Общество наше нуждается сегодня в принципиально новом понимании важнейшего исторического времени – начального периода Великой Отечественной войны, говоря точнее, 1941–1942 годов.

В современных исторических материалах изложено множество версий и мнений, зачастую противоречивых, о корнях наших неудач в самом начале Великой Отечественной войны. О субъективных причинах говорилось немало, поэтому поговорим об объективных резонах наших страшных военных поражений первого периода войны.

Немецкий монолит

Фактически вермахт обладал серьезным качественным превосходством над Красной армией, и данный фактор был основным. Общеизвестно, что именно качественное превосходство определяет успех ведения вооруженной борьбы.

“У многих крестьян, составлявших костяк армии, жил червячок надежды, что агрессор избавит их от колхозного ига”

Только один, но очень показательный, хотя и древний пример. В ноябре 1700 года под Нарвой шведский король Карл XII с 9–12 тысячами закаленных в боях ветеранов и 37 пушками наголову разбил численно превосходящую, но качественно катастрофически уступавшую армию Петра Великого. Одной регулярной пехоты у русских было до 40 тысяч, с учетом находящихся поблизости войск и украинских казаков состав группировки доходил до 60 тысяч при 195 артиллерийских орудиях. Русская армия капитулировала, трофеями шведов стали вся артиллерия, 210 знамен и даже царская казна в 32 тысячи дорогущих серебряных рублей. Солдат шведы в основном в плен не брали, их просто разогнали – кормить было нечем. Соотношение безвозвратных потерь (без учета разогнанных солдат) было вопиющим – 1:12 (677 шведов и 8 тысяч русских).

Это подтверждает генерал-полковник Г. Гот, в 1941 году командовавший 3-й германской танковой группой: «…германская армия начинала свой тяжелый поход на Восток, сознавая свое качественное превосходство».

Объективно это признал в воспоминаниях и маршал Г. Жуков, утверждая, что если бы Сталин последовал рекомендациям военных и привел войска в боевую готовность раньше, то это не гарантировало бы успешного отражения агрессии из-за качественного неравенства сил.

Об этом же буквально за пять дней до войны утверждал в своем донесении хорошо осведомленный помощник военного атташе США: «Самая большая слабость Красной армии состоит в недостатке современного снаряжения, вооружения и техники. В качественном и количественном отношении она нуждается в усилении современными самолетами, артиллерией и автотранспортом… Она не может противостоять действующей в наступательном духе, высокоподвижной армии, оснащенной современным вооружением и снаряжением… Трудно говорить о боеспособности Красной армии, базой которой является страна, все еще фактически безграмотная и отсталая с точки зрения технического оснащения…»

Кстати, Сталин уже после победы под Сталинградом подтвердил это в приказе № 95 от 23 февраля 1943 года.

Германские связисты у радиостанций «Телефункен»

По-другому и быть не могло, только крайне ограниченные люди этого не видят. Ведь первопричина качественного превосходства нашего врага, следовательно, и поражений в начале Великой Отечественной была той же, что и в Крымской, Русско-японской и Первой мировой войнах, – цивилизационная отсталость нашего общества. К тому же 23 февраля 1941 года Красная армия отметила свое 24-летие, а всеобщая воинская обязанность была введена только 1 сентября 1939 года. Даже сам Творец вряд ли смог бы за это время создать и подготовить на базе отсталой страны современную армию.

В чем же проявляется качественное превосходство одной из противоборствующих сторон?

Оно обусловливается прежде всего качеством личного состава войск: степенью его физического состояния, образованности, состоянием морального духа, уровнем боевой выучки и сознательной дисциплины, степенью поддержания славных боевых традиций и войскового товарищества, а также политической сплоченностью в интересах достижения целей. Неменьшее значение имеет соответствие организации и оснащенности воинских формирований требованиям современной войны, а также их умение применять современные технологии, то есть формы и способы ее ведения на всех уровнях военного искусства.

В конце 1939 года германский Генштаб дал нелестную, но, к сожалению, довольно точную характеристику состоянию Красной армии, которая к началу войны, на беду, не изменилась: «Эта в количественном отношении гигантская структура по своей организации, оснащению и методам управления находится в неудовлетворительном состоянии. Принципы командования нельзя назвать плохими, но командные кадры слишком молоды и неопытны. Система связи и транспорта никудышная, качество войск очень различное, нет личностей, боевая ценность частей весьма сомнительная».

Посмотрим, как соотношение сил и средств влияло на уровень безвозвратных потерь Красной армии в годы войны.

При подавляющем верхе противника в первые два года безвозвратная убыль составила порядка 30 процентов всех потерь за год, в период примерного качественного равенства (2 года) – вдвое меньше – 15–20 процентов, во время нашего превосходства, правда, в течение полугода – 7 процентов.

Так в чем же конкретно проявилось качественное преимущество нашего лютого врага?

Прежде всего политико-моральное состояние гитлеровских войск в 1941–1942 годах было однородным и очень высоким. Личный состав тесно сплотился вокруг идей и вождей национал-социализма. Поставленные высшим военно-политическим руководством Рейха цели и задачи в войсках в основном считали справедливыми и реально достижимыми. По мнению многих бойцов и командиров, Германия решала вопрос расширения жизненного пространства и умножения ресурсов, столь необходимых для дальнейшего развития немецкого народа. То, что пространство и ресурсы отбирались у «варваров», неспособных, по мнению многих граждан Третьего рейха, ими эффективно распорядиться, также считалось справедливым.

Высокое политико-моральное состояние войск, помноженное на свято соблюдавшиеся боевые традиции Австро-прусской, Франко-прусской и Первой мировой войн, на воспитанную столетиями дисциплинированность немецкого солдата, на традиционно высокое качество унтер-офицерского и офицерского корпусов и приемлемый уровень образованности личного состава, в значительной степени обеспечили вермахту превосходство над противниками. Ни в одной армии мира не было тогда столько мотивированных и хорошо подготовленных бойцов.

Разброд и шатание

Политико-моральное состояние военнослужащих Красной армии в 1941–1942 годах крайне неоднородное. Наряду с преданными Родине и идеям коммунизма в армии оказались немало инакомыслящих, в целом отрицательно относившихся к советской власти: недовольные коллективизацией крестьяне, представители господствовавших в недавнем прошлом классов, духовенства, родственники жертв политических репрессий, уголовный элемент, сепаратисты, националисты, фанатики различных конфессий и т. п.

В генеральской и высшей офицерской среде также присутствовали весьма странные настроения. Об этом свидетельствовал на следствии командующий Западным Особым военным округом генерал Д. Павлов. «Закладывая» во время допроса (причем «без пристрастия») своего друга генерала К. Мерецкова, он заявил, что на генеральской попойке в январе 1940 года в городе Райвола Мерецков не раз выражал пораженческие настроения в отношении будущей войны с немцами.

Кроме того, по словам Павлова, тот утверждал, что в случае «победы германской армии хуже нам (генералам. – Прим. авт.) от этого не будет». В следственных материалах имеются признания печально известного генерала А. Власова: «...начиная с 1937 года, я враждебно относился к политике советского правительства, считая, что завоевания русского народа в годы Гражданской войны большевиками сведены на нет». А ведь к этому времени он дорос до высокой, хотя и временно исполняемой им должности начштаба Киевского Особого военного округа.

Поэтому боевая стойкость бойцов и командиров Красной армии, особенно призванных из запаса, летом 1941 и в первой половине 1942 года зачастую оставляла желать лучшего. У многих крестьян, составлявших костяк армии, жил червячок надежды, что цивилизованный противник вторгся с гуманитарными целями: освободить от колхозного гнета, а может быть, и раздать им землю. Другие надеялись, что немцы устранят жесткую советскую власть, нещадно заставлявшую учиться и трудиться, причем не на свой карман, а ради всеобщего блага, и дадут простор частной инициативе. Смысла сражаться насмерть многие из них просто не видели, и это подтверждается документами.

Так, в боевом донесении командира 209-й моторизованной дивизии 17-го мехкорпуса полковника А. Муравьева от 25 июня 1941 года говорится: «На фронте Радунь, Волковыск противник особой активности не проявляет… Бежит масса начсостава и рядового, причем никто из них живого немца не видел, а исключительно: «Немец бомбардирует и не дает жить». На самом деле потери от действий авиации… крайне незначительные. Как пример 209 мсд в течение 22–25.6.41 г. систематически подвергается налетам авиации и имеет за эти дни 7 убитых и 12 раненых. Я в течение этих дней задержал до 3000 человек вооруженных, здоровых бегущих людей…» Далее следует слезная просьба о создании заградительных отрядов, так как эта неуправляемая бегущая масса сеет несусветную панику.

Не случайно после освобождения Украины и Белоруссии 940 тысяч бывших советских военнослужащих, мягко выражаясь, уклонившихся от борьбы в 1941 году, повторно призваны в Красную армию. По некоторым данным, в этом же году правоохранительными органами было задержано порядка 700 тысяч (!) дезертиров. Даже в прославленной Брестской крепости, по данным последних исследований, активно противостояли врагу лишь три-четыре процента бывших там военнослужащих, в основном из войск НКВД, сотни призванных из районов Западной Белоруссии и Украины запасников перебежали на сторону противника, тысячи просто сдались в плен.

Кстати, этому способствовало первоначально мудрое, с точки зрения здравого смысла, отношение немцев к пленным разных национальностей. Так, в распоряжении верховного командования сухопутных сил об обращении с советскими военнопленными от 8 сентября 1941 года говорилось: «Лица следующих национальностей должны быть отпущены на родину: немцы (фольксдойче), украинцы, белорусы, латыши, эстонцы, литовцы, румыны, финны».

На сторону Гитлера, по довольно точным немецким данным, перешли примерно два миллиона бывших советских солдат и офицеров. Конечно, большая часть их вовсе не жаждала свергать сталинский режим и бороться с большевизмом с оружием в руках, а пыталась выжить в бесчеловечных условиях германского плена. При этом непосредственно в созданных врагом воинских формированиях могли служить не более 200 тысяч, а в боевых подразделениях и частях – не более 100 тысяч человек.

На территории нескольких районов Брянской области под эгидой германских войск существовало два года некое гособразование, направленное против истекающей кровью Родины.

По данным исследователя А. Окорокова, в вермахте и войсках СС служили по 10 тысяч русских, эстонцев и крымских татар, 19 тысяч белорусов, 37 тысяч литовцев, 45 тысяч турок и татар, 70 тысяч казаков (!), 75 тысяч украинцев, 104 тысячи латышей. Так называемая Российская освободительная армия насчитывала 300 тысяч человек, кроме того, 300 тысяч жителей Украины, Белоруссии и Прибалтики служили в местной полиции. То есть почти миллион бывших советских граждан выступали на стороне врага с оружием в руках. Примерно треть из находившихся в воинских формированиях воевали на Восточном фронте.

Если значительная часть славянского населения страны первоначально не особо горела мыслью сражаться с агрессором, то что говорить о представителях малых народов, зачастую одурманенных идеями национализма, сепаратизма и религиозными предрассудками?

Так, в самом начале войны из 16 тысяч литовцев, служивших в 29-м территориальном стрелковом корпусе Красной армии, 14 тысяч либо дезертировали, либо с оружием в руках, перебив командиров и комиссаров нелитовцев, перешли на сторону врага.

В донесении политотдела Северной группы войск Закавказского фронта от 18 октября 1942 года говорится, что все семь национальных стрелковых дивизий (две грузинские, три азербайджанские и две армянские) отличаются крайне низкой боеспособностью. В их частях отмечались массовое дезертирство, членовредительство и измена. Бойцы разбегались при первых столкновениях с противником и сотнями переходили на сторону врага. При этом дивизии, как никакие другие, тщательно готовили к боевой деятельности. Так, 89-я армянская стрелковая дивизия в разгаре войны имела беспрецедентную десятимесячную боевую подготовку в тылу, а при первом столкновении оказалась неспособной выполнить сколь-нибудь серьезную задачу. Значительная часть населения Северо-Кавказского региона игнорировала мобилизацию и уходила в горы, пополняя многочисленные уголовные банды.

Все это говорит о том, что внутриполитическая обстановка в стране была непростой, и тезис Сталина о нарастании классовой борьбы по мере построения социализма не был абсурдным. Для наведения порядка в тылу и на фронте необходимы были крайне жесткие, экстраординарные драконовские меры, которые были введены и дали результат.

Стенают же о жертвах сталинского режима того времени в основном потомки тех самых дезертиров, коллаборационистов и предателей.

Перелом

Вступив в ходе первых наступательных операций на оккупированную территорию, воочию увидев результаты вопиющих зверств, геноцида мирного населения и получив достоверные сведения о нечеловеческом обращении с пленными, армия убедилась в звериной сущности врага. Ведь из взятых в 1941 году пленных (около двух миллионов) к 1 февраля 1942 года гитлеровцы уничтожили примерно 60 процентов. В подтверждение и назидание бритоголовым недоумкам, ежегодно отмечающим день рождения фюрера, приводится выдержка из отчета канцелярии А. Розенберга от 10 июля 1941 года: «В лагере военнопленных в Минске, расположенном на территории размером с Вильгельмплац, находятся приблизительно 100 тысяч военнопленных и 40 тысяч гражданских заключенных. Заключенные ютятся на такой ограниченной территории, что едва могут шевелиться, и вынуждены оправлять естественные потребности там, где стоят… Военнопленным, проблема питания которых с трудом разрешена, живущим по шесть-семь дней без пищи, известно только одно стремление, вызванное зверским голодом, – достать что-либо съедобное… Ночью голодные пленные нападают на тех, кому приносят передачу, чтобы силой добыть себе кусок хлеба. Единственным доступным средством недостаточной охраны, день и ночь стоящей на посту, является огнестрельное оружие, которое она беспощадно применяет...»

Никто не хотел быть недочеловеком, поэтому война постепенно превратилась в народную, вопрос стоял о физическом выживании, прежде всего славян. Боевая стойкость советских войск в 1943–1945 годах неизмеримо возросла. По критериям А. Лебединского (соотношение числа убитых и раненых в бою к сдавшимся в плен) она превзошла боевую стойкость императорской армии в Первой мировой войне: генералов – в 6,5 раза, офицеров – в 8 раз, солдат и сержантов – в 17 раз (!). Это подтверждается документами: количество пленных и пропавших без вести военнослужащих КА с 1943 по 1945 год при грандиозных масштабах сражений – всего 605 тысяч человек.

Кадры и техника решили

Благодаря качественному превосходству в авиации противник с первых часов войны захватил и удерживал вплоть до 1943 года господство в воздухе. Это позволило ему полностью и почти безнаказанно реализовать высокие ударные возможности ВВС, особенно при поддержке стремительно наступавших оперативных объединений танковых и механизированных войск.

Превосходство обусловливалось не столько техническим совершенством матчасти и в целом более высоким уровнем подготовки немецких летчиков, сколько превосходством в управлении авиачастями и соединениями, обеспечивающим четкое и тесное взаимодействие наземных войск и формирований люфтваффе.

Впрочем, и техническое превосходство нельзя отбрасывать. Даже новые истребители МиГ-3, ЛаГГ-3, Як-1 (их в западных округах было всего 304 единицы) несколько уступали германскому Ме-109 по основному боевому параметру – в скорости на 36–39 километров в час и абсолютно – по вооружению, радиооборудованию, автоматике и т. п. Остальные – И-153 и И-16 развивали скорость на 162 и 123 километра в час ниже самолетов противника, зачастую не могли догнать даже бомбардировщики врага.

Кроме того, агрессору удалось эффективным разоружающим ударом уничтожить значительную часть авиации приграничных военных округов. Внезапному нападению подверглось 66 аэродромов. Это позволило противнику 22 июня 1941 года уничтожить 1136 самолетов, в том числе 800 – на земле. Особенно большие потери понесла авиация Западного ОВО – 738 машин (авиадивизии утратили от 63 до 85 процентов боевых самолетов).

Успеху противника способствовала и затеянная руководством страны летом 1941 года тотальная модернизация приграничной аэродромной сети, вследствие чего многие авиачасти оказались скученными на ограниченном количестве аэродромов (от 100 до 200 машин на каждом). А ведь до сих пор находятся «специалисты», утверждающие, что Сталин собирался летом 1941 года напасть на «несчастного» Гитлера. При таком-то состоянии аэродромной сети?

Окончание читайте в следующем номере.