Казни пленных белых офицеров на Южном Урале в 1918–1919 годах Гражданские войны жестоки и бескомпромиссны. Не была исключением и Гражданская война в России, в ходе которой все стороны практиковали жестокость по отношению к военнопленным. В особенности это касалось истребления идейно мотивированного противника: белыми — членов большевистской партии, красными — белых офицеров. «Каждого казака решили убивать» Случаи убийств офицеров красными на Южном Урале были зафиксированы уже в начале 1918 г., причем не всегда речь шла о казнях белых.
Так, 24 января 1918 г. на разъезде № 18 был расстрелян возвращавшийся с фронта к семье бывший командир 2-го Оренбургского казачьего полка генерал-майор П. В. Хлебников, которого ранее задержали на станции Платовка, доставили для краткого допроса в Оренбург и обвинили в связях с донским атаманом А. М. Калединым . На перроне красногвардейцы расстреляли генерал-майора В. Н. Репина . В своей квартире был убит 67-летний отставной генерал-лейтенант Шагимардан Кочуров и с ним бывший командир 12-го Оренбургско- го казачьего полка полковник М. Ф. Доможиров . В Баймаке в феврале 1918 г. красные расстреляли польских офицеров Зайковского, Калькштейна и Козловского .
23 марта 1918 г. расстреляны есаулы С. С. Полозов и А. П. Кручинин (по иронии судьбы член Императорского человеколюбивого общества) . На глазах собственных малолетних детей в своей квартире в Оренбурге 31 марта 1918 г. был убит полковник Г. М. Нагаев . В начальный период Гражданской войны отношение к пленным офицерам было наиболее ожесточенным. 5 апреля в Верхнеуральске был убит полковник К. Т. Кузнецов. Один офицер расстрелян весной 1918 г. в поселке Бриентском . 20 марта 18 г. в Троицке расстреляны красными хорунжий М. К. Смагин и прапорщик А. Матюков .
25 марта там же расстрелян войсковой старшина Д. М. Нагаев (брат упомянутого полковника Г. М. Нагаева)10. Там же расстреляли и третьего из братьев — есаула А. М. Нагаева. На станции Еманжелинская Троицкой железной дороги в 20-х числах марта 1918 г. красные расстреляли сотников Воложенина и А. М. Дюрягина. Дюрягин с ямщиком были захвачены с грузом динамита, который везли из поселка Никольского для казаков-повстанцев станицы Кичигинской. Ямщика также расстре- ляли1. Сотник Дюрягин погиб, скомандовав расстреливающим: «Пли, сволочь!» Один из участников расстрела, А. П. Суворов, в 1919 г. был предан военно-полевому суду при штабе Западной армии белых.
В марте 1918 г. расстрелян и сотник И. Кожевников, задержанный красными в станице Кичигинской. 2 апреля 1918 г. в троицкой тюрьме расстреляли войскового старшину А. Н. Половникова. В декабре 1917 г. он, будучи исполняющим должность окружного атамана 3-го военного округа ОКВ, мобилизовал казаков на борьбу с красными, но был выдан жителями одной из станиц и на протяжении трех с половиной месяцев содержался в тюрьме, после чего был убит. Причем, по имеющимся данным, у еще живого офицера штыками выломали ключицы. В марте — апреле 1918 г. в 3-м военном округе ОКВ расстреляли хорунжего Н. И.Плотникова. Он был активным противником большевизма. В январе 1918 г. состоял в партизанском отряде войскового старшины Ю. И. Мамаева. Остался в станице Кичигинской, где вел агитацию против красных. В марте 1918 г. руководил акцией по порче железной дороги у станции Нижнеувельская. Был задержан на хуторе Нехорошкове.
Не позднее апреля 1918 г. в 3-м округе был расстрелян подъесаул П. В. Токарев, задержанный в станице Кичигинской. 7 апреля на станции Троицк расстреляли временно командовавшего 18-м Оренбургским казачьим полком полковника М. Ф. (?) Ситникова. Подъесаул Г. В. Енборисов, по его собственному утверждению, в марте 1918 г. попал в плен к красным в бою под станицей Подгорной, был выведен на казнь, но спасся. Схожие, но более драматичные перипетии выпали на долю прапорщика И. Старкова. Он состоял в партизанском отряде войскового старшины Ю. И. Мамаева и участвовал в Тургайском походе, но отделился от отряда и по своей инициативе направился на Сибирскую железную дорогу для установления связи с восставшими против большевиков. В поселке Луговском был узнан красноармейцами и приговорен к расстрелу, но в ночь перед казнью бежал.
При преследовании переплыл реку Тобол, причем был ранен в руку. В дальнейшем играл видную роль в казачьем повстанческом движении. Новая волна насилия последовала после набега казаков на Оренбург 4 апреля 1918 г. Уже 7 апреля 1918 г. в связи с активным участием кадетов в набеге казаков были расстреляны пять штаб-офицеров — воспитателей 2-й Оренбургской гимназии военного ведомства (2-го Оренбургского кадетского корпуса) (полковники С. Н. Вейц, П. П. Дударь, Л. Н. Любарский, К. А. Хрипунов и подполковник Латернер) и ее директор генерал-майор А. К. Ахматов. Как отмечалось в одной из газетных заметок того времени, «через 1–2 ч[аса] после ухода казаков явились в гимназию комиссар воен[но-]уч[ебных] заведен[ий] по г. Оренбургу тов. Андрианов-Башилов вместе с председ[ателем] ком[итета] служащ[их] 1[-й] Неплюевской гимназии тов. Соломатовым, которым и было рассказано все произошедшее.
Ввиду явного упущения, а, быть может и злого намерения со стороны директора и воспитателей старшего возраста, совершенно бездействовавших, было решено их арестовать до выяснения истины, и они под конвоем были отправлены в тюрьму… На третий день они были отправлены из тюрьмы в следственную комиссию и через несколько часов были возвращены трупы директора и старших воспитателей». 9 апреля на станции Дубиновка Орской железной дороги были выданы казаками красным и расстреляны два казачьих офицера — родные братья подъесаулы В. Ф. и М. Ф. Михайловы, собиравшиеся участвовать в набеге на Оренбург, но до города даже не добравшиеся.
Расстреляны 73-летний отставной генерал-майор Ф. С. Воробьев, войсковой старшина Никитин, полковник в отставке А. Н. Полозов (позднее сообщено, что расстрелян «по недоразумению»), убит рабочими разжалованный еще в период первой русской революции сотник Н. В. Стрелковский, состоявший в 1917 г. членом Совета рабочих депутатов Оренбурга30. Выдан казаками станицы Нежинской красногвардейцам и 22 марта расстрелян организатор набега на Оренбург войсковой старшина Н. В. Лукин. 23 марта был расстрелян отставной генерал-майор С. Ф. Вержболович. Неподалеку от Оренбурга в станице Сакмарской не позднее 13 мая 1918 г. было арестовано и расстреляно 14 человек, в том числе несколько казачьих офицеров (данные имеются только о расстреле есаула В. П. Петрова).
10 июня 1918 г. под Верхнеуральском был расстрелян войсковой старшина П. Ф. Воротовов. В Орске в конце июня 1918 г. расстрелян офицер И. А. Кочергин, в июле там же красные расстреляли офицеров Долгорукова и Кадошникова. В 1918 г. расстрелян офицер Г. М. Самоцвет, вышедший из строя при расстреле красными по списку вместо есаула — отца пятерых детей. В том же году расстреляны братья хорунжие А. П. и Г. П. Горбуновы, прапорщик Коваленко. В 3-м военном округе расстреляны хорунжий М. Елагин, прапорщики П. И. Безпалов (Беспалов) и И. Ф. Плотников.
Позднее, 25 марта 1919 г. Оренбургской губЧК был расстрелян прапорщик А. А. Преснов, а в августе 1919 г. в красном Оренбурге приговорен ревтрибуналом А. В. Ганин. Казни пленных белых офицеров на Южном Урале… Противоборствующие стороны: хроники социальной катастрофы 1-й армии к расстрелу войсковой старшина Г. К. Деревянов. 1 июля 1919 г. по- пал в плен к красным и 26 сентября был расстрелян по приговору особого отдела 5-й армии подъесаул Г. Я. Рожнов (Шельстов). Таким образом, известны персональные данные о расстреле 52 офицеров, в большинстве своем связанных с Оренбургским казачьим войском.
Разумеется, эти данные не являются исчерпывающими, однако близки к таковым. Для сравнения: за годы Первой мировой войны погибли, умерли или пропали без вести 80 офицеров ОКВ, а всего на фронт отправились 722 казачьих офицера. Таким образом, цифра казненных красными оренбургских офицеров сопоставима с численностью погибших на фронтах Первой мировой. По чинам казненные (у кого известны чины или предполагаются) распределились следующим образом:
генералов — 6.
штаб-офицеров — 16.
обер-офицеров — 25.
Поручик И. К. Волегов, служивший в одном из оренбургских казачьих полков, вспоминал, что «если попадал в плен офицер, то у живого офицера вырезали на пле- чах погоны, а если на погонах были звездочки, то сколько было звездочек, столько же гвоздей вбивали в их плечи. Это — неопровержимый факт». Казакам, кроме того, на ногах вырезали «лампасы». Крестьянин села Ново-Ключевка Бузулукского уезда Самарской губернии Г. В. Глушков писал 25 мая 1918 г. управляющему делами СНК В. Д. Бонч-Бруевичу: «С казаками можно было давно уже все уладить без штыков. Они бы выдали и Дутова и всех главарей, но бестактность красноармейцев так озлобляет казачье население, что просто диву даешься — или дело ведут набитые дураки — или просто провокаторы. Два-три хороших, теплых воззвания, какие мастер составлять Л. Д. Троцкий, и казаки были бы на нашей стороне.
Теперь около Оренбурга Дутова нет. Казаки сами нападают именно на те отряды, которые позволяют себе хозяйничать в казачьих селениях. Если провести следствие, то картина выяснится ужасающая. Я ехал в вагоне вместе с красноармейцами, они мне рассказывали следующее: “Когда мы занимаем казачью деревню, то отбираем все, что можно взять, заставляем кормить себя утками и курами, словом живем хорошо. Только одно плохо, нападают на них на сонных. Недавно убили 110 человек”. Каждого казака решили убивать, всех офицеров брать на пушку. Вот те девизы, с которыми идут на Оренбургский фронт большинство наших товарищей-красноармейцев».
В результате подобной недальновидной политики тысячи казаков поднялись на борьбу с красными. «Принесли сена, положили и сожгли этого полковника целиком» В ряде случаев пленных белых офицеров даже не расстреливали, а подвергали средневековым казням. Автору этих строк довелось обнаружить в оренбургских архивах несколько свидетельств на этот счет со стороны красных, действовавших в 1918–1919 гг. против войск атамана А. И. Дутова со стороны Туркестана. В такие свидетельства трудно поверить, если не знать, что они вполне искренни, даже бес- хитростны и исходят от самих же красных — участников и очевидцев тех жестоких событий. Мы не стремимся раздувать ненависть к какой-либо из сторон той войны — зверства творились всеми.
Однако обнародовать эти документы необходимо, поскольку в последнее время заметны тенденции к оправданию то красных, то белых. Видный участник установления советской власти на Южном Урале, организатор красных отрядов К. Н. Котов вспоминал о событиях на станции Яйсан Ташкентской железной дороги в 1918 г.: «Когда начали напирать со стороны Сагарчина, то сказали, что идет подкрепление, мы бросились вперед, забрали пленных, убили несколько человек офицеров, и у одного из них нашли записную книжку, а в ней пароль. Согласно этого пароля послали, окружили его, казаки бросились бежать, кто куда — раздетые, босые, а дело было зимой, полк белых был разбит. В Яйсане такая картина.
Когда жгли мосты, то наши красногвардейцы поймали полковника партизана Леманова. Повели его сюда, с ним было несколько человек белогвардейцев. Когда его вели, то он говорит: “Не убивайте меня, я людей не убивал, мое дело было мосты сжигать, путь ломать”. Тут один красногвардеец не выдержал и ударил его по лицу. Едет крестьянин, увидал этого полковника и говорит: “Я его знаю, он подле 53 целиком. Сообщили в штаб, а там говорят: “Зачем это сделали, мы бы у него сумели выпытать то, что нам нужно. Ну да уж что делать, нас подвел крестьянин говорим, мы и сожгли”».
«Генерал тут же на площади… был сожжен на костре» Судя по всему, сожжение пленного на станции Яйсан не было единичным. Нашлось похожее свидетельство, но с другими деталями. Командир пулеметной команды 218-го стрелкового полка Н. И. Лебедев, рассказывая о боях конца 1918 г., вспоминал: «В одном из боев под Яйсаном, утром, при большом тумане наша разведка захватила одного белого генерала и двух с ним казаков-ординарцев, которые заплутали от своих частей и попали в руки нашей разведки. Генерал оказался из одной из карательных частей белой армии, который был доставлен в штаб к командующему Туркестанским фронтом т. Зиновьеву, когда, получив все требующиеся от него данные, красногвар- дейцы потребовали устроить ему самосуд, и командующий вынужден был передать его в распоряжение красногвардейцев, и генерал тут же на площади ст. Яйсан был сожжен на костре, а ординарцы остались служить у нас в армии».
К сожалению, личность казненного установить не удалось. «Этого офицера рубить» При междоусобице в казачьей среде участь пленных нередко определялась сви- детельствами их знакомых или жаждой мести. Такие решения отличались крайней субъективностью, в результате чего страдали невинные люди. Татарский советский писатель и драматург Ш. Х. Усманов, в прошлом комиссар, на заседании оренбург- ского землячества в Москве в 1934 г. рассказывал о красных оренбургских казаках: «Например, попадает в плен офицер или казак, сейчас же моментально их узнаю�т и говорят: “Этого офицера рубить” или же говорят: “Это наш человек”».
Ему вторил другой участник событий, Мирошников: «В то время настроение трудового казачества было такое, что они не хотели рассуждать, а как только кто-нибудь попадал в плен, так сейчас же требовали его уничтожения… Предъявлять обвинения [красным] казакам и комсоставу, что они расстреливали тогда, нельзя. Такое было настроение… Наш штаб так и делал, и если эти люди были безвредны, то мы их отпускали на все четыре стороны, а вредных уничтожали». Еще один ветеран Гражданской войны, красный командир П. С. Курач, привел пример того, как это происходило: «Летят два казака линейных с пиками.
Наши подзывают их и спрашивают: “Куда вы едете?” Они думали, что это их казаки и отвечают: “Мы ищем донецкого полковника, чтобы сдать ему пакет”. Тогда мы взяли у них пакет, и я хотел отправить и казаков, но оказалось, что они из Линевской станицы, и спасти их не удалось, так как это была одна из контрреволюционных станиц, которая порола фронтовиков, и их тут же зарубили. Конечно, этого нельзя было делать, но белые партизаны засекли отца Обухова насмерть, так что удержать наших было нельзя». «Генерала Дашкина бросили живьем в море» А вот оставленные в 1957 г. воспоминания красногвардейца А. Н. Князева о том, как казнили пленного генерала З. Ш. Дашкина: «Я, бывший красногвардеец-партизан Гражданской войны 1917–1919 года, сражался в боях против банды генерала Дутова.
Хорошо знаю последнюю участь помощника Дутова, генерала Дашкина. Мы его за- хватили в плен на оренбургских берегах, когда он ехал вооружать на остров “Муйнак” Аральского моря ссыльных казаков. Были захвачены нашим Челкарским отрядом, куда был влит в 1919 году первый Северный полк, командовал Жеребяев Андрей. Генерал Дашкин с обозом вооружения, боепитания и обмундирования. Дашкин ехал в карете, запряженной тройкой лошадей, в сопровождении сотни казаков. Когда они поравнялись с нами, с судна “Коммунар” был ураганный огонь по белогвардейцам, сопровождающий из орудий на шрапнели.
Сопровождающие не приняли боя, покинув А. В. Ганин. Казни пленных белых офицеров на Южном Урале… Противоборствующие стороны: хроники социальной катастрофы своего генерала, а обоз ускакал обратно; но мы в количестве пяти человек подъехали к карете, предложили сдаться и обезоружили сидящих. Генерал Дашкин ехал с женой, сыном-поручиком 25 лет и дочерью девяти лет. Находились они на нашем судне “Коммунар”. По приказу командования Туркестанского фронта мы возвращались в Аральск. По решению большинства, генерала Дашкина бросили живьем в море, а сына-поручика, подбросив в воздух, застрелили из нагана, и он тоже потонул в море.
Жену с малолетними детьми привезли в Аральск». В этом развернутом описании речь идет о генерал-майоре Зюлькарнаине Шанга- реевиче Дашкине. Он родился в 1861 г. в семье казачьего офицера татарского происхождения и, как и отец, всю жизнь посвятил военной службе. Участвовал в Первой мировой войне, был контужен, но остался в строю. В Гражданскую войну некоторое время служил у красных, затем вошел в состав Башкирского правительства, также служил при Временном киргизском (то есть в современном значении — казахском) правительстве Алаш-Орды.
До сих пор его трагическая участь оставалась неизвестной. Описанные случаи жестокости красных, оказавшихся блокированными на Ташкентской железной дороге и в Туркестане, связаны с их изоляцией от советского центра, засильем партизанщины, слабостью командования этих формирований и отсюда возможностью самосудов. Разумеется, не все случаи зафиксированы документально. Необходимо вести работу по идентификации упоминаемых жертв истязаний. Как бы то ни было, зверства по отношению к пленным и бессудные расправы оправдать невозможно.
Андрей Ганин
Свежие комментарии