Катафракты античности. Седла, копья, таранный удар. И никаких стремян

Седло

Развитие ударной конницы должно было идти рука об руку с эволюцией конского снаряжения. По единодушному мнению исследователей, античные катафракты, как и античная конница, вообще еще не имели стремян. Это означало, что особую роль в становлении и развитии тяжелой кавалерии могло сыграть седло.

Особую важность, по версии некоторых историков, имело античное «роговое» седло. Как считают Херрманн и Никоноров, импульсом к его развитию послужила именно эволюция тяжеловооруженной конницы. Возросшая роль таранного удара требовала седел, обеспечивающих лучшее удержание всадника на лошади. Попытаемся проверить этот тезис на доступном материале и заодно бегло рассмотрим конструкцию античных седел.

Древнейшие седла обнаружены в пазырыкских (алтайских) курганах и датируются не позднее V в. до н. э. Это «мягкие», бескаркасные седла из двух подушек, проходящих вдоль спины лошади, и сшитые по длинной стороне.

На период V–IV вв. до н. э. это седло, видимо, все еще было инновацией, потому что на найденном в пятом алтайском кургане ковре, предположительно персидского происхождения, лошади седел не имеют, только попоны. Несколько позднее такая конструкция седла была распространена уже на огромной территории. Похожие седла можно увидеть на скифских сосудах и изображениях «терракотовой армии» Ши Хуан-ди. Тем не менее греки и македоняне вплоть до эллинистического периода обходились без седел вообще, ограничиваясь попоной-потником.

Мягкое алтайское (оно же скифское) седло неплохо выполняло свою основную функцию – приподнять всадника над позвоночником лошади, дабы предохранить ее от травм. Дополнительно, для большего удобства езды, они имели утолщения в передней и задней части за счет более плотной набивки подушек – упоры для бедер. Торцы подушек спереди и сзади могли закрываться накладками из жесткого материала.

«Роговая» конструкция с развитыми выступами-упорами была дальнейшим шагом вперед. Четыре упора достаточно надежно фиксировали всадника, а отсутствие высокой задней луки (как на седлах позднейшего времени) за поясницей снижало вероятность травм спины, хотя посадка и спешивание требовали навыка и осторожности из-за выступающих рогов.

Одними из древнейших изображений такого седла считается бактрийский рельеф в Халчаяне, датируемый I веком н. э., и батальная сцена поясной орлатской пластины II в. до н. э. – II в. н. э. (см. ниже). Большинство исследователей считют, что эти седла имели жесткий деревянный каркас. Рога или упоры могли быть выражены в разной степени. В некоторых случаях на изображениях можно разглядеть подобие высоких лук. Археологические находки первых деревянных остовов седла исключительно редки. Виноградов и Никоноров упоминают остатки из Керчи, Толстой Могилы и Александропольского кургана. Все они относятся к скифским древностям и датируются IV в. до н. э.


В западной историографии можно встретить мнение о галльском происхождении роговых седел. Эта точка зрения восходит к П. Коннолли и опирается на рельефы Гланума –памятника римской архитектуры конца I в.до н. э. Но постепенно она уступает версии о восточном, возможно, среднеазиатском происхождении.


Наружное кожаное покрытие роговых седел было найдено археологами в нескольких экземплярах. Наличие жесткого каркаса (ленчика, арчака) у седел этого типа по-прежнему является предметом оживленной дискуссии. Каркасное седло еще надежнее приподнимает всадника над позвоночником лошади и обеспечивает большую долговечность седла, не позволяя ему «разъезжаться» в стороны.

Изображение в Глануме как будто свидетельствует об отсутствии жесткого каркаса, если только это не художественная неточность. Юнкельман дополнительно указывал, что бронзовые пластины, крепившиеся к рогам седла, видимо, для большей жесткости не имеют остатков гвоздей и, следовательно, не прибивались, а скорее – нашивались. Жесткость рогов в этой версии помимо пластин обеспечивалась изогнутыми железными прутьями, нередко встречающимися в слоях римского времени.

Юнкельман реконструировал седло в соответствии со своими взглядами. Выяснилось что кожа, покрывающая седло, вытягивается и седло становится шире, хотя само седло остается работоспособным. В процессе использования на коже седла не образуется характерных разрывов и «морщин», типичных для археологических находок. Задние рога обеспечивали эффективную поддержку всадника, но передние оказались слишком гибкими, чтобы служить упором. Хуже всего, что седло не держало форму подушек и, следовательно, со временем контакт с позвоночником лошади становился неизбежным.


П. Коннолли отстаивал наличие деревянного каркаса. В пользу его версии свидетельствует находка из Виндоланды со следами износа и разрыва в месте контакта с предполагаемым деревянным ленчиком. Следов самого деревянного ленчика в римском регионе долгое время не находили. Но в 1998–2001 годах в Карлайле (Великобритания) вместе с двумя кожаными седельными покрытиями нашли деревянную деталь, хорошо совпадающую с передней соединительной седельной аркой, по версии Коннолли. Седельные покрытия имели следы износа, схожие с находкой из Виндоланды.

Информация об эффективности роговых седел с каркасом очень противоречива. Современные реконструкторы выполняют на них все боевые элементы, необходимые всаднику, и даже считают такое седло – близким к идеалу. К сожалению, не ясно, насколько точно реконструкции соотносятся с археологическими и изобразительными данными в каждом конкретном случае. С другой стороны, критиков реконструкции Коннолли тоже немало. Например, М. Уотсон считает, что на таком седле банально невозможен плотный обхват боков лошади ногами, что ставит под сомнение всю концепцию.

На данный момент предположение о наличии деревянного каркаса у роговых седел, видимо, является господствующим в отечественной и западной историографии, а реконструкция П. Коннолли считается если не каноничной, то, во всяком случае, базовой.

Из отечественных историков оппонентом жестких седел являются, например, Степанова и известный специалист по сарматам Симоненко (последний со времени выхода монографии «Сарматские всадники Северного Причерноморья» поменял точку зрения и больше не отстаивает наличие каркаса у античных седел). Степанова отмечает, что седла на изображениях слишком плотно прилегают к спине лошади, что делает наличие деревянного каркаса сомнительным. Сами рога на римских седлах и упоры – на восточных она считает эволюционными видоизменениями торцовых накладок на передние и задние валики-упоры мягкого седла. Все эти седла, по ее мнению, сохраняли бескаркасную конструкцию.

Что касается седел с высокими луками вместо рогов и упоров, то они, судя по всему, получили распространение в Европе лишь с нашествием гуннов, то есть не раньше IV в. н. э. Эти седла, несомненно, имели жесткий каркас. Лишь единичные находки изображений седел с луками I–III вв. н. э. на территории Европы не позволяют говорить об их распространении там до гуннского времени. Степанова допускает наличие высоких жестких лук для мягких конструкций седла, называя такие седла «полужесткими».

В целом связь между эволюцией седла и развитием кавалерии в тот период представляется исключительно запутанной. С достаточной долей уверенности можно сказать, что прямой связи между седлом в I в. до н. э. – IV в. н. э. и непосредственно тяжелой кавалерией со ставкой на таранный удар нет.

Римляне заимствовали седло с рогами не позднее I века н. э. В то время, когда собственной тяжелой кавалерии у них не было. При этом именно у римлян седельные рога получили максимальные, порой гипертрофированные, размеры, не имеющие таких аналогов на Востоке.

Первые подразделения катафрактариев были сформированы лишь около 110 года. Во втором веке рога значительно уменьшаются в размерах. Дальше ситуация выглядит еще более странной. Замечательные, по мнению многих исследователей и реконструкторов, роговые седла вдруг резко теряют популярность в III веке, хотя именно в этот период появляются клибанарии, что теоретически должно диктовать повышенный спрос на надежные седла.

В третьем веке в Римской империи уже преобладают седла с относительно невысокими упорами. В IV веке достоверно появляются, наконец, каркасные седла с высокими луками, ставшие общеупотребительными, но их привносят гунны, которые были, прежде всего, конными лучниками, а не делали ставку на таранный удар. Несомненно, что I в. до н. э. – IV в. н. э. был периодом проб и ошибок.

Только дальнейшие совместные изыскания историков и реконструкторов могут решить вопрос взаимосвязи между развитием седла и кавалерии в то время.

Длина копья

Поскольку македонские и эллинистические кавалеристы являлись хронологическими предшественниками катафрактов, какое-то время сосуществовали вместе и, возможно, напрямую повлияли на их появление, сначала определимся с длиной македонской пики, ксистона.

Элиан Тактик, живший на рубеже I и II вв. н. э., то есть намного позже данного периода, указывал длину македонских кавалерийских копий более 3,6 м. Обычно длину копий того периода определяют по «мозаике Александра» – изображению на гробнице Кинча и золотой монете Евкратида I. Поскольку хват пик был одноручным, такие пики держались «нижним хватом» вдоль корпуса лошади в районе центра тяжести.

Мозаика Александра повреждена, и задняя часть копья утрачена. Маркл решил, что копье удерживалось примерно посередине, и оценил его ориентировочно в 4,5 метра. Конноли обратил внимание на то, что копье на изображении сужается к острию, и поэтому центр тяжести на его реконструкции смещен назад – находится на расстоянии в 1,2 метра от заднего конца. Коннолли оценил пику Александра в 3,5 метра. Реконструкторы отмечали, что, действуя одной рукой (а предполагать двуручный хват для македонян нет оснований), невозможно менять хват с верхнего на нижний и сложно вытаскивать копье из мишени.

При написании данного раздела автор статьи произвел собственные оценки длины копий по имеющимся античным изображениям с использованием CAD – программы для большей точности. Для всех оценок высота всадника, взятая за базу для измерений, принята как 1,7 м.

Для гробницы Кинча расчетная длина копья составила всего 2,5 метра. На монете Евкратида I копье имеет длину 3,3 метра. Видимая часть копья на «мозаике Александра» – 2,9 метров. Применяя для поврежденной части изображения пропорции копья с гробницы Кинча получим пресловутые 4,5 метра. Видимо, это верхний предел для македонских копий.


Иногда, как доказательство исключительной длины македонских кавалерийских пик, приводят существование конных сариссофоров. Однако Р. Гавронски вполне обоснованно указывает на тот факт, что данные подразделения упоминаются только в течение короткого периода и исчезают после 329 года до н. э., что позволяет считать их неким экспериментом.

Обратимся теперь к материалам по собственно катафрактам и синхронным им длинным копьям.

Увы, археология не помогает прояснить данный вопрос. Например, в сарматских могилах копий вообще мало, к тому же, в отличие от скифов и предшественников – савроматов, сарматы перестали использовать подток и класть копья вдоль покойного, что позволило бы определить длину копья даже если древко истлевало полностью.

Авторы коллективной работы A synopsis of Sasanian military organization and combat units приводят длину кавалерийского копья-nēzak парфян и персов-сасанидов в 3,7 м, к сожалению, без всяких объяснений.

Здесь снова выручают изображения. Всадник в доспехе на сосуде из Косики несет копье в 2,7 м. Всадник со штандартом с орлатской пластины вооружен длинным копьем в 3,5 метра. Трое всадников так называемого Стасовского боспорского склепа (I–II в. н. э.) несут копья 2,7–3 метра. Всадник со склепа Анфестерия несет очень длинное копье в 4,3 метра. Наконец, рекордсмен среди измеренных, боспорский всадник II в н. э. с утраченной и дошедшей лишь в прорисовке Гросса росписи, атакует копьем длиной 4,7 метра.

Все оценки выполнены автором статьи.

К полученным результатам следует относиться с осторожностью, многие изображения условны и порой имеют нарушенные пропорции. Тем не менее результаты вполне правдоподобны. Наличие копий длиной свыше 4 метров можно признать редким, но вполне реальным.

Техника удара копьем. Проблема «сарматской посадки»

К сожалению, античных описаний приемов владения длинным копьем в седле и нанесения им удара на скаку не сохранилось. Некоторый свет на вопрос могут пролить изобразительные источники.
Одноручный хват копья наперевес, видимо, был характерен только для македонян и греков. Судя по изображениям, он был вытеснен иными техниками. Имеющиеся версии копейного хвата для античных времен можно разбить на три группы, показанные ниже.


Одноручный хват (3) длинного копья под мышкой представлен на очень малом количестве изображений. Кроме орлатской пластины, он есть на рельефе из Халчаяна, но там всадник изображен не в момент атаки. Это говорит о его низкой распространенности.

Версия о «сарматской посадке» (1), напротив, подтверждается весьма многочисленными античными изображениям. Ее сторонники сформулировали ее следующим образом – всадник выдвигает левое плечо вперед, удерживая пику двумя руками справа. Поводья брошены, а все управление лошадью осуществляется согнутыми в коленях ногами.


Гипотеза имела несколько уязвимых мест. Ее оппонентами в России выступили такие маститые исследователи, как Никоноров и Симоненко. Отмечалась малая реалистичность возможности управления в бою лошадью одними ногами, скакать боком небезопасно, а бросание поводьев было признано совершенно невероятным и практически самоубийственным. Античные изображения с «сарматской посадкой» объяснялись изобразительным каноном и стремлением показать героя как можно подробнее, что приводило к тому, что обе руки всадника оказывались видимыми зрителю, а самого всадника художник умышленно доворачивал лицом на зрителя.

Юнкельман экспериментировал с диагональным хватом для пики длиной 4,5 метра. Правая рука перехватывала ее ближе к концу, левая – поддерживала спереди. Такая техника выглядит предпочтительнее по сравнению с предыдущей, так как разворачивающий момент, возникающий при ударе, направлен от всадника и следовательно, не стремится выбить его из седла. Кроме того, она также подтверждена античными изображениями. В эксперименте Юнкельмана повод не бросался, а удерживался левой рукой. Эта техника, помимо практичности, также подтверждена изобразительным материалом.


Большое значение для разрешения спора о технике конного удара тех времен имеет большая поясная пластина из Орлатского могильника, найденная в Узбекистане. Грубоватая реалистичность изображения выглядит свободной от традиционных условностей и канонов, а обилие деталей наводит на мысль, что мастер мог быть свидетелем, а то и участником схватки.


Верхний справа всадник атакует, удерживая копье в правой руке и подтянув поводья левой. Здесь можно отметить, что нет уверенности, что он производил атаку на скаку. Его лошадь выглядит более статичной, «осаженной», по сравнению со всадником ниже.

Тот факт, что он допустил оппонента на расстояние удара мечом, говорит, что он, возможно, замешкался и не успел выхватить свой меч. Все, что ему удалось, это просто ткнуть лошадь противника с места, из неудобной, статичной позиции.

Правый нижний всадник, напротив, трактуется достаточно однозначно. Удар он наносит, скорее всего, в движении, копье держит «по Юнкельману», но его поводья явно брошены – вопреки доводам противников «сарматской посадки».

В настоящее время реальность «сарматской посадки» выглядит доказанной реконструкторами. Конечно, предстоит пройти еще долгий путь, уточняя отдельные моменты.


У меня нет сомнений, что двуручный хват длинного копья был основным. Более того, любой всадник, скорее всего, мог быстро менять положение копья относительно лошади с правого на левое (с «сарматского» на «юнкельмановское»), чтобы атаковать наиболее удобную цель в стремительно меняющейся картине боя. По сути, это два варианта одной и той же посадки.

Что касается брошенных поводьев, то это вполне реально при высочайшей квалификации многих всадников того времени и при условии хорошей выездки лошади. Тем не менее, бросать поводья совершенно не обязательно и не стоит настаивать на этом условии.

Между древнейшим и наиболее поздним изображением сарматской посадки разрыв в 900 лет и многие тысячи километров. Никаким художественным каноном такую устойчивость образа не объяснить. Таким образом, сарматскую посадку можно считать основной техникой. Дополнительно батальная сцена на пантикапейском склепе со всадником со сверхдлинным копьем и изображение так называемого «илуратского катафрактария» наводят на мысль, что этот хват мог иметь разновидность, когда копье удерживается двумя руками в приподнятом над головой коня положении. Из этого положения можно атаковать голову вражеского всадника или при необходимости очень быстро опустить копье на любую сторону, перейдя в классическую сарматскую посадку или хват «по Юнкельману».

Здесь будет уместно разобраться с описанием атаки катафрактов у античного романиста Гелиодора:


Очевидно, что античные изображения не показывают никаких креплений копий к коню.

Хотя сами ремни на копье порой можно разглядеть (гробница Кинча). Даже очень подробный рельеф из Фирузабада не подтверждает сообщение Гелиодора. Реконструктор клуба Legio V Macedonica рассказал автору статьи, что он с успехом накидывал петлю на копье на рог реплики римского седла, заметно уменьшая увод копья при ударе и используя руки больше для сохранения прямого положения копья, нежели собственно для удерживания. Если ремень рвался, всадник просто отпускал копье. Это частично пересекается с указанием Гелиодора. Но и такая интересная практика, хоть и вполне возможная, не находит отражения в известных источниках.

Насколько мощным был удар копья? Опыты Вильямса

Конная атака копьем, несомненно, выглядит в нашем сознании сокрушительной.

Вспомним Плутарха, описывающего атаку парфянских всадников в жизнеописании Красса:


Такая мощь удара неизбежно порождала трудности с его нанесением.

Масса всадника с лошадью типа ахалтекинской, вооружением и сбруей не менее 550 кг. Атака может осуществляться на скорости до 20 км в час и выше. Это дает кинетическую энергию не менее 8 кДж. Такая огромная энергия непременно означала огромный импульс, который по закону сохранения передается в равной степени и на всадника, и на цель.

Снова у читателей могут возникнуть сомнения, как всадники античности могли удержаться в седле после таких ударов, не имея стремян, и, если права Степанова, каркасных седел? Насколько обоснованы такие рассуждения, возникающие и у обычных читателей, и у профессиональных историков? Правильно ли мы, вообще, понимаем ситуацию?

В 2013 году после нескольких лет упорных подготовительных работ А. Вильямс, Д. Эдж и Т. Кэпвелл провели серию экспериментов по определению энергетики удара копьем в конной атаке. Эксперимент касался, прежде всего, Средневековой эпохи, но с некоторыми оговорками его выводы можно применить и к Античности.

В эксперименте всадники на скаку наносили удар в подвешенную мишень, выполненную по принципу качелей. Высота подброса мишени показывала воспринятую ею энергию удара, поскольку можно было применить известную со школьных лет формулу E=mgh. Для определения высоты подброса использовался мерный столб с отметками и камера.


Атаки выполнялись кушированным копьем, зажатым под мышкой.

Копья изготавливались из сосны и имели стальной наконечник. Использовались крупные сильные лошади и различные варианты седел. Для нашей темы особый интерес представляет первая серия экспериментов, когда всадники не надевали реплики средневековых доспехов с упором для копья.

Десять атак, выполненных вообще без седла и стремян, дали интервал 83–128 Дж со средним значением 100. Шесть атак с современным английским седлом попали в интервал 65–172 Дж со средним 133. Шестнадцать атак, выполненных на реплике итальянского боевого седла, дали 66–151 Дж со средним 127. Хуже всего показало себя средневековое боевое английское седло – 97 Дж в среднем.

Такие результаты в некотором смысле можно назвать разочаровывающими. Вильямс отмечает, что удары мечей и секир передают на цель от 60 до 130 Дж, а стрелы – до 100 Дж. Только во второй серии испытаний, когда тестеры надели доспехи с упорами для копий, аналогичные применявшимся в Средние века, им удалось довести средние значения ударов до 200+ Дж. При этом копья ломались при энергетике около 250 Дж.

Итак, испытания без упоров для копья показали, что заметной разницы между типами седел в большинстве случаев нет. Даже без седла вовсе тестеры показали вполне сопоставимые результаты.

Что касается стремян, Вильямс отдельно отмечает, что они играли небольшую роль в таранном ударе копьем, если играли вообще. Я, в свою очередь, замечу, что античная «сарматская посадка», по-видимому, не имела никаких преимуществ перед средневековой, так как копье удерживается на выпрямленных вниз руках, а это исключает жесткий удар по определению.

Дополнительно, на античных копьях не было вэмплейта – конусной защиты руки, которая могла играть роль переднего упора при атаке кушированным копьем. Опущенные руки неизбежно «пружинят» при ударе и дополнительно гасят энергию. Тесты группы Вильямса показали важность жесткого удержания копья с максимальным перераспределением нагрузок на доспех за счет упора на нагруднике. Но в Античности не было ничего подобного. В свете этих данных пассаж Плутарха выше кажется стандартным античным преувеличением.

В целом, с точки зрения этого эксперимента, говорить о какой-то исключительной эффективности копейного удара не приходится. Низкая энергетика также означает низкие ударные импульсы, поэтому доводы о какой-то особой опасности конных атак для самих античных всадников, наносящих удар, тоже выглядят сомнительными. Для опытных всадников, коими, несомненно, являлись античные катафракты, удержаться в седле в ходе таких атак было не сложно.

Данный эксперимент снова позволяет по-иному взглянуть на роль седла в развитии тяжеловооруженной конницы античного времени. Безусловно, роговые седла и седла с развитыми упорами, мягкие или жесткие, предоставляли заметно больше удобства всадникам, но с учетом результатов эксперимента их нельзя считать необходимой или ключевой технологией при нанесении таранного удара. Это согласуется с промежуточным выводом, сделанным автором в разделе «Седла».

Выводы

Длина копий катафрактов обычно не превышала 3–3,6 метров. Более длинные копья использовались редко. Катафрактам не нужно было какое-то специфическое седло. «Сарматская» посадка при конном ударе была общеупотребительной, а сила таранного удара копьем не была чем-то выдающимся.

Источники:

Азбелев П. П. Еще раз о ранних стременах, 2014.
Виноградов Ю. А., Горончаровский В. А. «Военная история и военное дело Боспора Киммерийского (VI в. до н. э. – середина III в. н. э.), 2008
Виноградов Ю. А., Никоноров В. П. Деревянная основа седла из Керченского кургана второй половины IV века до н. э., 2009.
Литвинский Б. А. Бактрийцы на охоте, 2002
Никоноров В. П. К вопросу о седлах парфянской кавалерии, 2002
Пеляшенко К. Ю. Глиняная модель седла из раскопок Циркуновского городища, 2016
Перевалов С. М. Дискуссия о «сарматской посадке» в визуальном формате, 2014
Пугаченкова Г. А. Образ кангюйца в согдийском искусстве, 1987
Симоненко А. В. Сарматские всадники Северного Причерноморья, 2010
Симоненко А. В. Находка модели седла на Циркуновском городище, 2018
Степанова Е. В. Скифские мягкие сёдла: вопросы терминологии, 2003
Степанова Е. В. Седла гунно-сарматского времени, 2015
Степанова Е. В. Реконструкция седла из пазырыкского кургана 3, 2015
Connolly P., van Driel-Murray C. The Roman cavalry saddle, 1991
Farroh K. Karamian G. Maksymuik K. A synopsis of Sasanian military organization and combat units, 2018
Gawronski R. Roman horsemen against Germanic tribes, 2018
Secunda N. The Seleicid army, 1994
Williams А., Edge D., Capwell T. An Experimental Investigation of Late Medieval Combat with the Couched Lance