Дмитрий Юрьев

Её основная интрига не в том, кто победит (потому что победа Путина считается — не без оснований — гарантированной), а в том, на какое большинство будет опираться президент в последующие шесть лет, с кем вместе он будет прокладывать путь к России после Путина.

Само понятие путинского большинства появилось в конце 1999 г. Первое путинское большинство просуществовало долго — почти двенадцать лет. И его справедливо назвали большинством стабильности. Оно менялось. В 2000 г. это было перепуганное хаосом 90-х большинство стремящихся к стабильности, к возвращению уверенности если не в завтрашнем, то хотя бы в сегодняшнем дне. В 2004 г. это было большинство, вдохновлённое стабильностью, уверенное в её перспективах (а как же — сравнить показатели уровня жизни за пять минувших лет, сравнить тренды развития некриминального среднего бизнеса с недавней теневой неразберихой).

В 2007 г. — на фоне первых явных признаков нового «Дранг нах Остен» наших западных партнёров, после первых цветных революций и для мотивации голосования за кандидата-аватара — агитация за стабильность была уже отчасти мобилизационной: стабильность трактовали как огромное достижение, потому что на её основе возможно не только развитие — возможен Прорыв. И все эти огромные возможности нуждаются в защите суверенной демократии от оранжевой угрозы.

Но к концу медведевского периода путинской эпохи ситуация изменилась кардинально. По России прокатилась волна серьёзного экономического кризиса. Впервые в новом веке личные доходы в среднем пошли вниз. Наряду с имеющимися оппозициями — парламентской потешной и демонстративно-маргинальной оппозицией несогласных — в недрах социально активной части общества стала вызревать куда более грозная и опасная сила — оппозиция недовольных. Опасность этого явления заключалась в том, что рушилась вся прежняя система идеологического обеспечения лояльности: стабильность из блага превратилась во зло, её новым именем стал застой, а её целью многие называли сохранение комфортного статус-кво для элит за счёт ухудшения жизни народного большинства.

Президентские выборы 2012 г. — после кошмара «болотной зимы» 2011 года — стали (казалось) последним рывком вышедшей из строя системы. Сочетание эмоционально-психологической агитации высшего накала с отмобилизованным админресурсом позволило на какое-то время придать новый импульс инерции большинства стабильности. Но на этом ресурсы единства образца 2000-го исчерпали себя.

…Господь в очередной раз отвёл Россию от самоубийства и наступил февраль 2014 г. На смену почти разрушенному большинству стабильности пришло новое, второе путинское большинство — большинство веры и надежды. Многие назвали его крымским большинством. Почти мгновенно рейтинг Владимира Путина взлетел до небывалых высот. С той же непостижимой скоростью возникло какое-то совершенно новое, прочное, самоотверженное единство, вышедшее на улицы не в виде мурзилочных манифестаций идущих вместе «наших» и «ваших», но в добровольных, личностных миллионных рядах Бессмертного полка.

Огромный рейтинг президента приобрёл при этом совершенно новый смысл. Теперь поддержка Путина уже не была безусловно-рациональной: мы за тебя, потому что нам неплохо. Теперь она стала условной и иррационально-жертвенной: как бы нам ни было плохо, мы за тебя, потому что (и пока) ты за нас и за Россию.

Три года крымское большинство держало страну и ограждало президента от перевода стрелок — с правительства, с олигархов, с региональных властей, с судов и прокуратур, с либеральной монополии на финансово-экономический курс. Ценность «Крымнаша», ценность всеобщего самоосознания в качестве Бессмертного полка перевешивала всё. И, казалось бы, обрекало «переходный период» 2017−2018 гг. на плавное и предсказуемое течение под охраной нового народного доверия.

Но что-то случилось.

Русскую весну 2014 г. насильственно переименовали в Крымскую, вынеся Донбасс за стыдливые скобки. В маргиналиях оказались «голоса крымского большинства» — ведущих православно-патриотических публицистов вытеснили со страниц ведущих газет, заменив их где на системных либералов и унылых аппаратчиков, а где — на неосоветских «патриотов», отвергающих всю тысячелетнюю историю и православную культуру Руси ради искажённого и упрощённого мифа о советской истории и безбожного культа государства. Оказалось, что в Кремле нельзя говорить вслух «русские не сдаются», а надо испуганно поправляться на «россияне». Что в патриотичнейшем супермегаблокбастере «Крым» можно ни разу не употребить слова «русские» и не показать людей, по своей воле и на свой страх и риск вышедших на бой, который мог бы оказаться для них последним. И что другой фильм — бездарную и оскорбительную для многих «Матильду» — вовсе не следует предавать спокойному и брезгливому общественному остракизму при одобрительном молчании власти, но, наоборот, следует всячески защищать от «православного фанатизма» и «сумасшедшей Поклонской».

Даром что не всегда адекватная, но безупречно искренняя и самоотверженная Наталья Поклонская осталась единственной защитницей чести русской истории после того, как более осторожные, взвешенные оценки священноначалия и патриотической общественности были демонстративно проигнорированы (тут-то из Поклонской и принялись лепить чучело «мракобесия»). Очень кстати и «православных радикалов» подогнали — типичных, узнаваемых гопников-провокаторов из середины нулевых. А потом на защиту права хамского художественного высказывания подтянулись видные деятели общечеловеческой культуры, слившись в экстазе с официальными деятелями охранительской мультуры. Тут же набежали онлайн-нашисты с воплями о европейском выборе Путина и с антихристианскими наветами емельян-ярославского образца.

Манифестация «матильдозащитников» стала первой, но далеко не последней демонстрацией структуры и идеологии нового, спешно созываемого большинства. Так, защитники европейского выбора российских элит в диапазоне от федеральных говорящих голов до новоуренгойских газпромщиков прикрыли своими грудями «ни в чём невиноуатого» бундесмальчика — а точнее, самих себя: потому что Николай Десятниченко стал всего лишь одной из разменных монет в гешефтах вокруг Северного потока. А уж за право унизиться, втоптаться в грязь и недостойно проиграть улюлюкающей своре «наших партнёров» на протухшей Олимпиаде под нейтральным флагом отказа от русского знамени восстали дружными рядами все — и пушкорылое спортивное начальство, и отмороженные либерал-русофобы, и примороженные официал-бюрократы, и остервеневшие «патриоты» — неосоветчики.

Почему так? Вряд ли по злому умыслу, скорее — по результирующей разнонаправленных воль и хотелок многочисленных элитных и аппаратных кланов. Можно предположить, что либерально-западное коллективное бессознательное большинства постсоветской российской элиты (в том числе тех, кто отвечает за выработку оперативных решений) сформировало новый официально признанный образ реальности. Есть люди первого сорта, надежда России — хорошие, современные, инновационные и устремлённые в будущее, которых увлекает цифровая экономика с биткойнами и возмущает окошмаривание бизнеса. Есть агентура Госдепа — всякого рода невменяемые и управляемые из-за границы «навальные» — которая пытается обмануть и втянуть в свои ряды вышеупомянутых первосортников (это страшно, это возможно, этому надо помешать). Есть опора власти и бизнеса: прагматики бюрократического и финансово-экономического патриотизма, которые за начальство (ну в смысле Родину) порвут пасть кому угодно, а за своё сытое брюхо легко порвут пасть начальству (а заодно и Родине). Ну и — почему-то — болтаются сбоку-припёку какие-то второсортные русопяты, клерикалы, популисты и просто опасные люди, которые смеют выходить на шествия своих Бессмертных полков по своему личному выбору, а не потому, что так приказало начальство (© кто-то в ФБ). То есть люди, на которых опираться немыслимо и ещё более опасно, чем проиграть Навальному — они же неуправляемые!

Собственно, так и собирается под будто бы ничейным флагом новое, нейтральное большинство: системное, понятное, инновационное, а главное — ну совсем, совсем управляемое! Правда, большинство это надо как-то натягивать — в отличие от 85-процентного добровольческого крымского, нейтральное большинство может быть набрано только из контрактников — купленных каждый за свою цену. Кто-то — за статус-кво и комфорт. Кто-то — за защиту от доказательных уголовных обвинений. Кто-то — за социальные лифты и новые возможности. Кто-то — за печеньки отечественного производства (телепропаганда, обещалки, подачки). Понятно, что большинством такое большинство может стать только за счёт малых сих — деполитизированных, малообразованных и малообеспеченных граждан. Не беспринципных, не глупых — просто наивных и запутавшихся. Идущих под георгиевской лентой умирать в Донбассе. Или — если так фишка ляжет — идущих под нейтральным флагом выживать. Туда, куда начальство скажет.

Вопрос один: а можно ли назвать это новое большинство, вокруг которого сам собой выстраивается образ будущего 2024 г., новым путинским?

Скорее нет. Скорее — это попытка собрать новое горбачёвское большинство.

В его центре — свита, полностью зависимая от первого лица, не представляющая себе жизни без его защиты и покровительства, патологически боящаяся изменений, способных поставить под сомнение её неприкосновенность (и неприкасаемость всех остальных). Вокруг — «выгодоприобретатели» последних 17 лет, столь же тесно прикреплённые к существующей системе, как и к западному образу жизни, потребления, мышления и места хранения богатств. Рядом — многочисленная менеджерская челядь, относящаяся ко всяким там разговорам о Русском мире с лютой ненавистью и отвращением, как к угрозе тотального крушения основ своего благосостояния и своих надежд. Для них, кстати, Путин был и остаётся для кого добром, а для кого меньшим злом по единственной причине: они считают его «европейцем» и единственным надёжным защитником от этого самого проклятого Русского мира. А вокруг — дезориентированные, растерянные и обманутые граждане страны, верящие тому, что говорилось вчера, и не понимающие того, куда зовут их новые красивые формулы сегодня.

После Русской весны 2014 года они испугались не сразу — поначалу думали, что речь идёт о новой форме бизнес-процессов, о новых способах добиться выгоды и денег с помощью диверсификации способов давления на партнёра: раньше мы их уговаривали, потом ссорили между собой, а теперь вот попугаем. Однако выяснилось вдруг, что не так всё просто. И что крымское большинство — это большинство путинское как по собственному решению, так и по мнению и чувству самого Путина. То есть что всё взаправду — и уже завтра может случиться так, что проблема с буржуинским вареньем-печеньем станет неразрешимой.

Поэтому главной задачей лидеров этого ново-горбачёвского либерально-номенклатурного большинства является самосохранение и выживание под защитой — под защитой от единственной серьёзной угрозы: самодеятельного народного патриотизма. Защита для них представима только в системе, то есть под руководством Первого лица. А цель их — возвращение под крыло «цивилизованного мира» и «общечеловеческих ценностей» любой ценой. В том числе ценой отказа от основ собственной официальной идеологии (коммунизма, суверенной демократии, крымнашизма и чего угодно ещё) и, в конечном счёте, от центрального символа этой идеологии, от ядра политической системы. Будь то КПСС или Путин.

Возможно, что — как и двадцать восемь лет назад — менеджеры новой перестройки ввергнуты в солипсизм приверженностью к давно устаревшим, недееспособным методологическим схемам. Их герб — перепуганный двуглавый страус. Они искренне верят в перспективы ускорения народного хозяйства через хозрасчёт, больше социализма и больше демократии. Или в цифровую блокчейн-экономику силами продвинутой молодёжи. А изнутри непроницаемой солипсической своей мыслесферы они не видят вообще ничего. Прежде всего — того, что бессмысленное с электоральной точки зрения заигрывание с либералами под нейтральным флагом тотального слива приводит к электорально угрожающей смене политических предпочтений недавних идейных вдохновителей и лидеров крымского большинства, более того — реального антилиберального и пророссийского большинства населения страны, пока ещё путинского. Не видят очевидной истины: нейтральное большинство, предлагаемое Путину в качестве базы — это, как и в 1989—1991 гг., большинство нестабильности. А в перспективе — большинство измены.