Строим флот. Теория и предназначение

Почему одни нации имеют успешно эволюционирующие военные флоты, а другие – лишь ряд попыток создать их, с разным успехом? Попыток, перемежаемых периодами длительного упадка и поражениями по нелепым и глупым причинам? Почему одни общества знают, как десятками лет и веками поддерживать боеспособность в море, пусть она периодически опускается на опасно низкий уровень, а другие, потратив массу денег и ресурсов, построив корабли и обучив личный состав, потом упускают всё это, теряют, оставляя себе только кадры хроники и некогда грозные авианесущие крейсера, превращённые на чужой земле в парки развлечений? В чём разница и где она проходит?




Под эту разницу многие не очень умные люди подвели массу теорий, вплоть до того, родив концепты «континентальных» и «морских держав», обосновывая способность одних и неспособность других с выгодой использовать военно-морские силы какими-то культурными особенностями… Всё это не совсем верно. Почти не верно. На самом деле грань пролегает в понимании как обществом, так и военно-политическим руководством буквально нескольких простых принципов, помноженных на характерные для государства географические ограничения. Если бы это не было так, то полностью лишённые нормального флота, морской торговли и работающего в море населения США не превратились бы между 1890-м и 1945 годом в доминирующую на морях силу.

США были тем, что не сильно прозорливые люди называют словами «континентальная держава» — огромный субконтинент, основные богатства которого, равно как и вектор приложения усилий населения находятся на своей земле. Их военный флот был ничем на фоне, например, Российского Императорского флота. Но вскоре они с блеском выиграли свою морскую войну против Испании, а Россия с треском проиграла свою. Проиграла Японии, в которой за семьдесят лет до этого были мешки с рисом вместо денег. Которую за девять лет до атаки на Порт-Артур заставили учесть российские политические интересы демонстрацией силы не самой большой русской эскадрой. Какие «культурные особенности» сделали это возможным?

Ответ есть.

Существуют проверенные веками принципы построения военно-морского могущества. Они известны и хорошо описаны в теоретической литературе. Их можно оспаривать, но нельзя оспорить. Нельзя, потому, что нет такой могущественной в военно-морском смысле страны, которая игнорировала бы их. И нет такой страны, которая, хотя бы инстинктивно или даже неосознанно, следуя им, не получила бы «взлёт» своей морской мощи. Примерам несть числа. И США, и Британия, и императорская Япония — там, в этом списке стран, следовавших этим правилам. На очень короткое время часть этих принципов не совсем осознанно взял на вооружение ВМФ СССР – и результатом стал взлёт его могущества до беспримерных величин, твёрдое второе место по силе после США. Военная мысль в разных странах пришла к их пониманию тогда, когда они уже сложились, и структурирование их заняло довольно длительное время. Но в общем и целом «теоретическая часть» была закончена ещё до Первой мировой войны.

В России, с её нелёгкой историей, теория, адаптированная к российским особенностям оказалась окончательно сформулированной чуть позже – уже после Гражданской войны. До самого начала Великой Отечественной войны, она осталась без практического применения, что имело для нашей Родины чудовищные последствия. Но отдельные её отголоски, частично воплощённые на практике, создали ракетно-ядерный флот СССР, способный действовать в любой точке мирового океана, пусть и с рядом ограничений.

Сегодня эти знания забыты. Забыты они, однако, только нами. Наши оппоненты в мире не забыли ничего и строят свои флоты, отталкиваясь от этого простого понимания простых на самом деле вопросов.

Стоит, видимо, вспомнить их и озвучить.

Мэхэн и его постулаты

В 1889 году капитан (в последствии — контр-адмирал) ВМС США Альфред Тайер Мэхэн издал свою без преувеличения эпохальную работу – книгу, которую у нас перевели как «Влияние морской силы на историю 1660-1783».




И – концептуальный провал в переводе с самого начала. Мэхэн ничего не писал про силу, или force. Он писал про power – в социологическом контексте власть. В физическом – мощность. Работу по установлению власти над морем, совершенную за некоторое время, если уж быть совсем точным. Это важный момент – морская мощь (power) по Мэхэну это длящийся во времени процесс обретения власти над морями – он нигде не даёт такой расшифровки, но это прямой перевод на русский названия его главной работы, сделанный без искажений. «Influence of Sea Power upon history».

И в этом первый урок – там, где мы по недомыслию думаем об обретении «морской силы» наши конкуренты ищут возможности для обретения морской власти, даже если это требует времени. Обретении, путём приложения систематических усилий на длительном промежутке времени. И да, это обретение требует усилий и времени, и в этом нет ничего «неправильного» — для того, чтобы обрести ту самую власть над морями, надо работать, это потребует времени, это нельзя сделать быстро – надо уметь упереться и долго, монотонно строить свою мощь, «по кирпичикам», год за годом, век за веком, вечно, не отступая от своей цели никогда. Поколение за поколением. В борьбе. Эти усилия, их направленность и соответствие озвученной цели и есть предмет обсуждения. Этот урок с обложки проходит мимо русского читателя сразу же, как и бесчисленное множество других неверно переведённых концепций. Тем не менее, даже с некоторыми ментальными искажениями, книга произвела фурор и в России тоже. Не будем расписывать её влияние на тогдашние умы, ограничимся тем, какие постулаты озвучил Мэхэн.



Так стали «морскими державами» (используем этот малосодержательный отечественный термин) Англия и Голландия.

Мэхэн в своей книге обращал внимание на возможную стратегию «за слабого» — т.н. «крейсерскую войну». Исторический опыт, которым он оперировал, говорил о том, что, конечно, таковая вполне может оказаться и полезной – но только когда боевой флот подвергнутой «крейсерству» воюющей стороны связан боевыми действиями с боевым флотом атакующего. В противном случае, «по-Мэхэну», крейсерскую войну ждёт провал.

На момент написания книги было уже немало примеров такового провала. Сегодня, на пике индустриальной эры, мы можем вспомнить куда более громкие провалы – неограниченную подводную войну, которая дважды была вразгром проиграна Германией – и оба раза потому, что немецкие «крейсеры» — подводные лодки – не имели должной поддержки со стороны своего боевого флота.

С другой стороны, неограниченная подводная война, которую вели американцы в Тихом океане в 1941-1945 годах, вполне удалась – все ресурсы, которые теоретически имела для морской войны Япония, были скованы безнадёжным противостоянием с ВМС США. С американским боевым флотом. На защиту судоходства не осталось абсолютно ничего.

Всё, что описывал Мэхэн, было экстремально верно, но верно, в основном, для описываемого периода. К началу двадцатого века мир был уже другим. Одни из постулатов Мэхэна остались верны и в ХХ веке – та же «крейсерская» война шла вполне «по-Мэхэну» в обеих мировых войнах. Другие потребовали корректировки.

Так, сильно трансформировалась мировая торговля, стали массовым явлением суда под нейтральным флагом, появились международные соглашения, регулирующие их статус в ходе боевых действий. Появилась радиосвязь, резко ускорившая управление, и увеличившая скорость протекания всех связанных с военными действиями процессов.

Мэхэн старался идти в ногу со временем. В 1911 году из-под его пера вышел труд «Военно-морская стратегия в сравнении и противопоставлении с принципами и практикой военных операций на земле». Мощнейший текст на пятьсот с лишним страниц, посвящённый практически лишь только боевым примерам, сравнению операций на суше и на море, и их приложению к текущей военно-политической ситуации, как в мире, так и вокруг США (главным образом) существенно детализировал и уточнял постулаты Мэхэна. С момента, когда он написал свою первую и самую важную книгу, прошло двадцать два года, за это время произошли японо-китайская, испано-американская, и русско-японская войны, где флоты сыграли важнейшую роль.

Мэхэн подверг свои принципы повторному анализу через призму современности, через боевой опыт, который отсутствовал, когда он начинал свои теоретические изыскания. Отсечение всего лишнего и устаревшего показывало, что один из основных его принципов – уж если флот есть, то он должен активно использоваться против вражеского флота – верен. Мэхэн провёл разбор русско-японской войны, особенно много внимания уделив действиям 1-й Тихоокеанской эскадры. Заслуживает внимание то, какой образ действий для сил в Порт-Артуре он считал правильным – яростно, отчаянно атаковать японцев, чтобы как можно сильнее изменить баланс сил к моменту ввода в войну 2-й Тихоокеанской эскадры Рожественского.

Правильно ли это было сказано? Давайте представим себе, что 1-я ТОЭ погибла в сражении вся, полностью, сумев уничтожить ещё один японский броненосец, сверх пары реально потопленных. Что бы это дало? То, что Рожественский встретил бы в Цусимском проливе на один броненосец меньше. Кто-то может сказать, что при имевшемся соотношении сил это ничего бы не дало. Может быть. А если бы их стало на два меньше? На три? Или броненосцев осталось бы столько же, но резко «просело» бы количество эсминцев и крейсеров?

Мэхэн был абсолютно прав в этом случае. Бой – важен, и именно им всё решается, в конечном счёте. С начала двадцатого века изменилось очень много. Но принцип того, что боевой флот предназначен для того, чтобы вести бой ни разу не утратил актуальности. Он должен создаваться и строиться именно для этого, в этом его предназначение. Чуть позже мы увидим, что сила может не только применяться, но и демонстрироваться, вместо боя может использоваться угроза такового, но сам факт того, что флот должен быть в состоянии ВОЕВАТЬ — неоспорим. Воевать, в том числе и с другим флотом. А значит, он должен строиться исходя из этого. Или надо вообще ничего не строить и «раздать пенсионерам». Или для пехоты наконец-то массово закупить хорошие и крепкие ботинки. И это не гипербола, так на самом деле лучше.

Запомним это как «принцип Мэхэна», в нашей современной «творческой переработке», конечно.

Корабли, и соединения военно-морского флота должны быть в состоянии вести бой с кораблями и соединениями других флотов. Строительство «квазибоевых» кораблей, формально имеющих оружие, но по факту неспособных сражаться с вражескими ВМС, недопустимо. Подготовка личного состава, состояние тылов и материальной базы должно позволять флоту немедленно вступить в боевые действия против другого флота при необходимости.

Звучит как банальность? Да, это банальность, но большинство кораблей, которые ВМФ России получит с этого года по середину 2020-х или именно «квазибоевые», то есть оружие на их борту формально есть, а бой вести против адекватного противника они не могут (проект 22160, который прямо называется офицерами ВМФ как «не боевой корабль»); или могут выполнять одну-две задачи и только при отсутствии серьёзного противодействия (МРК проектов 21631 и 22800). Или корабль боевой, но критически важных для использования по предназначению или обеспечения боевой устойчивости систем не имеет (подлодки без антиторпед и средств гидроакустического противодействия, тральщики без противоминных комплексов). Для отечественного флота сегодня не боевые или квазибоевые корабли-мишени – норма, а полноценные боевые «единички» скорее исключение. Почему? Потому, что те, кто их заказывает, согласовывает, принимает и проектирует не имеют в виду БОЙ как основное предназначение создаваемого корабля. Увы, но это так, и этому есть немало свидетельств.

Как видно, даже уроки более чем столетней давности кое-кто так и не выучил. Будет ужасно больно, если история их повторит – мы ведь ведём такую крутую пропаганду того, что всё более, чем хорошо, а тут вдруг…

А ведь всего-то было нужно – следовать простому принципу. Собственно, это и отличает успешные в военно-морском строительстве страны от неуспешных – понимание принципов и следование им. В этом и есть причина успеха одних и неуспеха других.

Но продолжим, ведь принцип Мэхэна – не единственный.

«Некоторые принципы морской стратегии» сэра Джулиана Стаффорда Корбетта

Мэхэн, совершив великое дело, стройной теории, однако, не создал. Те постулаты, которые он озвучивал, в целом были верны – хотя бы потому, что он строил их на базе анализа реально имевших место событий. Но это нельзя считать теорией, нельзя считать методом. В книгах Мэхэна даже определений нет – какая уж тут теория. Это набор принципов. Можно придерживаться принципов Мэхэна – и нужно в некоторых случаях. Просто уже в начале ХХ века «мэхэнианский» подход оказывался неполным. Он не объяснял всего.

Например, судьба 1-й Тихоокеанской эскадры Российского флота на первый взгляд была предопределена флотом под командованием Того. Но погибла-то она не в морском бою, так ведь? И не под ударом с моря пал Порт-Артур. С другой стороны, без японского флота всё это было бы невозможно. Но Того вёл блокадные действия, а не лез в драку любой ценой – хотя и атаками базы не пренебрегал, но в целом не это было главным содержанием его действий. Хотя успеха он в итоге добился.

Многим мыслителям тех лет было ясно, что нужна некая теория, такая, которая «закрывала» бы все вопросы о том, как вести морскую войну и какими методами добиваться победы в ней.

В том же 1911 году, когда Мэхэн выпустил свою «Военно-морскую стратегию», в другой части света вышла другая книга. Книга, которая действительно «закрыла» почти все вопросы. Объяснила почти всё. Даже для современности.

Это была книга британского историка Джулиана Стаффорда Корбетта (тогда ещё без приставки «сэр»)«Некоторые принципы морской стратегии».

Корбетт, который был гражданским человеком, историком без военного опыта, выпустил из-под своего пера именно теорию. Хотя к тому, как он определял «теорию войны» и «природу войн» есть вопросы, в целом, его книга это именно теория, и это работающая теория – чуть ниже будет показано насколько.




Корбетт определяет цель морской войны очень просто – и это, собственно до сих пор «альфа и омега» войны на море:


Это было, на первый взгляд, то же самое, что проповедовал Мэхэн, но Корбетт, в отличие от Мэхэна, не делал такого упора на бой, как средство достижения цели. По Корбетту, господство на море достигалось следующими способами:

1. Путём решительного разгрома военного флота противника.

2. Путём блокады противника.

Второй момент принципиально важен – чуть позже именно стратегия Корбетта будет избрана англичанами в качестве основной в войне с Германией. И это то, что Мэхэн не рассматривал как самостоятельную оперативную концепцию.

Корбетт тут, по всей видимости, не был первым – в книге адмирала С.Г. Горшкова «Морская мощь государства» упоминается русский учебник морской тактики 1873 г. за авторством капитан-лейтенанта Берзина, где почти теми же словами утверждается то же самое.

Корбетт, однако, пошёл ещё дальше, и рассмотрел остальные (именно так на тот момент времени) варианты войны на море.

Для ситуации оспариваемого господства, Корбетт формализовал давно известный принцип fleet-in-beeing – «флот как фактор присутствия», когда группировка ВМС находится достаточно близко к противнику, чтобы его атаковать (или контратаковать), но ради снижения рисков или экономии сил в бой не вступает. В итоге теперь противник несёт риски – любой манёвр своим флотом может вызвать как контратаку против осуществляющих маневр сил, так и атаку цели, которую эти силы после начала манёвра уже не могут защитить. Таким образом, производится сковывание любых действий противника – самым разумным или наименее рискованным вариантом действий с его стороны является «не делать ничего». Это не значит, что сторона, оказывающая своим флотом давление на противника, должна уклоняться от боя, но она не обязана к нему стремиться в данном случае. Надо понимать, что устроить противнику такой «цугцванг» (с поправкой на то, что он может уступить инициативу и не «ходить» вообще) надо ещё постараться – это не всегда так просто, как кажется. Но это возможно и те же англичане прекрасно умеют это делать.

Вторым вариантом действий в условиях оспариваемого господства Корбетт рассмотрел вариант «за слабую сторону» — впрочем, применимый и для стороны сильной. «Вспомогательные контратаки» — «minor counter attacks». Слабая сторона, по Корбетту, может попытаться с помощью разовых атак небольших сил противника, атак его одиночных кораблей, флота в базе или при иных условиях, когда численное превосходство атакуемой стороны не может быть реализовано, «изменить баланс» в свою пользу. И это логично, история знает немало примеров того, как слабой стороне удавалось создавать локальное превосходство в силах.

Пример, Корбетт, однако нашёл неудачный – первый удар японцев по русским кораблям Порт-Артуре. Неудачный, потому, что это не было контратакой. Но очень удачный как иллюстрация концепции «выравнивания баланса» с противником путём нанесения первого удара – уж если война неизбежна, то надо бить первым, и так, чтобы по результатам атаки получить более выгодное (или менее невыгодное) соотношение сил чем было в мирное время.

Третий вид действий по Корбетту – использование господства в море.

Основными видами такового должны быть препятствие вражескому вторжению, атака судоходства противника и защита своего, и «экспедиционные» действия, по-простому говоря – вторжение с моря на территорию противника.

Корбетт невероятно прозорливо пишет, что господство «нашего» флота на море совсем не значит, что противник не попытается провести масштабную десантную операцию – ему надо просто дождаться, когда основные силы флота будут далеко, или, в альтернативном варианте, действовать далеко от того места, куда господствующий флот может прибыть быстро. В 1940 году в Нарвике немцы предметно показали англичанам, что книги своих пророков надо внимательно изучать. Имея несоизмеримо более слабый флот, чем Британия, Германия смогла высадить войска в Норвегии и вести ими боевые действия до тех пор, пока англичане не ретировались. Корбетт предостерегал о такой возможности и указывал, что защита от вражеского вторжения должна быть в числе задач даже при обеспеченном господстве на море.

Крейсерскую войну Корбетт предлагал вести «по Мэхэну» — добившись сначала господства на море своим боевым флотом, и потом защищая свои коммуникации от «крейсеров» противника и орудуя превосходящими силами на его коммуникациях.

Последним способом использовать уже достигнутое господство на море, Корбетт считал десантную операцию на землю противника. Будучи апологетом ограниченного вмешательства в военный конфликт (и у островной Британии была такая возможность), он видел финал в виде высадки экспедиционного корпуса, который и должен был принудить противника принять британские условия – как это было во время Крымской войны, которую Корбетт упоминает в конце своего шедевра военной мысли.

Самый главный по сравнению с прошлыми теоретиками вывод Корбетт, однако, сделал в начале второй части своей книги, там, где он в принципе разбирает понятие «господства на море», определяя, что это такое, и, соответственно, делая возможным понять, как его добиться.

Море, писал Корбетт, не может быть завоёвано как суша. И, следовательно, господство на море не имеет ничего общего с размещением войск или флота на той или иной его площади, как это имело бы место на земле. Его нельзя просто «забрать». Фактически, единственное, что можно «отнять» у противника по Корбетту (и в реальности это так и есть) это возможность передвигаться по морю.

Корбетт указывает:


Прав ли Корбетт? Да, полностью. Британия и действовала исходя из этого. Гранд Флит блокировал коммуникации Германии всю Первую мировую войну – и для коммерческого судоходства, что в определённый момент вызвало экономический крах в Германии, и для манёвра военных кораблей. Во время Второй Мировой войны королевские ВМС блокировали для надводных кораблей Германии возможность ходить в море (использовать коммуникации для военных целей) и вели борьбу с немецкими «крейсерами» (подлодками) на своих коммуникациях. Именно контроль над коммуникациями был предметом морской войны. «Бисмарк» был уничтожен при попытке пройти по морским путям сообщения в открытый океан и Брест. Британцы не ждали его у базы. Они ждали его на контролируемых ими коммуникациях.

Или возьмём пример адмирала Того. Цусима сидит в нас всех острой занозой, но ведь по правде говоря, Того просто защищал коммуникации японской армии. Именно поэтому его флот блокировал Порт-Артур, а не устроил гигантский кровавый навал на крепость с моря всеми силами. Когда для сохранения коммуникаций понадобилось уничтожить угрожавшую им потенциально силу – 2-ю эскадру, Того это сделал по «мэхэниански», в бою. Но бой и уничтожение российского флота не были самоцелью японского верховного командования – их целью было победить на земле, изгнав Россию с интересующих японцев земель, изгнать силами армии, что требовало снабжения армии всем необходимым, а снабжаться она могла только по морю. Для этого надо было устранить угрозу коммуникациям – русский флот, что и было сделано.

Или зададим себе вопрос из современности – что делают американские атомные подлодки в Авачинском заливе, у Петропавловска-Камчатского? Да тоже самое – обеспечивают для русских потенциальную невозможность манёвра подлодками по морю (использование морских коммуникаций в военных целях) в случае войны. Как у нас географически проводится развёртывание РПЛСН в том регионе? Лодка выходит в море из Авачинского залива, поворачивает на юг, идёт к Курильской гряде, далее либо в надводном положении через первый Курильский проход, либо в подводном через четвёртый, переходит в Охотское море и далее в назначенный ЗРБД – защищённый район боевого дежурства, где-то там и расположенный. Вот на этих линиях "под морем" американцы и собираются господствовать.

С точки зрения наших ВМФ и Генштаба, развёртывание МСЯС в полном составе в угрожаемый период, развяжет высшему политическому руководству руки, сделав обезоруживающий удар по России невозможным. Американцы же наоборот, много лет изо всех сил стремятся к тому, чтобы получить возможность такого удара, и для этого готовятся в случае кризиса пресечь для МСЯС возможность развернуться – путём недопущения их передвижения по морским коммуникациям. Это и есть их command of the sea – господство на море. Это то, вокруг чего англосаксы строили всю свою военно-морскую политику много веков – из них осознанно, «по книге» — уже более ста лет. Это и цель, и критерий. Это то, ради чего флот существует, и то, что он должен делать. Теория оказалась верной, а принцип почти вечным.




При этом важно понимать, что речь идёт не только и не столько о морских торговых путях. Путь, по которому атомная подводная лодка идёт в назначенный район боевого патрулирования это тоже морская коммуникация. Речь идёт не о торговых линиях. Речь идёт о воспрепятствовании манёвра по морю в принципе. О воспрещении развёртывания как такового. Вот что такое «господство в море». Оно может быть локальным, например, в прибрежной зоне вдоль Камчатки и в Охотском море, или более широким, например, во всём Чёрном море и восточной части Средиземного. Американцы претендуют на господство в глобальном масштабе. Но природа господства на море не меняется при смене масштабов, и цель флота как его обретение не меняется тоже.

И вот это-то и есть водораздел. Нет никаких «морских держав» и «континентальных держав» тоже. Нет никакого культурного водораздела, который делает одну нацию способной иметь морскую мощь, а другую – неспособной или ограниченно способной. Не даёт японское происхождение «бонусов» к ударной силе флота само по себе. Их даёт понимание предназначения флота в войне. Просто есть принципы, которым надо следовать. Кто им следует – у того получается флот. Он может быть небольшой, а может быть большой. Он может увеличиваться и становиться сильнее, а может и стагнировать, но он всегда полностью и без особых оговорок боеспособен, у него есть предназначение, его личный состав не имеет ни одного вопроса по поводу того, для чего он ходит на службу, военное руководство и политики, ответственные за военно-морское строительство, всегда могут понять, надо ли строить тот или иной корабль, начинать тот или иной дорогостоящий проект. Просто банально потому, что для оценки его правильности есть критерий. Два простых принципа. Флот предназначен в итоге для боя с другим флотом (Мэхэн), а его целью является установление господства на море, то есть на морских коммуникациях(Корбетт) – любым способом, в том числе путём уничтожения вражеских сил в бою.

Есть понимание этих вещей на всех уровнях командования и власти в стане – есть так называемая «морская держава». Нет – и хоть сколько кораблей построй и любое количество самолётов принимай в боевой состав, но полноценным флотом «это» не станет.

Наши люди и их идеи.

Всё вышеперечисленное на теоретическом уровне было осознанно в России в первые годы после Русско-японской войны. Мучительный анализ поражения сделанный русскими военными моряками, армейскими офицерами и рядом общественных деятелей, в принципе дал возможность ответить на самые важные вопросы. Так, например, русский военно-морской теоретик и офицер Николай Лаврентьевич Кладо на год опередил Корбетта с пониманием того, что основными задачами флота являются обеспечение своих коммуникаций на море и пресечение действий противника. Он не сформулировал такого же набора правил и определений, как Корбетт, зато уделил огромное влияние вопросу взаимодействия флота и армии.

Кладо развивал свои умопостроения применительно к конкретно сложившейся на запад от России военно-политической ситуации и, в основном, применительно к потенциальной войне с Германией. Универсальной теории, таким образом, он не создал, зато применительно к большой войне в Европе с участием России его выкладки во многом верны даже сейчас (см. Кладо Н. Л. Значение флота в ряду военных средств государства.−Ораниенбаум: Издание офицерской стрелковой школы, 1910.)

Но мало понять проблему, её ещё и надо устранить. Это в полном объёме сделано не было, и в ходе Первой мировой войны Русский флот не смог реализовать весь имеющийся у него потенциал, хотя с другой стороны, его роль в сегодняшнем обществе принято недооценивать, особенно это касается Черноморского флота. А потом была революция и гражданская война, которую флот, в его прежнем виде, просто не пережил.

Но, как ни странно, именно ранние советские годы, годы пьянящей свободы и революционной романтики, когда ещё казалось, что впереди будут только победы и достижения, когда ещё можно было громко говорить всё, что думаешь, дали нам свою, отечественную теорию строительства военно-морских сил. Казалось бы, в условиях, когда остатки одряхлевших боевых кораблей идут на металлолом ради покупки паровозов, не до морских стратегических теорий, но в итоге всё оказалось иначе.

В 1922 году типография Морского комиссариата в Петрограде выпустила небольшую по объёму книгу «Значение морской силы для государства», за авторством Бориса Борисовича Жерве, начальника Морской академии (ныне ВУНЦ ВМФ «Военно-морская академия им. Н.Г. Кузнецова»). Борис Жерве, в то время был, без преувеличения, одним из самых талантливых военно-морских мыслителей в нашей стране. В отличие от прочих выдающихся теоретиков, Жерве был и выдающимся практиком – он участвовал в Русско-японской войне офицером-минёром крейсера «Громобой», участвовал в боевых походах Владивостокского отряда крейсеров, в бою в Корейском проливе, был награждён за храбрость. Во время Первой мировой командовал двумя миноносцами, после чего отвечал за береговую оборону всего Финского залива. Дослужился в Императорском флоте до капитана первого ранга. Участвовал в Гражданской войне на стороне Советской власти. В общем, опыт Б.Б. Жерве имел отменный, не сравнимый с офицером-теоретиком Мэхэном. А его произведение по своему содержанию до сих пор сохраняет важность для отечественного флота. Увы, но оно подзабыто, а ведь это лучшая на данный исторический момент адаптация принципов военно-морского строительства к отечественным реалиям.




Теоретические взгляды Б. Жерве могут быть описаны очень кратко и лаконично:

1. Современные государства и их возможность вести войны в критической степени зависят от морских коммуникаций.
2. Для обеспечения победы в войне флот должен разорвать коммуникации противника и не дать ему использовать море ни в военных целях, ни в коммерческих. Это особенно важно для недопущения какого-либо десанта противника против Российской территории.
3. Аналогично, флот должен удержать свои коммуникации. Это обеспечит возможность использовать море для манёвра войск, транспортных перевозок и проводить десантные операции против противника.
4. Так как Россия имеет обширную сухопутную границу и противников на суше, критически значимой задачей флота является помощь армии в войне. Самым лучшим способом помочь армии является обеспечение её фланга с моря, как при обороне, так и при наступлении. В случае атаки противника его наступающая группировка «подрубается» ударом (десантом) с моря во фланг, аналогичным образом наступающая на противника армия может рассчитывать на поддержку морских десантов. При этом во всех случаях не допускаются вражеские десанты.
5. Для обеспечения такой свободы действий отечественный флот должен уничтожить, разбить или блокировать флот противника, и воспрепятствовать его действиям. В некоторых случаях – совместно с армией.
6. Для этого необходим флот, соответствующий по силе такому предназначению.

Как и Корбетт, Жерве использовал простую и лаконичную формулировку для того, чтобы описать предназначение военно-морского флота:


И то, и другое, обеспечивает своему флоту требуемую свободу действий, и не даёт таковой противнику.

Жерве видел морские операции не как независимые действия, а скорее как комбинированные операции армии и флота. Он рассматривал вариант уничтожения флотов противника в базе атакой с суши, для чего необходимо было провести обширную десантную операцию, что, опять же требовало поддержки от боевого флота. Он очень много внимания уделил подводной войне, и крайне прозорливо определи её промежуточный финал, который убедительно продемонстрировали союзники в Атлантике в 1943-1945 годах. Он иллюстрировал каждый свой постулат обширными боевыми примерами из прошлого и теоретическими возможностями ближайшего будущего.

С точки зрения техники Жерве ориентировался на общемировые тренды. В те годы на море доминировали линейные корабли. Это было в определённом роде сверхоружие, как сейчас стратегическая авиация. Жерве считал, что именно линейный флот из тяжелобронированных и скоростных кораблей с мощной артиллерией должен быть главным инструментом войны на море. Ему должны были содействовать лёгкие силы — миноносцы, способные вести скоростные атаки, набеги и тому подобное из-под прикрытия линейных сил. Требовалось иметь крейсера для разведки и подлодки для ведения войны на коммуникациях и скрытого уничтожения вражеских боевых кораблей. В связи с тем, что прогресс авиации не стоит на месте, стоило ожидать, что вскоре базирующиеся на берегу бомбардировщики станут представлять огромную опасность для надводных кораблей. Чтобы не дать базовой авиации безнаказанно перетопить надводные корабли ударами с воздуха, требуется обеспечить ПВО корабельных соединений с помощью палубной авиации и некоторого количества авианосцев ПВО. В связи с исключительной эффективностью мин и их же опасностью флот должен иметь достаточную численность минных заградителей, для осуществления минных постановок, и тральщиков, для защиты своих сил от мин, установленных противником. Неплохо для начала 20-х годов, не так ли?

В начале двадцатых годов в среде советских военных моряков оформилось идейное течение, направленное именно на построение нормального, полноценного сбалансированного флота, способного выполнить широкий круг задач – от траления мин, до отражения ударов с воздуха по кораблям. Их идеи предельно актуальны и сегодня. Просто замените линкоры на корабли УРО, крейсеры на многоцелевые атомные подводные лодки, добавьте авианосец ПВО (один у нас есть уже, представлять ничего особо не надо), нормальные тральщики и готовые к минным постановкам дизельные подводные лодки вместо минных заградителей (или БДК с обученными минным постановкам экипажами) – и ничего особо не надо придумывать, всё уже придумано, ясно и понятно. Морскую авиацию только добавить. И, что самое главное – всё прекрасно соответствует принципам.

Нам надо удерживать свои коммуникации? Северный морской путь, связь с Сахалином, Курилами, Камчаткой, Чукоткой, Калининградом? «Сирийский экспресс»? Маршруты по которым идёт развёртывание МСЯС на Тихом Океане и на севере? Надо. Бой за них будет? Да это уж точно. И что если мы их удержим? И дадим РПКСН развернуться, а торговому флоту и дальше курсировать от Сабетты и далее везде? И не дадим противнику на них орудовать? Это значит, что наш противник проиграл – ни эскалацию войны не провести (мешают МСЯС), ни голодом этих русских не уморить, да и десант не высадить. Тупик.

Но, по злому року судьбы, построение нормального сбалансированного флота, в те годы споткнулось об предельно вредоносный ментальный вирус.

Речь идёт о так называемой «молодой школе», главным действующим лицом которой стал Александр Петрович Александров (Авель Пинхусович Бар). Сам Александров-Бар опыта участия в настоящей морской войне тогда не имел, служить и расти по службе начал по политической линии, занимая комиссарские должности, начал получение военно-морского образования только в 1922 году, получил его лишь в 1927, зато уже в 1932 стал преподавателем в Военно-Морской академии. С 1930 года Александров создаёт себе «имя» критикуя традиционный подход к военно-морскому строительству, тот самый, который создал морскую мощь Британии, и обеспечил победу над Россией Японии. Критика в основном сводилась к следующему – бесполезно пытаться уничтожить вражеский флот, всё равно мощь производительных сил такова, что противник быстро восстановит все потери, и никакое установление господства окажется невозможным, а значит надо отказаться от стремления обеспечить господство на море, и начать создавать новую, «соответствующую практическим задачам» теорию морских операций. Эти взгляды были им изложены в брошюре "Критика теории владения морем".

Построения Александрова содержали в себе самую худшую ошибку из всех возможных – логическую. Он упустил, что не только одна сторона, но и другая тоже будет изо всех сил возмещать потери, опираясь на "рост производительных сил", пытаясь сохранить имевшееся ранее превосходство и даже увеличить его. Вторая мировая война прекрасно показала, как это выглядит. Производительные силы работали и у США и у Японии, а не только у Японии, и США вполне установили господство на море к определённому моменту. Кроме того, мощь оружия тоже выросла и возмещение потерянных кораблей по факту уже было под вопросом — находившаяся под непрерывными бомбёжками Германия тому примером. Идеи молодой школы не содержали в себе никакой ясной цели – если у «традиционалистов» это было господство на море, то у «молодых» нечто такое, что они и сами точно сформулировать не смогли бы. И не смогли в итоге.

Занятным образом, начало тридцатых отметилось тем, что «традиционалисты» были репрессированы, а адепты «новой школы» получили хорошие посты – частенько вместо тех самых репрессированых традиционалистов. Новой теории борьбы на море «молодая школа», правда, создать не смогла. Зато смогла сломать старую. Лишившись вменяемой цели своего существования, флот потерял и правильные ориентиры в организации боевой подготовки, и затем последовательно провалил морские операции республиканцев в Испании, подход к планированию и проведению которых у "советских друзей" оказался совершенно безобразным, потом оказалось, что флот не может выполнить требование Сталина о развёртывании сил в Средиземном море. Потом были большие манёвры на Балтике, в которых выяснилось, что моряки просто ничего не умеют кроме как провести корабль из пункта А в пункт Б. Сталин ответил новым витком репрессий, «молодую школу» теперь саму пустили «под нож», но исправить такими методами ничего не удалось – флот это слишком сложная система, чтобы там что-то можно было наладить вот так. В итоге мучительно медленно пришлось всё восстанавливать.

Восстанавливать выпало на долю наркома Н.Г. Кузнецова, но времени ему не хватило вообще ни на что – от флота отвязались с репрессиями и нелепыми политическими назначениями примерно за год до войны с Германией. Что-то вернуть в нормальное русло за такое время было невозможно. Тем не менее, даже в своём предельно дезорганизованном состоянии флот смог внести огромный вклад в победу над Германией, вклад, который на сегодняшний день, к сожалению, исчез из массового сознания, да и многими военными правильно не осознаётся. Но мы помним.

После войны в идеологии военно-морского строительства опять начался возврат в правильную сторону. Так, в наставление по ведению морских операций НМО-51 наконец-то вернулось требование обеспечивать господство на море, под которым понималось воспрещение действий противника, и необходимость удерживать свои коммуникации. После смерти Сталина в «идеологии» мало что изменилось – требование обеспечить господствующее положение советского ВМФ в районах проведения боевых операций из руководящих документов не уходило больше никогда, и пусть с ошибками и глупостями (типа неприятия авианосного флота), но мощь ВМФ непрерывно росла. Для понимания масштабов роста – те силы, которые Британия отправила на Фолклендскую войну, мог бы без особых проблем, и возможно без потерь, уничтожить один полк морской ракетоносной авиации за несколько вылетов. И это был один из результатов «мышления в правильном направлении».




Советские силы были ориентированы на сражение – даже подводные лодки должны были поражать боевые корабли и другие подводные лодки, а не пытаться вести крейсерскую войну в стиле «небритых мальчиков» Дёница, хотя конечно, просто так вражеский транспорт никто бы не пропустил. А так как строящиеся корабли, их оружие и типаж тоже соответствовали этому подходу, то и мощь флота становилась всё выше и выше. Это не выглядит удивительным с теоретической точки зрения – главком Горшков прекрасно понимал значение и важность установления господства на море, хотя бы локального.

Не будем идеализировать ВМФ СССР. В его развитии была масса «перегибов», особенно, когда на флот обратил пристальное внимание злой гений советского государства и один из его невольных могильщиков – Дмитрий Фёдорович Устинов. И, тем не менее, пока «путеводная звезда» необходимости обеспечивать господство на море (под разными соусами, вплоть до современного «поддержания благоприятного оперативного режима» — впрочем, этот термин в истории уже всплывал, и значил тоже самое, что и сейчас), светила и над самим флотом, и над кораблестроением, ВМФ становился сильнее.

Обвал девяностых годов коснулся не только ВМФ, и те последствия для его боевой мощи, которые он за собой принёс, к концепциям военно-морского строительства никак не относились – вся страна развалилась. Надо понимать, Россия прошла такой перелом, когда сомнению и отрицанию было подвергнуто буквально всё – мало какой народ в мире имеет за спиной такой «багаж». Флота это коснулось в полной мере, уж коль скоро всё подвергалось сомнению и отрицалось, то и роль флота в общей системе обороны страны тоже была подвергнута серьёзным сомнениям на всех уровнях – от министерства обороны до умов отдельно взятых граждан. Результат оказался странный.

Раздвоение принципов

Проходящий службу в частях ВМФ офицер, на вопрос типа «какова цель существования флота?» сможет выпалить что-то вроде необходимости поддержания того самого благоприятного оперативного режима, который, становится благоприятным после установления господства на море, необходимость чего в руководящих документах и наставлениях флота вполне прописана. Правильно ли это, должно ли всё быть именно так? Да, правильно и должно.

Но вот в государственных доктринальных документах всё не так! Это похоже на психику шизофреника, искренне верящего в противоречащие друг другу вещи, но увы, мы докатились именно до этого. Пока в частях и на флотах готовятся к одному, высшая государственная власть в своих доктринальных установках исповедует совсем другое.

С сайта Министерства обороны России, раздел «Задачи Военно-морского флота»:


Кто-нибудь видит тут слова типа «военные действия», «уничтожение», «защита коммуникаций», «господство на море»? Есть некое «отражение агрессии с морских и океанских направлений». А если нам самим надо будет ударить? А отразить сухопутную агрессию? Сколько там десантов флот в ходе ВОВ высадил? Строго формально, отталкиваясь от формулировки Министерства обороны, наш ВМФ НЕ ПРЕДНАЗНАЧЕН ДЛЯ ВЕДЕНИЯ НАСТУПАТЕЛЬНОЙ ВОЙНЫ ВООБЩЕ. Он, конечно, предназначен для сдерживания этой самой войны. Для этого в его составе есть МСЯС. При этом уже одно обеспечение их развёртывания в угрожаемый период или в военное время – это военные действия. А вдруг сдерживание провалится? Хотя, может быть в каком-то другом доктринальном документе всё как-нибудь конкретнее изложено?

Как уже было ранее сказано в статье «Идейный тупик российского флота? Нет, российского общества!», в России есть следующие доктринальные документы, касающиеся отечественного ВМФ. Первый — это «Морская политика РФ». Про флот в этом документе упоминается вскользь, так как он «не про ВМФ», в нём перечислены принципиальные цели России как государства на морях и в океанах, от научной деятельности до рыболовства. Флот там упоминается лишь в контексте того, что он должен защитить интересы страны на море, без узкоспециализированных подробностей.

Вторым документом, который как раз относится к ВМФ почти полностью, являются «Основы государственной политики РФ в области военно-морской деятельности на период до 2030 года». Характеристика этому документу в упомянутой статье была дана более чем исчерпывающая: профанация. Интересующиеся могут пройти по ссылке выше и оценить этот разрыв с реальностью поближе.

Не поленимся, однако, процитировать ещё один фрагмент сего документа, не упоминавшийся ранее:



Делать-то он, флот, что будет с этими способностями? Будет ли реализовывать в виде БОЯ с противником? Успешность противоборства с группировками противника в чём выражается? А если они не явятся на бой, так же, как Гранд Флит в Первую мировую? Будут весь экспорт блокировать в Ла-Манше, Гибралтаре и Цусиме, и всё? Что тогда делать? Где ответ в доктрине?

Этот список — не предназначение, и он не соответствует тем принципам построения морского могущества, которыми руководствуются другие страны. Нельзя из него вывести правильность или не правильность той или иной кораблестроительной программы. Нельзя использовать как критерий для проверки нужности или ненужности проекта того или иного корабля или класса кораблей. От него нельзя оттолкнуться, в выборе стратегии действий в войне на море. Это просто набор не связанных друг с другом пожеланий, и не более. Да, верных и правильных пожеланий, но только пожеланий.

И именно в этом хаосе на месте основополагающих принципов построения военно-морского флота и есть залог всех наших проблем – не боевые корабли, не боевые контр-адмиралы в кораблестроении, флот, строящийся без внятных оперативных задач, без основной идеи, которая придавала бы его существованию смысл. Тральщики, неспособные бороться с минами, и корабли в почти 2000 тонн, вооружённые одной трёхдюймовкой, тоже отсюда. Нельзя построить боевой флот там, где он доктринально и не должен быть боевым.

Но мы помним, что от военных моряков в случае войны потребуют совсем другого. Ведь из их-то руководящих документов господство на море никуда не исчезло. Государство, которое строит небоевой, хоть и военный флот, набивает его кораблями, не имеющими даже предназначения, в критический момент времени начнёт ставить этому флоту задачи «как настоящему». Настоящие задачи в настоящей войне, против настоящего противника, но силами не настоящего флота. Закономерный финал в виде новой Цусимы в этом случае будет только вопросом времени. Потери будут вполне настоящими.

Очевидным образом, нужна новая (или хорошо забытая старая?) парадигма.

Придётся всё сделать самим

Карл Маркс писал:


Мы, патриотически настроенные граждане, не имеем материальной силы для того, чтобы заставить государственную власть одуматься. А на словесную критику она не реагирует. Но, в полном соответствии с определением Маркса, мы можем создать свою теорию того, как всё должно быть, и сделать её достоянием масс. И тогда её уже будет нельзя игнорировать, хотя бы потому, что ей будет индоктринировано большинство. И, прямо скажем, момент для этого пришёл. Потому, что когда, если не сейчас, и кто, если не мы?

Сформулируем, отталкиваясь от работ теоретиков и здравого смысла тот самый набор принципов, которому нужно следовать в создании и развитии военно-морского флота, то, с чего должен начинаться любой доктринальный документ:

Военно-морской флот Российской Федерации – вид вооружённых сил, ПРЕДНАЗНАЧЕННЫЙ ДЛЯ ВЕДЕНИЯ ВОЙНЫ на море, включая его водную поверхность, воздушное пространство над морем, толщу воды и морское дно, прилегающие к урезу воды территории суши, а также на других водоёмах — озёрах и реках, на их дне и берегах. В отдельных случаях ВМФ ведёт боевые действия, поражая средства связи противника и их сети, с помощью вредоносного программного обеспечения, а также поражает цели на околоземной орбите, если это необходимо. Военно-морской флот добивается победы в войне путём завоевания господства на море, а именно путём установления такого уровня контроля над морскими коммуникациями в заданных районах мирового океана, дальней, ближней морской и прибрежной зон, который позволяет Российской Федерации неограниченно использовать их в любых целях, а также не даёт противнику ни помешать таковому использованию, ни воспользоваться этими коммуникациями самому, вплоть до полной невозможности развёртывания его сил. Господство на море завоёвывается или устанавливается без боя военно-морским флотом как самостоятельно, так и в составе межвидовых группировок вооружённых сил Российской Федерации. При наличии возможности, Военно-морской флот добивается господства на море путём блокады или демонстрации силы, или угрозы применения силы. Если эти действия не привели к нужному результату, то Военно-морской флот УНИЧТОЖАЕТ противостоящие силы противника, мешающие установлению господства на море. Для этого все корабли, подводные лодки, боевые летательные аппараты, и другие системы оружия военно-морского флота имеют СПОСОБНОСТЬ ВЕСТИ БОЙ, в том числе длительный, и выполнять задачи по уничтожению противостоящих кораблей, подводных лодок, летательных аппаратов и прочих систем оружия противника, его живой силы и различных объектов на суше, в том числе и в её глубине. Личный состав ВМФ имеет необходимые для выполнения таких задач уровень подготовки и моральное состояние.

ГЛАВНЫМ ОБЪЕКТОМ ВОЗДЕЙСТВИЯ ВОЕННО-МОРСКОГО ФЛОТА ЯВЛЯЮТСЯ ВОЕННО-МОРСКИЕ СИЛЫ ПРОТИВНИКА И ИХ БЕРЕГОВАЯ ИНФРАСТРУКТУРА. В случае военной необходимости ВМФ может уничтожать расположенные на суше цели, используя ракетное и артиллерийское оружие кораблей, морскую авиацию и части и соединения морской пехоты.

ЗАДАЧА ЗАВОЕВАТЬ ГОСПОДСТВО НА МОРЕ ЯВЛЯЕТСЯ ГЛАВНОЙ ДЛЯ ВМФ. ПРИ ПОЛНОЙ НЕВОЗМОЖНОСТИ ЗАВОЕВАТЬ ГОСПОДСТВО НА МОРЕ ТРЕБУЕТСЯ НЕ ДОПУСТИТЬ УСТАНОВЛЕНИЯ ГОСПОДСТВА НА МОРЕ ПРОТИВНИКОМ. Все остальные задачи, выполняемые ВМФ являются второстепенными, за исключением кораблей в составе МСЯС и десантных кораблей, для которых действия против суши являются главной задачей. Все боевые корабли и боевые летательные аппараты, принимаемые в состав ВМФ, должны либо быть способными применяться для выполнения указанной главной задачи, либо быть необходимыми для её выполнения другими кораблями и летательными аппаратами. ИСКЛЮЧЕНИЯ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ.

Просто? Просто. Это принципы, которые делают военный флот военным флотом. Без разницы, являются ли его основой корветы или авианосцы, служат ли в нём считанные тысячи людей или же сотни тысяч – неважно. Важны принципы.

Нужно оценить, адекватен ли проект нового боевого корабля (или то, как проект реализован)? Сначала смотрим, соответствует ли он, или его реализация, принципам. Нужно оценить направленность боевой подготовки? Смотрим, насколько она идёт «в ногу» с принципами. Это и есть тот критерий, который отделяет страну, имеющую флот, от страны, имеющей много кораблей.

Именно эти положения однажды должны появиться в наших доктринальных установках, стать одновременно указанием для того, что нужно делать и мерилом для уже сделанного. И именно отталкиваясь от них, наша страна должна строить свой флот в будущем.

Продолжение следует…

Автор:

Александр Тимохин

Использованы фотографии:

Wikipedia commons, Gutenberg project, Д.Гетманенко/ТАСС, архив Игоря и Ларисы Ширяевых