Незнаменитая война 17-го века. Вторая осада Казале

Амброджио Спинола прибыл в Милан 23 сентября 1629 года и занялся подготовкой к осаде Казале. Испанская википедия [28] утверждает, что он пытался договориться с Карло Гонзага, во что очень трудно поверить, после чего занял несколько городов (Ницца делла Палья, Акви, Понцоне и др.), ранее оставленные доном Гонсало де Кордова [26], [28]. На этом боевые действия в этом году были завершены и возобновились лишь в конце апреля следующего года.

Разумеется, французский король и Ришелье знали об испанских планах. Но решиться на новый поход в Италию было не так-то легко. Происпанская партия Святош (Devots) во главе с королевой-матерью и в прошлом году была против экспедиции в Италию, а теперь, когда Хабсбурги подняли ставки — тем более. Перспектива большой войны с двумя сильнейшими государствами Европы у многих во Франции вызывала панический страх. Именно тогда, осенью 1629 года произошёл полный разрыв Ришелье с Мари Медичи, которая, собственно, и привела его к власти.

Окончательное решение о новом походе было принято лишь в конце ноября. Как и в прошлом году, было решено не дожидаться окончания зимнего периода, причём, похоже, опять неожиданно для противников. Король вновь хотел оставить за собой командование армией — вопреки стереотипам он был неплохим полководцем и, только командуя войсками, чувствовал себя уверенно, но из-за внутрисемейных и прочих проблем был вынужден остаться в Париже. Поэтому общее руководство армией вновь осуществлял Ришелье, при котором находилась вся военная элита Франции: маршалы Креки, ла Форc, Анри Шомбер (эта семья дала нескольких маршалов Франции), а также Бассомпьер, Шатийон, герцог Монморанси и кардинал ла Валетт. Надо сказать, что Ришелье так тасовал военное руководство, что трудно разобраться, кто командовал в каждом конкретном случае. И нельзя сказать, чтобы это шло на пользу дела.

26 декабря Ришелье выехал из Парижа, 18 января уже был в Лионе, где заканчивал подготовку перехода через Альпы. Там же, в Лионе кардинал впервые встретил папского представителя Джулио Маццарино, в дальнейшем ставшим во Франции Жюлем Мазареном, а в России почему-то превратившимся в Мазарини. Предложения Урбана VIII-го не устроили Ришелье (хотя они оба, мягко говоря, не любили испанцев), но в дальнейшем Маццарино всё-таки продолжил свою посредническую деятельность. Очевидно, они оба — кардинал и представитель папы нашли общий язык, поскольку практически сразу Маццарино начал отстаивать не столько мир во всей Италии, сколько конкретные французские интересы.

На момент формирования армии оставался нерешённым важный вопрос — с кем, собственно, воевать? Осада Казале испанцами только планировалась, а попытка оказать помощь Мантуе, вероятно, никогда всерьёз и не рассматривалась: для этого требовалось пересечь Савойское герцогство и затем либо пройти через Миланское в Мантую (около 100 км враждебной территории в самом узком месте) либо обойти Миланесадо через всю Швейцарию с запада на восток (т. е. через Альпы) и выйти в союзную Венецию. Это было бы очень трудно даже при искренней и полноценной помощи савойской армии (ага, сейчас). Оставалось только предоставить Мантую её участи.

Разумеется, очень многое зависело от позиции герцога Савойского. А её поначалу не знал и сам герцог — он азартно торговался и с кардиналом, и с Амброджио Спинола и лишь в декабре определился в пользу последнего: Спинола предложил больше (хотя, конечно, совершенно герцогу не доверял; более того — они друг друга ненавидели. Спинола считал, что для Франции и Испании было бы гораздо лучше попросту поделить Савойское герцогство [33]). В обмен на большую часть Монферрато Карло-Эмануэле обещал предоставить для осады Казале 6,5 тыс. пехотинцев и, разумеется, закрыть французам дорогу к крепости [15]. Таким образом, первоочередной задачей для французов становилась оккупация всего герцогства Савойя или хотя бы его центральной части — княжества Пьемонт.

Армия, которая должна была вторгнуться в Пьемонт, а оттуда — в Монферрато, насчитывала, по разным оценкам, от 15 тыс. [8] до 23 тыс. [28]. Согласно [16], в марте французская армия состояла из 15 пехотных полков, 35 кавалерийских рот, а также 20 пушек, в целом около 22 тыс., согласно де Перини — 21 тыс., включая 2 тыс. гарнизона в Казале [31]. Это было несколько больше, чем имелось у герцога Савойского, построившего укреплённый лагерь у Авельяно, на правом берегу реки Дора Рипариа. По разным данным, в лагере находилось от 12,5 тыс. (10 тыс. пехоты и 2,5 тыс. кавалерии) [16] до 18 тыс. (14 тыс. пехоты и 4 тыс. конницы) [10].

23 февраля кардинал с армией пересёк перевал Монженевр [29] и прибыл в Сузу, где ещё 3 недели вёл переговоры с Савойским герцогом, пытаясь убедить его выполнить прошлогодний договор. Лишь после откровенно хамского ответа герцога стало ясно, что война неизбежна. 13 марта [29] Ришелье c армией начал марш к Турину. Авангард маршала Креки (7 тыс. человек) демонстративно отправился по дороге на Асти [31], то есть на юго-восток, а остальная часть армии переправилась через Дора Рипариа и прошла по левому берегу реки мимо лагеря у Авельяно. 19 марта французы вновь переправились у Казалетта, между Авельяно и городом Риволи, находящимся всего в 15 км от Турина, и захватили этот город, то есть Риволи.


Все итальянские источники утверждают, что кардинал приказал герцогу Монморанси захватить Карло-Эмануэле в его загородном дворце в Риволи и доставить к нему. Но последнего вовремя предупредили, и он скрылся в Турине [15], [26], [32]. Французские источники это отрицают, хотя понятно, что у кардинала накопилось очень много вопросов к хитромудрому герцогу. Как бы то ни было, когда тот узнал, что французская армия идёт к Турину, то решил, что это за ним. Для обороны столицы савойский герцог стянул гарнизоны (не полностью, конечно) всех ближайших крепостей, включая Пиньероль (Пинероло).

Интересно, что в некоторых книгах рассказывается, как кардинал Ришелье проехал по улицам Турина с кирасой на груди и шпагой на поясе. На самом деле французы ни разу в этой войне даже и не осаждали Турин, поэтому такого променада быть не могло. Возможно, он проехал по улицам Пиньероля или Шамбери — старой столицы Савойского герцогства.

Узнав, что в Пиньероле почти не осталось гарнизона, французская армия 20 марта повернула на юго-запад в сторону этого города. Наряду с Казале, это была сильнейшая крепость в северной Италии, контролировавшая дороги в Милан, Геную и Вальтеллину. 21 марта город был осаждён и сдался уже на следующий день после нескольких выстрелов осадной батареи [31]. Замок держался чуть дольше — до 29 [17], [28] или 30 марта [30]. Его осаждали по всем правилам осадной науки — построили циркумвалационную линию (против попыток деблокады крепости) и начали рыть минную галерею. Однако гарнизон (около 700 человек [31]) сдался, не дожидаясь подрыва мины.

Позднее кардинал Ришелье с законной гордостью напоминал королю, что Пиньероль был взят на виду у герцога Савойского и генералов Спинолы и Коллальто. [10] Действительно, герцог просил о помощи у этих генералов, которые в это время не вели масштабных боевых действий. Однако нет данных, ни когда они прибыли, ни какие контингенты привели. Известно, что 4 апреля оба генерала находились в Карманьоле [28], городе в 30 км южнее Турина и 37 км восточнее Пиньероля. Возможно, они собирались снять осаду с крепости, но поспешная и позорная капитуляция сделала эти планы излишними.

Герцог предложил союзникам вести наступательную войну: осадить Пиньероль, взять Сузу и потом перенести войну во французское Дофине (это уже было не существовавшей тогда фантастикой). Но Спинола, у которого и так забот хватало, отказался. Он, как и Коллальто, вернулся к выполнению своей основной задачи. Однако, чтобы преградить французской армии дорогу в Монферрато, ему пришлось оставить в Пьемонте ограниченный контингент, согласно [16] — 7 тыс. испанской пехоты. Также и Коллальто оставил в распоряжении герцога часть армии, вероятно, тоже 5-7 тыс. человек [16].

Таким образом, сложилась ситуация, прямо противоположная той, на которую рассчитывал Спинола: не он получил савойские подкрепления для осады Казале, а, наоборот, ослабил свою армию для поддержки савойской. При этом герцог Савойский всё равно обиделся на отказ и начал засыпать мадридский двор кляузами на генерала, которые граф-герцог охотно принимал. Алессандро Салюццо в своей книге утверждал, что план наступательной войны был вполне реален [32], но он явно не хотел учитывать проблемы Спинолы, в первую очередь — финансовые.

Также 21 марта была захвачена крепость Пероза [31], а затем, уже в апреле французская армия взяла несколько замков южнее Пиньероля — Люцерна, Баньоло, Кавур и Брикераск. Это обеспечило гарнизону Пиньероля связь с провинцией Дофине. Затем Ришелье вернулся во Францию, оставив командование маршалу ла Форсу, который расположился лагерем между Сузой и Пиньеролем в ожидании подкреплений. Чтобы упростить снабжение, часть армии (10 полков и 20 рот кавалерии под командованием Шомбера [31]) разместили южнее, в районе Брикераска.

2 мая кардинал вместе с маршалом Креки и с 8 ротами гвардии вернулся во Францию и встретил короля в Гренобле [31]. Тот прибыл с подкреплением — 8 тыс. пехоты и 2 тыс. кавалерии [28]. Согласно [31], всего было собрано 20 тыс. человек (хотя А. Салуццо пишет, что в Савойю вторглось именно 10 тыс. [32]). Новая армия прошла в Италию через перевал Мон-Сени и начала завоевание Савойи. Имеется в виду историческая франкоговорящая область (при этом — герцогство внутри герцогства) со столицей Шамбери. По отношению к Казале область находилась «не по дороге», но король с кардиналом считали, что пока что нет смысла пробиваться через Пьемонт напрямую. Спинола хоть и начал боевые действия в Монферрато, но к Казале ещё даже не подошёл. Да и сама осада должна была длиться не менее двух-трёх месяцев, поскольку маркиз Туара (на верхней фотографии его бюст) был храбрым, энергичным и опытным военачальником, гарнизон был достаточно многочисленным и снабжён всем необходимым. А вот герцог Савойский, потеряв свою историческую родину, должен был стать куда более сговорчивым.

Между тем в Савойе располагалась сравнительно немногочисленная (7 тыс. человек, не считая милиции [31] или 8 тыс. [32]) армия принца Томмазо, причём её часть была раскидана по гарнизонам. Не имевший гарнизона Шамбери сдался 14 [32] или 16 [17] мая после двухдневной осады, на следующий день — его замок. Другие города тоже сдавались почти без сопротивления: 23 мая — Анси, 24 мая — Румилли [31]. 18 июня был взят последний крупный город Савойи — Монмельян (за исключением цитадели — её безуспешно осаждали более года) [32]. Принц Томмазо занял сильную позицию у Конфлана, но авангард французской армии (8,7 тыс. [31]) под командованием маршала Бассомпьера совершил глубокий обход через Уджине, причём пришлось пройти через несколько заснеженных перевалов по очень плохим дорогам. Чтобы не попасть в окружение, принцу Томмазо пришлось отступить к Мутье [31]. 6 июля французы выиграли бой у Сеез, после которого Томмазо был вынужден покинуть Савойю и отступить ещё дальше на восток — в долину Аосты. В свою очередь французы вернулись в Шамбери, а оттуда — во Францию, в Гренобль. За всё время боевых действий армия потеряла убитыми 1 офицера и 64 солдата [31].

Между тем, как уже было сказано, в конце апреля Спинола начал наступление на Монферрат [16]. Для начала он вернул города, захваченные французами: Понтестура сдалась через 5 дней осады, её гарнизон (800 [16] или 1800 [32] человек, что менее вероятно) был отпущен во Францию под обещание не воевать. Гарнизон в Розиано (300 человек [32]) держался две недели и при капитуляции добился права прибыть в Казале. Также испанцы взяли Сан-Джорджио.

Эти осады несколько задержали испанскую армию, поэтому осадные работы у самого Казале начались лишь 23 мая [16], [32]. Спинола несколько самонадеянно обещал испанскому королю взять город за 40 дней [33]. Это странное бахвальство не соответствовало ни его характеру, ни предыдущему опыту: Берген-ап-Зом и Бреду он осаждал по 10 месяцев и в первом случае был вынужден отступить.

На тот момент гарнизон крепости насчитывал 3 тыс. человек — 2 тыс. французов (1700 пехотинцев из 5 полков и 400 кавалеристов, как легких, так и жандармов) и тысячу уроженцев Монферрато [35]. Правда, о боевых качествах последних лишь немногие были высокого мнения. В цитадели размещалось 60 орудий [35], хотя, быть может, это имелось в виду количество во всей крепости.

Крепость из средневековой была переделана в современную, бастионного типа в 1590 году, для 17-го века — совсем недавно. На севере она примыкала к реке По хлипким бульваром Труа-Ван (по сохранившимся гравюрам этого не заметно, так что остаётся верить описанию [35]). Разумеется, под бульваром подразумевалась не аллея, обсаженная деревьями, а отдельная крепостная стена. На острове напротив крепости также было построено небольшое укрепление, которое защищали 200 [16] или 300 [32] пехотинцев. На северо-западе составной частью укрепления был средневековый замок, а на юге — цитадель с 6 бастионами. Бастион сен-Шарль был обращён фасами на юг, на юго-западе располагался бастион сен-Жорж и на западе — бастион Мадонны. Правда, минных галерей для борьбы с подкопами осаждающих не было и в дальнейшем это сказалось.

Армия, подошедшая к Казале, имела в своём составе 18 тыс. пехоты и 6 тыс. кавалерии, причём пехота была сведена в 9 полков: 2 немецких, 1 испанский (так в источнике, возможно, имелась в виду терция), 2 миланских, 3 неаполитанских и 1 флорентийский [35]. Согласно тому же источнику, несколько позднее, в августе, в армии было 50 орудий и мортир.

24 мая осаждающие начали работы по установке артиллерийских батарей и устройству лагеря. Почти одновременно они начали рыть открытые апроши и минные галереи в сторону крепости. Первые предназначались для приближения войск перед штурмом и представляли собой зигзагообразные траншеи, усиленные габионами, то есть плетёными корзинами с землёй в местах поворотов, каждые 150-200 метров. Иногда в таких мини-укреплениях устанавливали пушки.


Одновременно осаждающие начали строить контрвалационные (против вылазок гарнизона) и циркумвалационные линии. Надо сказать, что сохранившиеся гравюры, изображающие осаду, довольно сильно отличаются между собой как в изображении плана крепости, так и действий осаждающих. На одной из них эти две параллельные линии опоясывают весь город в виде буквы U, соединяясь у самой реки. Согласно другой, гораздо более подробной гравюре, полностью эти линии сооружены не были, поскольку лесистые холмы западнее города были труднопроходимы для большой армии. Иногда, при наличии у осаждающих времени, денег, стройматериалов и рабсилы, циркумвалационная линия представляла собой полноценную стену длиной в многие километры, но здесь, похоже, Спинола ограничился невысокой и тонкой стенкой, способной лишь задержать вражескую армию.


Уже 25 мая французов вытеснили с острова севернее города, после чего боевые действия на этом участке практически закончились. Очень быстро выяснилось, что основной удар Спинола планирует нанести по западной части укреплений — от замка до цитадели, а точнее — между бастионами Мадонны и сен-Шарль. Сейчас трудно понять, почему он выбрал именно этот участок, во всяком случае, во время следующей осады спустя 10 лет испанцы действовали так же.

Туара постарался усилить эти участки, построив демилюны (укрепления полукруглой формы, обращённые в сторону осаждавших) перед замком и между бастионами сен-Шарль и сен-Жорж. Последнюю защищали 3 роты из полка Помпадур, поэтому демилюну так и называли. Трудно сказать, что можно построить за неделю-две, но демилюна Помпадур сыграла важную роль в осаде.

Впрочем, Туара не собирался пассивно отсиживаться в обороне. Подсчитано, что за 3 с половиной месяца он устроил более 60 вылазок [10], во время которых осаждённые старались сломать или сжечь всё, что осаждающие построили. Разумеется, не все вылазки были успешны, особенно поначалу, пока не были выловлены испанские шпионы, и даже при успешных вылазках не обходилось без потерь. Но это был единственный способ замедлить осадные работы.

31 мая испанские батареи начали обстрел замка и бульвара Труа-Ван. Французы могли ответить только дополнительными работами: строительством ещё одной демилюны, рытьём рвов с брустверами и установкой частоколов. Но северо-запад был направлением лишь отвлекающего удара, чтобы заставить осаждённых распылить силы. Основной удар Спинола планировал нанести по 3 бастионам цитадели. Логика была понятна — взяв город, потом пришлось бы штурмовать цитадель, но взятие цитадели означало и захват города.

К концу июня траншеи осаждающих подошли к демилюне Помпадур на расстояние броска камнем. В ночь с 29 на 30 июня взорвались две мины, одна из которых вызвала большие разрушения и убила и ранила более 30 солдат [35]. Осаждённые ждали штурма, но его не последовало. Вместо этого в течение последующих двух недель осаждающие взорвали ещё более 10 галерей. Осаждённые, хоть и с некоторым опозданием, начали вести контрминную борьбу и тоже довольно успешно взорвали несколько мин. В результате демилюна Помпадур была настолько разрушена, что в середине июля её пришлось оставить. На её месте испанцы установили батарею из 12 орудий, которая уже 19 июля открыла огонь по трём бастионам [32].

С этого времени артобстрелы ещё более усилились. Для Спинолы было неприятным сюрпризом, что Галлас и Альдринген взяли Мантую, а он, самый знаменитый генерал своего времени и лучший специалист по осадной войне, всё ещё топчется у стен Казале. Это сейчас ясно видно, насколько отличаются обстоятельства обеих осад.

25 июля осаждённые ждали общего штурма, но его не последовало. Кстати, согласно Воспоминаниям об осаде Казаля [35], их, штурмов, не было вообще, хотя Салюццо писал о неудачных попытках атаковать демилюны в июне [32]. Но к концу июля положение в лагере Спинолы уже было не блестящим, поэтому он не мог себе позволить штурм, неизбежно ведущий к огромным потерям без гарантии успеха.

В июне началась эпидемия чумы; перебежчик из флорентийского полка рассказывал ещё в конце июня, что за месяц из-за эпидемии и связанного с ней дезертирства из 2,5 тыс. человек осталось 1,5 тыс. [35]. Ещё одной проблемой стала финансовая — у Спинолы не было денег на жалование солдатам, причём в испанской армии было принято за земляные работы платить отдельно [35]. Дошло до того, что генералу пришлось распродать всё своё имущество, чтобы предотвратить бунт [11]. Наверно, можно не уточнять, что спасибо ему никто не сказал. Начались и проблемы с продовольствием.

Все эти проблемы вызвали падение дисциплины, даже среди этнических испанцев, тем более у итальянцев и немцев. Когда герцог Савойский в июне попросил отправить в Пьемонт кавалерию, то генерал Спинола согласился — кавалерия при осаде ему была не слишком нужна, но солдаты отказались уходить. Генерал приказал повесить самых буйных, но это не добавило энтузиазма всем остальным [35].

Разумеется, аналогичные проблемы — чума, голод, безденежье, были и у осаждённых, правда, в несколько меньших размерах. Первый случай чумы в городе отмечен 5 июля, и к августу смертность стала массовой. А голод для осаждённых стал бедствием худшим, чем для осаждающих.

В августе артобстрелы ещё более усилились. Ответный огонь из крепости, удачные вылазки и подрывы контрмин не могли остановить осадные работы. Многие солдаты дневали и ночевали в траншеях: днём углубляли их, а ночью насыпали брустверы и устанавливали частоколы. К концу августа в гарнизоне осталось всего от 500 до 750 [35] боеспособных солдат. Горожане требовали у коменданта капитуляции. Настроение поднимали только перебежчики, рассказывавшие, что у осаждающих тоже всё очень плохо, и надежда на появление деблокирующей армии.

А у них всё действительно обстояло очень плохо. Чума, голод, постоянные задержки выплаты жалования, а также массовое дезертирство по всем этим причинам привели к тому, что к концу августа в лагере осаждающих оставалось всего 4 тыс. человек [7]. Проблем добавили проливные дожди в первых числах сентября, затопившие траншеи.

Более того, среди заболевших был и сам Амброджио Спинола, который в начале сентября сдал командование и удалился в городок Кастельнуово-де-Скривия. Там, уставший, униженный королём и граф-герцогом Оливаресом, он и умер 25 сентября. Его заменил дон Альваро де Базан маркиз Санта-Круз-де-Мудела (извините, но его действительно так звали), сын знаменитого флотоводца, но явно лишённый отцовских талантов.

Поэтому, когда 4 сентября было объявлено перемирие (в городе его объявили лишь 8-го [35]) до 15 октября, то обе стороны посчитали его выгодным для себя. Соглашение подписали король Луи 13-й (разумеется, на основании докладов Туара, который как-то ухитрялся поддерживать связь с французским командованием), савойский герцог Витторио-Амедео, сын Карло-Эмануэле, и с испанской стороны — или генерал Спинола, или уже его преемник. Само соглашение стало возможно благодаря неутомимой челночной дипломатии Джулио Маццарино, без отдыха сновавшему от одного участника к другому. Кстати, воспользовавшись перемирием, Туара нанёс визит уже умирающему Спиноле; надо полагать, им было о чём поговорить.

Согласно условиям перемирия, французы должны были оставить крепость и перебраться в цитадель. Город занимают испанские войска и через две недели после окончания перемирия либо выходят из него — если придёт деблокирующая французская армия, либо занимают также и цитадель — если не придёт. Таким образом, Спинола формально выполнил своё обещание войти в город, а пушки цитадели всё так же держали под контролем окрестные дороги. Разумеется, обе стороны рассчитывали получить подкрепления раньше противника. При этом гарнизон крепости должен был закупать продовольствие у испанцев. Крепостные пушки, насколько это было возможно, перетащили в цитадель [35]. 20 сентября в Казале вступили 2 тыс. пехотинцев из испанской армии, и вскоре горожане поняли, что французские солдаты были не так уж и плохи.

Насколько было необходимо это перемирие? Есть разные точки зрения. Значительно позднее Туара имел несчастье вызвать гнев кардинала Ришелье, что, в общем-то, было неудивительно. Он был человеком независимым, резким в суждениях и за словом в карман не лез. Было известно, что один раз он «отбрил» канцлера Марийяка, а в другой — самого отца Жозефа. К тому же Туара не относился к числу друзей его Преосвященства. Формально наказывать его было не за что, наоборот, за оборону Казале Туара получил маршальский жезл. Но в своих более поздних записках кардинал постарался вспомнить всё уже покойному маршалу. Ришелье характеризовал его как человека хитрого, амбициозного и бестолкового и обвинял его в том, что тот умышленно сгущал краски, описывая бедственное положение гарнизона. Тогда и выяснилось, что город, оказывается, можно было не отдавать. Но в 1630 году разумность этого шага казалась бесспорной.

А тем временем в Савойе война продолжалась. Но в командовании французской армии произошли большие изменения. После окончания кампании во франкоязычной Савойе король с кардиналом расположились в савойском городке сен-Жан-де-Морьен неподалёку от французской границы (и недалеко от нынешнего курорта Куршавель). То ли из-за страха перед чумой, как пишет испанская энциклопедия [28], то ли из-за реальных проблем со здоровьем (король действительно не обладал богатырским здоровьем своего отца и в конечном счёте умер довольно рано).

Более того, 25 июля королю пришлось перебраться в Лион, где уже находились его мать и жена. На этом настаивала королева-мать, всё ещё имевшая немалое влияние. При этом ещё большой вопрос, что её интересовало больше — здоровье сына или срыв итальянского похода. В августе и Ришелье пришлось вернуться в Лион, чтобы не оставлять короля без присмотра слишком долго. Всё вместе это означало, что ни Луи 13-й, ни кардинал не могли непосредственно руководить боевыми действиями.

К началу июля 1630 года положение французской армии было следующим: один корпус под командованием маршала Креки располагался в долине Пероза и непосредственно в Пиньероле, его численность, вероятно, не превышала несколько тысяч человек (по тем временам это тоже была армия). Второй, под командованием маршала ла Форcа, находился в Джавено, между Пиньеролем и Авельяно; его численность составляла 16 тыс. пехоты и 1,8 тыс. конницы [31], либо 15 тыс. пехоты и 4,5 тыс. кавалерии [34]. Наконец, третий, под командованием герцога Монморанси и маркиза д'Эффиа (10 тыс. пехоты и 1 тыс. кавалерии) [31], [34] располагался на франко-савойской границе.

План кампании предусматривал поход армии Монморанси на соединение c ла Форcом и последующее движение объединённой армии на юг, в сторону маркизата Салюццо. Уже там, в равнинной местности следовало собрать урожай и с обозом продовольствия и фуража по кратчайшей дороге двинуться к Казале [34].

6 июля армия Монморанси перешла перевал Мон-Сени, 7 июля миновала Сузу и 9-го разбила лагерь у села Сан-Амброджио в 4 км западнее Авильяно, где по-прежнему располагался укреплённый лагерь савойской армии, прикрывавшей Турин. В лагере находилось от 15 [34] до 18 [31], [33] тыс. человек. Более того, чтобы затруднить французам передвижения, герцог Карло-Эмануэле приказал прорыть каналы от озёр южнее Авильяно, чтобы затопить этот участок, но эти гидротехнические работы ещё не были закончены [36], разве что траншеи сделали пересечённую местность ещё более пересечённой.

Рано утром 10-го июля французы начали марш на юг, к Джавено, на соединение с маршалом ла Форсом. В этот момент на их арьергард напали савойцы под командованием Витторио-Амедео, старшего сына Карло-Эмануэле, на тот момент — принца Пьемонтского. Произошло сражение, которое во французских источниках именуется битвой при Вейане или при Сан-Амброджио, а в итальянских и других — сражением при Авельяно. Оно закончилось победой французов, которые получили возможность, как они и планировали, пройти к Джавено на соединение с ла Форcом. Самый известный эпизод сражения — атака 300 французских жандармов во главе с герцогом Монморанси гораздо более многочисленного отряда вражеской кавалерии, которая и обеспечила победу французам.

Это те факты, которые можно считать достоверными. А с деталями сражения всё как всегда — они различаются. Например, в итальянской википедии [19] приводятся численности французской и савойской армий — 10-11 и 18 тыс. соответственно. Но в других источниках уточняется, что в сражении с обоих сторон участвовали не все силы. Согласно книге де Перини [31], в бою со стороны французов участвовал только арьергард — 4 роты французской гвардии и 3 старых полка пехоты, всего 4 тыс. человек пехоты и 4 роты кавалерии — 320 всадников. А у савойцев — 3 пехотных батальонов по 3 тыс. чел. (и у французов, и у савойцев батальон был только тактической единицей) и более тысячи кавалеристов. Итальянские источники [36], [37], наоборот, утверждают, что у французов в бою участвовала вся армия, а Витторио-Амадео мог бросить в бой всего лишь от 3 до 6-7 тыс. человек. Но тогда его действия выглядят, мягко говоря, неразумно. Несколько тысяч человек, включая 2 тыс. испанцев [31], оставались в лагере у Авильяно, не считая двухтысячного гарнизона в самом городе, и если против элитных полков воевали новобранцы [36], то кто же, кроме савойских командиров, в этом виноват?

Что же касается безумной [31] атаки герцога Монморанси, то в самом факте сомневаться не приходится. Герцог возглавил атаку, перемахнул через ров и бросился на вражеского командира Карло Дориа, лично его ранил и взял в плен, после чего сражался как простой жандарм, пока савойская (или неаполитанская [36], это уже местный патриотизм — побежали неаполитанцы, что с них взять?) кавалерия не обратилась в бегство. Причём, как можно понять, побежала, опрокинув собственную пехоту. Неизвестно только, сколько было этой кавалерии, цифры варьируются от 400 [36] до 1200 [31] всадников. К слову сказать, иногда пишут, что герцог взял в плен вражеского главнокомандующего [19], но в действительности таковым был Витторио-Амедео, а с ним в этом бою ничего страшного не случилось. Карло Дориа командовал лишь этим побитым отрядом кавалерии.


Относительно потерь в источниках тоже есть некоторый разнобой. Поменьше у французов — от 250 [31] до 400 [19], [32] человек убитыми. Побольше у савойцев — от 500 [16] до 1000 [19] человек погибшими и от 400 [16] до 600 [19] — пленными. Впрочем, многие пленные не могли сетовать на судьбу — как позднее жаловался маркиз д'Эффиа: герцог Монморанси, как великий сеньор, освобождал знатных пленников и даже солдат, избавляясь от них «как от вещей из своего сада».

Затем объединённая армия двинулась на юг, в маркизат Салюццо. Одноимённый город был захвачен 19 июля, а 23-го сдалась его цитадель [34]. Можно было идти через Асти в сторону Казале, но движение армии приняло странный характер: она вернулась на левый берег реки По, где взяла город Ревель (Ревелло) и несколько мелких городков, что обеспечило связь Салюццо с Провансом через долину Вирайта, но уводило в сторону от решения основной задачи.

Между тем в 20-х числах июля савойский герцог расположился лагерем в Савильяно, в 15 км западнее Салюццо, и перекрыл дорогу на Асти [32]. Там он и умер 26 июля после 45 лет правления, то ли от чумы, то ли от приступа апоплексии, хотя наверняка вести с фронтов тоже добавили ему огорчений. Ему наследовал старший сын Витторио-Амедео, женатый на сестре Луи 13-го Кристине и в целом настроенный гораздо более профранцузски, чем его отец. Конечно, и он не мог мгновенно остановить войну, но перемены сказались довольно скоро.

Согласно [31], в Савильяно находилось около 20 тыс. савойцев и их союзников, включая кавалерию из Казале, прибывшую совсем недавно. Вполне возможно, что эта цифра завышена. Иначе придётся предположить, что чума, косившая ряды французской и испанской армий, а также гражданское население Савойи, странным образом обошла савойскую армию. Но другой цифры у меня нет, и, видимо, французские командующие тоже считали её правильной.

Как бы то ни было, французская армия не пыталась прорваться через Савильяно, а повернула на северо-запад, к городу Кариньян, 16 км южнее Турина. Сам город, расположенный на левом берегу По, был без особого труда взят 2 августа. Но итальянские инженеры начали строить предмостное укрепление на левом берегу, эту работу прикрывали около 1000 солдат из трёх испанских полков (миланского, немецкого и неаполитанского) [31], в то время как основная часть савойской армии оставалась на правом. 6 августа французы внезапно атаковали недостроенное укрепление и захватили его. Савойская армия потеряла убитыми 500 человек, французская — 200 [21]. Но, поскольку савойцы успели разобрать настил моста, то французы ничего не получили от этой небольшой победы, кроме морального удовлетворения.

Поскольку остальные мосты также охранялись савойской армией и, согласно [32], подошедшей в августе имперской армией Коллальто (неизвестно — всей или только каким-то контингентом), а броды оказались непроходимыми, то французская армия повернула на север, к Риволи [34], совершив почти полный круг. Таким образом, основная задача не была выполнена.

Разумеется, эта задача казалась простой только на первый взгляд, и её выполнению мешали как объективные, так и субъективные причины. Субъективная причина была одна, причём банально простая — командующие переругались, особенно герцог Монморанси с маркизом д'Эффиа. Понятно, что представитель самого знатного рода Франции, «Первый барон королевства» свысока смотрел на провинциального дворянина и вчерашнего маркиза из клиентелы кардинала Ришелье. Кроме того, герцог справедливо предполагал, что его помощник имел задание присматривать за ним. Но д'Эффиа выполнял и много другой нужной и важной работы, до которой большой барин Монморанси не снисходил. Также маркиза обвиняли в зависти к Монморанси, что, наверное, отчасти было справедливо. Хотя маршальские жезлы за победу при Авельяно получили оба командующих, вся слава победы досталась герцогу, а ведь пока Монморанси, как лихой жандарм, скакал по полям, реально командовать пришлось маркизу. При том что последний был известен как талантливый администратор и финансист, но без малейшего военного опыта.

Но главная причина разногласий заключалась в том, что маркиз д'Эффиа, как ему и было предписано, настаивал на скорейшем походе к Казале, а Монморанси изначально считал миссию невыполнимой [10] и предлагал сосредоточиться на войне с Савойским герцогом, в частности — осаждать Турин [31]. Вероятно, при безусловной личной храбрости он не обладал необходимой полководцу решительностью. При этом он, разумеется, ссылался на объективные причины, которых было более чем достаточно (правда, занимался ими в основном маркиз д'Эффиа). Что же касается маршала ла Форcа, то с ним д'Эффиа довольно легко нашёл общий язык; но маршалу было уже под 70 лет, что делало его чрезмерно осторожным.

Объективные причины были примерно те же, что и у испанской армии: голод, эпидемии, отсутствие денег и, как следствие всего этого, дезертирство. Разве что помимо эпидемии чумы иногда добавляют дизентерию. Как писал д'Эффиа кардиналу — в этой войне победит тот, у кого останется последний экю и последний солдат.

Первой проблемой стал голод. Перевозить зерно и фураж из Франции было нереально, поэтому предполагалось, что в середине июля урожай в Савойе уже будет убран, но в реальности это произошло лишь в конце июля – начале августа. Разумеется, местные крестьяне не торопились отдавать свой урожай, а чтобы его покупать, не хватало денег. Эта проблема более-менее разрешилась к началу августа, когда урожай всё-таки собрали, а количество едоков сократилось.

Чума появилась в армии ла Форcа ещё до июля и к концу этого месяца приняла угрожающие размеры. По словам д'Эффиа, два полка были полностью уничтожены болезнью. Остатки гарнизонов Пиньероля и Салюццо пришлось эвакуировать, что, впрочем, никак не сказалось на боевых действиях — савойцам и в голову не пришло туда заходить. 17 июля генерал-лейтенанты, то есть Монморанси, д'Эффиа и ла Форc доложили о наличии у них 20 тыс. пехоты и 2,6 тыс. кавалерии [34]. Согласно [31], к началу августа в армии осталось менее 16 тыс. человек, а 6 тыс. умерли или дезертировали. К началу сентября в армии, предположительно, осталось 11 тыс. пехоты и 1 тыс. кавалерии. Предположительно — потому что в источнике [34] говорится о смотре, произведённом Шомбером и д'Эффиа. Но этот же источник ошибочно пишет, что Шомбер привёл 2,4 тыс. человек, в то время как согласно всем остальным — почти в 10 раз больше. А вот если предположить, что речь идёт только об армии Монморанси и д'Эффиа, то все встаёт на свои места. Лишь в начале сентября эпидемия пошла на спад.

Что же касается отсутствия средств, то полностью эту проблему на тот момент не мог решить даже самый гениальный финансист. Для этого надо было навести порядок во всей французской военно-бюрократической машине. Маркиз д'Эффиа пытался как мог сократить расходы и навести в них порядок, но опять-таки тут ему скорее помогла чума, чем собственные таланты.

Нельзя сказать, что такое развитие событий было неожиданным. Ещё 23 июля, то есть вскоре после падения Мантуи д'Эффиа предлагал кардиналу срочно сформировать новую армию, на что тот согласился. Во главе её был поставлен маршал Шомбер, тоже пользовавшийся полным доверием кардинала, но имевший гораздо больший военный опыт и авторитет.

Армия была собрана к 10 августа. Согласно [31], она насчитывала 14 рот французской и швейцарской гвардии, 20 пехотных полков и 9 или 10 рот кавалерии. Точную численность подсчитать невозможно, поскольку штатная численность полка — 20 рот по 120 человек — соблюдалась разве что в гвардии. Старые полки обычно насчитывали примерно по тысяче человек, а все прочие, как в данном случае, от 500 до 1000. Разумеется — до начала боевых действий. Кавалерийские роты насчитывали от 50 до 100 всадников. То есть приближённо можно говорить о численности в 15-20 тыс. человек. Позднее, уже осенью в Пьемонт прибыло ещё одно подкрепление — 6 пехотных полков и 6 кавалерийских рот, которое привёл маршал Луи де Марийак, брат канцлера [31].

15 августа армия покинула сен-Жан-де-Морьен, 17 августа миновала Сузу и 19-го подошла к Авельяно. Маршал Шомбер решил не оставлять эту занозу и начал осаду крепости. Её гарнизон тогда уменьшился до 500 человек [32] — из-за чумы, или потому что часть его забрали в полевую армию, либо по обеим причинам; поэтому крепость была взята штурмом в тот же день. Замок сопротивлялся до 27-го, после чего остатки гарнизона капитулировали [32]. Вообще-то, ещё в середине августа было заключено перемирие между Францией и Савойей, но как-то так получилось, что маршал Шомбер узнал о нём лишь после захвата Авильяно [34]. К составлению условий перемирия приложил руку Джулио Маццарино, убеждавший нового Савойского герцога, что ему гораздо выгоднее быть другом Франции, а не врагом.

Поскольку в начале сентября перемирие стало всеобщим, то обе стороны начали готовиться к продолжению боевых действий после 15 октября. Пока же произошли очередные перемены в командовании французской армии: в начале сентября заболевший д'Эффиа вернулся во Францию, тем более что с появлением Шомбера его присутствие становилось ненужным. Герцог Монморанси теперь конфликтовал с новоприбывшим [34] и несколько позднее тоже вернулся домой, будучи больным или сказавшись таковым. Прибытие маршала Марийака воссоздало триумвират командующих — Шомбер, как раньше д'Эффиа, хотел идти на выручку Казале, тем более что Туара был его боевым товарищем, Марийак не верил в успех, а ла Форc не спешил высказываться. Разница состояла в том, что теперь мнение Шомбера имело гораздо больший вес.

Фактически марш на Казале начался ещё до окончания перемирия — 13 октября. 8 тыс. пехотинцев и тысяча кавалеристов [31] под командованием маркиза Таванна остались в Риволи изображать всю армию и в дальнейшем, если потребуется, сковывать савойцев. Остальная армия — 18 тыс. пехоты, 3.7 тыс. кавалерии, почти без артиллерии (всего лишь 4 пушки [31]) и большой обоз для себя и осаждённых в Казале — вновь отправилась в Салюццо под официальным командованием триумвирата, но фактически — Шомбера. Причём формально французская армия не нарушала условия перемирия — к Турину не приближалась, даже наоборот, удалялась, и боевые действия не вела.

Видимо, савойцы действительно не обнаружили вовремя уход армии, во всяком случае французы без происшествий переправились через По между Ревелем и Салюццо и двинулись к Скарнафису (Скарнафиджи) [32]. Затем армия повернула на северо-запад и 17 октября разбила лагерь в Ракканиджи (15 км севернее Савильяно и 10 км — южнее Карманьолы). Затем армия продолжила безостановочное движение через Черезоле, Канале, Асти и к 25 октября остановилась в Оссиньяно, в нескольких километрах от Казале [31].

Здесь надо отметить решительность Шомбера, не побоявшегося взять на себя ответственность за самостоятельные действия. Ещё 20 октября он узнал о Регенсбургском соглашении, содержавшем решения худшие, чем были оговорены сентябрьским перемирием, в частности, ему пришлось бы остановить марш до декабря [28], фактически — отменить, хотя бы потому, что средств на столь длительное пребывание в Пьемонте не было. Поэтому, не дождавшись официального приказа, он заявил, что договор не ратифицирован королём, поэтому ни к чему его не обязывает. Позднее Ришелье одобрил это решение.

Утром 26 октября французская армия перешла ручей Гойтола на юге от Казале и развернулись в боевой порядок. До испанских окопов осталась тысяча шагов. Одновременно остатки гарнизона Казале выстроились у ворот цитадели для атаки. Также в боевой порядок построилась и испано-австрийская армия, причём она опиралась на свои укреплённые лагеря. Казалось, что сражение неизбежно, и французы уже были заранее уверены в победе. Однако произошло событие, красочно описанное во многих книгах: когда французская армия приблизилась к испанской на расстояние мушкетного выстрела и с обоих сторон начали падать первые убитые, прискакал запылённый Джулио Маццарино и, размахивая текстом договора и распятием, сумел остановить сражение.

Не могу утверждать, что всё происходило так драматично, но сражение действительно было остановлено в последнюю минуту. Вообще, ситуация под Казалем была крайне запутанной и с военной, и с дипломатической точек зрения. Прежде всего — по французским источникам, численность объединённой австро-испанской армии составляла более 30 тыс. человек: 25 тыс. пехоты и 6-7 тыс. кавалерии [33], (а согласно [31] — все 8 тыс. кавалерии и 26 пушек). То есть преимущество почти полуторное в пехоте, двойное в кавалерии и подавляющее — в артиллерии, если, конечно, не считать пушки цитадели. Насколько можно судить, источником этих цифр является реляция Шомбера, которую он отправил кардиналу. Испанские источники [28] лишь лаконично пишут, что хотя сил у союзников хватало, Санта-Круз предпочёл вернуться в Милан.

Непонятно, откуда под стенами крепости оказалась такая армада. Даже если Санта-Круз получил подкрепления из Миланесадо, а Коллальто привёл из Мантуи всю армию, не оставив там ни одного пехотинца, то всё равно цифра выглядит завышенной. С другой стороны, обороняться на заранее подготовленных позициях можно было и с гораздо меньшими силами. Непонятна позиция Коллальто: он выполнил свою задачу и теперь должен был думать, как побыстрее и без потерь вернуться в Германию. Между тем, согласно [31], по крайней мере, полки Галласа и кавалерия Пикколомини упоминаются вместе с испанскими.

Что касается дипломатии, то был Регенсбургский договор, который предусматривал передачу всей Мантуи и Монферрато герцогу Гонзага (с отдельными уступками, здесь несущественными). Но лишь через 3 месяца и как будто для того, чтобы испанцы успели занять Казале. С другой стороны — все понимали, что передать Казале мантуанскому гарнизону означало, что, когда это потребуется, он будет заменён на французский (что и произошло спустя 10 лет). Ни Франция, ни Испания договор не признали, но для командиров СРИ он по-прежнему существовал.

С другой стороны — сентябрьское перемирие предусматривало, что в случае подхода деблокирующей армии испанская должна была покинуть город и либо дать сражение, либо бесславно вернуться в Миланесадо. Разумеется, решительная победа одной из сторон перечеркнула бы все эти договорённости. И, чтобы ещё усложнить ситуацию, имелся новый герцог Савойский — пока никто не знал, чего от него можно ожидать.

В таких условиях и проводил многосторонние переговоры Джулио Маццарино. Шомберу, чьё положение было более выигрышное, он внушал, что договором можно достичь почти того же, что и сражением. Обидно, конечно, что пришлось идти в такую даль и даже не сразиться и, разумеется, лучше сразу поставить в Казале французский, а не мантуанский гарнизон, но даже убедительная победа ослабит французскую армию, и тогда Витторио-Амедео сможет объединиться с разгромленной, но не уничтоженной испанской армией — с понятными последствиями.

С другой стороной, было сложнее. Просто уйти — для Испании значило смириться со всеми потерями — людскими, финансовыми и, не в последнюю очередь, авторитета. Казалось бы, именно маркиз Санта-Круз был заинтересован в сражении, тем более, если он имел преимущество и в численности, и в позиции. Но самого маркиза обвиняли в недостатке решительности, и, видимо, не зря. Он принял армию в состоянии, очень далёком от идеального, наверняка он не мог быть уверен в поддержке своих австрийских союзников, поэтому изначально не слишком верил в победу над свежей французской армией. Его Маццарино убеждал, что после французской победы Савойский герцог объединится с французами и постарается отвоевать часть Миланесадо.

Поэтому Санта-Круз был готов, в принципе, согласиться на условия Регенсбургского договора. Но обе стороны ожидали подвоха от другой, поэтому начали игру «Только после вас». То есть французская сторона требовала, чтобы сначала испанцы вышли из города, а испанская, соответственно — чтобы сперва французы покинули цитадель. Таким образом, к дню сражения у Маццарино осталась задача согласовать вывод испанских и французских войск из города и цитадели. Для этого он даже придумал имперского комиссара, который от имени императора СРИ должен был контролировать этот процесс. Другое дело, что этот комиссар не имел своей армии и во всём бы зависел от мантуанских офицеров.

На следующий день, 27 октября, испанская армия по наплавным мостам (их навели ещё до сражения) переправилась через По и ушла на север. Вся эвакуация из Монферрата продолжалась до конца года. Также и французская армия в ноябре начала движение на запад, оставив на всякий случай небольшой корпус в Пьемонте.

Окончательная точка в войне была поставлена договорами в Кераско. Здесь я просто собираюсь процитировать книгу Виктора Кузена «Молодость Мазарена» [33], разумеется, с сокращениями:


К этому можно добавить, что сын герцога Ферранте 2-го получил компенсацию в виде двух мантуанских городов — Луццару и Реджоло.

Разумеется, эти договоры очень не понравились ни императору СРИ, ни королю Испании, ни некоторым итальянским историкам. Но первым двум в 1631-1632 годах было не до Италии. В северной Германии Густав-Адольф одерживал одну победу за другой над католическими армиями, а в Нидерландах развернул наступление статхаудер Фредерик-Хенри. В 1631 году произошло лишь одно крупное сражение, причём морское — в сентябре в канале Слаак нидерландская эскадра разбила испанскую, причём только пленных испанских солдат и моряков было более 4 тыс.

Но в следующем, 1632 году, Фредерик-Хенри, накопив денег, в том числе французских, полученных на основании Гаагского договора 1630 года, организовал наступление на Маастрихт, расположенный глубоко на территории Испанских Нидерландов. Он быстро взял крепости Венло, Стрелен, Ситтард и Рурмонд и 10 июня начал осаду Маастрихта.

Несмотря на попытки испанской и имперской армий снять осаду, город капитулировал уже 21 августа. Интересно, что испанской армией командовали ветераны Казале — Гонсало де Кордова и маркиз Санта-Круз, а имперской — знаменитый Готтфрид фон Паппенхайм.

Что же касается итальянских историков, то они, видимо, не хотят учитывать, в каких условиях находился Витторио-Амедео. По большому счёту, ему просто не приходилось выбирать. Он уже видел, чем закончилась попытка его отца лавировать между двумя сторонами, каждая из которых была гораздо сильнее его. В любом случае французы сидели в Пиньероле и уходить не собирались, а так он получил очень значительную компенсацию, в том числе денежную, которая была крайне необходима для его разорённого герцогства.

Война показала рост потенциала Франции — военного, политического и экономического, так же как и решимость короля и правительства пользоваться этим потенциалом. Показательна способность государства отправить в Италию столько армий, сколько необходимо для победы. В результате Франция действительно одержала убедительную победу, показав всем, что в северной Италии она остаётся всерьёз и надолго. Поэтому, когда в 1635 году началась открытая война между Хабсбургами и Францией, то у последней уже был готовый плацдарм и союзники среди североитальянских государств.

Напротив, испанские и австрийские Хабсбурги получили не только ощутимое унижение, но и подтверждение прописной истины, что нельзя быть всесильными повсюду одновременно. Потратив впустую в северной Италии огромные человеческие и финансовые ресурсы, они лишь ухудшили своё положение на других фронтах.

Что же касается участников этой войны, то лишь немногие из них могли бы похвастаться, что после неё они жили долго и счастливо. Прошло всего несколько лет, и ушли в лучший мир де Кордова, Коллальто, Альдринген, Шомбер, д'Эффиа, Монморанси и Марийак. Причём два последних закончили жизнь на плахе. Спустя ещё несколько лет всё в той же северной Италии погибли Туара и Креки. Ирония судьбы, что одним из немногих счастливчиков стал маркиз Санта-Круз. Фиаско в Казале никак не отразилось на его карьере, он продолжал служить на командных должностях как в армии, так и на флоте и мирно умер в весьма преклонном возрасте.