«Политическая медицина» Иоганна Лестока

Государственные или дворцовые перевороты совсем не редки в мировой истории. Во главе заговорщиков чаще всего встаёт какой-нибудь генерал или амбициозный политик. Однако порой случаются и мятежи, в которых огромную роль играют люди вполне мирных и наименее ожидаемых профессий.

Ярким примером может служить дворцовый переворот 25 ноября 1741 года, в результате которого пришла к власти дочь Петра I Елизавета. У неё не было «партии» при дворе и авторитета среди высших сановников государства, не было «своих людей» во главе петербургских гвардейских полков. Ресурсы для государственного переворота были, в общем-то, просто ничтожными: врач по профессии, но интриган и авантюрист по призванию Иоганн Лесток, кучка рядовых гвардейцев первой роты Преображенского полка и крайне опасная (лично для Елизаветы) финансовая поддержка со стороны Швеции (которая тогда воевала с Россией) и союзной ей Франции – вот всё, чем располагала Елизавета.

На стороне её противницы, Анны Леопольдовны, была вся мощь Российской империи и множество доброжелателей, пытавшихся бескорыстно и не очень сообщить правительнице о зреющем заговоре. Анна Леопольдовна, конечно, значительно облегчила своей сопернице путь к трону, продемонстрировав просто поразительную легкомысленность и беспечность. Самое удивительное, что в оценке Елизаветы она была, в общем-то, права: эта царевна казалась просто неспособной на серьёзную самостоятельную интригу. Но правительница не учла влияние посторонних сил и недооценила придворного врача Лестока – человека незнатного и казавшегося совершенно незначительным. Расплачиваться за трагические ошибки Анны Леопольдовны пришлось всей её семье, которой «кроткая и незлобливая» Елизавета уготовила поистине страшную участь.

Происхождение и молодость героя статьи

Иоганн Герман Лесток, будучи французом по национальности, родился в 1692 году в немецком Люнебурге. Дело в том, что его отец-протестант предпочёл уехать из католической Шампани в лютеранский Ганновер. Здесь он сумел получить должность придворного хирурга при местном герцоге. Будущий «серый кардинал» Елизаветы Петровны был средним из трёх сыновей в этой семье. Его отец был дворянином, однако ни знатностью, ни богатством похвастать не мог. Даже не известно, имел ли он медицинское образование или был самоучкой. Главные надежды родители связывали с Иоганном Паулем – старшим из сыновей. Он был отправлен в Париж и добился определённых успехов, ему даже приписывали связь с герцогиней Франсуазой-Марией Орлеанской – внебрачной дочерью Людовика XIV. А средний сын, Иоганн Герман, из-за отсутствия средств не смог поступить в университет и получить диплом врача. Медицинской науке его обучал отец, который надеялся передать сыну свое место лейб-медика при дворе мелкого немецкого князька. Однако Иоганн Герман и сам пытался восполнять пробелы в своих знаниях, собрав большую медицинскую библиотеку.

Некоторые исследователи считают, что не получивший образования Лесток был слабым врачом, пользовавшим своих пациентов не столько пилюлями и микстурами, сколько «добрым словом» и занятными анекдотами. Однако, учитывая уровень медицины того времени, следует признать, что личность и авторитет доктора имели тогда значение гораздо большее, нежели изготавливаемые им лекарства. Медикаментами, которые применялись врачами XVIII столетия, серьёзные заболевания вылечить было просто невозможно. Однако «слепые» плацебо-контролируемые исследования неопровержимо свидетельствуют, что не содержащие активных компонентов пустышки оказывают весьма выраженное положительное воздействие на человеческий организм, порой конкурируя по эффективности с настоящими лекарствами, назначаемыми параллельной группе пациентов. И потому, несмотря на весь кажущийся прогресс, медицина до сих пор в значительной степени является искусством, а не наукой. В лечении ряда заболеваний и в наши дни главным фактором успеха является не буквальное выполнение врачом всех пунктов «клинических рекомендаций», а доверие больного к своему доктору и лечению, которое он назначает.

Как мы помним, старший брат Лестока добился определённых успехов в Париже. К нему и отправился подросший Иоганн Герман, однако опыт столичной жизни оказался неудачным: по неясным причинам врач-самоучка целый год провёл в замке Шателе, который считался тюрьмой для государственных преступников. Однако охоты к политическим интригам этот опыт у него не отбил.

Выйдя из тюрьмы, Лесток смог устроиться хирургом в один из французских полков. Но служба в нём не сулила никаких особых успехов, и потому в 1713 году Лесток решил рискнуть, предложив свои услуги российским агентам, набиравшим специалистов в Европе.

Лесток на службе у Петра I

Иоганн Лесток, как мы помним, не имел диплома врача. Тем не менее, при личной встрече он произвёл хорошее впечатление на Петра I, который считал себя экспертом по многим вопросам, в том числе и в медицине. Оставшись доволен разговором, царь распорядился принять Лестока на русскую службу, причём из семи приглашённых тогда в Россию врачей именно Лесток получил назначение ко двору. В Петербурге Иоганн Герман стал Иваном Ивановичем, а фамилию его часто произносили как Лештук.

Этот француз, судя по всему, человеком был чрезвычайно обаятельным и умел нравиться людям. Неслучайно в 1716-1717 гг. мы видим его в числе придворных, которые сопровождали Петра I и Екатерину в их путешествии по Европе. Именно тогда Лесток обратил на себя внимание будущей императрицы, а также подружился с Павлом Ягужинским и гофмаршалом двора Дмитрием Шепелевым.

Карьера Лестока при дворе резко оборвалась в апреле 1719 года после конфликта с царским шутом Лакостой. Настоящее имя этого человека – Ян д'Акоста, он был выходцем из семьи марранов (португальских евреев, насильно обращённых в христианство) и родился в Северной Африке, откуда перебрался в Гамбург.


Здесь он то ли в 1712, то ли в 1713 году встретился с Петром I и привлёк его внимание, с одной стороны, широкой образованностью и знанием 6 языков, с другой стороны – нескладной фигурой. В результате оказался в России на должности придворного шута. Вместе с Петром I он рубил боярам бороды и обрезал полы кафтанов, что, безусловно, являлось дополнительным унижением представителей старой аристократии. Царь Лакосту очень ценил, и даже присвоил ему шутовской титул «самоедского короля», после чего тот, ничтоже сумняшись, стал носить жестяную корону. После смерти Петра I Лакоста угодил в ссылку в Архангельскую губернию, но затем, с приходом к власти Анны Иоанновны, уже в возрасте 65 лет, продолжил свою шутовскую карьеру при дворе этой императрицы.

Таким мы видим Лакосту на картине В. Якоби «Утро во дворце Анны Иоанновны»:


Лесток в 1719 году ухитрился «закрутить роман» и с женой Лакосты, и с тремя его дочерьми.

Надо сказать, что с потенцией у этого француза проблем, видимо, не было, но вот с репродуктивной функцией, вероятно, дело обстояло гораздо печальнее. Лесток был женат на трёх женщинах – Барбаре фон Рутенхьельм, Алиде Мюллер и Марии Авроре фон Менгден, но детей не имел ни от одной из них.


Однако вернёмся к Лакосте и его семье. Лесток соблазнил как минимум одну из дочерей шута, закончилось всё шумным скандалом и дракой. Дело дошло до царя, который встал на сторону Лакосты. Лесток в течение 4-х месяцев находился под стражей, после чего был выслан в Казань, где ему было положено немалое годовое содержание в 240 рублей, а также разрешена врачебная практика.

Лейб-медик царевны Елизаветы

В Петербург Лесток вернулся после восшествия на трон Екатерины I. Новая императрица даже назначила его лейб-медиком при своей дочери Елизавете, что в конечном итоге привело к огромным последствиям для истории нашей страны. Но до этого было ещё далеко. Пока же, как считают многие, именно Лесток написал донос на любовника Елизаветы – Алексея Шубина, который был сослан на Камчатку. Дело в том, что царевна тогда влюбилась всерьёз (даже писала посвящённые Шубину стихи), и новый фаворит Елизаветы стал оказывать на неё слишком большое влияние. В это время Лесток имел репутацию человека полезного (но и опасного) своим остроумием, и за помощью к нему обращались многие влиятельные лица из числа придворных императрицы Анны Иоанновны. Известно, что Лесток небезвозмездно действовал своими быстро расходившимися в свете остротами в пользу клана Бестужевых, Артемия Волынского и даже цесаревны Анны – сестры Елизаветы.

Заговор

Людовик XV и его правительство слишком долго не обращали внимания на дела в далёкой России. Однако Война за польские наследство 1733-1735 гг., в которой победил пророссийский кандидат Фридрих Август II Саксонский, а тесть Людовика XV Станислав Лещинский вынужден был бежать после поражения французского десанта у Данцига, заставили французов понять ошибочность своей позиции. Исправлять положение был отправлен Жак-Иоахим Тротти, маркиз де ла Шетарди, который, по одной из версий, и пристрастил русских аристократов к шампанскому – до него они обходились венгерским вином. В Петербург маркиз прибыл в 1739 году.


Чтобы повернуть политику России в другое русло, он решил сделать ставку на дочь Петра I Елизавету, которая, во-первых, чуть ли не единственная при дворе испытывала симпатии к Франции, а во-вторых, как и её племянник – Петр II, считалась поклонницей «старых порядков». Шетарди надеялся, что, придя к власти, Елизавета перенесёт столицу обратно в Москву и не будет вмешиваться в европейские дела. Проблема была в том, что эта царевна практически не имела влияния при дворе, где находилась на положении едва ли не приживалки. Единственным человеком, испытывавшим симпатию к дочери Петра I, был фаворит Анны Иоанновны Бирон, который поддерживал её материально и периодически оплачивал долги. Падение Бирона не приблизило Шетарди к цели, хоть и несколько улучшило положение Елизаветы при дворе, так как новая правительница России, Анна Леопольдовна, была женщиной доброй и старалась со всеми родственниками поддерживать хорошие отношения.

В этих условиях Шетарди решил выступить на стороне Швеции, где сильны были реваншистские настроения и победу, в конце концов, одержала «партия боевых шляп». И 28 июля (8) августа 1741 года началась новая русско-шведская война, в которой победу снова одержали русские войска, ведомые на этот раз генерал-фельдмаршалом Петром Ласси. Шетарди и шведский посол в Петербурге Эрик Матиас фон Нолькен открыли в русской столице «второй фронт», наладив через Лестока контакт с царевной Елизаветой. Они обещали ей помощь в восшествии на престол, требуя взамен «сущую малость» – провинции, завоёванные её отцом в ходе Северной войны. Шведы даже объявили, что их страна вступила в войну в качестве защитницы прав на российский престол Елизаветы Петровны. А правительство Анны Леопольдовны они обвинили в «чужеземном притеснении и бесчеловечной тирании… русской нации».

Финансирование заговора шло через Лестока, который в донесениях Шетарди проходил как агент «смелый приятель» и сам получал от французской казны «пенсион» в 15 тысяч ливров.

Активность послов враждебных государств и Лестока не осталась незамеченной. Со всех сторон к Анне Леопольдовне приходили сведения о зреющем заговоре. Отправить Елизавету в монастырь и выслать Шетарди из страны советовал правительнице даже её любимый мужчина – Мориц Линар. Принять меры предлагал опытный Остерман. Не услышано Анной было и просто отчаянное воззвание австрийского посла маркиза де Ботта:


Обер-гофмаршал Рейнгольд Густав Лёвенвольде пытался спасти Анну уже накануне переворота. Прочитав его записку, правительница сказала:


Своему мужу, ставшему генералиссимусом, Антону Ульриху, Анна запретила расставить пикеты на столичных улицах. Единственное, что она сделала тогда – откровенно поговорила с Елизаветой, раскрыв все свои «карты» и фактически спровоцировав её к решительным действиям. Елизавета легко убедила правительницу в своей преданности, но Лесток после этого разговора понял, что тянуть с переворотом уже нет никакой возможности. Взяв игральную карту червонной дамы, он использовал изображение на ней в качестве портретов Елизаветы, изобразив с одной стороны её монахиней, с другой – императрицей.

Заговорщикам невольно помогли действия их противников, которые объявили о подготовке гвардии к выступлению из столицы – на войну с Швецией. Такого «удара» от власти распустившиеся гвардейцы не ожидали и простить не могли. Они давно уже привыкли к безнаказанным дебошам в кабаках и борделях Петербурга, и сама мысль о необходимости покинуть эти уютные заведения и отправиться на войну, где придётся рисковать жизнью, казалась им кощунственной. Между тем вся первая рота Преображенского полка была давно прикормлена Елизаветой на шведские и французские деньги. Именно к ним и отправились в ночь на 25 ноября 1741 года Лесток и Елизавета. Популярная легенда гласит, что Елизавета так обратилась тогда к гвардейцам:


Можно смело утверждать, что это поздний исторический миф. В 1741 году такая отсылка к Петру I могла сыграть, скорее, против Елизаветы: в российском обществе середины XVIII столетия авторитет данного императора, который, по словам Ключевского, «чтобы защитить отечество от врага, опустошил его больше всякого неприятеля», был крайне низким. В народе Петра I открыто называли Антихристом и «Аггелом Сатаны», да и представители «старой знати» к Петру и итогам его деятельности относились без восторга. Время почитания Петра I было впереди, и отношение к нему стало меняться лишь при Екатерине II, которая тщательно подчёркивала, что является продолжателем курса первого императора. Окончательно культ Петра I сложился лишь во времена Пушкина. Преображенцев в ту ночь агитировать не требовалось: верные Елизавете гвардейцы уже давно ждали подобного приказа, понимая, что царевна в любую минуту может оказаться в монастыре, а они – в Сибири. Поскольку уже страдающая от избыточного веса «дщерь Петрова» (которой в тот момент было всего 32 года) не могла быстро ходить, преображенцы подняли её на руки и понесли захватывать власть.


Всего этих гвардейцев было 308, позже они стали печально знаменитой своими буйствами лейб-компанией.


От бесчинств этих преторианцев столицу избавил Петр III, приказав разослать их по деревням, подаренным благодарной Елизаветой.

Но вернёмся в 1741 год. Брауншвейгская семья была арестована, и судьба её была ужасна. Саксонский посланник Петцольд, выражая общее мнение иностранных дипломатов, сказал тогда:

Лесток на пике карьеры

Уже на следующий день после переворота Лесток стал тайным советником, «первым лейб-медиком и главным директором Медицинской канцелярии и всего медицинского факультета». При этом он ещё получал весьма значительную оплату, как лечащий врач императрицы. В архивах сохранилась такая запись:


Пять тысяч рублей за разовую процедуру кровопускания! Но и этого Лестоку было мало, он продолжал получать «пенсион» от французов, интересы которых усиленно лоббировал. Не брезговал деньгами от посла Пруссии, который в одном из писем к Фридриху II назвал его «настолько ревностным слугой вашего величества, будто он находится на вашей службе». В результате по ходатайству Фридриха Лесток получил от австрийского императора Карла VII ещё и титул графа Священной Римской империи.


Незадолго до опалы Елизавета подарила Лестоку для постройки дачи земельный участок на левом берегу Фонтанки. В 80-х годах XVIII века здесь проложили проезд, названный Лестоковым. Позже он превратился в Лештуков переулок (официально это название было за ним закреплено в 1851 году). Название не удержалось, и сейчас переулок носит имя Джамбула. Зато имя Лестока хранит Лештуков мост, соединивший Спасский и Безымянный острова, который был построен в 1907 году.


Не был обойдён наградами и маркиз Шетарди, который, отбывая на родину, в сентябре 1742 года был награждён Елизаветой орденом Святого Андрея Первозванного – высшим орденом Российской империи. В 1743 году Шетарди, по желанию русской императрицы, вновь был отправлен послом в Петербург, однако на этот раз провалил свою миссию.

Опала Иоганна Лестока

Политическим противником Лестока и Шетарди стал канцлер А. Бестужев-Рюмин, ратовавший за союз с Англией и Австрией и не желавший сближения с Францией. О степени его компетентности и квалификации можно судить по тому, что он настолько запутал дела, что в итоге в Семилетней войне Россия вдруг оказалась союзницей Франции и противницей Англии. Однако в придворных интригах Бестужев был хорош, и в 1744 году в подходящий момент подсунул Елизавете перехваченные письма Шетарди, из которых следовало, что бывший дружок императрицы ведёт свою игру, а её лейб-врач действует исключительно в интересах Франции. Шетарди был выслан из России, а Лесток лишился своего влияния на Елизавету.

Лесток не смирился с поражением и 1747 году нашёл другого союзника – прусского посла Финка фон Финкенштейна. Но в 1748 году Бестужев снова перехватил письма Лестока, и на этот раз француз был арестован и допрошен «с пристрастием». По приказу Бестужева из лейб-медика выбивали показания в злоумышлении на жизнь Елизаветы, однако обвинить его в новом заговоре так и не удалось. Тем не менее Лестоку пришлось на личном опыте убедиться, чего стоит благодарность Елизаветы, которую он совсем недавно фактически возвёл на российский престол. По приказу императрицы он был сослан в Углич, а затем переведён в Великий Устюг, где жил практически в нищете, едва сводя концы с концами. В общей сложности его опала продолжалась 13 лет – до смерти Елизаветы. В 1762 году он, подобно многим другим политическим заключённым, был амнистирован Петром III и вернулся в Петербург. Ему даже было возвращено конфискованное имущество. В это время Лестоку уже было 70 лет, однако княгиня Дашкова вспоминала, что, несмотря на невзгоды последних лет жизни, старый врач сохранил весёлый нрав и остроумие.

Умер Иоганн Лесток в 1767 году – в возрасте 75 лет.