С началом года оживилась дискуссия о том, как большие игроки собрались поделить в итоге «апельсин» — мировую экономику. То, что мы наблюдаем деление мира на новые экономические зоны и/или кластеры, неоспоримо, но что касается конкретики такого деления, тут фантазия экспертов, прогнозистов и разных прочих «геостратегов» становится поистине безграничной.

Зачастую под таким делением подразумевается то, что можно было бы назвать термином из биологии «вторичные признаки» — сферы валютных расчётов. Но ведь вопрос не в валютном охвате, охвате инструментом обращения, а в том, через какой механизм устанавливается стоимость ваших товаров и услуг. Да и не только и не столько вопросы собственно экономики стоят на повестке, речь уже идёт о самих принципах взаимодействия. Ведь постепенно разрушаются гласные и негласные основы доверия к договорам с той или иной стороны.

Пока у нас имеются несколько, условно говоря, каркасов, на основе которых возможно построение таких макроструктур — восточный, западный и, как ни странно, латиноамериканский. Куда направляет и будет направлять в дальнейшем свои усилия наше Отечество, сомнений не вызывает — на восток. Такой разворот у нас обставлен зачастую очень оптимистическими нарративами и символическими шагами.

Вот коридор в Индию Афанасий Никитин выстроить не сумел, а мы построим, вот евразийская экономическая зона, опираясь на которую мы придём на Восток с хорошим и весомым активом, вот цифровая единица, которая то ли в золоте, то ли в газе номинирована, но очень перспективна и т. д. Уважаемый китаист Андрей Девятов вообще говорит, что нам надо идти в будущее «вместе с Китаем, на плечах Китая и за счёт Китая».

Однако начинаешь разбираться, а что такое — этот самый «путь в Индию», и оказывается, что этот мега-проект упирается в то, что сухопутного пути там нет, по железной дороге ходят грузы на 50 тыс. тонн в год. И не очень понятно, если грузы из России разгружать в южных портах Ирана, то зачем оттуда их перевалкой везти посуху в Индию и Пакистан, если у той и другой страны на побережье южнее находятся свои крупные торговые порты? Ещё периодически предлагается рыть канал из Каспия в Индийский океан и т. п.

То, что деятельность в плане разворота что на юг, что на восток у нас годами безбожно имитировалась, вовсе не означает, что такой разворот не случился сейчас по-настоящему, просто на сей раз нас буквально заставили туда и оттуда возить. Через «не хочу, не буду». Впрочем, ближе к концу статьи мы поймём кое-какие причины, почему элиты на восток идти упирались. Но поскольку уже хотим мы или не хотим, а в этом самом восточном кластере окажемся, то желательно хоть в общем и целом понимать, как выглядит торговля в этом регионе, что из себя представляет этот самый кластер. Вдруг не совсем то, что мечтается и рисуется в проектах.

С точки зрения «классической» политэкономии экономическим кластером может называться не только и не столько та группа стран или регионов, которые связаны «торговыми узами», пусть и сколь угодно долгими и прочными, но те торговые отношения, в рамках которых формируется общая стоимость товаров и услуг. Наверное, хрестоматийным примером из нынешнего неспокойного времени является экономика Евросоюза, которую в наших СМИ уже успешно похоронили и даже отпели. Но прежде чем справлять по ЕС поминки, попробуем посмотреть на некоторые показатели.

ВВП Евросоюза составляет сегодня 17,1 трлн долл., при этом внешняя торговля не со странами ЕС — 5,1 трлн долл. или 29 %. Это реально высокий показатель относительно среднемирового 20-21 %, он схож с ситуацией Японии (30 %) и отражает высокую зависимость от внешних рынков. Но с другой стороны, ещё 44 % (7,1 трлн) приходится на внешнеторговый оборот между странами самого ЕС. Понятно, что есть страны «доноры», как Германия, есть получатели, как Греция или Болгария, но в целом мы видим, что сами страны «внутри себя» формируют только 26 % общей стоимости товаров и услуг, а ещё 44 % друг через друга. В остальном мире обычно пропорция 20 % на 80 %.

Обратные примеры тоже имеются, конечно. Например, арабские нефтяные страны Персидского залива имеют отношение показателя внешнеторгового оборота к ВВП в 70 % — 1,126 трлн долл. к 1,65 трлн долл. ВВП. Но понятно, что при этом они покупают буквально всё, кроме нефти и газа, и внутренний товарооборот между ними не является существенным в принципе. И валюта им общая не нужна — стоимость формируется через международные биржи. Единственный интересный шаг тут сделала Саудовская Аравия, выйдя на 35 % пропорции посредством того, что в активы Saudi Aramco были введены все запасы. Но это, скорее, бухгалтерская операция.

Есть такие интересные государства, как Пакистан и Бангладеш, где внешняя торговля это 10 % и 12 % от ВВП — живут по принципу «сам вырастил, сам употребил».

Вообще, возвращаясь к ЕС, 44 % внутреннего товарооборота между странами Евросоюза — это свидетельство высочайшей связанности экономик и действительное, а не имитационное формирование единого стоимостного пространства. Потенциально это весьма устойчивая конструкция, и не зря противников Брекзит в Великобритании было так много. Впрочем, у Лондона свой геополитический проект. Но Евросоюз — это, по сути дела, торгово-производственная федерация, у которой аналогов в современном мире нет. Тем не менее, говоря о некоем едином экономическом кластере, мы должны помнить, что необходимым условием для его создания является наличие если не подобного уровня связанности, то хотя бы общих тенденций к этому — товарооборот между странами кластера должен стремиться превысить товарооборот между странами внешнего мира.

К примеру, М. Л. Хазин, при всей дискуссионности тезисов о «крахе» глобальных либеральных элит, хотя крах больше похож на ручное переформатирование, всегда выводит Японию за скобки будущих западных проектов. А почему, собственно? Вот ВВП Японии 5,3 трлн долл. При внешнеторговом обороте 1,53 трлн. Но доля США, ЕС, Канады и Австралии в нём меньше 27 %, доля Китая и стран ЮВА — 50 %, и доля Латинской Америки около 20 %.

Вот и вопрос, а свою стоимость Япония формирует преимущественно в рамках какого «экономического кластера» — западного или восточного? Разделись мировая экономика, что называется, по-настоящему, какую сторону выберут в Токио? Ведь «жезлом железным», как любят в США, действовать тут не очень получится, хотя практический опыт у них есть и методы довольно суровы. Другое дело, что это затратное мероприятие. Тенденция ли это для восточной кластеризации Японии? Несомненно, поскольку ещё пятнадцать лет назад это соотношение было обратным.

Можно сказать, что для инвестиционного фонда без разницы на чём и где зарабатывать прибыль. В общем, в теории — да, если вы не фонд, прямо или косвенно аффилированный с ФРС. Реализуй в своё время США программу Б. Обамы в виде трансатлантического и транстихоокеанского партнёрств, и всё было бы куда как проще. Но партнёрства «не взлетели», а санировать денежно-кредитную систему необходимо.

Поэтому капитализацию фондовых рынков периодически понижают, активы списывают, а на роль «тягловой лошади» выбран Евросоюз, на который постепенно нагрузка будет перетекать всё больше и больше, вплоть до реального создания общей валютной зоны. ЕС крепкий и устойчивый — он выдержит, а вот Япония как-то экспериментировать не хочет. Она в азиатский кластер, восточный, склоняется. А вот радуется ли этому Япония, это вопрос.

Насколько зависимы от внешней торговли страны гипотетического «восточного блока»? Юго-Восточная Азия имеет серьёзную зависимость — показатели внешнеторгового оборота к ВВП от 35 % до 45 %, Южная Корея и Тайвань переваливают за 50 %, и только Филиппины имеют среднемировой уровень 21 %. На этом фоне выделяется Индия с её «копеечными» 7 %. И ещё раз отметим, что обороты стран ЮВА к ВВП тянутся к 50 %, а Индии, Пакистана и Бангладеш — 7 %, 8 %, 12 %. Наша Средняя Азия выступает скромно с 16-20 %, российский показатель — 18 %.

А от кого зависимы страны во внешней торговле? Тенденцию Японии мы зафиксировали, посмотрим и остальных. Остальные страны ЮВА с коллективным Западом торгуют как-то «не очень»: общий товарооборот — 19 %, зато между собой картина диаметрально противоположная — 55 %. Собственно, понятно, что за процентами стоят довольно серьёзные абсолютные значения — это триллионы долларов.

Но к этим триллионам общего оборота ЮВА не хотят присоединяться все те же упорные «ренегаты» Индия, Бангладеш и Пакистан. При всех своих трансграничных проблемах до 14% оборота они формируют между собой, свыше 35% отправляют западному блоку и получают от него, менее 35% приходится на ЮВА. И это преимущественно импорт, экспорта практически из региона в регион нет.

Интересна ситуация с соседями по Центральной Азии, за исключением, пожалуй что Монголии. Там всё очевидно — 90 % внешней торговли в обе стороны это Китай. Если рассматривать Среднюю Азию, Россию и Иран как единый кластер, то отношение торговли между странами и с внешним миром довольно скромно — 8 % и 92 %. Если вычленить Иран и Россию и оставить только страны бывшего Союза, то их внутренняя торговля ещё ниже — 6 %, с учётом экспорта-импорта России связанность повышается до 22 %.

При этом на Китай и ЮВА (в основном Ю. Корею) приходится уже свыше 33 % внешнеторгового оборота. Иран же от торговли с Китаем и ЮВА зависит вообще в два раза сильнее — у него на этом направлении формируется 60 %. Это, кстати, ответ на вопрос о том, насколько реалистичны разговоры об «общей валютной зоне». Даже то, что мы нарастили торговые операции, не играет пока тут существенной роли — мы стартовали с очень низкой базы. Менее 4 млрд долл. при общем внешнем обороте Ирана в 100 млрд. И за всеми разговорами о том, как увеличить и углубить, Турция в регионе прочно закрепилась с 11 %.

Гипотетически нам ничего не мешало раньше побороться за дополнительные проценты у среднеазиатских соседей, учитывая тот поток денег, которые уходят в регион по линии трудовой миграции. По большому счёту эти деньги, отправляйся они рублями, стали бы сами по себе готовой валютной зоной рубля. И это не считая других привычных инструментов. В конце концов, даже не производя весь спектр промышленных товаров, можно было бы заниматься перепродажей в рамках оборота рублевой массы. Не исключено, что это вообще последний инструмент того, чтобы на Восток идти вместе, а не по одиночке. Другое дело, что элиты не захотят.

Китай, поглощённый решением других задач, нам долгое время (до последнего саммита ШОС) давал возможность в регионе проводить разные эксперименты, и довести расчёты до 40-45 % мы могли. Но мы почему-то не захотели. Конечно, сейчас есть параллельный импорт, но это де-факто спонсирование соседей.

В итоге пока только прямая торговля Ирана понемногу растёт с Россией, ещё торговля России растёт с ЮВА, европейские потоки уходят на восток и замещаются с востока. И вот тут необходимо сказать, что такие тенденции характерны, и довольно давно, не только для нас, и мы скоро окажемся в довольно примечательной компании.

У нас восточный разворот был вызван санкциями, а вот на Японию и прочие страны ЮВА никто санкций не накладывал. Но постепенно их поставки на Запад и с Запада также сменили направление на противоположное. Может быть, Запад коллективный «потерял» регион? Ведь у нас много говорили о том, что Европа, например, находится в серьёзной зависимости от ЮВА, мол, ЮВА это «европейская фабрика». Куда же делись поставки с этой могучей фабрики?

А теперь пришло время посмотреть на торговый баланс нашего соседа Китая. Его внешнеторговый оборот к ВВП описывается вполне здравым значением в 22 %, при этом обороты на западном направлении уже превысили 1,5 трлн долл. Кажется, что на фоне всех внешнеторговых операций Китая это (38 %) почти некий баланс с Востоком и Югом (35 %), но баланс выглядит иначе, если учитывать, что торговля с ЮВА и коллективным югом — это в основном импорт. А в плане экспорта или 3,36 трлн долл. — это 50 %, причём с абсолютным профицитом.

Фактически для стран ЮВА Китай превратился в своеобразный пылесос, который, сформировав за 20 лет общий рынок, втянул в себя экономики региона и взял на себя функции торгового представительства в торговле со странами Европы и США. Страны ЮВА работают на общем рынке, от которого торговлю преимущественно с западным миром ведёт Китай. Такие, как сегодня модно называть, «тренды» видны только на общих цифрах статистики, а в плане конкретных проектов они теряются на фоне положенных разговоров о благе «роста общей торговли». Но у каждого блага, как мы видим, есть некоторая цена.

Это к вопросу о том, как на такой стратегии Пекина войти в будущее «вместе с Китаем, на плечах Китая и за счёт Китая». Вместе — да, а в остальном всё в точности до наоборот.

Вот в таком формате «разделения труда», очевидно, Индия, Пакистан и Бангладеш двигаться пока не спешат. При этом Пакистан при прошлом руководстве налаживал с Китаем связи, но больше не по собственно торговой, а по военно-политической линии — покупал вооружение, даже порт Гвадар отдал в концессию. Но вот в проект «торгового представительства» входить не спешил тогда, а сейчас при новом руководстве и подавно. Знали ли что-то эти страны, догадывались ли, но важно то, что рассматривать их как часть единого кластера не является возможным. Индо-пакистанский регион живёт, как мы видим, сам для себя, а внешние операции старается завязывать за «западный блок».

При таких показателях и понимании сущности «теории пылесоса» индо-пакистанский регион в восточный экономический кластер не пойдёт. Не говоря уже о таком факторе, как интеграция индийских и западных элит. «Не взлетит» там и общая валюта, даже в виде платёжных инструментов — на учёт поставят, пользоваться полноценно не будут. Здесь же можно на макроуровне рассмотреть и вопрос коридора «в Индию». В своё время у Афанасия Никитина не очень получилось это мероприятие, а сегодня надо просто принять, что Индии нужна газовая и нефтяная труба и ещё несколько проектов АЭС. Это прозаичней, но гораздо честнее.

За двадцать лет Китай, придерживая вокруг себя через проекты Шелкового пути многие страны, опираясь на западные инвестиции, формировал с Западом торговый профицит, который направлял на скупку активов и ресурсов в ЮВА. Это ещё не аналог Евросоюза и таковым не будет, но внутренний оборот, стремящийся в регионе к 50 %, а в ряде стран уже превысивший этот показатель, означает, что стоимость национального богатства стала формироваться внутри региона и за счёт связей в регионе, а функции «клиринговой палаты» и торгового представительства на себя взял Пекин.

Шелковый путь — это же изначально не только и не столько путь китайских товаров куда-то на Запад. В условиях стагнации мировых рынков, когда приросты рисовались до пандемии искусственно, Шелковые пути — это контроль за логистическими потоками не только китайских товаров, а вообще всех в регионе. Если у вас не растёт прямой товарооборот — возьмите под контроль логистический центр, и прибыль с текущих потоков автоматически пойдёт в показатели прироста.

Ровно по причине рассмотренных макропоказателей китайцы, с одной стороны, не проявляют активности в плане прямого перевода расчётов в юани, сохраняя его долю в мировом измерении в районе 1,5-1,6 % (см. куда идёт экспорт), а с другой стороны, развивают и тестируют систему CIPS и укрепляют клиринговые банки в своих «китайских торговых офшорах» — то есть конкретно в своём региональном кластере. Постепенно и мы войдём в него вместе с соседями.

Стратегически это приведёт к тому, что внутри своей зоны торговли Китай будет с партнёрами торговать на юани, а основной экспорт как представительство региона будет осуществлять с долларами, фунтами и евро (или возможной новой валютой в будущем) на своих обменных курсах. Не исключено, что после воссоединения с Тайванем Пекин предпримет и прямую экспансию юаня, но пока эффективна текущая стратегия. Примерно таким образом, пусть и в миниатюре, мог бы, кстати, выглядеть и наш ЕАЭС.

Вне всякого сомнения, наши элиты понимали, работая по миру, суть идеи китайского пылесоса. Кто не понимал, тот догадывался. Они не зря брыкались, отталкивали этот разворот на восток ногами, отпихивали руками. Понять это можно, поскольку работая в зоне будущего «переводного юаня», они даже при умеренных раскладах получат доход с существенным дисконтом (по факту прошлого года 6-8 %), а ещё перестанут в массе своей быть «партнёрами» Запада, им придётся теперь это представительство делегировать.

Зато будут в одной не очень дружной, но очень дисциплинированной компании со странами Юго-Восточной Азии, с Ираном, но без Индии и Пакистана, со странами Средней Азии, но без стран Персидского залива, хотя и в диалоге с последними. Зачастую вся эта деятельность будет сопровождаться и политическими эксцессами, поскольку, как мы видим на примере Китая, Вьетнама и Японии, у этого экономического блока нет и не будет формата, подобного полной политической интеграции Еврозоны, и вопросы политики будут решаться через крупные площадки, по примеру ШОС.

Мы рассмотрели только три макропоказателя из двух десятков возможных. А что будет, если взять хотя бы ещё три, например, прямые инвестиции — внутренние и внешние? Так что элиты тут сами кователи такого положения, просто проблема в том, что всё это в конечном счёте оплачивать населению. Тем более что нам придётся постепенно осваивать знаменитый «азиатский способ производства» и, не исключено, что вспоминать практику плановых показателей.

Кто мешал этим же элитам посмотреть на два шага вперёд и, понимая, что конфликт с Западом неизбежен, готовить почву в виде работы в центрально-азиатском регионе? По одиночке пылесос затянет, а вот затянуть целый большой ЕАЭС, будь он насыщен собственным товарным производством, это задача куда как сложнее. Но товарное производство массовое у нас развивать не хотели, а дальше уже и возможностей особых будет всё меньше и меньше. И этот «тренд» на годы.