ДИАЛОГ НЕВОЗМОЖЕН: МЫ – НЕ СТРАНА ТРЕТЬЕГО МИРА, ЧТОБЫ ПЛЕСТИСЬ ЗА ЗАПАДОМ, СЛУШАЯ НАСТАВЛЕНИЯ

ФОТО: КИРИЛЛ ЗЫКОВ / АГН "МОСКВА"

Нас вроде бы слушают, но не слышат, сказал глава МИД нашей страны Сергей Лавров после очередных, мягко говоря, неконструктивных переговоров.

Может быть, действительно, сейчас язык дипломатии ушёл в прошлое? И готова ли наша страна уйти от Болонской системы?

Мы пытаемся говорить, а в ответ слышим оголтелую пропаганду

Такие, казалось бы, разные вопросы в программе "Интервью" ведущая Елена Афонина обсудила с деканом факультета управления и политики МГИМО Генри Сардаряном.

Елена Афонина: Я, одновременно с восторгом и ужасом, наблюдаю сейчас, как Россия выходит из различных международных организаций. И сразу возникает вопрос: на протяжении многих лет нам говорили, что мы можем использовать любую площадку для переговоров, что нас услышат. Это был самообман?

Генри Сардарян: Нет, до тех пор, пока у нас есть возможность довести свою позицию, этой возможностью надо пользоваться либо пытаться хоть как-то её использовать.

Но в ситуации, когда вместо диалога мы видим уже оголтелую пропаганду, провокации и попытки давить на нашу страну и совершенно нет никаких даже минимальных попыток к диалогу, то, конечно, смысла уже находиться на этих площадках тогда нет.

– В таком случае, может, мы наберёмся храбрости и скажем: а давайте-ка мы сейчас выйдем заодно и из Болонской системы обучения, которая на протяжении долгих лет показывает не самый лучший результат в образовании?

– В образовательной сфере есть очень много позаимствованных форматов, к которым я сам отношусь достаточно скептично. Я много раз выступал по этому поводу в Общественной палате. Болонская система у многих людей вызывает вопросы. Но надо сказать, что эта система – всего лишь форма, содержания она нам не диктует, просто даёт возможность выстроить образование в формате "четыре года плюс два".

По опыту нашего факультета могу сказать, что если мы хотим экспортировать образование, чтобы иностранцы к нам приезжали обучаться, то самая простая и востребованная форма обучения – это магистратура.

Как показывает практика, затащить иностранных студентов в бакалавриат очень сложно. Потому что в бакалавриате учатся дети 17–18 лет, им надо уехать из своей страны на четыре года, а это достаточно сложный выбор.

Магистратура же – это год учёбы в России. И учатся эти ребята в достаточно уже осознанном возрасте. И у нас на факультете обучались сотни иностранцев, которые затем становились проводниками идеи дружбы с Россией.

И они были самыми хорошими адвокатами нашей страны, которые могли сказать: всё, что рассказывается про Россию, про русских – это неправда. Что это прекрасная страна, очень открытая, очень быстро развивающаяся, с прекрасными перспективами. Понятно, что сейчас, на фоне происходящих событий, ситуация, наверное, изменится.

Если говорить о том, что в рамках этой системы преподаётся, как это преподносится – это уже в руках самих университетов. Очень многие раньше говорили: нам нужна Болонская система, чтобы дети могли поскорее поехать учиться дальше за границу либо могли найти там себе работу. Мы такой цели перед нашими студентами не ставим и очень надеемся, что делаем всё для того, чтобы они работали на благо нашей страны.

ФОТО: ТЕЛЕКАНАЛ ЦАРЬГРАД

Почему британские рейтинги должны оценивать наши университеты?

– А вам не обидно, что вы, ваши коллеги, профессура, педагоги – все зависят от зарубежных рейтингов? И ведь некоторые люди не стесняются признаваться в том, что для них это важно. И речь идёт не о естественных или технических отраслях, а о филологии, литературоведении. Они говорят: мы должны представлять конкретную точку зрения, которая там, на Западе, очень нравится. И только благодаря этому мы можем чего-то добиться. То есть мы перестраиваем всю нашу высшую школу, всю профессуру под западные стандарты?

– На мой взгляд, это попытка увести гуманитарные науки в нашей стране совершенно в другую сторону, а это не соответствует приоритетам нашего развития, нашим ценностям, вообще тому статусу, которым наша страна должна всегда обладать на мировой арене.

Именно поэтому я уже несколько лет на любых площадках старался обращать на это внимание. Мы и в Общественной палате этот вопрос обсуждали. Но должен сказать, что за всё это время я не встретил ни одного представителя профессорско-преподавательского состава, который откровенно поддерживал бы эту систему. В лучшем случае они говорили: ну, можно, наверное, её оставить. Надо сказать, что ещё и до последних событий Министерство науки и образования инициировало определённые изменения в положительную сторону в этом вопросе.

Я напомню, что Владимир Путин чётко сформулировал главную идею: мы должны экспортировать образование, чтобы к нам приезжали учиться ребята из разных стран. Это хорошо как для экономики, так и для продвижения положительного образа нашей страны – это и называется мягкой силой. И если сотни тысяч людей приезжают учиться в страну, то это страна имеет там будущее. Это прекрасная инициатива, которую все мы поддерживаем.

А в качестве одного из основных критериев того, справляемся ли мы с этой задачей или нет, является место российских университетов в международных рейтингах. Но дело в том, что эти рейтинги, по сути, никогда международными-то и не были. К примеру, один из таких рейтингов издаётся британской частной компанией.

Я не имею ничего против британских частных компаний, но не очень понимаю, почему они должны определять, правильно ли развивается российское образование, правильные ли шаги для этого делаются. А если мы ещё глубже копнём, то поймём, что эти рейтинги в основном построены на оценке, ключевым фактором которой является публикационная активность университетов.

То есть сколько статей опубликовал в определённых журналах профессорско-преподавательский состав университетов и сколько цитат на эти статьи есть в тех же самых журналах из этой системы. И это делает отсылку к ещё одному рейтингу, который тоже является британским. Вот, две частные британские компании определяют не только место российских университетов в рейтинге, они определяют оценку эффективности работы ректоров российских университетов.

Потому что у всех ректоров существуют так называемые критерии оценки эффективности. Там прописано количество публикаций в этих журналах. Такая задача ставилась перед всеми ведущими университетами России. И любой менеджер скажет: тогда нужно это сделать KPI. То есть нужно сделать это критерием для оценки вообще всех сотрудников, чтобы все работали на эту цель.

"Мы вас опубликуем, но напишите, что Севастополь – это Украина"

И практически во всех крупнейших университетах профессура для переизбрания обязательно должна была публиковаться в журналах, которые входят в эти перечни. Их должны были цитировать в журналах, которые входят в эти перечни. И Бог бы с ним, если бы это просто западные журналы.

 

Но уже есть десятки примеров, когда профессорам пишут: "Вы пытаетесь сравнить авторитарную Россию и демократическую Испанию. Вы не имеете на это права, пишите, что вы авторитарная страна. Хватит там ставить себя в один ряд с нами". Или говорят такое: "Мы бы хотели вашу статью принять, она интересная. Но, учитывая, как вашу страну воспринимают у нас, нам бы не хотелось будоражить общественное мнение".

И это всё было задолго до сегодняшних событий. Самый вопиющий случай – это когда профессорам из Севастопольского государственного университета говорили, что для того чтобы ваша статья была опубликована, напишите "Севастополь, Украина", а не "Севастополь, Россия".

Конечно, в этих условиях говорить о том, что мы можем развиваться в правильном направлении, что у нас какие-то перспективы есть, не приходится. Вот сейчас пошли изменения. Министерство науки и высшего образования начало пересматривать эти подходы, что я считаю чрезвычайно важным.

ДЕКАН ФАКУЛЬТЕТА УПРАВЛЕНИЯ И ПОЛИТИКИ МГИМО ГЕНРИ САРДАРЯН. ФОТО: ТЕЛЕКАНАЛ ЦАРЬГРАД

– Вы не так давно сказали, что мы заигрались в гуманизм. Что вы имели в виду, чем была вызвана такая реплика?

– Мы действительно, не на канале Царьград будет сказано, стараемся быть более католиками, чем папа римский. То есть мы стараемся доказать всем, что играем по их правилам и этим правилам даже больше привержены, чем они сами. А перед нами совершенно другие проблемы стоят. У нас не те сейчас задачи, чтобы мы ориентировались на их инструменты, на все эти рейтинги международные. Они ведь их используют для вполне конкретных целей. И мы видим, к чему это приводит.

Во что это может вылиться? В США население было намного консервативней 30–40 лет назад. После того как в университеты пришли на профессорские позиции представители леволиберальных взглядов, если человек с моими взглядами попробует выступить у них в аудитории, то начнутся массовые протесты, как это уже было с моими коллегами, которые попытались это сделать.

– Вы не так давно выступили уже перед аудиторией телеканала BBC британского. Вам предложили на какую тему поговорить?

– Нам написали на нашу корпоративную почту, что хотели бы попросить у нас комментарий по ситуации на Украине. Ну, хотите – дадим комментарий. Я до этого и с итальянской прессой общался. Да и с BBC по другим темам были интервью.

И, как это часто бывает, нас подключают за 10 минут до начала эфира, и я эти 10 минут сидел и слушал… даже не знаю как назвать – пропагандой, бредом: русские убивают, съедают детей, более жестоких людей вы не знаете. Я слушал – и у меня было какое-то шоковое состояние. Думал, может, они хотят разные точки зрения послушать, мол, вот, что говорит одна сторона, вот, сейчас мы дадим слово Москве, и из Москвы вам расскажут.

Как только я начал говорить – ну, меня перебили. Я очень не люблю, когда меня перебивают, и ещё больше не люблю, когда про мою страну говорят очень нелицеприятные вещи, особенно когда они вообще не соответствуют действительности.

https://vk.com/video-75679763_456270227

Вернитесь на BBC, скажите, что говорили под давлением!

– Вот, с одной стороны – Виктория Дербшир, с другой вы, Генри Сардарян. Вы поняли, что от вас ждали не таких высказываний. А почему? Они настолько привыкли, что те, кто выходит в эфир западных каналов, обязательно должны хаять Россию? Обязательно должны рассказывать о том, как здесь страшно жить и почему они, собственно, эту ужасную страну покинули? Мы терпим-терпим, но сколько они ещё будут сжимать эту пружину?

– Я тоже был удивлён, почему меня позвали. Потому что люди могли бы погуглить, моя позиция вполне понятна, очевидна и никогда не менялась. Может быть, они надеялись увести разговор в другую сторону и что-то такое показать? Но в любом случае, это не способ доведения не то чтобы объективной информации, а хотя бы двух разных точек зрения. Понятно, что объективную информацию там не ждут.

Потом из моих слов вырывали какие-то куски, фабрика троллей заработала на полную мощность, нас несколько дней бомбили письмами, звонками. Причём всё делалось довольно умело, на высоком профессиональном уровне. То есть здесь, скорее всего, действовали не украинцы, а британцы, возможно – американцы.

Я ещё не закончил говорить в эфире, а к нам уже поступило более 70 звонков с телефонов стран Европейского союза, западных стран, и люди на очень хорошем английском говорили, что все русские лгут, и я вообще не имею права выходить в эфир.

Самое смешное, один профессор, который меня очень давно пригласил выступить в Оксфорде и предлагал мне за деньги постоянно включать нас в топ-10 рейтинга университетов, написал письмо на 20 страницах про то, как он был расстроен, увидев моё интервью.

По его мнению, я должен немедленно снова выступить на ВВС и сказать, что на меня оказывалось давление, поэтому я сказал то, что все услышали. Я ответил ему, что если нам понадобится, чтобы про нашу страну рассказывали, какая у нас прекрасная свобода слова, какая у нас демократия, то я знаю, к кому надо обратиться и сколько за это заплатить.

Всё это мероприятие – что-то из репертуара Кафки, когда меня убеждали, что у нас в стране работают только три телевизионных канала, да и то – только вечером, что люди у нас голодают и так далее. Они несли такой несусветный бред, что передать невозможно. Я надеюсь, что смог хотя бы кого-то убедить в обратном.

А все наши коллеги западные, которые с нимбом там гуляют и рассказывают про высокие моральные ценности стран Запада, они готовы продаться при первой же возможности, если им поступит хорошее предложение.

И на фоне всего вот этого, я ещё раз скажу: наша страна – не колония, не страна третьего мира, чтобы получать одобрение и поддержку у этих "высокоразвитых стран", которые считают возможным говорить нашим профессорам, как им писать статьи, про что их надо писать, какую позицию занимать, какая методология у них должна быть.

Наша страна для меня, как для её гражданина, – это величайшая страна на свете. Я ею безумно горжусь. И считаю, что наши люди самые талантливые в мире. И это же не только науки касается. В любой сфере, где нас пытаются всячески подвинуть к тому, что, вот, идите в этом русле, просите у них одобрения, ждите, чтобы поддержали вас…