Как немцы собирались реорганизовать колхозы

Вроде бы этот вопрос не представляет затруднений. Известно, что немцы собирались распустить колхозы на оккупированных территориях. Однако хорошо известно, что многие колхозы они сохранили. Как теперь нередко объясняют, якобы убедившись в их эффективности. Историю советского сельского хозяйства вообще окружает густая мифология, часть из которой я разбирал в своей книге «Сталинская коллективизация. Борьба за хлеб» (М.: Вече, 2019). Все эти мифы оказались в лучшем случае отчасти правдоподобными, но в целом совершенно неверно толковали историю коллективизации и произошедших в сельском хозяйстве СССР изменений. Вот и то, что обычно говорят об отношении немцев к колхозам, тоже миф, тоже лишь отчасти правдоподобный, но в своем существе неверный.

Интересный документ, сохранившийся в россыпи документов Рейхсминистерства по делам оккупированных территорий, Рейхскомиссариатов Украина и Остланд, и других оккупационных органов, показывает, как в действительности немцы относились к колхозам и что они с ними собирались сделать. Документ, напечатанный на сильно раздолбанной пишущей машинке и потому местами трудночитаемый, датированный 6 августа 1941 года, озаглавлен так: «Abschrift von Abschrift. Aufzeichnung. Die landwirtschaftliche Kollektive in der Sowjetunion». В переводе: «Копия с копии. Запись. Сельскохозяйственные коллективы в Советском Союзе». Среди немецких документов довольно часто попадаются бумаги с надписью «Abschrift». Это копии с различных важных документов, которые делались для различных ведомств и органов, к ведению которых относились вопросы, рассматриваемые в этом документе. Многие документы сохранились именно в таких копиях.



Немцы обычно были весьма пунктуальны в ведении делопроизводства и указывали, из какого органа происходит документ, какому органу он предназначается, иногда с указанием конкретного адресата. Но в нашем случае таких указаний нет; неизвестно, кто и где его составил, кому он предназначался. Скорее всего, к нему прилагалось письмо, объясняющее, откуда и куда этот документ пересылается к сведению или для использования в работе. Это сопроводительное письмо пропало, в деле его нет. Вероятно, его напечатали в канцелярии Рейхскомиссариата Остланд (образован 25 июля 1941 года), но это лишь предположение. По содержанию документ представляет собой рекомендации к политике в отношении колхозов, которые могли быть выработаны в Берлине.

Но он замечателен тем, что кратко и емко излагает немецкую политику в отношении колхозов с мотивировкой предлагаемых решений. Что же до принадлежности, то, может быть, потом отыщется или оригинал, или еще одна копия с более подробными сведениями.

Борьба с немцами – это борьба за колхозы

Немцы весьма хорошо себе представляли устройство колхозного строя, лучше многих советских и российских исследователей истории сельского хозяйства. Документ начинается с утверждения, что нет в СССР ничего для крестьян, их так ненавидят, что в сельскохозяйственных коллективах они низведены до положения недостаточно оплачиваемых сельхозрабочих без права свободного передвижения. Плохая организация и бюрократические методы довели их до голода с миллионными жертвами. «Когда мы пообещали крестьянину освобождение от большевистского ига, то он понимал под этим роспуск коллективного хозяйства и возврат к частному земледелию» (ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12463, д. 39, л. 2).

Без нацистской риторики немецкие знатоки советского сельского хозяйства, понятно, обойтись не могли. Однако в своей оценке колхозников как сельхозрабочих они в целом были правы. Сталинский колхоз, особенно в его изначальной версии 1930 года, действительно был предприятием, в котором члены колхоза не имели практически никаких хозяйственных прав; они должны были пахать и сеять в соответствии с многолетним севооборотом, разработанным агрономом; при полевых работах тракторами МТС колхозники выполняли роль подсобных рабочих; на урожай распространялись планы заготовок, которые в сущности, лишали колхозников права распоряжаться им. Такой колхоз был больше похож на совхоз, чем на крестьянское объединение. В версии колхоза образца 1934 года, введенного после сильного крестьянского сопротивления и голода, на урожай были наложены твердые нормы обязательной продажи государству (за наличность, что нужно отметить), нормы натуроплаты работы МТС для тех колхозов, которые ими обслуживались, а остатком колхоз мог распоряжаться сам. Прав в распоряжении урожаем прибавилось, сдача продукции государству приобрела более приемлемые для колхозников формы. Однако решать, что сеять, сколько сеять и когда сеять, колхоз по-прежнему не мог.

Это ограничение, впрочем, диктовалось стремлением получить наибольшую урожайность колхозных посевов, поскольку таковая зависела от правильного севооборота, сроков посева и сбора урожая, а также от сортов семян и мер по сохранению чистоты высеваемых культур. Семена обрабатывались, ими засевались крупные поля, а крестьянские «полоски» и разнобой в культурах и сортах были ликвидированы еще в самом начале коллективизации. Советское государство категорически отвергло аграрный опыт крестьян и сделало ставку на агрономию и научную агротехнику. Из этой элементарной агрономии и произошло превращение крестьян в сельхозрабочих.

Немцы хорошо понимали разницу между колхозом как крестьянским объединением и колхозом, созданным советской властью во время коллективизации. За процитированным выше моментом есть пояснение, что в первые годы советской власти крестьяне объединялись в колхозы, поскольку, во-первых, понимали, что крупное хозяйство даст больший результат, чем мелкое, а, во-вторых, не имели в распоряжении необходимого для частного хозяйства живого и мертвого инвентаря. И это тоже правда. В 1920-е годы, в особенности в первые годы после Гражданской войны, колхозы обычно создавали самые неимущие крестьяне и видели в этом способ заработать на устройство своего единоличного хозяйства.

То есть некий хозяйственный смысл в колхозах был. Однако автор или авторы документа тут же пускаются в рассуждения следующего рода: «С подобными представлениями мы бы ограбили свое собственное исключительное действенное пропагандистское оружие». Имеется в виду: если бы признавали хозяйственное значение колхозов. И поясняют, что советское радио говорит, что немцы распускают колхозы, и влияние этой советской пропаганды совсем нельзя переоценивать. Простой красноармеец из крестьян убеждается в том, что борьба с немцами – это борьба за сохранение ненавистных колхозов и против единоличного хозяйства.

Это очень интересный момент: немцы рассматривали проблему колхозов главным образом с пропагандистской, а не экономической точки зрения. Они делали ставку на тех, кто колхозы ненавидел, что вполне вытекает из их общей ставки на разные антисоветские элементы. В данном случае советская пропаганда работала на немцев, любезно сообщая всем и каждому, что они намереваются освободить советских крестьян от колхозов. Там, куда не дотягивалось немецкое радио и листовки, за них работу делал советский агитпроп.

Вообще, пропагандистская борьба во время войны исследована весьма мало, в особенности по части влияния пропаганды с той и с другой стороны на умы армии и тыла. В ряде случаев советская пропаганда проигрывала немецкой, особенно в начале войны. Можно полагать, что пропагандистский тезис о том, что немцы распустят колхозы, мог быть одной из причин, побуждавших некоторую часть красноармейцев к сдаче в плен или даже переходу на сторону немцев.

Распустить колхозы можно, но это стоит денег

Впрочем, авторы этого документа задумались о том, стоит ли проводить роспуск колхозов, как и когда это нужно делать. Этому посвящена основная часть документа и итоговые рекомендации.

Против колхозов говорило то, что колхозы использовали много тракторов. Трактора же были или мобилизованы в Красную армию, или приведены в негодность при отходе. Сельское хозяйство, как мы знаем из предыдущей статьи, лишилось основной части своего тракторного парка. Новые трактора ввезти нельзя, потому что транспорт занят военными перевозками. Там же, где трактора были, и были исправными, было очень напряженное положение с топливом. В общем, пока кавказская нефть не захвачена, нечего и думать о достаточном снабжении топливом тракторного парка. Поэтому, как пишут авторы документа, планомерное ведение коллективного хозяйства с современными машинами не получится, а преимущества колхозов (по смыслу: колхозов без тракторов и машин) перед единоличниками настолько малы, что этого нельзя сделать без пропагандистского эффекта.

Это довольно трудный для понимания фрагмент, поскольку документ составлен очень обтекаемо, даже иносказательно, с намеками на хорошо знакомые читателям обстоятельства. И в этом месте документ довольно далеко отходит от аграрной политики нацистов. Составители его прекрасно понимали, что крупное хозяйство, такое, как колхоз, конечно, лучше и продуктивнее крестьянского хозяйства. Но заявить об этом прямо они не могли, потому что нацисты доктринально делали ставку на крестьянское хозяйство, в частности на знаменитые «наследственные дворы», и коллективов не создавали. Они размышляли, что хорошо бы сохранить мощные и продуктивные колхозы, с тракторами и машинами, их эффективность будет обосновывать их существование, но… и трактора неисправны, и керосина нет, потому лучше не ставить на колхозы во избежание срыва столь удачной для них пропагандистской войны.

Казалось бы, вопрос ясен: топлива нет, трактора поломаны и нужно крутить пропагандистскую машину, стало быть, колхозы – распустить. Но не спешите. Как было трудно колхозы создать, так же трудно было их распустить. Единоличнику нужна земля, как минимум 4-5 гектаров на плуг, а для крепкого кулацкого хозяйства нужно 20-30 гектаров. У колхозников были приусадебные участки в 0,5-1,0 гектара (это отмечено в документе), и их нужно было увеличить. Роспуск колхозов означал перемежевание десятков миллионов гектаров земли. В пору коллективизации землеустройство и перемежевание земель в пользу колхозов и совхозов заняло около десяти лет, с 1925-1926 гг. до 1935 года, при том, что на землеустроительные работы бросали десятки тысяч человек. Немцы при всем желании не могли провернуть в условиях войны и фактического отсутствия немецкого низового персонала столь масштабное межевание в сколько-нибудь короткий срок. Крестьян, положим, это мало смущало; они помнили сами или знали по рассказам отцов общинные переделы и захватное землепользование. Но немцев это явно смущало, поскольку выделение земли на бумаге и в натуре – это поземельный и подоходный налог, это обязательства по поставкам зерна и мяса. Пустить раздел земли на самотек означало пожать хаос, борьбу за землю с драками и стрельбой, многочисленными проблемами, которые пришлось бы разрешать в конечном итоге немецкой администрации.

К тому же землю немцы собирались давать в первую очередь проверенным пособникам, а не всем подряд. К тому же были колонизационные планы и выделение земли для немецких колонистов. Факторов, влияющих на решения, было много.

Потом, единоличнику нужны лошади, конные плуги, конные бороны, сеялки, жатки, другой инвентарь. Часть его можно было взять из колхозов, и при фактическом разделе колхозного имущества крестьяне так и делали. Но этого явно не хватало, чтобы обеспечить устойчивое хозяйство без тракторов или с минимумом их, хотя бы потому, что пахотный инвентарь быстро изнашивается. Это ставило перед Германией проблему снабжения оккупированных территорий сельхозинвентарем и простыми сельхозмашинами, пригодными для единоличников. В РГВА в документах о хозяйстве оккупированных восточных районов сохранился документ, в котором говорится, что с начала оккупации по 31 июля 1943 года из оккупированных районов СССР в Германию было поставлено продукции на 2782,7 млн. рейхсмарок (в необработанном виде), тогда как из Германии в оккупированные районы СССР было поставлено инвентаря, машин, удобрений, семян и так далее на сумму в 500 млн. рейхсмарок, причем было проведено снижение цен на 156 млн. рейхсмарок (РГВА, ф. 1458к, оп. 3, д. 77, л. 104). Поставки составили 17,9% к стоимости вывезенной сельхозпродукции, что немало. Заметим, это в условиях, когда снабжение сельского хозяйства оккупированных территорий вовсе не было в числе приоритетов оккупационных властей и экономических ведомств Рейха. Да, роспуск колхозов для немцев стоил денег.

Методы деколлективизации

В общем, взвесив все, авторы документа сделали такие выводы.

Во-первых, в необходимости сохранения колхозов они все же сомневались, но по той причине, что для этого требовалось много нефтепродуктов, миллионы тонн, которые трудно было бы доставить по слабым и сильно разрушенным железным дорогам, даже в случае захвата Кавказа, а также потому, что для управления колхозами требовался большой управленческий аппарат, создать который они и не надеялись.

Во-вторых, их привлекали больше совхозы: «Зерно, которое необходимо для наших целей, мы в первую очередь возьмем из крупных государственных хозяйств (совхозов), которые во всем Советском Союзе производили около 11 000 000 тонн зерна» (ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12463, д. 39, л. 3). Лучшие пшеничные зерносовхозы были на Украине и на Северном Кавказе, как раз в тех районах, куда устремились немецкие войска. И отсюда вывод: «Главное внимание немецких хозяйственных органов следует направить на государственные хозяйства, которые самими Советами были названы зерновыми фабриками» (ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12463, д. 39, л. 4).

В-третьих, колхозы можно полностью распускать лишь те, где имеется достаточный инвентарь для ведения единоличного хозяйства. «Разумеется, предотвращается создание непродуктивных карликовых хозяйств», — подчеркивают авторы документа. Иными словами, если колхоз можно разделить на крупные, кулацкие, если хотите, хозяйства, то колхоз распускается.

В-четвертых, в остальных случаях раздел колхозов производится постепенно, во всяком случае, не ранее окончания уборки урожая (имеется в виду урожай 1941 года). Авторы документа полагали, что постепенный раздел колхозов нужно ввести в общий принцип. Также подчеркивалось, что не следует выкупать колхоз у крестьян, чтобы превратить его в совхоз. По поводу земельного вопроса в подобных колхозах, разделяемых постепенно, авторы предлагали дать прирезку приусадебного участка на еще один гектар и разрешить полную свободу содержания скота и птицы. Остальная земля должна была выделяться по хозяйственным возможностям (ЦАМО РФ, ф. 500, оп. 12463, д. 39, л. 5). Приусадебная земля становилась полной частной собственностью крестьянина и до полной ликвидации колхоза освобождалась от налога.

В-пятых, в тех случаях, когда инвентаря явно недостаточно для ведения единоличного хозяйства, но есть трактора, комбайны и горючее для них, колхозы сохраняются, и крестьяне это должны понимать. В этих случаях предусматривалось увеличение их личных участков и позволение содержать больше скота и птицы, чем предусмотрено уставом колхоза. За работу в колхозе предлагалось платить ежемесячно деньгами и натурой.



Вот такие выдвигались руководящие положения деколлективизации на оккупированной территории СССР. По крайней мере отчасти они выполнялись на практике, некоторая часть колхозов была распущена. Но этот процесс фактически не исследован, особенно в деталях (как именно это происходило).

В любом случае политика деколлективизации растягивалась на много лет, никто не мог гарантировать ее успешности как по причине внутрикрестьянских трений по имущественному и земельному вопросам, так и по причине того, что в Берлине вырабатывались разные и несовпадающие планы. Скажем, колхозы могли бы приглянуться СС для нужд немецкой колонизации захваченных территорий. Колхоз легко можно было разделить на несколько наследственных дворов, даваемых немецким солдатам, или же легко превратить в крупное поместье. Зондеркоманда СС отправила бы всех крестьян, с этим не согласных, в ближайший овраг. Это к тому, что как коллективизация проходила с насилием, так и деколлективизация обещала быть мероприятием кровавым, сопряженным с вооруженной борьбой.

Впрочем, всё это лишь гипотезы. Красная армия избавила немцев от всех этих забот и в конечном счете утвердила колхозно-совхозный строй в самой Германии.