Военное дело

Армия Мак-Магона на пути к катастрофе

Одержав победы в сражениях у Марс-ла-Тура и у Сен-Прива, что вынудило Рейнскую французскую армию укрыться в Меце, германцы осадили французов, для чего выделили 7 корпусов 1-й и 2-й армий под командованием Фридриха Карла и одновременно продолжили движение на Париж. Под предводительством кронпринца Альберта Саксонского была образована так называемая Маасская армия, состоявшая из остальных трех корпусов и четырех кавалерийских дивизий. Этой 4-й по счету, и 3-й германской армии поручили вести наступление против Парижа, а также обнаружить главные силы французской армии, ведь у французов еще были остатки армии Мак-Магона.

Тем временем французы спешно формировали Шалонскую армию, в неё вошли 1-й, 5-й, 7-й корпуса под началом Мак-Магона и формировавшийся 12-й корпус. Ядром для 12-го корпуса послужила оставленная на испанской границе дивизия, к которой присоединились четыре полка морской пехоты. Кроме того, были добавлены две кавалерийские дивизии. Французский император прибыл в Шалон и возложил на маршала Мак-Магона командование новой армией. Во французской главной квартире (штабе) считали, что маршал Базен отступает от Меца. Встречное движение Шалонской армии, примерно, до Вердена могло через несколько дней привести к соединению обеих армий, и созданию мощной армейской группировки, способной оказать сопротивление победоносной пока германской армии. С другой стороны, Мак-Магон должен был также позаботиться о защите Парижа. Появление армии кронпринца Прусского на Маасе угрожало как французской столице, так и правому флангу Шалонской армии.

18 августа от Базена было получено донесение, что в сражении при Резонвиле он удержал свою позицию, но чтобы выступить дальше, войска должны быть снабжены боеприпасами и продовольствием. При этом стало очевидно, что сообщения Рейнской армии уже находятся под угрозой. Маршал Мак-Магон решил идти в Реймс, откуда он мог пойти к Парижу (сделав небольшой крюк), или же двинуться навстречу Базену. Однако, получив известия, что не все прусские войска притянуты к Мецу и что прусская кавалерия уже появилась перед Витри, маршал решил, что следует идти к Парижу. Там он мог дать сражение при выгодных условиях, так как имел поддержку ресурсов столицы и даже в случае неудачи мог произвести отступление, прикрывшись огромным городом и его фортами.

Мак-Магон считал, что движение на помощь Базену может привести к потере единственной оставшейся французской армии. Шалонская армия, по его мнению, могла бы в ближайшее время стать ядром для формирования 250—300-тыс. армии, которая могла защитить Париж. «Направляясь на восток,— доказывал правительству Мак-Магон,— я могу оказаться в тяжелейшем положении и потерпеть разгром, которого я стремлюсь избежать». Маршал считал, что он «не может идти на такой риск и очутиться в окружении прусских армий» и предлагал идти к Парижу.

Однако новые сообщения из Меца по-прежнему вводили в заблуждение верховное французское командование и не давали ясного представления о тамошнем положении. Сообщалось, что 18 августа «армия также удержала свою позицию», только правое крыло произвело перемену фронта. «Войска нуждаются в 2–3 днях отдыха», но маршал Базен «все еще рассчитывает двинуться в северном направлении» и пробиться через Монмеди и Сен-Менеульд в Шалон, если эта дорога не сильно занята. В последнем случае он пойдет на Седан и даже через Мезьер, чтобы достигнуть Шалона. Кроме того, 22 августа из Парижа поступила депеша на имя Наполеона III от военного министра. В ней Кузен-Монтабан настаивал, чтобы Мак-Магон направился к Мецу, так как этого требуют политические соображения, интересы сохранения империи. «Париж, кстати, и не нуждается во вспомогательной армии — заверял глава правительства и военный министр.— Он сам в состоянии защитить себя против армии кронпринца Прусского. Оборонительные работы подвинулись далеко вперед, в Париже создается новая армия».

В итоге Мак-Магон не решился оставить армию Базена без поддержки и 23 августа он все-таки выступил вместо Парижа по направлению на Стенэ. Это движение было плохо подготовлено. Два корпуса остались совершенно без продовольствия. Французский командующий был вынужден подтянуть армию на север к Ретелю, где находились большие продовольственные склады, и куда железная дорога облегчала подвоз всего необходимого. Таким образом, усталость от предшествующих маршей, деморализация в результате понесенных ранее поражений, необеспеченность продовольствием и другими припасами привели к тому, что передвижение Шалонской армии происходило крайне медленно, с вынужденными отклонениями на запад в поисках продовольствия. В результате Шалонская армия утратила имевшееся некоторое преимущество во времени перед прусской армией и весьма медленно продвигалась на восток.

Маршал Патрис де Мак-Магон

В то время, как французская армия двигалась по широкой дуге на восток, германские армии, выступившие одновременно, шли по прямому направлению на запад. Прусское командование приняло решение, чтобы левофланговая 3-я армия двигалась на 1 переход впереди правофланговой Маасской армии с тем, чтобы везде, где бы французы ни остановились, атаковать их одновременно с фронта и правого фланга, отбрасывая к северу от Парижа. Первый переход вывел германские войска к Мааасу, второй - 24 августа — на линию Сен-Дизье, Бар-ле-Дюк, Верден. Вторая попытка с ходу взять крепость Туль к успеху не привела. В это же время вдвинутая далеко вперёд кавалерия сообщила, что французы очистили Шалон и выдвинулись в сторону Реймса. 25 августа обе армии получили указание двигаться в направлении Реймса.

Новые известия подтвердили направление движения французской армии. Газеты в Париже легко выбалтывали военную тайну, они приводили резкие речи в Национальном собрании: «Французский генерал, оставляющий без помощи своего товарища, подвергнется проклятию отечества». Объявляли позорным для французского народа, если храбрый Базен останется без поддержки. При могуществе общественного мнения во Франции было очевидно, что военные соображения подчинятся политическим. Действительно, телеграмма из Лондона сообщала известие парижской газеты «Temp» что Мак-Магон вдруг принял решение идти на помощь Базену, хотя расположение Шалонской армии у столицы было более выгодным с военно-стратегической точки зрения шагом, а оставление дороги на Париж угрожало безопасности Франции.

В результате вечером 25 августа прусский король одобрил поворот армий направо и ночью приказы об этом были непосредственно посланы соответствующим корпусам. 26 августа германская кавалерийская разведка обнаружила 7-й французский корпус на высотах у Вузье. Появление нескольких слабых кавалерийских застав, высланных германцами для наблюдения, вызвало во французской армии с трудом объяснимую суматоху. Дело дошло до того, что появление вражеской кавалерии посчитали за начало германского наступления. 7-й корпус всю ночь простоял в ружье под проливным дождем, а маршал Мак-Магон на следующее утро решил двигаться со всеми войсками на помощь 7-му корпусу. Главной причиной французской паники была плохая разведка. Если германцы умело использовали кавалерию для разведки, то у французов в этой области был провал. Если бы французы использовали свою кавалерию на правом фланге, то внезапность появления германской конницы была бы невозможна. Но французская 1-я кавалерийская дивизия находилась перед совершенно безопасным левым крылом, а 2-я дивизия — позади армии.

После того, как на правом фланге появилась германская конница, Мак-Магону следовало или идти навстречу врагу, так его южный фланг оказался под угрозой вражеского удара и дальнейшее движение на восток, вело к охвату Шалонской армии противником, или нужно было признать, что поход невыполним и что продолжение его ведёт к катастрофе. А это вынуждало армию вернуться к Парижу, где её присутствие было более уместным. По мнению некоторых военных историков, Мак-Магон 27 августа имел еще возможность опрокинуть преградивший ему путь 12-й германский корпус, так как остальные немецкие войска были пока далеко. Однако Мак-Магон, плохо осведомленный о расположении противника, боялся оказаться в окружении германских армий. Поэтому, после выяснения недоразумений маршал 27 августа продолжал свой марш, по крайней мере, частью сил. 7-й и 5-й корпуса прикрывали движение в Вузье и Бюзанси, 12-й корпус двигался вперед к Ле-Шен, а 1-й корпус и часть кавалерии остались позади на р. Эн. Тем временем пруссаки двигались усиленными маршами в северном направлении.

Обнаружив, что в Монмеди никого не видно из Рейнской армии, что армия Базена ещё остаётся у Меца, Мак-Магон решил отступать. Он отдал приказы для выполнения этого и донес о своем намерении в Париж. Однако ему не позволили реализовать этот правильный замысел. В ночь на 28 августа Мак-Магон получил настойчивые возражения. Военный министр телеграфировал: «Если вы оставите Базена без помощи, то разразится революция». Совет министров ставил определенное требование — освободить Мец. При этом указывалось, что маршал имеет перед собой только часть блокадной германской армии, что кронпринца он опередил на несколько дней, а для прикрытия Парижа двинулся в Реймс генерал Винуа с вновь сформированным 13-м корпусом. Маршал, вопреки своему пониманию военной обстановки, подчинился и отдал новые приказы. Мак-Магон, как он утверждал впоследствии, сознавал неразумность марша армии на восток, но у него не хватило независимости, чтобы отстоять своё мнение. Войска уже выступили и поэтому при перемене направления марша произошли многочисленные скрещивания колонн, что осложнило и замедлило движение. Это ещё больше деморализовало армию. Бессмысленные марши изматывали солдат.

Стоит отметить, что армия Мак-Магона имела слабую боеспособность, в отличие от армии Базена. Шалонская армия формировалась из остатков войск Мак-Магона, отступавших к Шалону после поражений 6 августа, а также из войск формировавшегося в Шалоне 12-го корпуса. По признанию начальника штаба 12-го армейского корпуса генерала Шмитца, наблюдавшего эти войска в Шалоне, они «имели такой вид, словно воевали уже шесть месяцев... У большинства не было ни ранцев, ни винтовок. Все офицеры растеряли в этих злосчастных сражениях 6 августа 1870 г. свой багаж, своих лошадей». Данные Шмитца совпадают с характеристикой, которую дал в те дни остаткам войск Мак-Магона Энгельс. «Это была,— писал он 19 августа, — смесь солдат всех родов войск и разных полков, без оружия, без патронов, без ранцев; у кавалеристов не было лошадей, у артиллеристов — пушек; пестрая, дезорганизованная, деморализованная толпа, для организации которой снова в батальоны, эскадроны и батареи понадобились бы недели». Войска, составлявшие 12-й армейский корпус, — за исключением бригады морской пехоты, были также мало пригодны для немедленного вступления в бой с прусской армией. Этот корпус был пока укомплектован только 18 батальонами мобильной гвардии департамента Сена, численностью в 13 500 человек, и незначительным количеством необученных солдат-новобранцев. Многие были вооружены ружьями устаревших систем, другие вообще не имели ружей. Таким образом, вести такую армию навстречу мощным германским корпусам значило погубить последнюю имевшуюся в распоряжении французского командования армию. Такая армия могла бороться с противником, опираясь на ресурсы и укрепления Парижа, а не в ходе маневренной борьбы.

В это время германской кавалерии было категорически приказано не мешать противнику и не теснить его, ограничиваясь наблюдением. Поэтому и 29 августа германцы не искали сражения. Начать решительное столкновение предполагалось только 30 августа. С германской стороны сначала к французам вышел саксонский корпус, затем гвардия. Через некоторое время подошли и остальные корпуса. Германская главная квартира переехала в Гран-Пре, и на основании полученных там донесений было решено 30 августа, раньше чем французы перейдут Маас, их атаковать. Маасской армии указывалось наступать на Бомон, 3-й армии — между этим пунктом и Ле-Шен.

Внутриполитический кризис во Франции

В это время в военно-политическом руководстве Франции произошёл раскол. Имелось две стратегические линии. Глава французского правительства Кузен-Монтабан, действовавший заодно с регентшей, считал, что армия Мак-Магона должна была направиться к Мецу и, преодолев по пути сопротивление германский войск, соединиться со 170-тысячной армией Базена. После успешного завершения этой операции предполагалось объединенными силами обеих армий дать бой пруссакам в окрестностях Меца, а затем движением на Париж приостановить марш оставшихся сил пруссаков к столице. Кузен-Монтабан хотел удалить от столицы императора, чтобы не вызвать революционный взрыв. А военная победа над пруссаками должна была сохранить здание Второй империи. Победоносная армия могла остановить революцию. Таким образом, движение армии Мак-Магона на выручку армии Базена диктовалось в основном политическими соображениями. Поэтому правительство продолжало настаивать на движении армии Мак-Магона к Мецу, на помощь Базену и после того как стало ясно, что Базен не хочет вести войска из окружения.

Претендовавший на место военного министра генерал Луи Жюль Трошю был решительным противником этого плана. Он уже 10 августа, то есть до того, как армию Базена окружили, предлагал, не дожидаясь окончательного формирования Шалонской армии, немедленно начать движение к Парижу войск Мак-Магона и Базена. Позднее, когда стало ясно, что армия Базена блокирована в Меце, Трошю призывал отказаться от мысли объединить силы двух армий, в успех чего он не верил, и настаивал на безотлагательном движении к Парижу одной Шалонской армии. Он считал, что наличие армии под Парижем решит сразу две задачи: предотвратит революцию и сохранит столицу от пруссаков.

И Кузен-Монтобан и Трошю хотели предотвратить революцию в Париже, но разными методами. 17 августа 1870 г. в Шалоне прошёл военный совет. Неминуемость революции, как только в столице станет известно о поражении 16 августа, представлялась участникам совещания настолько очевидной, что принц Наполеон (Наполеон IV наследник французского престола) открыто заговорил с императором о грозящей ему опасности быть «насильственно отрешенным от престола». «При создавшихся обстоятельствах, —отмечал принц,— только один человек, генерал Трошю, пользующийся популярностью среди населения Парижа, может попытаться спасти императора». Трошю должен был немедленно возвратиться в Париж в качестве назначенного императором военного губернатора столицы и командующего войсками парижского гарнизона. Его задача состояла в том, чтобы подготовить население Парижа к возвращению императора и провести необходимые для этого военные мероприятия.

Трошю, который к этому и стремился, выразил готовность принять на себя «столь тяжкую миссию». «В том полном опасностей положении, в котором находится страна, — заявил он, — революция ввергнет ее в пропасть. Я сделаю все возможное, чтобы предотвратить революцию». Было решено, что вслед за генералом в Париж прибудет император. Шалонской армии также надлежало сразу же начать движение к столице. Однако, как мы знаем, армию в итоге погнали на «помощь» Базену. Кроме того, Трошю поставил дополнительным условием немедленное возвращение в Париж 18 батальонов мобильной гвардии (мобилей).

Неожиданное появление в Париже генерала Трошю было встречен главой правительства и военным министром Кузен-Монтабаном (граф Паликао) крайне враждебно. Так же отнеслась к этому и регентша. Узнав о предстоящем прибытии в Париж и Наполеона III, императрица Евгения заявила: «Только враги императора могли посоветовать ему возвратиться в Париж. Он не вернется живым в Тюильри». Для такого заявления у регентши имелись веские основания. Слухи о военных поражениях привели Париж на грань революционного взрыва. 18 августа регентша направила Наполеону III в Шалон депешу, в которой говорилось: «Подумали ли вы о всех последствиях вашего возвращения в Париж после двух понесенных поражений? Что касается меня, то я не беру на себя ответственности советовать вам это». По сути, императрица требовала отказаться от принятого решения и оставаться в Шалоне. Паликао еще 17 августа, как только ему стало известно шалонское решение, телеграфировал императору, настаивая на сохранении прежнего стратегического плана. 18 августа от Наполеона III прибыл ответ. Французский император сообщал о своем решении отказаться от принятого в Шалоне плана. Глава правительства тотчас же вторично предписал Мак-Магону пойти на соединение с армией маршала Базена.

С первого же дня своего возвращения в Париж Трошю начал демонстрировать автономность от правительства. В обращении от 18 августа к парижанам, он давал понять, что намерен ориентироваться на большинство населения, и не склонен согласовывать свои действия с политической линией правительства. Трошю заявил о своей готовности «не пользоваться властью, которая ему предоставляется осадным положением, а основывать свои отношения с населением на принципах взаимного доверия и морального воздействия на тех, кто в силу чрезмерного рвения не способен себя сдерживать». Он заверял население Парижа, что отныне столица будет превращена в центр военной обороны. «Париж,— заявил генерал,— снова берет на себя роль, которая именно ему и принадлежит; он намерен стать центром великих усилий, великих жертв и примеров». 19 августа генералу пришлось дать специальное разъяснение в печати относительно своего вчерашнего заявления о «моральной силе», как основе его будущих взаимоотношений с населением. Однако в своем новом разъяснении Трошю еще резче подчеркнул свои расхождения с правительством Второй империи. Таким образом, Трошю бросил вызов политическому режиму Второй империи. Не зря французская и зарубежная печать расценила заявления Трошю, как «политическую манифестацию». Следующие два воззвания Трошю — первое от 19 августа «К национальной гвардии Парижа, к мобильной гвардии, к солдатам парижской регулярной армии и ко всем прочим защитникам Парижа», и второе от 23 августа, обращенное специально к мобильной гвардии, были составлены в том же духе.

Выступления Трошю вызвали раскол в высшем руководстве Второй империи, которое и так пребывало в кризисе. Кузен-Монтабан предпринимал все меры к тому, чтобы ограничить связи Трошю с поставленными под его командование войсками. Отстранить военного губернатора от занимаемого им поста не могли, популярность Трошю в Париже возрастала с каждым днем. Он становился кумиром парижан. Пресса на все лады восхваляла его военные таланты, укрепляя в широких массах убеждение в том, что в его лице империя нашла, наконец, своего спасителя. За Трошю стояли тысячи штыков мобильной гвардии, имевших родственные и иные связи в столице. Стремясь снискать как можно большую популярность, Трошю провел 24 августа в лагере Сен-Мор военный смотр возвращенных им в Париж 18 батальонов мобильной гвардии. Смотр был организован с большой пышностью и привлек множество горожан. Лагерь оглашали возгласы «Да здравствует Трошю! Да здравствует генерал!»

Таким образом, раскол в высшем руководстве Парижа ослабил оборону французской столицы. Каждый центр власти игнорировал распоряжения другого. Кроме того, по мере того как росли поражения Второй империи, Трошю, как и Тьер, все более склонялся к идее создания коалиционного буржуазного правительства. Так же как Тьер, он считал целесообразным временное сотрудничество с буржуазными республиканцами, с целью предотвратить революцию в Париже и захватить всю власть в свои руки.

При этом пока армия Мак-Магона шла к своему поражению, правительство все ещё скрывало от населения Парижа поражения, понесенные французскими войсками в районе Меца. В то время, как германская пресса сообщала, например, о том, что французская армия понесла 16 августа поражение у Марс-ла-Тура, парижская печать утверждала, будто германцы были 16 августа отброшены к Мозелю, а французские войска «одержали победу, только с большими потерями». Ложные сообщения о сражениях 16 и 18 августа, которые завершились якобы в пользу французской армии, перемежались на столбцах французских правительственных газет со столь же лживыми заявлениями о полной боевой готовности Шалонской армии и о несомненном успехе, который ожидает армию Мак-Магона. Парижане верили этим сообщениям, хотя вся Европа была полна слухов о постигшей Францию новой военной катастрофе. Поэтому горькая правда станет для них очень тяжелым ударом.