В пятницу, 9 марта, на встрече в Душанбе президенты Узбекистана Шавкат Мирзиёев и Таджикистана Эмомали Рахмон подписали ряд документов о нормализации отношений между двумя странами. Договорились, в частности, упразднить визовый режим между Узбекистаном и Таджикистаном, а также возобновить автомобильное, железнодорожное и авиационное сообщение. Таджикский президент пообещал поэтапно восстановить на границе работу всех 16 контрольно-пропускных пунктов. В ответ узбекский лидер заявил, что ближайшее время отношения двух стран достигнут уровня «стратегического партнерства».
Паны дерутся – у холопов чубы трещат
Примерно так в переводе на русский можно представить картину затянувшейся холодной войны между Узбекистаном и Таджикистаном, вызванной ссорой между лидерами двух стран. У этой ссоры два аспекта – этно-исторический и экономический. Начнём с новейшей истории, какой её сделали для населения двух стран за годы советской власти.
В 1924 году политические топографы из большевиков провели национально-территориальное размежевание Средней Азии. Его итогом стало появление Таджикской автономной республики в составе Узбекской ССР. Такой вариант оказался не самым удачным. Дело в том, что таджики несколько высокомерно относятся к узбекам (что-то похожее на отношение наших горожан к селянам).
Таджики считают себя нацией более древней культуры и истории, отсюда – этот лёгкий снобизм. Большевики были далеки от таких этнических тонкостей и потому поставили таджиков в подчинённое, зависимое положение от узбекских соседей. Позднее ошибку постарались исправить.
В 1929 году Таджикистан преобразовали в полноценную союзную республику. Но осадочек остался, причём, материальный и зримый. Узбекистану приписали целый таджикский анклав, включающий в себя древние города – Самарканд и Бухару, составляющих гордость истории и культуры таджикской нации.
Надо признать, узбекские руководители чувствовали нюансы национальных отношений и вели себя с соподчинёнными соседями не только корректно, но даже отстаивали интересы Таджикистана в высоких московских кабинетах. Эта традиция сохранилась на долгие годы даже после фактического уравнивания республик в правах.
Более населённый и более сильный экономически Узбекистан всячески опекал своих «родовитых» соседей. Узбекские политики объясняли это изобретённым в Ташкенте тезисом об «одном народе с двумя языками». Правда, дело тут не только в языках. Народы на самом деле разные.
Таджики – это, как утверждают этнографы, северные персы. Отсюда и их своеобразный язык, который одни специалисты считают диалектом фарси. Другие – самостоятельной лингвистической ветвью персидского языка. Большая часть таджиков живут на севере Афганистана, примерно треть нации (одной из крупнейших в Средней Азии) объединил Таджикистан.
Узбеки – тюркоязычные. Считается, что их основанный на древнеиранских племенах этногенез сильно видоизменился после вторжения в Среднюю Азию монголов и прочих кочевников. Этноним «узбек» был привнесён в обиход после фактической ассимиляции коренного населения с завоевателями и принятия в обращение разновидности тюркского языка.
За этой простенькой картиной различия двух народов кроется ещё тысяча нюансов, больше известных только аборигенам тех мест. Иногда эти различия приводили к этническим конфликтам, вызванным, впрочем, экономическими причинами (спорами из-за распределения воды, земли и пр.).
Коммунистические власти эти конфликты умело купировали, не устраняя причин их породивших. Так что к моменту обретения независимости Таджикской и Узбекской республиками, у них сформировалась определённая конфликтная база. Она проявилась, прежде всего, в отношениях руководителей двух стран.
Поначалу президент Таджикистана Эмомали Рахмон по традиции звал своего узбекского коллегу Ислама Каримова «атамиз» («наш отец»). Потом обвинил Каримова в притеснении всего таджикского. Рахмон вспоминал, как однажды во время посещения Узбекистана он обратился к местному жителю и попросил его назвать свою национальность. Мужчина с опаской покосился на присутствовавшего при разговоре президента Узбекистана и ответил: «я – самаркандский».
Наверное, претензии Рахмона были в чём-то обоснованны. По крайней мере, при Каримове таджиками в Узбекистане стали писаться только полтора миллиона человек. Неофициальные источники расширяют размер таджикской диаспоры до 11 миллионов.
Со временем споры между Рахмоном и Каримовым стали перерастать в ссоры. Как-то на закрытой пресс-конференции таджикский президент признался, что с Каримовым он «много раз спорил, два раза даже подрался. Один раз нас Назарбаев разнял, второй раз Кучма. И я сказал ему: «Самарканд и Бухару мы все равно возьмем!».
Вода и газ как яблоко раздора
Откровение Рахмона перекочевало с закрытой пресс-коференции в публичное пространство. Узбеки на это никак не прореагировали, отмолчались. Зато наблюдательные эксперты быстро связали по времени саммиты, в которых принимали участие таджикский и узбекский лидеры, с последующим перекрытием границ между соседними странами, введением визового режима, блокированием транспортных коммуникаций и прочими неудобствами, которыми одарили два президента свои народы.
Меж тем, претензии таджиков на Самарканд и Бухару, если и имели значение в этих конфликтах, то далеко не первое. Споры шли из-за взаимных поставок газа, электроэнергии, «утилизации» Таджикистаном воды реки Вахш. В советское время на ней построили целый каскад из шести гидроэлектростанций. Начали возводить ещё и самую крупную – Рогунскую ГЭС, но сорвались в долгострой.
Тем не менее, мощностей существующих станций хватало, чтобы летом в полноводный период обеспечить энергией Таджикскую республику да ещё поддержать соседний Узбекистан, который останавливал на летнюю профилактику свои работающие на газе теплоэлектростанции.
Зимой ситуация зеркально менялась. Из-за маловодья падала выработка электричества на таджикских ГЭС, теперь республику поддерживали узбекские ТЭС. Этот годами установленный порядок начал давать сбой в годы независимости двух республик. Доходило до того, что дефицит электроэнергии в Таджикистане зимой периодами превышал треть общего объема энергопотребления республики.
Положение усугублялось тем, что Узбекистан стал придерживать у себя не только электричество, но и природный газ. В Таджикистане люди сидели без света и тепла, мерзли. Иногда это приводило к трагедиям. Например, «зимой 2008 года в стране из-за нехватки электроэнергии погибли новорожденные дети», – это слова президента Рахмона.
Теперь таджикский лидер не только ругал узбекского «атамиза» последними словами, но искал способ спасения своей республики. Решение лежало на поверхности – достроить Рогунскую ГЭС в верхнем течении Вахша. Ниже по каскаду возвести ещё две станции поменьше – Сангтудинские ГЭС-1 и ГЭС-2.
На этот раз заволновались уже в Ташкенте. Здесь заговорили об «утилизации таджиками воды Вахша». Угроза оказалась серьёзной. Мир знает такие примеры. Вот добрые американцы зарегулировали воды своей знаменитой реки Колорадо. Понастроили водохранилищ, плотин, дамб, дренажных отводов, и Колорадо перестала впадать в Тихий океан, тихо растворяясь в песках американских пустынь.
Последний раз река, как говорят гидрологи, «поцеловалась с океаном» в высокое половодье 1998 года. Океан это пережил, зато прилегающие к нему мексиканские территории стали зоной экологического бедствия. Новые ГЭС на Вахше сулили близкую к этой картину.
Узбекистан отреагировал решительно и заблокировал границу Таджикистана. Отсёк его от контактов с миром через свою территорию. Для Душанбе это была, по сути, единственная (через узбекскую территорию) коммуникация, соединяющая его с другими странами. Возник международный конфликт. За таджиков вступился Иран, компании которого уже зашли на строительство Сангтудинской ГЭС-2.
Тегерану удалось добиться некоторых послаблений. Другие партнёры Таджикистана помогли ему наладить автомобильное сообщение с Россией (через Киргизию), Китаем (с выходом на международное Каракорумское шоссе), Афганистаном. Российские энергетики достроили Сангтудинскую ГЭС-1. В 2016-м русло реки Вахш перекрыли для наполнения водохранилища Рогунской ГЭС.
Уже тогда стало ясно, что санкции Каримова против Рахмона не работают. Нужно садиться и договариваться, но старые обиды и личные амбиции мешали восстановлению отношений. Только после смерти Ислама Каримова Ташкент вышел на прямые контакты с Душанбе.
Новый узбекский лидер – Шавкат Мирзиёев заговорил о нормализации отношений с таджикскими соседями и даже лично встретился Эмомали Рахмоном. Стала меняться не только риторика. Прошлым летом телеканал «O‘zbekiston» снял фильм под названием «Узбекистан–Таджикистан: дружба, испытанная временем».
МИД Узбекистана тут же разместил фильм на своём сайте. Позднее, выступая на международном пресс-клубе в Ташкенте, министр иностранных дел Узбекистана Абдулазиз Камилов охарактеризовал ленту «O‘zbekiston», как «очень хороший фильм про таджикско-узбекские отношения».
С таких сигналов началось сближение двух стран, завершившееся 9 марта подписанием прорывных документов в двусторонних отношениях. Станут ли они, как хотел бы Шавкат Мирзиёев, «стратегическими», покажет время. Слишком много проблем между таджиками и узбеками породила новейшая история.
Пока наметился прогресс только в восстановлении контактов между двумя странами. На очереди – нормализация экономических отношений. В своей нижней их точке годовой товарооборот между Таджикистаном и Узбекистаном исчислялся всего 2,5 млн. долларов (столько стоят одни эксклюзивные швейцарские часы). Теперь страны хотят выйти во взаимной торговле на цифру в $500 миллионов, как было в их лучшие годы.
Однако самым серьёзным испытанием дружбы «одного народа с двумя языками» станет развитие дальнейшей самоидентификации таджикской и узбекской наций. И здесь вопрос исторической принадлежности Самарканда и Бухары может снова остро встать в повестку дня.
Геополитические мины, бездумно заложенные большевиками, ещё потреплют нервы не только лидерам постсоветских стран, но и их народам.
Автор: Геннадий Грановский
Свежие комментарии