Европа, с одной стороны, своими действиями загоняет себя в энергетическую ловушку. А с другой стороны, ставит развивающиеся страны в заведомо худшие условия, тормозит их прогресс и рост. Такие два тезиса высказал премьер-министр Михаил Мишустин.

Какие проблемы создает себе Европа и почему боится других стран?

Премьер-министр Михаил Мишустин высказал два интересных тезиса. Первый – что Европа своими действиями сама создает себе трудности в энергетике, которые еще стоит ждать в будущем. А с другой стороны, Европа еще и мешает нормально развиваться развивающимся странам.

«Считается, что одним из способов замедлить процесс потепления является отказ от использования ископаемых источников энергии на основе углеводородов. Однако непродуманные попытки Запада ускоренно перейти от нефти и газа на чистую энергию солнца и ветра привели к уменьшению инвестиций в добычу углеводородов и повышению цен на вырабатываемое из них топливо и материалы», – отметил Мишустин на просветительском марафоне всероссийского общества «Знание».

Этот процесс затронул европейские государства, повлек за собой удорожание производства энергоемких видов продукции. «Уже очень скоро это может привести к серьезным последствиям», – считает премьер-министр.

«И у этого процесса есть еще одна сторона – стратегическая конкуренция.

 

Отказ от ископаемых видов энергии ставит развивающиеся страны в среднесрочной перспективе в гораздо худшие условия по сравнению с развитыми, которые прошли свой период индустриализации с дешевой углеводородной энергией»,

 

– подчеркнул Мишустин.

«Абсолютно согласен с этими двумя тезисами. Наши эксперты фонда о них уже не раз говорили. Именно попытка совершить ускоренный энергетический переход привела к мировому энергетическому кризису. Евросоюз и в чуть меньшей степени Соединенные Штаты запугивали всех, что не надо вкладываться в традиционную энергетику, потому что обещали буквально за нескольких лет существенно сократить объемы потребления углеводородов. Мол, если вы сейчас вложите миллиарды, то, когда ваши проекты выйдут на добычу, рынок будет переполнен углеводородами, цены будут низкими, а вы потеряете свои деньги», – говорит Игорь Юшков, эксперт Финансового университета при правительстве РФ и Фонда национальной энергетической безопасности.

И действительно нефтегазовые компании стали сокращать свои инвестиции в традиционную отрасль. О «хроническом недоинвестировании» добычи и геологоразведки говорил недавно исполнительный директор крупнейшей нефтяной компании Saudi Aramco, а также в ОПЕК. Как отмечает Владимир Чернов, аналитик Freedom Finance Global, в 2014 году капиталовложения в разведку и добычу нефти достигли исторического максимума в 755 млрд долларов, но уже через год они обрушились до 600 млрд долларов. В 2016–2019 годах средний объем инвестиций в отрасль упал уже до 450 млрд долларов в год, а в пандемийный 2020-й и вовсе до 307 млрд долларов. В прошлом году инвестиции оцениваются в 427 млрд долларов (данные Energy Intelligence).

«Весь энергокризис сводится к банальному дефициту, и начался он, конечно, не в 2022 году, а еще в 2021-м. Это хорошо можно увидеть по динамике цен на газ в ЕС. Газ начал дорожать со второго полугодия 2021 года», – говорит Юшков. Просто Евросоюз ухватился за возможность найти виноватого в 2022 году в уже так назревающем энергокризисе. Дальнейшие события лишь усугубили кризис.

Еще более свежим выглядит тезис Мишустина про стратегическую конкуренцию, когда развитые страны ставят развивающиеся страны в более худшие условия.  О чем здесь идет речь?

«Это про глобальную несправедливость. Европа и Соединенные Штаты, так сказать западная цивилизация, пришли к высокому уровню экономического развития именно за счет последовательного прохождения всех стадий энергетического уклада, где им абсолютно никто не мешал. Первая стадия, когда жгут деревья, на второй стадии начинают жечь уголь, потом нефть, и далее – газ. Теперь западная цивилизация технологически и финансово может позволить себе перейти на возобновляемые источники энергии. Но многие развивающиеся страны до сих пор не прошли все стадии энергетического уклада. Условно где-то в Африке еще деревья жгут, да и уголь к ним не пришел. Но им уже запрещают переходить на уголь и требуют сразу идти в возобновляемую энергетику. А то, что у них нет денег и технологий, Запад не волнует», – объясняет Юшков.

 

Причем когда Европа говорит, что не надо бояться энергетического перехода на ВИЭ, аргументом выступает тот факт, что в истории уже были подобные переходы от одного энергетического уклада к другому. Однако это манипуляция. Потому что есть принципиальные отличия.

 

«Чем нынешний энергетический переход отличается от предыдущих? Прошлые энергопереходы происходили всегда естественным путем, потому что каждый следующий вид топлива был экономически более эффективным, чем предыдущий. А сейчас переход насаждается силой, ЕС считает, что экономическая эффективность – это ерунда, переходить на ВИЭ надо исключительно по причине спасения планеты. Никаких экономических причин для энергоперехода в данный момент нет», – отмечает Игорь Юшков.

«США стали лидером мирового промышленного развития в период с 1865 по 1913 год в эпоху второй промышленной революции. В те годы на фоне вторжения Ирака в Кувейт мировые цены на нефть резко выросли с 15 до 41 доллара за баррель. Но даже при таком резком увеличении их стоимости на 173%, они все равно были в два раза ниже текущих мировых цен. Поэтому в текущих условиях энергоемкие производства будут в два раза дороже – а значит, и процесс индустриализации развивающихся стран будет для них вдвое дороже, чем для США в период второй промышленной революции», – приводит пример Чернов. А если сравнивать мировые цены на нефть до вторжения Ирака в Кувейт, когда началась индустриализация в США, то текущие мировые цены выше вообще на 466,7%, добавляет эксперт.

При этом стоимость энергии влияет абсолютно на все сферы экономики, в том числе на развитие промышленности. Чем выше цена, тем медленней растут производства и ВВП. «Бывают настолько энергоемкие производства, что до 50% себестоимости выпускаемой продукции включает в себя именно стоимость энергии, потраченной на их производство. Поэтому чем дороже энергоресурсы, тем дороже будет само производство и, как следствие, конечная цена для потребителя», – отмечает Чернов.

Таким образом, требование коллективного Запада всем переходить на ВИЭ является не чем иным, как инструментом сдерживания экономического развития других стран, так как им не разрешают развивать промышленность и экономику за счет наиболее дешевых и эффективных источников энергии – угля, нефти и газа.

Кроме того, климатические истории используются Европой как инструмент протекции, то есть защиты своей экономики. Буквально на днях ЕС утвердил договор по климату и среди прочего – ввод пограничного углеродного сбора с октября 2023 года. Пока этот налог будут взимать только для пяти товарных групп товаров, импортируемых в ЕС, но, скорее всего, этот список будет постепенно расширяться. В первых рядах – сталь, алюминий, цемент и удобрения, то есть те товары, где европейцы сильно проигрывают конкуренцию.

«Как Европа защищает свою экономику? Если условно цемент сделали в Китае с помощью электроэнергии, которая была получена с угольной электростанции, тогда у этого товара высокий углеродный след, за который придется много доплатить, чтобы доставить в Европу. Цемент, произведенный внутри ЕС с помощью энергии от ВИЭ, углеродным налогом облагаться не будет», – приводит пример Юшков.

Этим ЕС меняет в корне систему. «Если раньше традиционные углеводороды были конкурентным преимуществом, то теперь они станут обременением из-за высоких налогов. А возобновляемая энергетика из тормоза экономики превратиться в конкурентное преимущество», – замечает собеседник.

Таким образом, завершается этап, когда климатическая история – это только демагогия про заботу о планете. И Запад переходит к следующему этапу: когда эта история становится больше про деньги, чем про спасение природы.