...Этот дом подожгли фашисты, отступая из белорусского села. Дом горел без людей и животных внутри, но не пустым. Сюда гитлеровцы собрали всё, что отобрали у жителей. А так как продукты они забрали себе ещё в самом начале оккупации (и продолжали грабить в течение всего времени), то у селян не оставалось почти ничего. Только самое простые, но жизненно необходимые вещи: орудия труда, одежда (самую лучшую тоже взяли в первые дни, речь идёт об остатках), кое-какая мебель, одеяла, простыни. Словом, всё, что горит, и без чего жизнь окончательно превращается в выживание.

В каждую избу ворвались немцы утром того дня 1944 года. В каждой нашли то «лишнее», что должно было подвергнуться немедленному уничтожению. Селянам нести вещи в «пункт сбора» не доверили, всё собрали сами. Потом согнали жителей — «погреться у огонька» и посмотреть. Подожгли.

Пламя сжирало человеческий мирный труд. Ведь и изготовлены вещи трудом, и служили для труда или заслуженного отдыха. У людей уже не было, что поесть. А теперь погибало и то, на чём спать, во что одеться и чем можно работать. У них оставались только жизни. И кабы только свои, так ведь ещё детские. А ребятишки хоть и стали в то время взрослыми маленького роста, но ведь это по пониманию, а не по силам и выносливости. Что с малышами делать, во что одеть в холод? Да ладно, одеть, - во что хотя бы завернуть?!

К зрелищу привели наших пленных. Специально за несколько сёл привели (держали их в другой деревне). Посмотрите, мол, как вы смогли свою землю и людей защитить. 

И пленные — а было-то их не более двадцати — не выдержали. Измученные голодом, неимоверной работой, побоями, они стали выскакивать их строя. У них не было никакого оружия, только кулаки против автоматов. Но тот наш солдат, который выскочил первым, всё-таки успел врезать ближайшему фашисту по морде — простите мне это выражение. На того же ближайшего фашиста налетел второй наш солдат, и даже сбил с ног, и дал ногой по той же морде. Фашисты начали стрелять, бойцы падали один за другим. Но падали они уже в бою, а не на казни. В тот момент они перестали быть пленными. Падали, защищая свою землю и людей. Они не просто стояли и смотрели, они боролись так, как было в их силах. И это сводило на нет мифическую победу фашистов в тот миг. Потому как пока у человека не сломан дух — не побеждённый он. До последнего мига своей жизни не примет он нового положения вещей, а стало быть, и положение это устойчивым не будет. А маятник или флюгер — что же в них постоянного и благополучного?

...Их, погибших в неравном сражении, уложили вдоль дороги. Посмотрите на второй снимок Ивана Александровича. На многих нет обуви, потому что тот, кто дал фашисту ногой в морду, был обут. Удар получился тяжёлым и даже сломал немцу челюсть.

Наши вошли в село на следующий день. Есть у Нарциссова снимок того фашиста с перевязанной челюстью, но я его не нашла, к сожалению. Только обнаружила ещё строчку о том, что в день освобождения кто-то из селян раскопал спрятанную бочку с солониной и разделил между всеми жителями. И на глазах у пленных фашистов, которых вели по селу, пошёл отсчёт новой жизни — безмерно трудной, полной боли, но с надеждой. Не маятник и не флюгер, а отсчёт стрелок на часах в старом, но крепком доме.