, что «трусливые евреи» не выдержат страшного напряжения и побегут, обернулись своей противоположностью: евреи не разбежались, а, напротив, взяли в руки автомат Узи. В долинах Галилеи, вблизи Тель-Авива и Беэр-Шевы резервисты проходили ускоренную военную подготовку. В пустыне Негев летчики тренировались в бомбометании. Бесценные Библейские свитки Мертвого моря укрывались в секретном хранилище. Тысячи людей рыли траншеи и готовили бомбоубежища. Такси и автобусы были мобилизованы для перевозки войск. Люди сдавали кровь и учили детей прятаться в убежищах. Маленький народ превратился в единую, сжатую до предела стальную пружину…»

В городах и кибуцах рыли окопы, спешно строили укрытия. Граждане готовились к худшему.

Ещё перед началом всеобщей мобилизации премьер-министр Леви Эшколь занимавший по совместительству пост министра обороны, основательный человек, хороший хозяйственник принялся считать солдат. Израиль мог выставить «в поле» 250—264 тыс. солдат, 800 танков и 300 (по другим данным, 286) боевых самолетов. При этом 50-60 тыс. уже были под ружьем на срочной, а остальных ещё надо было мобилизовывать.

Силы арабских стран расценивались следующим образом:

Египет: 210-240 тыс. солдат, 1200 танков, 500 боевых самолетов, из них 30 русских бомбардировщиков Ту-16, способных бомбить израильские города, — точно будет воевать.
Сирия: 50—63 тыс. солдат, 400 танков, 120 самолетов — точно будет воевать.
Иордания: 50-55 тыс. солдат, 200 танков, 40 самолетов — точно неясно, но есть большое подозрение, что будет воевать.
Ливан: 12 тыс. солдат, 80 танков, 18 самолетов — вряд ли будет активно воевать, но кто его знает.
Ирак: 70 тыс. солдат, 400 танков, 200 самолетов — хочет воевать и будет воевать, если Иордания пропустит иракские войска через свою территорию.
Алжир: 60 тыс. солдат, 400 танков, 100 самолетов — что-то там выступал за войну, возможна присылка на фронт «ограниченного контингента».
Кувейт: 5 тыс. солдат, 24 танка, 9 самолетов — на словах готов стереть Израиль в порошок, но его 9 самолетов погоды не делают.
Саудовская Аравия: 50 тыс. солдат, 100 танков, 20 самолетов — воевать, конечно, может, но вряд ли захочет помогать антимонархическим Египту и Сирии.

Эшколь насчитал, что Израилю придется иметь дело с 547 тыс. солдат, 2504 танками и 957 самолетами арабских стран, и эти цифры заставили его глубоко задуматься. Но начальник военной разведки Аарон Ярив сказал премьеру, что «вопрос не идет более о свободе судоходства в проливах», а о многом гораздо большем. Если Израиль не отреагирует на закрытие проливов, его влияние упадет и ЦАХАЛ лишится своего имиджа. Арабы посчитают нас слабыми, и тогда действительно нас могут ожидать крупные неприятности.

Последние дни мая 1967 года были наполнены лихорадочной дипломатической активностью обеих сторон, пытавшихся обеспечить себе поддержку великих держав, но судя по всему, дипломатия кончилась, дальше должна была высказаться армия.
Основы структур израильской армии были заложены под руководством генерала Игаэля Ядина. В возрасте 32-х лет он оставил свою карьеру ученого-археолога и возглавил Генеральный Штаб израильской армии в Войне за независимость.

Игаэль Ядин

Назначение это он получил не зря — храбрых молодых командиров в новорожденной израильской армии было немало, но Ядина выделял блестящий интеллект и огромные способности организатора. После окончания войны Генеральный Штаб занялся разработкой структуры будущей регулярной армии. Формы ее построения разрабатывал сам Ядин, приняв британскую модель за основу. В системе подготовки и мобилизации резервов немало было взято из опыта швейцарцев.

Разработка же способа использования армии — доктринa действий, была поручена комитету под председательством полковника Хаима Ласкова.

Хаим Ласков

Доктрина исходила из невеселых геополитических реальностей:

1. Израиль уступает соседям по населению и в предвидимом будущем всегда будет вынужден вести войну против численно превосходящего противника.
2. Спор с соседями не состоит в несогласии по поводу границ, а в неприятии самого факта существования Израиля. Противники Израиля будут вести войну против него на уничтожение.
3. Учитывая географические реальности, а также перевес противника в числе и в материале, Израиль в случае войны не может рассчитывать на победу посредством уничтожения врага. Реальной целью должно быть нанесение такого ущерба его вооруженным силам, которое вывело бы их из строя на максимально долгое время.
4. Малая территория, очень изрезанные границы и близость населенных центров к линии фронтов лишает Израиль всякой стратегической глубины. В самой узкой зоне расстояние от границы до моря составляет всего 14 км. Никаких естественных барьеров для обороны не существует.
5. Израиль не может вести долгую войну. Война делает необходимой мобилизацию такого огромного процента населения, что экономика через несколько недель просто перестанет функционировать.

Единственным плюсом в этой мрачной картине являлось "наличиe внутренних операционных линий".

В переводе с профессионального военного жаргона на общечеловеческий язык это означало, что центральное положение страны давало возможность наносить удары по врагам по очереди, если действовать быстро.

Прямым следствием 5 базовых положений являлась необходимость в построении такой армии, которая могла бы переключаться с одного фронта на другой с максимально высокой скоростью и наносить противнику максимальный ущерб в минимальное время. Ничего даже отдаленно похожего израильская армия после Войны за независимость и в несколько последующих лет, делать не умела.

После демобилизации 1949 года девять из двенадцати имеющихся бригад были переведены в резерв, a в строю оставили только три — две пехотные, "Гола́ни" и "Гива́ти", и одну так называемую “бронетанковую” — 7-ую, состоявшую из одного танкового батальона и двух мотопехотных, посаженных на старенькие полугусеничные полуторки. Была еще разведкa на джипах с пулеметами. Первая рота танкoвого батальона состояла из "Шерманов", которыми она очень гордилась, потому что на них стояли хоть и старые, но зато одинаковые двигатели. И пушки тоже были одинаковые. Правда, они совершенно не годились для борьбы с другими танками. Это были 75-мм крупповские гаубицы времен Первой Мировой Войны, списанные в Швейцарии как утиль, и найденные неким израильским закупщиком оружия, обладавшим орлиным взором. Дело в том, что к пушкам этим имелись снаряды. Вторая рота не могла похвастаться подобной эффективностью. Ее вооружение тоже составляли "Шерманы", но зато они могли бы составить музей — на роту приходилось 5 разных типов танкa, которые отличались и трансмиссией, и двигателями, и пушками. Общим было только то, что к двигателям было очень мало запасных частей, а к пушкам — очень мало снарядов.

К одному из танков — английской модификации под названием "Firefly" снарядов не было вообще. Третья и четвертая рота имели только личный состав. Танков в них не было. Роты были созданы, так сказать, авансом, с расчетом на будущее.

Когда появилась возможность получать танки во Франции, их не стали покупать в готовом виде, а начали переделывать на свой лад. В частности, "Шерманы" не выбросили, а переоснастили, вооружив новой французской пушкой. Что было далеко не просто, потому что башня "Шермана" не была рассчитана на такие переделки.

Но подлинная революция в армии началась с 1953-го года, когда бразды правления принял новый, четвертый по счету, начальник Генерального Штаба, Моше Даян.

Она носила не столько технический, сколько организационный характер. В 1953-ем году генерал Даян мало что понимал в танках, но в войне он понимал хорошо. Фокус его внимания был направлен на людей. Исходя из принципа, что главное — обеспечить продвижение правильных командиров, а уж они обеспечат все остальное, он урезал "хвост" своей новой армии и резко усилил ее "зубы". Тыловые службы — такие, как пекарни и прачечные, были выведены из армейских структур. Их функции отданы на контракт в гражданский сектор. Бригады были сокращены (за счет тылов) с 6 000 тысяч человек до 3 500 тысяч, с сохранением числа боевых батальонов. Произошло резкое изменение в способе планирования операций — теперь ответственность за планирование переходила к исполнителю, центр просто ставил директиву и требовал отчета или о достигнутом прогрессе, или о возникших проблемах. Самостоятельность и инициатива во всех подчиненных инстанциях всячески поощрялась. Методы ведения войны, разработанные для спецназа, переносились из маленьких элитных отрядов (в подразделении майора Ариэля Шарона вначале было только 45 человек) в батальон парашютистов, который, в свою очередь, с максимальной скоростью разворачивали в бригаду. Нетерпеливый Даян пытался всю армию перевести на подобную же основу — что, конечно, не всегда удавалось.

Но новые методы все же внедрялись, чему способствовало систематическое продвижение по службе толковых инициативных офицеров.

Даян установил правила, которые остались в израильской армии на долгие годы после того, как сам он ушел в отставку. Все командиры — от сержанта до генерала двигались по служебной лестнице, начиная с самой нижней ступеньки, в военные школы принимали только из рядов армии. Образование и социальное происхождение во внимание не принимались — только качества лидера. Это правило действовало до определенного предела. Начиная с командиров батальонов, офицеров обязывали учиться, и им предоставляли для этого оплаченный отпуск. Образование совсем не обязательно было чисто военным. Например, можно было взять курс философии, или системного управления — выбор был широким. Наконец, после 40 лет офицеры, как правило, выходили в отставку, получали свою военную пенсию, и переходили в резерв.

Даян считал, что армии нужны молодые офицеры, более восприимчивые к свежим идеям, поэтому в регулярной армии генералов старше 45 просто не было. Он сам ушел на "гражданку" в 43 года.

Эта система прошла проверку войной 1956-ого года, и показала превосходные результаты. Несмотря на многие нехватки, например, армейские ботинки нашлись только на 30 тысяч чeловек, а явилось на службу по мобилизационному призыву втрое больше, верхней одежды было так мало, что солдаты отправлялись на фронт в собственных пальто, но операционный план сработал без срывов. Неожиданности носили и приятный характер. Танки, на которые до войны возлагали скромные надежды, неожиданно показали себя очень хорошо, практически решив исход кампании. Даян сделал из этого немедленные выводы. Авиация по-прежнему получала примерно половину всех ассигнований на новую технику, но то, что шло в сухопутные силы, теперь имело отчетливый "танковый" приоритет. Он начал быстрое расширение сферы ответственности, предназначенной новому переспективному роду оружия. Пехотные бригады стали по мере поступления новой техники переводить в бронетанковые, а заведовать их техническим оснащением он назначил полковника Исраэля Таля.

Назначение это оказалось на редкость удачным. Полковник был человеком основательным. Он начал новую службу с того, что прошел предназначенный для лейтенантов курс “кандидата в командиры танка”. Потом он занялся разработкой доктрины использования танков в конкретных условиях арабо-израильского конфликта — война 1956-ого года предоставила ему богатый материал для изучения.

Исраэль Таль

Выводы, к которым он пришел, носили несколько неожиданный характер. Вместо быстрых, стремительных французских танков АМХ-30, способных делать 80 км/час, он предпочел купить в Англии тяжелые неповоротливые "Центурионы", максимальная скорость которых был где-то в районе 30 км/час, и то по дороге, а не на пересеченной местности. У них была не слишком сильная пушка, слабый и легко воспламеняемый бензиновый двигатель, и капризный нрав — они требовали серьезного и непрерывного ухода. Тем не менее Таль выбрал именно "Центурионы" — главным достоинством в его глазах была иx основательная броня.

Все остальное он считал поправимым. Пушка была заменена превосходным английским 105 мм орудием, с большой дальнобойностью. Бензиновый двигатель заменен на американский дизель. Наконец, капризный нрав машины был преодолен выучкой и дисциплиной, которые он сумел укоренить в своих танкистах.

Через некоторое время появилась возможность раздобыть американские "Паттоны" через Германию, где их снимали с вооружения бундесвера. Они были включены в такую же программу модернизации, как и "Центурионы". Даже старые "Шерманы" — и те были обновлены, на некоторые даже удалось поставить укороченную версию 105 мм пушки. К концу мая 1967-ого года Израиль имел в строю 8 танковых и 5 механизированных бригад. Всего около 1 000 более или менее современных танков.

Армия не имела многих вещей, которые иметь бы хотела. Не было бронетранспортеров для пехоты — на них не хватило средств, все закупки шли только на одно — на танки. Не хватало артиллерии. Не хватало транспорта. По мобилизационному плану предстояло реквизировать чуть ли не весь гражданский грузовой транспорт страны, в ход шли даже грузовички для доставки фруктов, с лысой резиной и без запасок. Стрелковое оружие в резервных пехотных частях включало в себя не только бельгийские 20-зарядные винтовки ФН, или автоматы "Узи", но и винтовки "98", где "98" обозначало “Маузер 1898” года, времени до Первой мировой войны.

Тем не менее, было мобилизовано около 220 тысяч человек. Примерно 130 тысяч из них были сведены в 25 бригад действующей армии и эта армия действительно была готова действовать.

В Египте задачи вооруженных сил отнюдь не сводились, как это было в Израиле, к простой и очевидной задаче защиты родины. Армия считалась ”Авангардом Революции”, что было вполне естественно, потому что Насер и его соратники пришли к власти именно в результате военного переворота, как вожди группы "Свободные Офицеры". Поэтому армия защищала не только и даже не столько страну, сколько режим. И внимание ей уделялось соответствующее. Cолдатам, не рядовым, конечно, но офицерам хорошо платили, те из них, кто достигал старших чинов, скажем, подполковника или старше, почти автоматически получали связи и средства, обычному человеку не доступные. Офицерский Клуб в Каире был самым аристократическим местом в столице.

В отличие от израильской армии, где имелся один-единственный генерал-лейтенант, занимавший пост Начальника Генерального Штаба, и десяток генерал-майоров, этот штаб составлявших, в египетской армии генералов было много.

Возглавлял же армию военный министр, Абдель Хаким Амер, верный сподвижник вождя революции, в совершено исключительном чине фельдмаршала.

Все, что происходило в вооруженных силах страны, особенно с кадрами, происходило только с его ведома.

Надо сказать, что президент Насер не раз предлагал своему другу Амеру не сосредотачиваться столь исключительно на заботах офицеров, а заняться более широкими политическими задачами, которые больше соответствовали бы его выдающимся талантам. В конце концов, каждодневные заботы можно было бы поручить не столь выдающемуся человеку, как фельдмаршал, а, например, генералу Фавзи. Этот генерал был не только начальником Генерального Штаба, но и лично был известен президенту Насеру как его бывший учитель в военном училище.

Мохаммед Фавзи

Генерал был делен, скромен и, что было самым главным, был чрезвычайно предан президенту. Именно президенту. Однако Амер всегда отвечал, что он всего лишь скромный солдат, совершенно довольный своей долей, и что посты его совершенно не привлекают, коли для их достижения он должен будет, как этого непременно желал президент, отойти от своего излюбленного занятия, а именно, прямого и непосредственного руководства вооруженными силами. Впрочем, к 1967-у список его должностей включал в себя посты первого вице-президента, министра науки, председателя комиссии по ядерной энергии, председателя комиссии по ликвидации феодализма (с широким правом на конфискации), и даже почему-то председателя футбольной федерации. Фельдмаршал, известным под этим титулом вне зависимости от наборa прочих его официальных постов, занимал в Египте совершенно исключительное место.

Когда Никита Сергеевич Хрущев в 1964 году награждал Насера Золотой Звездой Героя Советского Союза, то, будучи хорошо информированным о внутренних дeлах Обьединенной Арабской Республики, он присвоил это звание не только президенту Египта, но и его военному министру.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 13 мая 1964 г. ему было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Однако возможности сместить генерала Фавзи фельдмаршал не имел. Президент Насер очень следил за тем, чтобы иметь своих людей, именно своих, в вооруженных силах. Поэтому Амер постарался поставить дело так, чтобы Генеральный Штаб не входил в вопросы, которыми живо интересовался сам военный министр. Раз уж с армией приходилось иметь дело через посредника, да еще столь влиятельного, Насер, со своей стороны, делал все возможное, чтобы военные не пересекались ни в делах, ни в досуге с офицерами служб безопасности, например, с его личной охраной. (Вскоре после военной неудачи, фельдмаршал будет обвинен в попытке государственного переворота и посажен под домашний арест, а 14 сентября 1967 года, согласно официальной версии, он покончит жизнь самоубийством, приняв яд.)

В Египте конца 50-ых — начала 60-ых годов было много германских советников. Например, штабную работу в сфере планирования войны вела группа бывших офицеров вермахта во главе с генералом Вильгельмом Фармбахером, кoторый не только накопил богатый боевой опыт, сражаясь в составе танковой армии "Африка" у Роммеля, но и сам в 1944-ом командовал корпусом в Бретани, защищая Сент Мало и Брест от англо-американского вторжения.

Иоахим Даймлинг, бывший начальник гестапо в Дюссельдорфе, реорганизовал египетскую секретную полицию, сильно улучшив ее профессиональные стандарты.

Германские советники находили себе в Египте применение в подчас очень неожиданных областях. Генрих "Хассан Сулейман" Селманн, бывший шеф гестапо в Ульме, перешел на работу в Министерство информации в Каире — заведовать отделом пропаганды.

Все секретные работы в области разработки химического оружия и ракет тоже велись с широким использованием немецких специалистов, но, по понятным причинам, эта работа особо не афишировалась.

Суэцкая война 1956-ого года подняла престиж Насера в мире, а уж в арабских странах он взлетел до небес.

Успех следовал за успехом — в 1958-ом году Сирия согласилась на формальный союз с Египтом, было образовано новое государство — Объединенная Арабская Республика.

В 1960-ом с помощью СССР была сооружена Асуанская плотина. Проект этот должен был сделать Египет индустриальной державой. Дальше, однако, дела пошли не столь гладко. В сентябре 1961-ого года в Сирии случился очередной переворот, и египетской администрации пришлось срочно оставить сирийскую часть Обьединенной Арабской Республики. Название это теперь относилось только к Египту. Отношения с Россией тоже напряглись — на вкус Н.С. Хрущева, насеровская революция “утратила динамизм”. В возмещение за огромные средства, вложенные СССР в строительство плотины и в вооружение египетской армии он хотел более активного союза, направленного против США, на что Насер не соглашался. Напротив, его политика в ту пору дала заметный крен в сторону сближения c американцами. Администрация президента Кеннеди полагала, что революционный пыл Насера можно охладить, и предложила ему широкую помощь продовольствием, если он "сменит микрофон на бульдозер", т.е. перейдет от неистовой подрывной пропаганды в арабском мире к мирному внутреннему развитию.

В 1962-ом году 40% населения Египта питалoсь за счет американской продовольственной помощи.

Эта идиллия кончилась после переворота в Йемене. Группа "Свободных Офицеров", созданная по образцу египетской, произвела небольшую дворцовую революцию, изгнав правителя страны, имама Бадра. Он, однако, не смирился с поражением, и начал с помощью Саудовской Аравии войну против революционеров, которые, в свою очередь, обратились за помощью к Насеру. Йеменская война с течением времени стала для Египта тяжким бременем, и финансовым, и военным, и политическим. В ноябре 1964-ого года споры с США достигли точки кипения. В беседе с американским послом Бэттлом Насер заявил, что "те, кому наша политика не нравится, могут пойти прочь и выпить море. Мы отрежем язык всякому, кто будет говорить о нас плохо".

Такого рода речи привели к некоторым последствиям. Американское зерно, из которого пеклось 60% хлеба, выпекаемого в Египте, перестало поступать в страну. Попытки Каира перефинансировать свой внешний долг провалились — международные банки вдруг нашли, что кредиты Египту как-то слишком рискованны. Колоссальные убытки были частично уравновешены обещанием Советского Союза помочь деньгами, но никакого решения не было видно. Экономика не работала. Социализм и на родине-то своей работал с большими проблемами, а уж в условиях Египта сломался совершенно. 5 000 рабочих и служащих автомобильного завода Эль Наср, построенного с помощью СССР, производили 2 машины в неделю.

Так что случившийся в мае 1967-ого кризис пришелся очень кстати. Он представлял собой замечательный случай увеличить вес Египта в международных делах. И действительно, дипломатическое и военное наступление, предпринятое против Израиля, принесло замечательные плоды.

В самом деле — вся оборона Израиля держалась на тонкой линии войск ООН, размещенных на Синае, на союзе с Францией, на несколько спорном (но все же рассматриваемым как реальное) членстве в "Западном Клубе" и нa собственных вооруженных силах. Израиль был окружен арабскими армиями. Общий перевес в войсках был практически два к одному в людях, два к одному в танках, три к одному в самолетах, и минимум пять к одному в артиллерии.

Однако Насер не хотел действовать опрометчиво. Его министр Иностранных Дел, д-р Махмуд Риад, объяснял американскому дипломату Чарльзу Йосту, что Насер хочет мира, но он просто не может согласиться на снятие блокады.

Махмуд Риад

Он не хочет драться ни с кем, и уж меньше всего с Соединенными Штатами. И он вовсе не хочет нападать на Израиль, хотя его генералы и настаивают на атаке.

Сам же президент Египта предпочитает, чтобы первый удар нанесли израильтяне, тогда его армия разгромит их в пустыне, и “эта короткая война сразу оздоровит обстановку”. Не следует придавать слишком большого значения всем этим разговорам о тотальной войне на уничтожение, ничего подобного Насер не имеет в виду, это все риторика, необходимая в практической политике вещь, как уважaемый посол, несомненно, понимает, просто в силу своего глубокого и просвещенного ума. Речь идет об “ампутации израильского юга” и об установлении наземной прямой границы между Египтом и Иорданией. Тогда, в отсутствии Эйлата, вопрос о блокаде отпадет сам собой, Израиль научится жить без этого порта, а стороны “… начнут подготовку к реалистическому решению вопроса — например, посредством широкой репатриации палестинских беженцев обратно в Израиль …”. Разговор состоялся 1-ого июня.

В этот же день в Израиле было сформировано Правительство национального единства. Моше Даян вошёл в него министром обороны. До войны оставались считанные дни. Американцы все просили о 48 часах покоя. Даян же чувствовал, что это просто затягивание времени. Что ж, ответил он, 48 часов мы им дадим, но именно 48, а не 49.

А американцы, прекрасно понимая, что вот-вот начнется, двинули авианосцы «Америка» и «Саратога», а вместе с ними и весь Шестой флот, поближе к берегам Израиля и Египта.

Конкретная дата наступления была установлена в очень конфиденциальной беседe между Даяном и Рабином, начальником Генерального Штаба, и назначена на утро понедельника, 5-ого июня 1967 года.

В контексте данного повествования мне осталось лишь отметить, что Шестидневная война, длившаяся на самом деле 132 часа 30 минут, подробно описана во многих исторических и военных исследованиях, она стала предметом тщательного изучения в военных академиях и генеральных штабах во всем мире. Эта война расценивается, как важнейшее событие в истории Израиля. Это была не просто война, а схватка двух противоположных цивилизаций, случившаяся в 60-е годы прошлого века. Шестидневная война, это много больше, чем эпизод в арабо-израильском конфликте. В июне 1967 года в пустыне Синая, где пророк Моисей принял моральный кодекс человечества из рук самого Господа, и на холмах Иерусалима, где основатель монотеизма пророк Авраам получил Господне признание и благословение, определялось будущее нашей цивилизации в целом. И если европейские интеллектуалы не поняли этого, то это означает лишь то, что, как говаривал Альберт Эйнштейн, ум неразборчив в выборе хозяина, что разум слеп, когда речь идет о приоритетах и конечных целях.

Источники:
Штереншис М. Израиль. История государства. 2009.
Тененбаум Б. Незнаменитая арабо-израильская война 1956 года. 2011.
Окунев Ю. Шестидневный аккорд истории библейского масштаба.
Арабо-израильские войны. Арабский взгляд. 2008.
Статьи Википедии и пр.