Восстание военнопленных в лагере Бадабер — один из самых загадочных эпизодов Афганской войны. Что произошло в апреле 85-го в этом пакистанского кишлаке, сколько советских военнопленных находилось в лагере, их судьбы и имена — на эти вопросы до сих нет ответов. О таинственном Бадабере, работе по линии вызволения пленных в годы войны и в наши дни «Защищать Россию» рассказал зампредседателя по делам воинов-интернационалистов Александр Лаврентьев.
В 80-е годы в кишлаке Бадабер (Пакистан), расположенном в двух десятках километров от границы с Афганистаном, находился лагерь афганских беженцев. На деле под гуманитарным прикрытием была развернута база по подготовке моджахедов, принадлежавшая партии «Исламское общество Афганистана». В «Центре подготовки боевиков Святого Халида ибн Валида» — так назывался лагерь — работали военные инструкторы из США, Египта, Пакистана и Китая.
Общая площадь базы — полтысячи гектаров, она включала, кроме палаточного лагеря, еще несколько складов с оружием и тюрьмы, в которых содержали советских и афганских военнопленных. Точное количество узников Бадабера не установлено. По разным данным, весной 1985 года там находилось около 40 афганских и более 10 советских военнопленных.
По основной версии, 26 апреля 1985 года в лагере Бадабер произошло восстание, которое было подавлено моджахедами и поддерживавшими их частями регулярной пакистанской армии.
В ходе штурма лагеря афганцами произошел взрыв склада вооружения, в результате все узники Бадабера погибли. Версий о причине взрыва две. Согласно первой из них, боеприпасы сдетонировали от попадания реактивного снаряда при артобстреле, согласно второй — пленники совершили самоподрыв, когда исход боя был ясен.
Точное количество и имена советских военнопленных лагеря Бадабер неизвестны по сей день.
ЗР: Расскажите, что известно о восстании в лагере Бадабер?
А.Л.: Известен факт, что 26 апреля 85-го года произошел мощнейший взрыв в лагере Бадабер, на пакистанской территории. Значительно позднее появились определенные данные и свидетельские показания о том, что в лагере находились наши пленные, и, скорее всего, произошло восстание.
Мы с тех пор неоднократно обращались по официальным и неофициальным каналам к Пакистану с просьбой сообщить какие-то данные, но Пакистан всегда отвечал одинаково — мы не участвовали ни в каких конфликтах, мы ничего не знаем, никаких лагерей на нашей территории не было.
Хотя общеизвестно, что в Пакистане были и лагеря, и пленных туда уводили, и афганцы огромными отрядами уходили туда отдыхать («ЗР»: отдыхать от войны).
ЗР: Что известно о количестве и судьбах пленников на сегодняшний день?
А.Л.: Проводился обмен документами по дипломатическим каналам, но вопрос былкак-то спущен на тормозах. Я знаком с материалами афганской разведки, нашей агентурной разведки. В свое время нашли сотрудников лагеря, которые подтверждали, что там было 10–12 советских военнослужащих — точное количество они назвать не могут, потому что строгих учетов никто не вел.
Беда еще и в том, что имена и фамилии наших ребят моджахедов не интересовали, в плену им давали новые имена. Т. е. когда мы пытаемся выяснить, как звали пленных, нам говорят — Абдула, Файзулла и т.д. Тупик.
Периодически в СМИ появляются публикации об узбеке, который якобы был пленником Бадабера и очевидцем восстания, — Носиржоне Рустамове. Но факт таков: в этом конкретном месте его не было. Хотя он и в документальных фильмах снимался. Причем в одном из фильмов он рассказывает, как во время восстаниягде-то на крыше с пулеметом стоял. Но его там не было, он находился неподалеку от лагеря, его в яме держали. Уже после его вместе с другими пленными выгнали разбирать завалы и закапывать останки погибших в лагере.
Я знаком с одним из командиров отрядов, который был там после взрыва. Он говорит: «Понимаешь, если сильно постараться, хотя это очень сложно — война, власти по-прежнему нет — мы найдем то место, где закапывали пленных. Там десятки человек лежат. Если вы их ДНК определять собираетесь, как вы себе это представляете? — тела после взрыва — это тысячи костных фрагментов».
Поэтому боюсь, что Бадабер — это одна из тех страниц истории, правда о которой не будет известна.
ЗР: Имел ли место приказ, отданный после инцидента полевыми командирами, предписывающий моджахедам не брать в плен советских бойцов, а уничтожать их на месте?
А.Л.: Даже если такие слова были кем-то из командиров сказаны, это не совсем соответствует действительности. У моджахедов не было какого-то единого фронта, группировки и между собой воевали, поэтому у каждой из 6–8 основных воюющих бандформирований была своя позиция.
Например, Ахмад Шах Масуд запрещал расстреливать. Он жестоко наказывал, если просто так брали и расстреливали пленных. А вот группировка Саяфа — те в основном расстреливали.
З.Р.: Как вообще советское и афганское командование работало по линии вызволения пленных?
А.Л.: Ситуация неоднозначная. В большинстве случаев все решалось не на уровне больших генералов и прочее, а на уровне конкретных подразделений. Ходили в кишлаки, спрашивали, мол, давайте, узнайте о пленных. Афганистан — удивительная страна, там даже при отсутствии мобильной связи — сегодня сказали в Кабуле, а завтра в Джелалабаде об этом знают. Поэтому вот так и договаривались.
Меняли пленных на пленных, на продукты или, как сейчас ребята рассказывают, даже оружие за своих отдавали.
Работа активная велась. Таким способом десятки или даже сотни человек из плена вытащили. Или хотя бы тела убитых забирали.
Контрразведка, конечно, тоже работала. У меня есть знакомый, он два или три ордена получил именно за вызволение наших ребят.
С афганской стороны речь шла уже о личной заинтересованности в конкретном пленнике. Нужно также понимать, что у мусульман иное отношение к смерти, чем у нас.
З.Р.: Сколько советских военнослужащих осталось в плену на момент вывода войск из Афганистана?
А.Л.: Учет был жесткий, по каждому факту пропажи солдат заводилось уголовное дело. По данным Минобороны, на момент вывода войск в списках значилось около 400 человек. Потом начали уточнять, согласовывать в КГБ, в МИДе, и пришли к выводу, что на тот момент их оставалось около 300.
З.Р.: Делалось ли что-то в 1990-е годы для их вызволения?
А.Л.: К сожалению, у нас по закону государство не ведет поиск пропавших без вести. Фактически все эти годы единственная организация, которая неустанно вела поиск по Афганистану, это комитет по делам воинов-интернационалистов. Комитет находится на самофинансировании, т. е. никаких бюджетных денег мы никогда не получали, и эта работа велась благодаря личности председателя — до прошлого года он был единственный, неизменный — Руслан Султанович Аушев. Человек известный, генерал, герой Советского Союза. Все эти годы Аушев находил деньги, чтобы содержать комитет, организовывать экспедиции в Афганистан. Менялись люди, но нацеленность была одна — надо искать, искать и искать.
За эти годы наш комитет нашел 30 человек живыми: 22 вернулись домой, семеро остались в Афганистане, а одного мы нашли в Западной Европе.
З.Р.: Как ведутся поиски? Помогает ли афганская сторона?
Метод работы один — работать с людьми на месте, а иначе никак. Власти в Афганистане не было, нет, и не предвидится, поэтому перед тем, как приступить к работе, выясняешь, кто же в каждом отдельном районе поисков главный. В абсолютном большинстве случаев, это не местная власть — это или мулла, или старейшина, или командир крупного отряда. Сначала узнаем, кто главный, а потом с ним договариваемся, чтобы разрешил раскопки вести и т. д. Иначе ничего не получится — тебе просто не дадут работать.
Большая проблема в том, что афганцы, как я упоминал, не знают настоящих имен наших военнослужащих. Столько раз мы находили следы, и только путем сложного анализа — по времени пропажи солдата, по месту — мы могли определить, кого же мы нашли.
Сейчас установление имен, распознавание останков ведется современными методами — это экспертиза ДНК. Мы создали базу данных генетических материалов и примерно 80% генетических материалов родственников солдат — комитет по всему бывшему СССР работает — мы заложили в эту базу. По этим материалам за последние годы мы троих солдат опознали. Одного в Питере похоронили, еще двоих в Казахстане. Мы, к сожалению, поздно спохватились, потому что для опознания нужны кровные родственники, а многих уже нет в живых.
Афганская сторона помогает в поисках, и это поначалу было настолько для меня удивительно, даже шокирующе.
Ведь суть поисков в том, что нужно найти людей, которые были свидетелями. Нужны те, которые брали в плен, которые расстреливали. Только они могут что-то показать и рассказать.
Абсолютное большинство готово с нами сотрудничать. У них ностальгия.
Сейчас, когда на их территории войска НАТО, им есть, с чем сравнивать.
Приведу слова Фатимы Гайлани, женщины очень образованной, из знатного рода, она говорит: «Понимаете, прошло достаточно много лет, теперь я могу сравнить и сделать вывод, кто хотел и хочет добра моему народу, а кто нет». Хотя в те годы воевали против нас все, вся ее семья. Она сама собирала деньги, закупала оружие. Неграмотные люди говорят примерно то же самое.
З.Р.: Как работают военные НАТО по линии вызволения пленных?
А.Л.: Они сразу торгуются с афганцами и за большие суммы денег своих солдат вытаскивают. У них эти вопросы решаются на государственном уровне, этим занимается целая структура в вооруженных силах. Есть поисковые отделы, на Гавайских островах расположен огромный центр генетики.
Уровень обеспечения — несопоставим: у нас это любительство, а у них — огромная структура с государственным бюджетом.
Свежие комментарии