Наталия Осипова
Выставкой о нацистах и их преступлениях, открытой в Центральном музее Вооруженных сил Российской Федерации, проект "Нюрнберг. Начало мира", посвященный событиям и героям Международного военного трибунала, завершил свой активный годовой цикл.
В самом начале итог работы рисовался в победных тонах.
Планировалось потрясти журналистским топором и отчитаться бодро: дескать, это было славное время охоты за нацистами. Но так сказать не получается. Проект, который казался на старте походом по местам боевой славы великих предков по понятному в общем-то маршруту оказался абсолютно иным — сложным, порой даже мучительным от осознания того, что множеству людей тема Победы неприятна, как докучливое жужжание. Единства вокруг безусловной истины Победы, как оказалось, нет.На пути встречались энтузиасты, реже, чем бы хотелось, и чаще, чем предполагалось, встречались циники, скептики, коммерсанты и даже победофобы. Все те, кто или использует эту тему в своих целях, или предпочел бы о ней не вспоминать даже по праздникам.
Самое шокирующее открытие о текущей реальности: иногда в своей стране приходится с трудом пробивать очень важные проекты, рассказывающие о прошлом, о войне. Особенно тяжко, когда ничего не получается — из-за ведомственных ограничений, интересов, иногда коммерциализации исторической памяти. Здесь — закон, там — прайс, тут — правовой акт, а еще права собственности, а еще требования наследников, а еще жалобщики.
А в итоге сделать популярный проект, опираясь на документы, очень сложно. Чтобы под каждым рассуждением — настоящие фотографии, бумаги, письма, доказательства, свидетельства, а не исторический блогерский свист.
Очень сложно, но иначе нельзя.
Юридические и организационные сложности преодолеваются, хотя часто и огромными усилиями, а вот идеологические — никогда. Когда руководитель культурной институции говорит тебе: "И о чем будет ваше мероприятие? Опять про то, что Россия лучшая и всех победила? Только вот без этого, пожалуйста. Мы бы не очень хотели брендироваться с этим". И стоишь оглушенная с трубкой в руке — и едва сдерживаешься. А сдерживаться надо, потому что в культуре без сдержанности нечего делать — тема Победы воспринимается как государственно-пропагандистская, мертвая, кондовая, поэтому ее "не надо". Это если по-честному, а не для отчета. Для отчета все покивают и покажут патриотическое кино.
И не раз за эти полтора года работы проекта то один, то другой участник нашей редакции ощущал на себе испытующие взгляды знакомых — вы блаженные идиоты, которым больше всех надо, или вы решили "подзаработать на теме войны"? Третий вариант часто не приходит людям в голову.
И это настоящая грусть-печаль. Редкие энтузиасты, увлеченные люди, способные годами исследовать самые травматичные, сложные, жестокие темы, связанные с нацизмом, встречаются редко, и общество отвыкло от встреч с подлинным профессионализмом и подвижничеством — при всей огромной востребованности темы. А именно такие нужны остро, как нужны были фронтовики, способные нелицемерно и одновременно деликатно рассказать о войне детям. Именно искренние люди могут рассказать новому поколению военную правду — так, чтобы заинтересовать, чтобы задеть за живое. Но на каждый класс, стрим, модуль, урок их не напасешься. А циники и коммерсанты от истории расскажут так, что детей вывернет от лицемерия. И будет только хуже. Уж тогда им лучше ничего не знать, ограничившись сухой строкой учебника.
Мы делали проект о том, как союзники по антигитлеровской коалиции юридически обоснованно, доказательно, в открытом судебном процессе осудили нацизм. И были уверены, что уж с Западом в этой теме проблем не будет. И сейчас мы как елки обвешаемся партнерствами, коллаборациями, совместными проектами с самыми передовыми европейскими и американскими институциями, изучающими историю нацизма и трибунала, и все вместе еще раз соединимся, теперь уже интеллектуально, чтобы напомнить мертвому зверю нацизма о том, что он убит. Не тут-то было. Все ожидания, идеи, предложения пошли прахом. Каждый за себя — и никто не за Россию.
Мы получали самые экзотические ответы от наших потенциальных западных партнеров. "Какая прекрасная идея, у нас даже есть грантовые программы для подобных тем, напишите нам заявку, срок подачи заявки два года назад миновал, сейчас бы как раз пришло время принятия решений". Или: "Обязательно посотрудничаем, выберите нужные документы и фотографии на сайте и пришлите нам номера, мы вышлем счет". Или: назначенный для коммуникации сотрудник уходит в глухую оборону, рассказывая нам о трудностях своей семейной жизни и невозможности уделять время работе над проектом. И это все в лучшем случае. В худшем и типичном — молчание, игнорирование.
Да и то правда — зачем говорить вместе с русскими про Нюрнберг. Ведь все исторические роли давно распределены. Америка — главный победитель, американский солдат свернул шею Гитлеру. Германия находится в оккупированном состоянии и продолжает каяться перед теми, кого разорила и убивала, — перед всеми, кроме русских. Франция и Англия поддерживают своего главного партнера по Нюрнбергу — США. Россия тут годится только на роль виноватой, каковую, собственно, нам и навязывают упорно, год за годом. Кто-то же должен быть злодеем? Германию на роль злодея уже нельзя, она полностью разоружилась, раскаялась, денацифицировалась, да и НАТО и европейская солидарность не велят. Как сказал мне один наш настоящий западный партнер из Германии, когда мы обсуждали один совместный проект (тоже, впрочем, несостоявшийся): "Вы, русские, исходите в вашем мировоззрении из Победы 1945 года. И в этом смысле Нюрнберг — то, о чем вы хотите и должны говорить. А в Германии исходят из того, что в 90-е победили империю зла, которая угнетала народы уже после Второй мировой войны, и Германия в результате этой победы получила свою свободу". Две разные картины мира. Для нас Победа и Нюрнберг действительно стали началом нового мира, мы так и делим эпохи на довоенную и послевоенную, а у наших партнеров рубежный год, разделяющий эпохи надвое, — 1991-й, год крушения СССР. И это принципиальное различие.
Поэтому мы с нашими героями, сюжетами, открытиями о нацизме, геноциде, Нюрнберге миру не нужны. Рынок смыслов, заслуг, героев уже сложился. Идеологически, исторически, кинематографически, медийно, масскультно все описано и каталогизировано. Русских как спасителей мира никто не ждет.
В США существует Центр Роберта Джексона — институция по изучению и сохранению наследия Нюрнберга. Его Америка много лет делала настоящим супергероем, борцом за идеалы добра и справедливости. Поэтому о нем знает весь мир, а о нашем обвинителе, прокуроре Романе Руденко, не знаем часто и мы сами. На запуске проекта мы радостно припали было к источнику, думая, что проделана классная работа и мы сможем многое почерпнуть, не копая сами. Многое уже сделано до нас. И это верно. Работа проделана гигантская. Для Америки. Интересные материалы, большой архив, сведение звука и видео в единые треки, дающие представление о происходящем в зале суда. Раньше отдельно снимали картинку и отдельно писали звук. И для получения современного эффекта съемки надо соединять два источника в один — воспоминания, фото, хронологию процесса. Какое совпадение, а мы ведь решили делать рубрику "Хронотоп", следуя за логикой процесса день за днем.
Нырнула вглубь американской исторической реальности. Решила не мелочиться и сразу пойти по ключевым точкам, одна из главных — допрос Геринга Романом Руденко, который позволил загнать нациста в угол и вынудить его признаться в совершенных преступлениях. И что же стоит в хронологии Центра Джексона в этот день? А ничего. Его просто нет, такого события. Идеальный способ настройки. Не надо врать про историю, можно ее просто забыть. И все — на зачищенном от заслуг советских участников процесса поле будут сиять только американские достижения.
Метод работает идеально и производит патриотов Америки из наших людей до сих пор, исправно и с превышением плана. А кто виноват? Ну уж точно не американцы. Ведь это мы не создали свой аналогичный институт, не ведем его работу и не выкладываем результаты на разных языках, не учим студентов в России на материалах Нюрнбергского процесса — правоведов, переводчиков, историков. А они своих учат. И чужих учат. Так кто виноват, кроме нас самих? Победителей, которые из скромности решили не настаивать на своих заслугах тогда, и в 1945/46-м упустили прекрасную возможность не промолчать. Недостаточно занимаясь пропагандой своих побед и достижений, мы в итоге были вынуждены реагировать на ложь, оскорбления и обвинения в адрес советских солдат и полководцев. Вместо того чтобы ставить памятники своим освободителям в Освенциме, мы вынуждены защищать от надругательств те, что стоят на главных площадях европейских столиц. И не защитили.
Русские не рассказывали о своем Нюрнберге не только Западу и Востоку, но и самим себе. После завершения суда эту тему не очень-то любила и советская официальная пропаганда, по многим причинам. Возможно, потому, что трое нацистов были признаны невиновными и отпущены (а это был удар по позиции СССР, хотя они были потом осуждены по другим процессам). Возможно, потому, что тема огромных жертв — а именно в Нюрнберге обсуждался уровень и масштаб насилия нацистов над советскими людьми — была болезненна и указывала на цену Победы. Из 27 миллионов погибших большинством были не воины, а мирные жители, что ставило неизбежные вопросы к власти. Почему допустили? Только сейчас, спустя столько лет тема геноцида звучит уже без стеснений и экивоков, только сейчас вскрываются многие расстрельные рвы, открываются старые документы и заводятся новые уголовные дела о нацистах и их пособниках. Сейчас, когда большинство из них уже ушли в мир иной и наказывать некого.
Вопрос: ну а почему молчали? Возможно, потому, что огромное количество пособников было на территории Белоруссии и Украины, это были советские граждане, те самые бандеровцы, которые с тех пор ведут войну с Россией. Не хотели бередить.
Тема геноцида и участия в нем советских же граждан была болезненна и опасна как открытая рана — ее постарались как можно быстрее зашить наживую и не отворять. Сосредоточившись на теме Победы, героев, защитников. Но без злодея нет героя. Без зла величие подвига невозможно понять.
Мы несколько раз слышали: а зачем вы рассказываете о нацистах, о плохих? Расскажите лучше о героях. Но если имена злодеев — табу, то кого победили те самые великие наши деды, наши гераклы и тесеи, которые теперь в мраморе памятников в музеях или на кладбищах? Без злодея нет героя — и без героя нет злодея.
Для этого мы и вглядываемся близко в зло, чтобы ужаснуться ему, отпрянуть и убедиться, что мы на правильной стороне. На нашей выставке в музее эти лица со списками их преступлений и страшными словами их последней присяги Гитлеру — нераскаявшиеся нюрнбергские преступники, казненные, но даже перед петлей сохранявшие верность своей идеологии и своему вождю. Именно с такими убежденными злодеями пришлось воевать нашим предкам. Как было справиться с ними, такими сильными, умными, жестокими, так искренне и технично ненавидящими нас и выстраивавшими идеальную машину нашего уничтожения? Никто не смог, вся Европа полегла, а наши предки смогли.
Осознать их величие, можно только осознавая масштабы зла и не щадя себя. Чтобы понять Победу, приходится входить в пространство огромной боли. А это уже риски, персональные. Почему празднование Дня Победы вызывает порой такое чувство протеста у юных? Потому что они видели только парад, но не видели кровавых рек, которые были остановлены победителями. Без боли нет избавления от невежества и цинизма. Рассказывать о Победе новым поколениям теперь придется через историю не только героев, но и жертв войны и виновников ее. Вот так, по классике: жертва, виновник, спаситель. По законам человеческой и медийной драматургии. И все делать честно.
Почему же не делали раньше? А раньше и незачем было. По умолчанию все знали, что такое война. Победители — все были живы. Кому объяснять? Трагедия только что завершилась. И после ее финала — в Нюрнберге — нужно было строить мирную жизнь. После ужасающей, чудовищно кровавой войны невозможно было говорить о ее жертвах каждый день, иначе мира не построишь. Да и кому говорить? Если все всё знали: и вернувшиеся с фронта, и те, кто был в тылу, и те, кто был в оккупации. В каждой семье свое болело. Именно об этом не любили говорить фронтовики — болело. Не потому, что стыдились Победы или боевого пути, но потому, что невозможно было еще и говорить об этом. Нюрнберг же вытаскивает тему жертвы и боли. Оказывается, так и не избытой до конца. И потому с этой темой слишком сложно иметь дело.
Не все выдерживали наш большой редакционный поход. Личные обстоятельства, дела, новые ситуации — любая команда меняется по мере приближения к цели. Путь вообще меняет нас. Но иногда происходили и вовсе необъяснимые истории, когда мы не могли преодолеть внезапно возникшего недопонимания. Препятствия и проблемы возникали на каждом шагу. Похоже, это не преувеличение — с темой нацизма на личном уровне очень сложно иметь дело. Она токсична, она опасна для многих аспектов жизни — страдают здоровье, карьеры, дружбы. Кое-какие потери мы до сих пор оплакиваем. Но наросли и новые друзья, помощники, союзники.
Главное открытие, которое может обескуражить, но и вызвать желание не сдаваться: а ничего не закончилось. Тема фашизма устроена невероятно коварно — о ней, с одной стороны, надо напоминать чуть не каждый день, с другой стороны, от частого напоминания зарастают цинизмом уши. Тупик. И потому так удобно идеологическим спекулянтам всех мастей говорить: ой, ну сколько уже можно про эту вашу Победу — спустя 76 лет... Увы, можно столько, столько нужно. У этой темы нет времени в привычном понимании. Оно не уходит, не утекает, не перестает. Как монахи читают за мир свои молитвы неусыпно, так и мы обязаны произносить, снимать, писать, думать о нацизме постоянно, приговаривая его каждый день к пожизненному — и без права помилования. Так сложно и мучительно устроена эта работа.
И каждый новый циник и неонацист возникает там и тогда, где эта работа не сделана.
Самое важное — когда сквозь пелену недоверия, усталости, равнодушия проглядывает живой интерес людей. От нынешних молодых ребят требуется куда больше интеллекта и душевных сил, чтобы понять, что такое Победа, продираясь через толщу равнодушных взрослых или казенную неудачную пропаганду. И это золотые дети. Я их видела, они есть, значит, все не зря.
Закрыв проект, мы не снимаем с себя обязательств — вот что самое сложное. Нельзя проснуться на следующее утро после Нюрнберга и забыть о нем. Мы же, собственно, именно это хотели поведать миру, напомнив о главном событии в истории XX века. Теперь каждому участнику команды проекта с этим жить — обдумывая, какие нужно и можно делать шаги в мире, который обязан Победе и Нюрнбергу, но предпочел об обязательствах забыть.
Свежие комментарии