Я не писатель, и мне трудно описывать эти события. Поэтому буду писать от имени отца. Он мне немного рассказывал. Может, это будет интересно.
На фронт я попал весной 1943 г. в штрафную офицерскую роту штрафником. С меня и еще одного бедолаги лейтенанта-автомобилиста сняли кубики с петлиц (погоны еще не выдали), выдали винтовки — и в строй.
Рота занимала позиции напротив пресловутой Голубой линии на Кубани. Позиция была в плавнях, опорные пункты были разбросаны. Я и двое моих товарищей спали в лодке и нередко просыпались с мокрым плечом, т.к. лодка протекала. Но была весна, и мы грелись на солнышке, пока не пролетела шальная пуля между нами и не убила третьего.
После небольшой артподготовки роту послали в атаку. Шли по колено, по пояс в воде, и только тогда, когда я увидел, что вокруг меня никого нет, лег за кочку. Когда стемнело, выбрался. Из роты в 140 человек осталось семеро. И они все были офицерами. Даже раненых не было, утонули.
Рота начала получать подкрепление, а мня сделали посыльным. Дали небольшую плоскодонку. Я развозил донесения между опорными пунктами.
Однажды выплыл на открытое место, где камыш был скошен взрывом. Я не учел, что немец на возвышенности — и попал: вывалился из лодки, а вода вокруг кипела. И только одна мысль: «Вот моя, вот моя». Кончились патроны. Пока немец перезаряжал пулемет, я успел уплыть в камыши. Потом насчитал больше двадцати пробоин в лодке и несколько в шинели.
Вскоре закончилась моя месячная командировка в штрафной роте, вернули звание и отправили дальше воевать.
P. S. Отец всегда говорил «штрафная рота», хотя офицерские — штрафные батальоны. Может, кто-то поправит, я ничего не нашел.
На фронт я попал весной 1943 г. в штрафную офицерскую роту штрафником. С меня и еще одного бедолаги лейтенанта-автомобилиста сняли кубики с петлиц (погоны еще не выдали), выдали винтовки — и в строй.
Рота занимала позиции напротив пресловутой Голубой линии на Кубани. Позиция была в плавнях, опорные пункты были разбросаны. Я и двое моих товарищей спали в лодке и нередко просыпались с мокрым плечом, т.к. лодка протекала. Но была весна, и мы грелись на солнышке, пока не пролетела шальная пуля между нами и не убила третьего.После небольшой артподготовки роту послали в атаку. Шли по колено, по пояс в воде, и только тогда, когда я увидел, что вокруг меня никого нет, лег за кочку. Когда стемнело, выбрался. Из роты в 140 человек осталось семеро. И они все были офицерами. Даже раненых не было, утонули.
Рота начала получать подкрепление, а мня сделали посыльным. Дали небольшую плоскодонку. Я развозил донесения между опорными пунктами.
Однажды выплыл на открытое место, где камыш был скошен взрывом. Я не учел, что немец на возвышенности — и попал: вывалился из лодки, а вода вокруг кипела. И только одна мысль: «Вот моя, вот моя». Кончились патроны. Пока немец перезаряжал пулемет, я успел уплыть в камыши. Потом насчитал больше двадцати пробоин в лодке и несколько в шинели.
Вскоре закончилась моя месячная командировка в штрафной роте, вернули звание и отправили дальше воевать.
P. S. Отец всегда говорил «штрафная рота», хотя офицерские — штрафные батальоны. Может, кто-то поправит, я ничего не нашел.
Автор григорьевич
Свежие комментарии