Здоровье

На волосок от смерти. Лечение ранений в Отечественную войну 1812 года

На переднем крае медицины

Как уже говорилось ранее, главным поражающим фактором на полях Отечественной войны было огнестрельное оружие. Так, в Бородинском сражении доля таких раненых в госпиталях составляла порядка 93%, из которых с пулевыми ранами было от 78% до 84%, остальные были поражены артиллерией. Можно также предположить, что ранения от сабель, палашей и пик были гораздо смертоноснее, и несчастных просто не успевали доставить до пунктов перевязки и госпиталей. Как бы то ни было, полевым врачам приходилось иметь дело преимущественно с огнестрельными ранениями. Для этого на созданном Яковом Виллие в 1796 году инструментальном заводе изготавливали военно-медицинские наборы – корпусный, полковой и батальонный. Самым простым, естественно, был батальонный, в который входили всего 9 приспособлений для резекции и ампутации. В полковом наборе было уже 24 медицинских инструмента, позволяющих, помимо прочего, проводить соединения и разъединения тканей. Корпусный медицинский набор состоял из 106 (по другим данным, 140) приспособлений, с помощью которых уже можно было оперировать тяжелые черепно-мозговые ранения.

С чего же начинал работу с пациентом лекарь в военно-временном госпитале? Прежде всего определялась глубина пулевого ранения и наличие в ней инородных тел. Хирург при необходимости вынимал осколок или пулю пальцами, щипцами, лопаткой и другими подходящими приспособлениями.

В исторической литературе остались воспоминания офицера русской армии, иллюстрирующие будни госпиталя:

«Раздвинули толпу, и меня мои провожатые представили врачу, который с засученными по локоть рукавами стоял у доски, обагренной кровью... На спрос лекаря, где моя рана, я указал, и сподвижники его, фельдшера, посадив на доску меня, чтобы не беспокоить раненой ноги, размахнули ножом рейтузы и сапог и, обнажив мою ногу, пробовали рану, говоря доктору, что рана моя странная: отверстие одно, а пули не ощупали. Я просил самого доктора внимательнее осмотреть и объяснить мне откровенно, останусь ли я с моей ногою или должен с нею проститься. Он также зондом пробовал и сказал: «Что-то задевает», и просил дозволения испытать; пальцем он всунул в рану, боль была нестерпимая, но я мужался, не показав при всем этом ни малейшей слабости. Обшарив, лекарь, по кости моей сказал, что пуля ущемлена в кости, и вынуть оттуда трудно, и нелегко переносить операцию, «но уверяю вас благородным словом, возразил доктор, что рана неопасна, ибо кость не перешиблена; позвольте, я сам вам перевяжу рану, и вы можете отправиться куда угодно». Не прошло минуты, рана перевязана, причем объявил мне доктор, что до 3 суток не касаться моей раны и перевязки».

На волосок от смерти. Лечение ранений в Отечественную войну 1812 года

Полевой или батальонный хирургический набор

Кровотечения, которые были неизбежны при ранениях на поле боя, купировались перетягиванием жгутами, укладкой снега или льда («унимание стужей»), а также тампонацией, к примеру, жеваной бумагой. Могли при необходимости прижечь раскаленной сталью, нередко в этой роли выступал клинок подходящей сабли или палаша. В те времена уже были знакомы со способами перевязки крупных кровоточащих артерий и, если позволяло время и присутствовал опытный врач, то такая филигранная операция проводилась с использованием артериального крючка. Для промывания раны применяли красное вино или чистую прохладную воду, в которую часто добавляли соль с известью. Далее следовало высушивание и тугая перевязка раны. Иногда зияющие раны скрепляли пластырем или просто зашивали. Солдат перевязывали подручными материалами, а для генералов и офицеров использовали батистовые платки. Как уже говорилось ранее, основной опасностью ранений, особенно огнестрельных, было развитие «антонова огня», или анаэробной инфекции. Боролись с этим «не иначе, как чрез нагноение», которое регулярно освобождали от гноя или «испражняли». В некоторых случаях мелкие осколки и пули специально не вынимали из неглубоких ран, а ждали, пока инородное тело не выйдет вместе с гноем. «Испражняли» рану, выпуская кровь из близлежащих вен, а также рассекая ланцетами кожу вокруг раневых «губ». В некоторых случаях положительную роль играли личинки мух, которые нередко от антисанитарии заводились в гноящихся ранах – под наблюдением врачей насекомые очищали раны и ускоряли заживление. Не забывали русские лекари и про пиявок – их прикладывали к воспаленным тканям для удаления «плохой» крови. Все хирургические процедуры, как можно понять из описания, были крайне болезненными для раненых. Стараясь избегать смерти от «нервного потрясения» (болевого шока), врачи в самые критические моменты обезболивали солдат обычной водкой, а офицерам для этой цели полагались уже опий и "сонные зелья". В первую очередь такая нехитрая анестезия применялась при ампутациях конечностей. В русской армии лишением людей рук и ног не злоупотребляли, как во французских войсках, где практиковалось предохранительная ампутация, но часто без нее обойтись было нельзя. Смертность после таких операций была достаточно высока, а наибольшие сложности у врачей вызвали высокие травматические ампутации бедра и плеча от пушечного ядра или сабли. В таких случаях приходилось полностью удалять остатки конечности, что чаще всего приводило к смерти несчастного.

Инструменты для ампутации

При ампутации мягкие ткани рассекались ланцетами и ампутационными ножами, а кости перепиливались специальными пилами. Настоящим бедствием при тяжелых пулевых ранениях становилось инфекционное воспаление костной ткани (остеомиелит, или «костоед», который однозначно становился диагнозом к ампутации конечности).

В воспоминаниях участников событий Отечественной войны есть такие холодящие кровь строки:

«Резатели обмыли рану, из которой клочьями висело мясо и виден был острый кусок кости. Оператор вынул из ящика кривой нож, засучил рукава по локоть, потом тихонько приблизился к поврежденной руке, схватил ее и так ловко повернул ножом выше клочьев, что они мигом отпали. Тутолмин вскрикнул и стал охать, хирурги заговорили, чтобы шумом своим заглушить его, и с крючками в руках бросились ловить жилки из свежего мяса руки; они их вытянули и держали, между тем оператор стал пилить кость. Это причиняло, видно, ужасную боль. Тутолмин, вздрагивая, стонал и, терпя мучение, казался изнеможенным до обморока; его часто вспрыскивали холодною водою и давали ему нюхать спирт. Отпиливши кость, они подобрали жилки в один узелок и затянули отрезанное место натуральною кожею, которая для этого была оставлена и отворочена; потом зашили ее шелком, приложили компресс, увязали руку бинтами – и тем кончилась операция».

Важное значение в терапии играли лекарственные средства, которые в те времена не отличались разнообразием. Русские врачи использовали камфору и ртуть, тщетно надеясь на их мнимое противовоспалительное и успокаивающее действие. Для лечения нарывов применяли «шпанскую мушку», раны заживляли оливковым и подсолнечным маслом, уксусом останавливали кровотечения, а опий, помимо его анестетического эффекта, использовался для замедления перистальтики кишечника, что помогало при ранениях брюшной полости.

Лучшие в своем деле

Хирург военно-полевого госпиталя начала XIX века должен был уметь проводить шесть видов операций: соединения, разъединения, извлечение инородных тел, ампутацию, дополнение и выправление. В наставлениях требовалось при первой перевязке раны проводит её расширение «для того, дабы переменить свойство оной и дать ей вид свежей и кровавой раны».

Особый акцент был на расширении ран конечностей в областях с большой мышечной массой:

«Раны членов, из многих мускулов состоящих и крепкою сухожильною перепонкою облеченной, непременно должны быть расширены, что разумеется о пострелинах ляжки, икры и плеча. Разрезы вовсе не нужны и бесполезны в местах, по большей части из костей состоящих и в коих весьма мало имеется мышечного существа. Под сими местами разуметь должно голову, грудь, руку (исключая ладонь), ногу, нижнюю часть икры и сочленные составы».

Историк медицины доктор наук, профессор С. П. Глянцев в своих публикациях приводит пример лечение травматических аневризм (полостей) крупных кровеносных сосудов. Раненым прописывали

«отвращение всякого сильного движения сердца и крайнее спокойствие души и тела: прохладную атмосферу и диэту, умаление количеств крови (кровопускание), утоляющие (замедляющие) движение сердца селитру, наперстянку, ландыш, минеральную воду, наружное употребление стужи, стягивающие средства и легкой прижимности как всего члена, так особливо главного ствола артерии».

Контузии в русских госпиталях лечили просто покоем и наблюдением за больным, ожоги обильно смазывали сметаной, медом, маслом и жиром (что часто вызывало осложнения), отморожения лечили ледяной водой или снегом. Однако подобное «согревание» отмороженной конечности приводило часто к гангрене со всеми вытекающими последствиями.

При всей эффективности работы военно-полевой медицины русской армии существовал один серьезный недостаток, выразившийся в устаревшем на то время лечении переломов. На войне для иммобилизации конечностей применяли лубки или «аппараты к перевязки переломов», в то время как врач из Витебска Карл Иванович Гибенталь предлагал использовать гипсовые повязки. Но отрицательная рецензия профессора Санкт-Петербургской медико-хирургической академии И. Ф. Буша исключила использования гипса для иммобилизации переломов. В практику русских военно-полевых врачей гипсование переломов пришло только в эпоху легендарного Николая Ивановича Пирогова.

Немаловажным фактором, который влиял на эффективность медицинской службы русской армии, был хронический некомплект личного состава – в войне участвовало всего 850 врачей. То есть на одного врача приходилось сразу 702 солдата и офицера. К сожалению, нарастить численность армии в то время России было проще, чем снабдить необходимым количеством врачей. При этом русским военным лекарям удалось совершать немыслимые подвиги – смертность в госпиталях составляла мизерные для того времени 7-17%.

Важно отметить, что сберегательная тактика лечения ранений конечностей положительно сказалась на судьбе ветеранов войны 1812 года. Многие тяжелораненые солдаты продолжали службу в течение пяти-шести лет после окончания войны. Так, в списке солдат лейб-гвардии Литовского полка, датированным 1818 годом, можно найти такие строки:

«Рядовой Семен Шевчук, 35 лет, ранен в правую ногу ниже колена с повреждением костей и жил, отчего худо владеет оною; также ранен в колено левой ноги. В гвардейский служащий инвалид.
Рядовой Семен Андреев, лет от роду 34. Ранен в бедро левой ноги навылет с повреждением жил, отчего худо владеет оною. В гвардейский гарнизон.
Рядовой Дементий Клумба, 35 лет. Ранен в правую руку у плеча, а также в левую ногу, отчего худо владеет как рукою, так и ногой. В гвардейский гарнизон.
Рядовой Федор Моисеев, 39 лет. Ранен в левую руку с раздроблением костей, отчего худо владеет оною; также и в правой от нарыва повреждены жилы, отчего сведен указательный палец. В гвардейский служащий инвалид.
Рядовой Василий Логинов, 50 лет. Ранен картечью в плюсну левой ноги с раздроблением костей. В гвардейский служащий инвалид.
Рядовой Франц Рябчик, 51 год. Ранен пулею в правую ногу ниже колена и в левую ногу в бедро с повреждением костей. В гарнизон».

Героев войны с достаточно тяжелыми ранениями демобилизовали только в 1818 году. Во Франции же в это время торжествовала тактика предупредительной ампутации, и солдаты с подобными ранениями гарантированно оставались без фрагментов рук и ног. В русских госпиталях инвалидность пациентов при выписке не превышала обычно 3%. Стоит помнить, что работать военным врачам пришлось в эпоху, где не существовало эффективной анестезии, а об асептике с антисептикой вообще не подозревали.

Император Александр I в своем Манифесте от 6 ноября 1819 года отметил исключительную важность русской военной медицины на поле брани, чем выразил признательность врачам от современников и потомков:

«Военные врачи разделяли на поле сражения наравне с военными чинами труды и опасности, явив достойный пример усердия и искусства в исполнении своих обязанностей и стяжали справедливую признательность от соотечественников и уважение от всех образованных наших союзников».