Вперёд, господа офицеры!

Мой комментарий: эта статья была написана в 1922 году Н. Колесниковым в журнале «Воин», 3, 4 номер. Правда, история ничему не учит! Она наказывает повторением. Все это повторилось в роковых 90-х. Но когда полыхнула Украина, снова прозвучало «Вперёд, господа офицеры!» Они встали, перекрестились и пошли. ..

Война и офицеры

Они были огнями! Они были лампадами Великого Духа, горевшими в серых темных рядах солдат. Это они в забрызганных кровью окопах, в землянках, полных дыма, грязи и паразитов. Это они на полях перед проволокой заплетшегося врага. Это они в снежных вершинах Карпат и Кавказа, в болотах среди озер Восточной Пруссии. Это – они!

Вы слышите, как они своей огненной речью будят спящие души солдат. Это они говорят им о ней – о Родине, о Великой России. Они – среди пляшущих огней шрапнели и осколков стали, среди кусков человеческого мяса, поднятого к небу землей. Когда притихнет в ужасе душа человека, они одни зовут и говорят. Они выходят вперед. Со сверкающими глазами зовут солдат. Они слышат, как Родина, рыдая, ведет за собой: «Вперед! Господа офицеры!»

Они забыли, как их травили до войны, как на эстрадах, среди расписанных кулис, опошляли великое служение Родине. Они простили все улюлюканье прессы, слепую ненависть к армии и мундиру. Они забыли насмешки «Поединков» и раскаты «Красного смеха». Они были лампадами Духа. Они слышали только Россию: «Вперед! Господа офицеры!»

Впереди легли, широко размахнув руки и сдвинув седые брови, старые командиры, и на их места встали залитые кровью юноши, молодые, полные огня. Они подняли высоко знамена дедов и молча ложились впереди с наивно удивленными глазами и красной струйкой резвой крови.

А там, в глубокой дали, в тылу, в самом сердце страны, остались те, кто был мозгом, кто был душою нации. Они, сытые, довольные, они, державшие нити мысли и слова, – интеллигенция великой страны. Им скоро надоел первый экстаз подъема. Спрятав национальные флаги первых дней, они зевали над телеграммами и скучали от затянувшейся войны. Их не коснулось великое горе России. Они не слышали команды.

Лениво брела, шатаясь, праздная потаскуха-жизнь. Среди залитых светом улиц больших городов, в стильных фойе театров, среди взвизгивающих оркестров кабаков и шантанов, дымя ароматными сигарами за столами ресторанов, они спорили, говорили и мечтали о великом братстве народов, о призрачном сне потрясений, и их осоловевшие глаза и жирно обрюзгшие фигуры импотентов духа кутались в тоги Рима и Эллады и грезили о взрывах революции. Они качались в качалках, и перед ними витали образы Робеспьера, Дантона и Марата. Они не видели Родины! Скучно!

Их жены, развалившись в колясках, не видели идущих в глубоком трауре женщин, ни девушек с грустными глазами в белых передниках с красным крестом. В объятиях белобрысых, прыщеватых, с зачесанными усами лейтенантов, в объятиях смуглых стройных мадьяр, среди сверкающих бриллиантов, изысканных вин и в изящных туалетах, пили они радость жизни.

Мимо них шла облитая кровью война

А молодые чопорные денди, сыновья скучающих отцов и Мессалин матерей, не слышали призыва Родины, затыкали уши от криков раненых и призраков смерти. Они, чтобы не стыдно было встречать взгляды девушек и калек в серых шинелях на костылях, тоже одели шинели. Они устроили маскарад Великой Войны. Они нарядились в фантастические формы, одели сабли, погоны и вензеля.

Веселые «Земгусары». Блестящие «Уланы Красного Креста».

Они появились в глубоком тылу в банных летучках, питательных пунктах, перевязочных отрядах и сберегли свое гнусное, похотливо жалкое тело кретина, раба и труса...

А мимо них шли другие, светлые юноши в студенческих фуражках, в гимназических шинелях, в кадетских мундирах в школы, на смену тем, кто умирал. Они слышали команду: «Вперед! Господа офицеры!».

Шумела жизнь! Гремели окопы! Росли могилы! Умирали они!

<...> А в кулуарах Думы вожди народа изучают истории революций и приготовляются к ролям Мирабо, Дантона, Марата и Робеспьера. Внимательно разглядывают карту и обдумывают план люди с блеклыми стальными глазами, с зачесанными белокурыми усами, старающиеся смокингами и визитками скрыть осанку солдата. Они руководители. Они вожди.

Внимательно слушают колена Израиля, когда бросит «Свобода» свой красный клич. И им бросили этот клич.

Вы слышите, как вспыхивают улицы огнями выстрелов, вы слышите крики людей. Это они. Безумные люди убивают на улицах, срывают погоны с плеч тех, на которых всею страшною тяжестью легла война, отнимают трусы то оружие, которое защищало честь и славу России.
Не смотрите. Я вижу, вам стыдно глядеть на это громадное здание гостиницы «Армия и Флот», вам стыдно за тунеядцев, изменников, трусов и предателей, которые с лозунгами «Свобода, Равенство и Братство» выбрасывают на улицу маленьких детей и беззащитных испуганных женщин в то время, когда бледные от оскорблений и негодования, на костылях, с покрасневшими повязками раскрывшихся ран, они молчат, стиснув зубы, с горящими глазами.

Не смотрите. Стыдно смотреть.

«Углубляйте и расширяйте революцию».

С красным кумачом и дикими лозунгами идет пьяная толпа. На памятниках, тумбах, взобравшись, цепляясь, как спрут, висят взлохмаченные нерусские люди.

«Долой войну». «Без аннексий и контрибуций»

Так шумел гнусный, похотливый, грязный тыл. В казармах спали, ели, пили, торговали, лущили семечки бородатые, одурелые от войны, одетые в шинели мужики. Среди них ходили таинственные незнакомцы и проповедовали новую веру «разрушения, злобы и крови».

А там к портфелям министров, к кабинетам губернаторов, к креслам сановников тянулись жадные руки адвокатов, мелких чиновников, учителей, журналистов, всех, в ком проснулся дух Хлестакова и Рудина, в ком текла кровь Молчалина и Смердякова, в ком цвела глупость Манилова.

Вот она, с завязанными глазами, с громадным рогом изобилия, на бешено несущемся крылатом колесе, стоит капризная богиня счастья Фортуна. Она сыплет деньги, почет, славу, карьеру, должности, роскошь и изобилие, она сверкает огнями страстей и наслаждения. Кругом нее гудит толпа. Она кричит о своих правах, она требует, она угрожает, она вырывает насильно лакомые куски. «Дай мне! Дай! Дай еще и еще, ибо я – власть, ибо я – народ! Дай! Это мое право!»

И в это время, когда все набивали карманы, когда все жадно открывали крышку общественного сундука, садились в седла честолюбия и брали барьеры должностей, когда все кричали только: «Дай!», они одни, только они, офицеры, сказали: «Мы должны».

Когда во главе военного дела, заменив старых боевых вождей и славных генералов, встал Макс Линдер революции. Петрушка в сюртуке и треуголке Бонапарта, и перед ним махала красными флагами толпа, забыв святые знамена дедов, они не отклонили от уст своих страшной чаши и спокойно выпили ее до дна. Они, стиснув зубы, окаменев от горя, под шелест красных тряпок, встали впереди и с горстью верных вестовых, молодых и старых солдат пошли на проволоку и окопы врага.

Прощальную тризну им пели немецкие пулеметы, и плясали снаряды среди их гордых рядов, а сзади жужжали им в спину свои же русские... русские пули позорных трусов, залегших в окопах шкурников-солдат.

Так заносила железная рука истории резцом вечности и буквами огня в скрижали истории позорные часы Тарнополя... Так пела прощальные песни революция, провожая в могилы славных солдат старой армии. И они легли.

И совершилось чудо! Наверх своих окопов, среди утихшего боя, с рыдающими оркестрами трубачей, вышли враги России и подняли тела угасших за Родину, и на глазах безмолвных трусов похоронили с великою честью тех, кто не продал чести Родины, кто бился, как лев, до конца.

Но не опомнились безумные, не проснулись спящие, ибо не выпит был до конца весь позор, и не кончился гнев Божий. Святотатственно хуля, злословя, с затуманенными очами, пьяная и хмельная, в разодранном сарафане, с тернием в распущенных поседевших волосах шла в безмолвии кровавой тьмы на муки Русь…

И вот снова огласили улицы раскаты выстрелов, и снова полилась красная, липкая кровь. Из тюрем и каторги явились вожди. Они пожали руки шпионам и предателям и повели легионы дезертиров, шкурников и рабов. Они срывали ордена, политые кровью, и грязными каблуками топтали кресты, они забивали гвозди в плечи и кромсали ножами просветы и лампасы. Они радостно, как самых лютых врагов, душили, топтали, вешали, кололи штыками тех, кто продолжал звать, любить Родину, сражаться за честь и славу России.

Так умирали они, офицеры. Они не могли изменить тому, кому отдали все свои мечты, кому вверили все свои надежды, кто носил великое имя Россия! Перед ними стояла опять Она, но поруганная, ограбленная, уничтоженная, замученная, но все так же великая Родина. И когда не стало их старых полков, когда малодушно побежал жидкий, растаявший фронт и славу Империи заменили шайки «красной гвардии» и пьяной «матросни», на землю пала жуткая темная ночь. Лишь, как улыбки дьяволов, плясали огни пожарищ, и доносились к безмолвному равнодушному небу крики выстрелов, плачь и вопли из мрачных люков подземелий чека.

Но они не спали. Перед их глазами все еще стояла Она. Это была их Родина. И они, малочисленные, усталые, голодные, затравленные, потерявшие в жизни все, решительно все, чутко прислушивались к мрачной тишине нависшей ночи. Они ждали русских, старых, былых национальных вождей, водивших когда-то дружины чудо-богатырей.
Молчала ночь.

И вдруг глухую безмолвную тьму прорезали хорошо знакомые звуки команды: «Вперед, господа офицеры!».

Они немедленно встали, перекрестились и пошли.

«Воин», 1922. № 3, 4.

Примечание

Колесников Николай Владимирович (1882–1937). Полковник. Окончил Ташкентское военное училище и ускоренный курс Академии Генштаба (1917 г.). Служил воспитателем и курсовым офицером в Казанском военном училище. Участник Русско-японской и Первой мировой войн, Белого движения (сначала на юге России, а с 1920 по 1922 г. – в Забайкалье и на Дальнем Востоке). Редактор газеты «Русская Армия» (Чита), сотрудничал также в журналах «Пути России», «Воин». С конца 1922 г. – в эмиграции: сначала в Харбине, затем в Шанхае. С. 1925 по 1937 г. редактировал газету «Россия», военно-научный журнал «Армия и Флот», а также несколько эпизодически выходивших других изданий. Создал и возглавил 1-е Военно-научное общество в Китае.

До революции издал около десяти книг и брошюр по военно-исторической и военной тематике. В годы Гражданской войны и эмиграции написал и издал еще более 20 книг мемуарно-публицистического, научно-популярного и художественного характера. Основные из них: «Франция или Германия?», «Суворов», «Диктатор», «Вампиры революции», «Философия войны» и др. Отстаивал необходимость серьезного освоения искусства и науки идеологической и информационной борьбы – «стратегии духа», требовал первостепенного внимания к «воспитанию души» тех, кто держит в руках оружие. Умер в Шанхае от «органического поражения нервной системы».