Как Москва в Тегеране впервые закрепила за собой статус сверхдержавы

С конца 1943 года стало понятно, что в войне произошел стратегический перелом. На земле еще шли кровопролитные сражения, но на картах и в кабинетах политиков уже было очевидно, что поражение Германии неизбежно.

Теперь важно было понять, как именно война будет закончена и какое участие в битвах на Европейском театре военных действий примут западные союзники СССР – иначе говоря, когда, где и в каком масштабе будет открыт Второй фронт. Ранее переговоры на данную тему велись главным образом в письменном виде, причем порой в резких выражениях. Личное общение Сталина с Черчиллем в Москве было не слишком продуктивным из-за стремления британского премьера затянуть сроки открытия Второго фронта путем различных словесных ухищрений.

Кроме того, подошло время думать и о будущем послевоенной Германии, а в широком смысле и о будущей системе мироустройства. Одной из проблем, вызывавших споры внутри «Большой тройки», стали границы послевоенной Польши. Для обсуждения данной повестки и назрела острая необходимость личной встречи лидеров стран антигитлеровской коалиции.

Почему для встречи был выбран Иран

Изначально западные лидеры предлагали в качестве места встречи Александрию, Каир или Исландию, Аляску, Кипр, Хартум, Басру, а также военные корабли возле Исландии. Сталина все это не устраивало. Он не хотел надолго покидать Советский Союз в важный момент на фронте, не любил летать, а уж тем более плавать по открытому морю. Иран выглядел наиболее компромиссно.

Согласование места встречи длилось долго. Стороны обменялись 32 посланиями, пока Сталин наконец не пригрозил, что никуда не поедет, а пошлет вместо себя Молотова. При всем уважении к Молотову, это нивелировало саму идею «встречи в верхах».

С Ираном тоже были проблемы. Колониальная политика Великобритании к 1930-м годам закономерно стала встречать сопротивление на местах. Народы Азии и Африки стали искать альтернативу Лондону. При этом персы, арабы, индусы и буры в Южной Африке ничего не понимали в европейских делах. Они во второй половине 1930-х годов воспринимали гитлеровскую Германию просто как некую силу, противостоящую Британии по принципу «враг моего врага – мой друг». В детали идеологии фашизма никто даже не собирался вникать (кроме муфтия Иерусалима). Все эти антибританские движения носили, за редким исключением, скорее антиколониальный и националистический, а не профашистский характер.

По такому принципу в Индии формировались ориентированные на Японию националистические силы, в Южной Африке набирал вес Брудербонд – партия почти фашистского типа, а арабы Ближнего Востока и Иран стали налаживать отношения с Берлином. Даже европейская Ирландия превратилась в базу для немецких подводных лодок просто из-за ненависти ко всему британскому.

Поэтому в какой-то момент агенты германского абвера наводнили Иран, а шах Реза был на грани заключения с Германией формального союза. Дело дошло до того, что 25 июня 1941 года, то есть на третий день после нападения на СССР, Берлин официальной дипломатической нотой потребовал от Ирана вступить в войну на стороне Германии. В СССР спешно сформировали из резервных и национальных частей Закавказский фронт со штабом в Тбилиси.

В конце концов, Великобритании и СССР пришлось пойти на организацию операции «Сочувствие». 25 августа 1941-го советские войска с севера, а британские с юга практически без боя вошли на территорию Ирана. Шах Реза отрекся от престола в пользу своего сына Мухамада Реза Пехлеви. Был заключен Тройственный договор, по которому Ирану гарантировалась независимость, защита и «вывод иностранных войск через шесть месяцев после окончания войны с Германией».

Германскую агентуру выловили почти всю, а ситуация в Иране казалась стабильной. Уже в 1942 году можно было считать, что Иран из потенциального плацдарма для вторжения в СССР и на британский арабский Ближний Восток превратился в полноценного участника антигитлеровской коалиции.

Хотя войну Германии Иран официально объявил только в ноябре 1943 года, примерно за месяц до Тегеранской конференции.

Решение проблемы Второго фронта

Между СССР и Ираном не было и нет сплошного железнодорожного сообщения, потому Сталину пришлось перелететь на самолете из Баку в Тегеран. Американское посольство находилось в отдалении от советского и британского. Сталин убедил Рузвельта, что будет логичней и безопасней поселиться в советском посольстве, а не гонять каждый день кортеж, подвергаясь опасности со стороны немецкой агентуры.

Нахождение Рузвельта в советском посольстве дало определенное преимущество СССР при обсуждении главного вопроса конференции – сроков и географии открытия Второго фронта. Черчилль был таким образом изолирован от неформального и сепаратного общения с Рузвельтом.

Еще в августе на конференции в Квебеке план «Оверлорд» (высадка союзных войск во Франции в 1944-м) был в целом одобрен. Это в полной мере – пусть и с некоторым опозданием – соответствовало интересам СССР. Однако Черчилль не оставлял надежды пересмотреть этот план и пытался переубедить Рузвельта. Он продолжал настаивать на открытии Второго фронта не во Франции, а в Италии, восточной части Средиземного моря и на Балканах. Мотивы Черчилля определялись стремлением Британии занять позиции в Восточной Европе, выйти к Черному морю и отрезать СССР от продвижения в сторону Германии.

Однако в итоге советская позиция победила, вопрос об открытии Второго фронта в мае 1944 года на западном побережье Франции был решен на Тегеранской конференции окончательно. Это произошло главным образом потому, что Рузвельт поддержал точку зрения Сталина.

Как определились новые границы Польши

Следующим по важности на конференции был польский вопрос, и его опять-таки поднял Черчилль. Британия имела особые отношения с эмигрантским правительством Польши, оно базировалось именно в Лондоне. Эмигрантское правительство настаивало на том, что Западная Белоруссия, Виленский край и Галиция должны остаться в составе послевоенной Польши. СССР это не устраивало настолько, что Черчилль вынужден был дезавуировать эти требования польских эмигрантов.

Различные источники упоминают так называемую историю со спичками, которая произошла во время одной из встреч «Большой тройки» в Тегеране. Черчилль для иллюстрации идеи о будущих польских границах положил на карту Европы три спички.

Первая спичка, самая восточная, расположилась по польско-советской границе 1939 года. Вторую спичку Черчилль положил западнее, по польско-германской границе того же периода. Наконец, третья спичка была размещена на карте еще западнее, в глубине тогдашней Германии (в районе реки Одер) и на том же расстоянии, какое было между второй и первой спичками. Тем самым наглядно было показано, как Польша, потеряв ряд восточных земель, приобретет примерно такие же территории западнее.

Сталин и Рузвельт в целом с этим согласились, и таким образом были схематично определены послевоенные границы польского государства, актуальные и сегодня. Но не менее важно и то, что позиция польских эмигрантов (и Лондона) проиграла, а «Кресы» (Западная Белоруссия, Западная Украина и Виленский край) официально признавались территорией СССР. Это было несомненной победой Москвы.

Решение проблемы Германии и Прибалтики

Несколько иначе обстояло дело с прибалтийскими республиками. Изначально Рузвельт и Черчилль поддерживали идею проведения в Литве, Латвии и Эстонии плебисцита по поводу их вхождения в СССР. Сталин категорически отказался организовывать какое-то международное наблюдение за его проведением, и в конце концов англосаксы отказались от этой идеи. На практике это означало де-факто признание советской власти в прибалтийских республиках, хотя это и не было где-то записано на бумаге.

Споры вызвало и будущее Германии. Черчилль предлагал разделить ее на пять государств, а затем еще и выступил с идеей создания «Дунайской федерации» – некоего государства из южногерманских земель, Австрии, Судетов, Словакии и части Венгрии. Рузвельт же и вовсе предлагал раздробить Германию до средневекового состояния (штук пятнадцать мелких государств), чтоб не ожила никогда. Сталин выступал за сохранение единства Германии, поскольку Гитлер – это не немецкий народ в целом.

В англосаксонском нарративе до сих пор господствует позиция, согласно которой главной причиной двух мировых войн было некое специфическое устройство прусского менталитета, особенности развития немецкой общественной мысли и социального устройства. Поэтому дело не столько в Гитлере, сколько в самих немцах как таковых. И надо было разрушить не фашистскую идеологию, а Германию как явление. Сталин же настаивал на том, что дело не в каких-то особых чертах немецкого народа, развязавшего две мировые войны, а во вполне конкретной в данный момент господствующей идеологии.

В конце концов и в этом вопросе позиция Москвы победила, и по отношению к Германии стали рассматривать не территориальные, а политические и идеологические принципы послевоенного устройства. Денацификация, демилитаризация, демократизация и декартелизация (разрушение промышленных монополий).

Территориальные детали решили оставить на потом, за исключением Восточной Пруссии, которая частично передавалось России (вместе с Кенигсбергом) в качестве репараций. Часть Восточной Пруссии отходила опять же Польше, как пострадавшей стороне. В итоге получалось, что едва ли не главным выгодополучателем нового послевоенного порядка в Европе становилась именно Польша, территория которой вырастала в полтора раза.

Значение Тегеранской конференции

Конечно, все достигнутые в Тегеране соглашения носили предварительный характер. Окончательно послевоенное мировое устройство определялось уже в Ялте и Потсдаме. В Тегеране также впервые была озвучена идея Организации Объединенных Наций, но пока в весьма общем виде.

Основным же достижением Тегерана-43 была сама возможность для глав государств антигитлеровской коалиции дискутировать друг с другом с прагматических и равных позиций. По ключевым вопросам были достигнуты договоренности или хотя бы приближение к компромиссу. На расстоянии и путем переписки вопрос с мертвой точки не сдвинулся бы. В Тегеране на мировой сцене предстали прагматично настроенные государственные деятели, чья ответственность соответствовала важности текущего момента истории.

С точки зрения собственно национальных интересов России Тегеран-43 вошел в историю советской дипломатии как первое закрепление за СССР статуса сверхдержавы. Впервые с 1917 года, после распада имперской России, ведущие западные государства на высшем уровне признали Россию равной себе величиной, продемонстрировали необходимость договариваться с Москвой. Москва же, в свою очередь, показала умение достигать победы не только на поле боя, но и в ходе дипломатических обсуждений. Так были заложены основы порядка, который обеспечил нашей стране международное лидерство на половине земного шара на несколько десятилетий вперед.