Чем дольше общество затягивают перипетии европейской истории с беженцами, тем яснее многим становится тот факт, что гуманитарной акцией там и не пахнет.

Ну, в самом деле, много ли гуманизма в том, чтобы разрушить некоторые исламские страны силой оружия, а затем «гостеприимно» распахнуть ворота перед обездоленными жителями этих стран, и только из-за того, чтобы решить собственные проблемы экономического, демографического и идеологического плана? При этом хорошенько обобрать их по дороге, обогатив попутно продажных турецких пограничников, албанских контрабандистов, балканских цыган и целую свору журналистов и «борцов за права»? Всё это напоминает научный эксперимент, жестокий и бесчеловечный. В духе континента.

 

 

Когда-то давно, в Средневековье, люди не вполне ассоциировали бабочку и гусеницу, действительно, эти столь несходные формы сложно представить как разные жизненные стадии одного и того же существа. Кое-кто догадывался и даже наблюдал, как бабочка вылупливается из куколки, но точных доказательств не было ни на Западе, ни на Востоке, и мешал этому связанный с религией этический запрет на умерщвление всуе живых существ. Разрешили эту проблему европейцы. Голландец Ян Сваммердам, один из основателей натурализма, попросту вскрыл тысячи гусениц, куколок и бабочек и доказал метаморфозы насекомых, устроив этим самым насекомым небольшой геноцид. Европа и выделилась, можно сказать, благодаря этой пытливости ума, не слишком скованной этическими узами, европеец — вечный ребёнок, желающий поглядеть, что у куклы внутри. Но, одно дело насекомые, другое — люди.

Нынешний эксперимент с гибридизацией этносов старушки Европы и огромной массы выходцев из Азии и Африки — это что-то сродни генетической работе по созданию племенного стада. Ничто не принимается во внимание — ни местные традиции, ни культура, ни сложившиеся представления о комфорте и безопасности. Просто тем, кто определяет западную «стратегию на будущее», приспичило, наплевав, чисто по-большевистски, на чаяния обывателя, заняться, во имя удобства транснационального бизнеса, формированием наднационального социума.

Конечно, массу приезжих, воспитанных в мире сексуальных запретов, экстремистских движений и перманентных войн, этот ласковый мир вымирающих европейцев, захлебнувшихся в своём процветании, очевидно, располагает к вседозволенности. И ничего в этом исключительного нет. Покорный слуга помнит, с каким большим трудом в далёкие советские годы шла в городе Баку адаптация выходцев из азербайджанской глубинки. Эти люди, в калошах, ковровых носках, овчинах шерстью наружу, не говорящие по-русски, немедленно приковывали к себе внимание в нацело русскоязычном и абсолютно европейском по духу городе, их манера себя вести, их реакция на невиданные в аулах короткие юбки и декольте, их наглость и зависть – всё это было у коренных бакинцев притчей во языцех. Советская система работала над постепенной интеграцией этих людей, тогда тоже шёл эксперимент, и мы все его помним. Помним и то, что тот, советский эксперимент, провалился с беспримерным треском и закончился гибелью множества людей и перемещением миллионов, в том числе коренных бакинцев. Просто потому, что люди — не мушки дрозофилы и с людьми подобное обращение не проходит.

Поскольку это всё — насилие. Для того чтобы заставить европейского обывателя смириться с этим насилием, чего только не используют, к каким демагогическим приёмам не прибегают! В ход идёт и идеология т.н. толерантности, вывернутая одним шулерским движением наизнанку (поскольку между уважением к гостю другой культуры, цвета кожи и разреза глаз и наводнением твоего собственного дома всеми желающими в нём поселиться, установив тут свои правила, — дистанции огромного размера!). В ход идёт даже история и мифология Холокоста, «извинения» за колониальное прошлое — всё что угодно притаскивается, лишь бы приглушить естественное сопротивление части европейцев, не согласных поступиться собственной цивилизацией во имя не вполне ясных целей.