Англия разлагается, пишет Род Дреер в статье для The European Conservative.
Большинство американцев — англофилы.
Это у нас в крови. Да, наши предки устроили кровавую революцию, чтобы освободиться от владычества британской короны, но за пределами самого Соединенного Королевства никто так не благоговеет перед британской королевской властью, как американцы. Что еще важнее, наши любовь и восхищение подкрепляются пьянящей смесью Черчилля, Уилберфорса, Толкиена, Леннона и Маккартни — а также массой других примеров мужества, мудрости и творческой жилки.
Поэтому происходящее с Великобританией сегодня американцев не только поражает, но и ранит до глубины души. СтранаВеликой хартии вольностей, нация, подарившая миру либеральную демократию, и народ, бестрепетно противостоявший тоталитарной нацистской угрозе, поддались полной деморализации и мягкому (пока) тоталитаризму, навязанному продажной элитой. Насколько далеки от нас строчки популярной патриотической песни 1939 года “Англия будет всегда”, поднимавшей боевой дух во время Лондонского блица!
Англия будет всегда
И Англия будет свободной
Если она значит для вас
Так же много, как и для меня.
Теперь в этом прочувствованном признании можно усомниться как раз потому, что Англия перестала так много значить — и для правящего класса, и для многих англичан. Один мой друг, весьма уважаемый представитель британской элиты, написал мне на прошлой неделе отчаянное письмо.
“Ничто не предвещает, что страна одумается или как-то оправится от этого, — сетует он. — На протяжении веков мы пережили войны, рецессии, и эпидемии, но это другое. Нельзя обратить вспять медленное разложение целой культуры и целого народа — а ведь именно эта участь и постигла англичан”.
В ответ я рассказал ему о разговоре, который имел накануне вечером за ужином в Будапеште. Я встречался с парой англичан из среднего класса, которые только что приобрели в венгерской столице квартиру в качестве убежища на черный день, чтобы было куда сбежать из родной страны, если потребуется. Он родился в Великобритании, а его родители бежали от советской оккупации Венгрии в 1956 году. Они отправились на Запад в поисках порядка и свободы. Теперь их сын и его семья подумывают о том, чтобы вернуться обратно — в поисках того же самого.
Жена рассказала мне, что дружит с белой британской парой, чья дочь пару лет назад стала жертвой пакистанской банды педофилов. В отчаянии родители обратились в полицию, моля о помощи. Но, как и многие белые британцы в подобных обстоятельствах, ушли ни с чем. Вот вам и хваленое многообразие! Женщина еле сдерживала слезы, рассказывая, чтó банда сделала с их 14-летней девочкой, и с каким равнодушием их встретили в полиции.
Позже тем вечером она же с гордостью и любовью рассказывала о своих предках и их заслугах. Один из них был историком, и его память чтят и поныне за вклад в сохранение фольклора. Но теперь все это пошло прахом. После окончания Второй мировой войны британская элита сознательно стирает эти достижения и внедряет в сердца и умы британской молодежи стыд и презрение к собственной истории.
Когда Национальная галерея в Лондоне недавно снабдила культовую и всенародно любимую картину Джона Констебла 1821 года “Телега для сена” пояснением насчет ее якобы “спорности” — как объяснила Би-би-си, картина воплощает в себе “привилегии” и заслуживает всяческого порицания — никто не то что не оскорбился, а даже бровью не повел.
Вот до чего дошла современная Британия!
С самого начала недавних беспорядков Великобритания и весь мир с содроганием наблюдает, как правительство Стармера арестовывает соотечественников якобы за причастность к насилию — даже если те всего лишь делились “проблемными”, по мнению властей, твитами или, как в Белфасте, всего лишь мирно наблюдали.
Уже ни для кого не секрет, что в Великобритании действует двухъярусная система правосудия. Самые вопиющие инциденты перечислил Эд Уэст в своей статье для журнала The Spectator, однако примеров можно привести бесчисленное множество. Но основные британские СМИ эта тема не интересует, что лишний раз доказывает: их задача — не информировать население, а отрабатывать “повесточку”.
Если бы не незаменимый X Илона Маска, где можно увидеть ролики, как британская женщина-полицейский держит белого соотечественника, за которым гонится агрессивная мусульманская толпа (а, дождавшись, она убегает), то никто бы не узнал, чтó на самом деле творится на британских улицах.
Разумеется, британское государство и верные соратники правящей элиты из СМИ потребовали запретить X. Порой подхалимы из СМИ затыкают рот сами себе. Алекс Томсон с государственного телеканала Channel 4 News опубликовал было в социальных сетях ролики, как “азиатские мужчины” (на британском медиажаргоне: мусульмане) нападают на одиноких белых, как тут же удалил их без объяснений.
Убивать гонца — давняя тактика, известная еще со времен Плутарха. В краткосрочной перспективе, разумеется, страдает гонец, а долгосрочной — его палач, лишившись известий из реального мира, необходимых для принятия политических решений.
Есть опасения, что все станет только хуже — и намного.
Автор The European Conservative Мик Хьюм отмечает, что правительство Стармера уже объявило о более обширном применении технологии распознавания лиц. Учитывая, что Великобританию уже заполонили камеры видеонаблюдения — в Лондоне на душу населения их даже больше, чем в Пекине, столице самого могущественного технототалитарного государства в мире, — приватность и свободу в Соединенном Королевстве ждет крайне плачевная участь. Зарубите себе на носу: практика лишения граждан банковских услуг за политические взгляды, как бы над ней ни смеялись, вернется с удвоенной силой.
Найдут ли британцы в себе силы противостоять этой колонизации и порабощению со стороны собственной элиты? Или мой отчаявшийся английский собеседник прав, и “разложение целой культуры и целого народа” зашло слишком далеко и уже неостановимо?
Если задаться целью извести нацию — то есть конкретный народ — трудно будет превзойти рецепт британской элиты (причем как лейбористов, так и тори). Вот их меры:
— Отрицать, что в культуре и политике исторических народов Соединенного Королевства есть что-либо достойное чествования и передачи следующим поколениям
— Создавать системы, которые поощряют сторонников этих антикультурных и антинациональных стандартов, и, наоборот, выдавливают на задворки и даже демонизируют все несогласных
— Распахнуть границы для массовой миграции, подкрепляя это пропагандой среди коренного населения о том, что это не только историческая неизбежность, но и нравственная необходимость
— Сделать верность новой идеологии неписаным требованием для вступления в профессиональные гильдии, а отказ от нее провозгласить признаком вульгарности и ханжества низших классов
Принцип анархо-тирании можно наблюдать в действии не только в двухъярусной системе правосудия, но и в том, как возмутительно “социальная справедливость” проявляется во всех институтах страны. Так, бывший премьер-министр Шотландии Хумза Юсаф, сын пакистанских иммигрантов, недавно обвинил шотландцев в расизме за то, что там якобы “слишком много” белых на руководящих должностях (при том, что 96% шотландцев белые).
Илон Маск публично назвал его самого расистом.
На прошлой неделе в своей речи в Эдинбурге Юсаф назвал Маска “одним из самых гнусных людей на планете”, обвинив его в “безнравственности и злодействе”. Маск в ответ назвал Юсуфа “супер-суперрасистом”. В результате Юсаф угрожает подать на него в суд.
Это может показаться мелочью, ссорой между двумя публичными людьми с непомерным эго, но это лишь еще одна иллюстрация того, к чему мы все привыкли. Небелые и их белые “прогрессивные” покровители могут отпускать расистские заявления и сыпать обвинениями, не опасаясь критики со стороны элиты. Для белых же действуют совсем иные правила. Этот нелиберальный двойной стандарт настолько укоренился за последние два-три десятилетия, что не стоит и дальнейшего упоминания. Но опять же, если вы хотите деморализовать собственный народ, превратить их в граждан второго сорта в собственной стране из-за цвета кожи, — вот самый эффективный способ этого достичь.
Вспомните англичанку, которая, еле сдерживая слезы, рассказывала мне о борьбе ее друзей за спасение изнасилованной педофилами дочери и о безразличии полиции к их беде. Как мы видели из пресловутого дела Ротерема и ему подобных, жертвы — в подавляющем большинстве случаев белые (причем как правило из рабочего класса), а их мучители — “азиаты” (читай: пакистанцы-мусульмане).
Почему бы ей не уехать из Британии? Она же собственными глазами видит, что ее соотечественники живут под железной пятой анархо-тиранической элиты, для которой законопослушные и патриотичные граждане вроде ее самой стали обузой.
Два года назад мы стояли с одним белым южноафриканским студентом у окна в одном из колледжей Оксбриджа. Он рассказывал, как он гордится тем, что ему выпала возможность учиться в учреждении, откуда веками выходили выдающиеся английские умы. Мы разглядывали компанию загорающих во дворе студентов, и мой собеседник посетовал, как ему трудно мириться с презрением однокурсников к Великобритании — ее истории, культуре и ее людям.
Он сказал, что их головы еще на входе забиты идиотскими левацкими предрассудками, которые насаждает британская элита — и за годы учебы в колледже у них даже не возникает соблазна в них усомниться. Они выходят со всеми привилегиями образования в Оксбридже, полные решимости воспользоваться приобретенными знаниями, чтобы разрушить то, что предыдущие поколения выстраивали с таким трудом. Молодой человек печально сказал мне, что у него есть реальные сомнения, что Великобритания переживет это ученое презрение к самим основам страны.
За трагедией Британии, несомненно, пристально следят по всей Европе, особенно в странах, столкнувшихся с теми же проблемами — миграцией, преступностью и размыванием национальной идентичности. Было даже немного удивительно, что первые серьезные беспорядки на расовой почве, связанные с миграцией, произошли не во Франции и не Германии, а в Великобритании.
Однако сегодняшние события в Великобритании завтра наверняка повторятся в нескольких странах континентальной Европы. Можно смело ожидать, что их правительства отреагируют с тем же презрением к свободе слова и патриотизму, как и британское. Вспомните, как ранее в этом году глава Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен заявила чиновникам Давоса, что главная проблема сегодняшней Европы — это “дезинформация”.
Не бесконтрольная миграция, не вытекающая из этого преступность, не исламский экстремизм — а дезинформация, в которую европейская элита, несомненно, записывает и жалобы на все эти беды. Брюссель и другие европейские столицы будут внимательно следить за тем, насколько сработают методы Стармера.
Лидеры Западной Европы — не единственные, кто следит за невзгодами Великобритании. За развернувшейся драмой наблюдают и восточноевропейские столицы — несомненно, размышляя о том, как им избежать той же участи. В минувшие выходные в соцсетях гулял ролик с лондонским уличным музыкантом, который восхитился безопасностью польских улиц.
Мы все знаем, почему страны Вышеградской четверки — Польша, Чехия, Словакия и Венгрия — так безопасны и стабильны: во всех них относительно мало неевропейских мигрантов. Польша приняла около миллиона украинских военных беженцев, однако по культурным и языковым причинам убеждена, что их удастся без затруднений ассимилировать. Здесь, в Будапеште, все чаще говорят о переезде французов, немцев и других жителей западных стран.
Это европейцы, которые хотят жить в Европе.
Обосновавшиеся в Польше украинцы уже во втором поколении станут в культурном отношении неотличимы от поляков. С огромным количеством неевропейских мигрантов это не сработало. Но они никуда не уезжают. В своей книге 2013 года “Несчастная идентичность” французский философ Ален Финкелькраут, родившийся в Париже сын еврейских беженцев, писал о процессе, вследствие которого французы становятся чужаками на собственной земле:
“Коренные французы лишились статуса культурной точки отсчета, неизменного в предыдущие периоды иммиграции. Они больше ни на что не влияют. Когда интернет-кафе называется Bled.com, а соседняя забегаловка или мясная лавка (или и то, и другое) — халяльные, у старожилов возникает тревожное чувство изгнания. Когда они видят, что все больше сограждан обращается в ислам, они задаются вопросом, где вообще они живут.
Они никуда не переезжали — изменился мир вокруг них. Боятся ли они иностранцев? Закрыты ли их сердца для чужаков? Нет — они сами стали чужаками у себя на родине. Раньше они были воплощением нормы, но теперь оказались на обочине. Раньше они были большинством в привычной для себя среде, но теперь они меньшинство в стране, над которой более не властны. В ответ на это многие переезжают. Именно потому, что не хотят чувствовать себя уязвимыми, они враждебно относятся к строительству новых жилых кварталов там, где решили поселиться. Чем выше иммиграция, тем сильнее раздробленность”.
Вот что имеется в виду, когда речь идет о “разложении” Англии. Мой высокопоставленный друг, чей культурный консерватизм сделал его в глазах коллег классовым предателем, все больше сомневается, что его сограждане смогут отстоять свое право существовать как самостоятельный, исторически непрерывный народ на определенной территории. Он патриот, сам готовый пойти ко дну вместе с кораблем, если до этого дойдет, но впервые задумался о том, что его детям, белым англичанам, будет лучше жить в другой стране.
В конце концов, почему бы и нет?
Если англичане будут низведены до бесправного меньшинства, — по сути, во власти враждебного, антихристианского большинства (причем как светского, так и исламского), то какой резон оставаться, если можно уехать? А оставшиеся — потому, что для эмиграции у них нет или желания, или средств — как им после этого жить как самостоятельный народ? Их презирает их собственная элита — настолько, что прибегает к давлению СМИ, культуры и общественного мнения, чтобы привить их детям стыд.
Англия будет всегда — если только будут англичане. А англичане будут существовать только в том случае, если захотят отстаивать свою идентичность как народ. А для этого нужно, чтобы для них “английскость” была не менее важна, чем для их предков. Получится ли? Впервые возникает такой вопрос с момента возникновения англичан как единой нации в 10-м веке из хаоса англосаксонских племен.
Род Дреер — американский журналист, пишет о политике, культуре, религии и международных отношениях. Автор ряда книг, включая бестселлеры “Выбор Бенедикта” (2017) и “Жить не по лжи” (2020), переведенные более чем на десять языков. Директор сетевого проекта Дунайского института в Будапеште, где и живет
Свежие комментарии