О чем свидетельствует расследование сенатского комитета по разведке
«Свободная пресса» продолжает публиковать переводы авторов из альтернативных западных СМИ. Это далеко не та пропаганда, которую печатают в CNN, New York Times, Washington Post, Los-Angeles Times и других «авторитетных» медиаресурсах.
Если вам интересно побольше о узнать об этих авторах, можно заглянуть сюда.«…Должен сказать, что мы с уважением относимся к нашим коллегам, оппонентам и партнерам — Центральному разведывательному управлению. <…> Мы признаем то, что они, повторяю, одни из лучших в мире…»
Из интервью Директора Службы внешней разведки (СВР) РФ Сергея Нарышкина.
Несмотря на цензурную правку, псевдонимы и тысячи неизданных страниц, доклад сенатского комитета по разведке о пытках, практикуемых Центральным разведывательным управлением после 11 сентября, то есть краткое изложение, доступное общественности, является самым жестким актом надзора, который когда-либо был проведен в ходе «Войны с террором».
Этот комитет, как правило, защищает учреждения и деятельность, которые он номинально контролирует. Примечательно, что расследование пыток выявило ужасные реалии, имеющие место в тайных тюрьмах ЦРУ. Это точно и строго продемонстрировало, как вокруг своего варварства, называемого «усиленным допросом», ЦРУ построило Большую Ложь.
Но ведущий следователь комитета говорит, что он мог расследовать только два из трех компонентов программы пыток. Третье для истории потеряно.
ЦРУ назвало это программу RDI, что означает Renditions, Detentions and Interrogations (выдачи, задержания и допросы — С.Д.). «Выдачи» — это пытки, переданные на аутсорсинг: ЦРУ похищает кого-то и отправляет его на жестокое обращение либо аппаратом безопасности их родной страны, либо, в варианте «экстраординарной выдачи», аппаратом безопасности третьей страны. «Задержания» — это обслуживание, логистика и прямые операции в тайных тюрьмах, где ЦРУ, а не союзная разведывательная служба, содержало людей в заключении. «Допросы» — это пытки, которые применяло ЦРУ.
Выдачи были ядром программы. Они были единственным аспектом пыток ЦРУ в ходе операции 11 сентября. Та организация в рамках Контртеррористического центра ЦРУ, которая осуществляла его — Группа выдачи — после 11 сентября расширилась, став Группой RDI, или RDI Group (RDG).
Один из людей, участвовавших в Группе выдачи с самого начала, Майк Шойер, в недооцененном видеоролике много лет назад объяснил: «После 11 сентября ЦРУ во всем городе было единственным, кто вел игру. Белый дом Буша подтолкнул ЦРУ к ускорению программы выдачи». (Шойер принимал в этом участие.)
И все же мы знаем гораздо больше о задержаниях и допросах, чем о выдачах. Сенатское расследование касалось исключительно задержаний и допросов сотрудниками ЦРУ. Все те шесть лет, что велось расследование, ЦРУ настойчиво боролось за то, чтобы ограничить даже этот ограниченный мандат. По словам Дэниела Дж. Джонса, ведущего следователя, это не позволит следователям Сената расширить свои полномочия. «Тяжелым испытанием было все», — вспоминает Джонс.
И даже если бы агентство каким-то образом разрешило ему расследовать выдачи, опыт Джонса по копанию в намеренно запутанных и неполных записях, которые предоставляло ЦРУ, которые впоследствии иногда исчезали, приводит его к выводу, что собственные учеты агентства о выдачах, вероятно, далеко не всесторонни и обстоятельны.
«Записи [ЦРУ о задержаниях и допросах] в 2002 году являются подробными. По мере продолжения программы „задержаний и допросов“ мы видели все менее и менее надежное ведение учетов, — вспоминает Джонс. — Можно себе представить, что это также относится и к выдачам».
Все три компонента программы были связаны друг с другом, и поэтому время от времени Джонс видел проблески; предложения и подсказки о том, что такое выдачи. Но выдачи не только выходили за рамки его расследования, ему уже приходилось довольствоваться той безумной и кропотливой работой по выяснению того, кто находился и не находился в заключении ЦРУ, а затем выяснять, насколько значимыми были такие различия, когда дело касалось как внутренних классификаций, так и фактического обращения с людьми. Это было нелегко.
Официально говоря, сенату удалось установить по меньшей мере 119 человек, которых в 2002—2008 годах ЦРУ держало в тайных тюрьмах. «У нас с агентством была переписка о том, кто был задержан ЦРУ, а кто нет. Комитет, озвучивая число „119“, ведет себя крайне консервативно. Все, кто принимал участие в этом расследовании, считают, что ЦРУ задерживало более 119 человек», — пояснил Джонс.
«Если ЦРУ не знает, сколько людей находилось у него в заключении, очень маловероятно, что вообще существует хоть какой-либо учет людей, которые были просто „передаваемыми“, то есть, теми, кто ненадолго находился под стражей в ЦРУ, прежде чем их передали в партнерскую разведывательную службу, и тех, кто не находился у них в заключении. …Тенет и каждый другой директор [ЦРУ] говорили, что [программа пыток] была в то время центральной контртеррористической программой ЦРУ. Поскольку это была центральная программа — и невероятно секретная, — то было бы разумно полагать, что ЦРУ должен был бы вести надежную секретную документацию», — продолжил он.
«Если бы на самом деле часть программы „задержаний и допросов“ рассматривалась ЦРУ как центральный компонент Войны с террором, нет никаких оснований полагать, что по „программе выдач“ учеты они будут вести лучше».
Два факта о пытках Центральным разведывательным управлением делают предположение Джонса особенно убедительным.
Во-первых, единственная причина, по которой Комитет сената по разведке вообще приступил к своему расследованию, заключается в том, что две ведущие фигуры в программе — Хосе Родригес и Джина Хэспел — уничтожили видеозаписи пыток двух мужчин в первой после 11 сентября тайной тюрьме, что даже привело к возбуждению уголовного дела. Как только сенат узнал об уничтожении этих записей из «Нью-Йорк таймс», а не от ЦРУ, Комитет больше не мог найти достоверных причин к тому, чтобы отказать в проведении собственного расследования.
Во-вторых, в большинстве продолжительных выступлений и свидетельских показаний директоров ЦРУ Джорджа Тенета, Портера Госса и Майкла Хэйдена неоднократно подчеркивали, что их война с терроризмом является международным командным видом спорта. Они делали это так часто, что журналисты редко утруждали себя цитированием; это казалось чем-то шаблонным. Эта формулировка служила корыстным интересам, поскольку, когда они ссылались на важность сотрудничества с союзническими разведывательными службами, то это служило основанием для того, чтобы так и не раскрывать, в чем состояло это сотрудничество. Но они правы в том, что опора на различные «мухабараты"* поддерживает их войну в жизнеспособном состоянии. «Я не в состоянии переоценить то, насколько жизненно важны эти отношения для наших общих усилий», — сказал Хэйден в одном из типичных выступлений в сентябре 2007 года.
Отсутствие учетов о выдачах, даже в докладе сенату о пытках, больше не является новостью. Я сообщил об этом в 2016 году в своей статье в The Guardian. Но что меня с тех пор беспокоит, так это то, как мало внимания уделялось этому отсутствию. После нашей недавней статьи в издании Forever Wars (Вечные войны — С.Д.) об указании мертвых я все больше и больше думал об этом — об огромном пробеле в наших исторических знаниях о выдачах; о вероятности того, что если эти данные не удалось включить даже в доклады сенату о пытках, то мы, вероятно, и не собираемся заполнять эти пробелы. Факт состоит в том, что почти всем на это наплевать.
Ужасный вывод состоит в том, что исчезновения работают.
О выдачах нам кое-что известно. В частности, мы знаем, что ЦРУ снимало обнаженные тела связанных заключенных в момент их передачи. Это было документированием выдачи. Предположительно, это делалось для того, чтобы доказать, что кто-то, кто в конечном итоге мог умереть в иностранной камере пыток, был жив, когда он был в руках ЦРУ.
(Правозащитная организация — С.Д.) Human Rights Watch в 2008 году смогла задокументировать передачу иорданцам 14 человек, которые содержались под стражей ЦРУ. Один из них, Абу Хамза аль-Табуки, вспоминал: «С первого дня они начали допрашивать меня, используя методы террора и страха, пыток и избиений, оскорблений и словесных оскорблений, угрожая обнажить мои интимные части и изнасиловать меня. Меня неоднократно избивали и оскорбляли вместе с моими родителями и семьей». Те, кто знаком с историей пыток, особенно в контексте войны, заметят, насколько распространены в ней сексуальные пытки.
Когда в 2011 году США помогли свергнуть Муаммара Каддафи, это ненароком привело к публикации файлов, находившихся в кабинетах аппарата внутренней безопасности Каддафи. Это закончилось тем, что случайно было раскрыло то, как выглядело сотрудничество ЦРУ и Ливии на практике. Это было действительно не очень приятное чтение.
Как и запутанная история выдачи Абу Омара, которого ЦРУ похитило в Милане после того, как Италия предоставила ему убежище.
В своей статье в Guardian в 2016 год я сообщил, что выдачи были «самой большой» частью ЦРУшной программы выдач, задержаний и допросов. Джонс услужливо напоминает мне, что «на самом деле мы ничего этого не знаем».
Справедливости ради следует указать, что я использовал расследование Европейского парламента от 2007 года, в котором сообщалось: «По меньшей мере 1245 рейсов, выполняемых ЦРУ, влетали в воздушное пространство Европы или останавливались в европейских аэропортах в период с конца 2001 по конец 2005 года, к которым следует добавить неуказанное количество военных рейсов, сделанных с той же целью; …с одной стороны, возможно, рейсов ЦРУ было больше, чем подтверждено расследованиями, проведенными Временным комитетом, в то время как, с другой стороны, не все эти рейсы использовались для экстраординарных выдач».
Обратите внимание на последнюю строчку. Обратите внимание, как ЕС признает пределы своего расследовательского видения европейского соучастия. Следователи ЕС смогли задокументировать более 1200 рейсов ЦРУ в Европу за четыре года. Они не могут сказать, что каждый рейс был «паромом для выдачи» или что каждый рейс соответствует переданному человеку. Они в состоянии сказать, что благодаря упрямству ряда правительств не могут ответить на этот вопрос, и в качестве запасного варианта предлагают свои лучшие доказательства в качестве подтверждения масштабов программы, поверхность которой они едва могут царапнуть.
В 2007 году Хэйден превратил эту неопределенность в оружие, чтобы дискредитировать ЕС. «Предположение о том, что даже значительное число из этих 1245 рейсов перевозило задержанных, откровенно абсурдно даже на первый взгляд», — усмехнулся он.
Только все это вовсе не абсурд. Это правда, что у Хэйдена был эксклюзивный доступ к тому, что осталось от учетов ЦРУ. Поэтому с позиции власти он мог утверждать, что программа пыток ЦРУ «предназначена только для самых опасных террористов и тех, кто, как считается, обладает наиболее ценной информацией — такой, как информация о планируемых атаках».
К несчастью для Хэйдена, Шойер в 2008 году случайно стал ему противоречить, когда сказал, что он «управлял выдачами», когда был в Центре по борьбе с терроризмом.
«При г-не Клинтоне мы сосредоточились на очень высокопоставленных членах Аль-Каиды**», — вспоминал Шойер (который не ответил на мое сообщение с просьбой это прокомментировать) на мероприятии в Беркли в том году. После 11 сентября он сказал аудитории: «Планку немного опустили, и мы начали подбирать других людей».
Апологеты выдачи, включая Хэйдена, склонны описывать выдачу как меру законную, при наличии гарантий гуманного обращения со стороны других стран. Шойер — редкий сотрудник ЦРУ, который официально признает, что это чушь собачья. «При г-не Клинтоне мы должны были убрать их с улицы и организовать их возвращение тому правительству, которому они были нужны для судебного процесса», — сказал он на том мероприятии.
«Мы вернулись в Белый дом и сказали: «Это то, что мы планируем сделать; вы хотите, чтобы мы это сделали?» Да, был ответ. «Ну, мы собираемся отвезти их в страны, где они находятся в розыске, но ваш государственный департамент каждый год будет говорить: «эта страна нарушает права человека», или ее судебные процессы не такие, какими мы хотим их видеть». И все как бы сморщились и сказали: «О, это может быть проблемой. Можете ли вы заставить эти страны сказать: «Мы будем обращаться с этими людьми в соответствии с нашими собственными законами?» И мы сказали: «Да, мы почти уверены, что страна X будет обращаться с ними в соответствии [со своими собственными законами] - но это не снимет вас с крючка!»
Но на этом все и закончилось. А президент Клинтон и [советник по национальной безопасности Сэнди] Бергер заявили, что они настаивали на гарантиях того, что с этими заключенными будут обращаться в соответствии с американскими стандартами или международным правом. Так вот, я был там. Я руководил операциями. Это никогда не было требованием, о котором я знал. Это полностью своего рода постфактум-защита того, что уже было сделано."
За Хэйдена послужной список лжи. Когда Джонс смог изучить учетов задержаний и допросов ЦРУ, то он увидел, насколько сильно Хэйден и другие сотрудники ЦРУ манипулировали правдой. Целое приложение к докладу сенатского комитета по разведке развенчивает тот поток лжи, который о пытках ЦРУ Хэйден излил всего за один день дачи показаний. (Приложение 3, начиная со страницы 462 отчета) И это еще не конец: смотрите «Царство террора» (Reign of Terror).
Прокрутите этот фрагмент до цитаты Джонса о том, как происходит «туда-сюда» по поводу того, кого агентство считает задержанными, побуждая сенат действовать консервативно, подсчитав в тайных тюрьмах всего 119 человек. Хэйден в 2007 году утверждал, что число заключенных в тайных тюрьмах составляло «менее 100 человек». Все это особенно бросается в глаза при рассмотрении утверждения Хэйдена в той же речи о том, что
«количество выдач на самом деле еще меньше».
Чего нам не хватает, и чего нам, вероятно, всегда будет не хватать, так это системного понимания представлений, необычных и (вздохи) «обычных». Доклад сенатского комитета по разведке появился в результате уникальной возможности и стечения исторических обстоятельств. Ни чего из этого больше не вернется. Джонс оказал выдающуюся услугу истории. Я пишу все это не для того, чтобы винить его в том, что он не смог раскрыть программу выдач.
«У нас было два варианта в мире ограниченных ресурсов: попытаться полностью детализировать все выдачи; или подробно описать выдачи и допросы лиц, находившихся „в заключении у американцев“, — сказал Джонс. — Это все еще правильный выбор, но таким образом делается ложное предположение о том, что конгресс может располагать лишь самыми минимальными следственными ресурсами. По сути, мы сами решили жить в этом мире ограниченного надзора».
Черт. Посидите минутку над этой цитатой. Джонс указывает на полное и безо всяких последствий уничтожение истины. Отметина на теле жертвы — вот истинное измерение пыток, особенно когда мы считаем, что каждому человеку присущи значимость и достоинство. Официальное отрицание того, что отметина была сделана, особенно если отметины сделаны на неизвестном количестве людей, является преступлением больше не только против них, но преступлением против истории.
Одна из тех людей, кто непосредственно причастен как к отметинам, так и к отрицанию их наличия — после того, как о них стало известно, — выросла до поста директора ЦРУ. И директором ее утвердили при двухпартийном согласии. Один из ее помощников сейчас является директором национальной разведки. Другой возглавляет сенатский комитет по разведке.
«Надзорные механизмы и исполнительная власть позволили, чтобы как неподобающее, так и незаконное поведение осталось без последствий, — сказал Джонс. — Никогда не наступает никакой ответственности. Поводка нет. Он просто отстегнут. В такой слабой надзорной среде, с чего бы им думать, что им нужны учеты?».
Автор: Спенсер Эккерман — Spencer Ackerman — американский журналист и писатель. Специализируется на проблематике национальной безопасности. Свою карьеру он начал в The New Republic в 2002 году, затем писал для Wired, The Guardian и The Daily Beast.
В 2012 году получил премию National Magazine Award (также известная как Ellie Awards) за репортаж о предвзятых учебных материалах ФБР и в 2014 году — Пулитцеровскую премию за освещение раскрытий глобальной слежки 2013 года.
Эккерман работал в Афганистане, Ираке и в зоне Залива Гуантанамо.
Перевод Сергея Духанова.
Публикуется с разрешения издателя.
Свежие комментарии