Разговоры о том, что вот, такого-то высокого чиновника, большого руководителя скоро отправят в отставку, а на его место назначат такого-то, пока небольшого руководителя, происходят вокруг любых органов власти постоянно. "Борьба бульдогов под ковром" – увы, постоянный и естественный фон, на котором происходит любая управленческая работа.
Слухи о том, как происходит эта борьба, – постоянный информационный фон, от которого нужно уметь отключаться, если ты более или менее профессионально изучаешь, оцениваешь, наблюдаешь за работой власти. Тем не менее сейчас, на исходе лета, на выходе из коронавирусного кризиса, от которого пострадали, без преувеличения, все сферы российской общественной жизни, но прежде всего экономика и социальная сфера, разговор о том, какие кадровые изменения в российском правительстве (в широком понимании этого термина) назрели и перезрели… Такой разговор трудно не считать сверхактуальным.Андрей Перла
Кризис заставил напрячься абсолютно всех. Некоторые напряглись, но результаты их усилий не соответствуют требованиям момента. Перед президентом и председателем правительства стоит простой вопрос: стоит ли сохранять негодных работников во имя пресловутой политической стабильности и баланса интересов различных политических группировок – или пора искать умелых на место тех, кто не справляется.
Деньги на западный ветер или деньги в экономику
Ну, "не справляется" – это, наверное, всё-таки не про министров российского правительства. По крайней мере обвинения именно в недостаточном владении своей темой до сих пор звучали публично в адрес только одного министра – экономического развития Максима Решетникова. Не исключено, что он сейчас, как говорится, уже "стоит, держась за ручку двери" и ожидает лишь команды перешагнуть порог. Однако в целом экономический блок российского правительства сегодня выглядит как поле для соревнования двух совершенно непримиримых стратегий.
Одна, которой Россия следует уже на протяжении более чем двадцати лет, предполагает, что лучший министр финансов – это скопидом, а лучшее применение для российских денег – купить на них американскую валюту и американские долговые обязательства. И вообще, чем больше денег удастся откачать из экономики страны в резервы, тем лучше, поскольку главная цель финансовых властей – это борьба с инфляцией. В целом это называется монетаризмом.
Другая стратегия основана на необходимости преодоления экономического кризиса, восстановления экономики, перехода от стагнации к экономическому росту и, значит – на необходимости масштабных инвестиций в большие проекты (подобные федеральной трассе "Таврида" в Крыму) и одновременно – в покупательную способность населения. Разговор о том, нужно ли, полезно ли "разбрасывать деньги с вертолёта" – главный разговор о приоритетах работы российского правительства.
Строительство федеральной трассы "Таврида" в Крыму. Фото: Nikiforaw77 / Shutterstock.com
И, разумеется, о том, кому из правительства уйти, а кому там оставаться и работать. Если побеждает догма монтаризма, если деньги нужны для того, чтобы продолжать кредитовать "мировую жабу" – то в правительстве нет места для первого заместителя председателя Андрея Белоусова и его команды. Если деньги нужны, чтобы ускорять рост российской экономики, то надо задумываться о судьбе министра финансов Антона Силуанова и руководителя Центробанка Эльвиры Набиуллиной (которая, конечно, в правительство не входит, у Центробанка особый статус, но которая, конечно же, во многом определяет финансовую политику страны).
Потому что вести две политики одновременно, одной рукой разбрасывая деньги на поддержку бизнеса и производства, создавая новые рабочие места на стройках и ускоряя оборот денег в строительной отрасли, а другой рукой засовывать деньги в самый дальний карман, при этом ослабляя национальную валюту – вести две таких политики одновременно нельзя. Это экономико-политическая шизофрения и кратчайший путь в никуда.
Противостояние становится тем более жёстким, что Россия по итогам экономического кризиса окажется в числе стран, наименее пострадавших и, возможно, даже в числе "стран-победителей" войны с пандемией и неразумными мерами по ограничению мировой экономики.
Помощник президента Максим Орешкин давеча заявил, что в 2020 году российская экономика благополучно (а может быть, не очень, не было бы счастья, да несчастье помогло) вошла в пятёрку крупнейших экономик мира (по размеру ВВП в пересчёте по паритету покупательной способности), обогнав Германию.
Максим Орешкин заявил, что в 2020 году российская экономика вошла в пятёрку крупнейших экономик мира. Фото: Александр Авилов / АГН "Москва"
В этих условиях общественное мнение тем жёстче будет спрашивать: как же так получается, что наша роль в мире растёт, доллар на мировых рынках дешевеет – а российская валюта тоже дешевеет, и это явно приводит к неприятным последствиям для большинства населения? Может быть, пора "что-то в консерватории поправить", то есть как-то отойти от политики, которую упорно проводят Министерство финансов и Центробанк? Может быть, пора уже поставить эти ведомства на службу новой российской инвестиционной, антикризисной, направленной на благо большинства население политике?
Бесконечный арбидол
В сфере здравоохранения дела обстоят гораздо лучше, чем с финансами. По общему мнению, Россия пережила "самую странную пандемию в истории" легче и лучше абсолютного большинства цивилизованных стран. Людские потери по сравнению с американскими – несравнимо низкие.
Разница по количеству смертей с Соединёнными Штатами – в десять раз, 180 тысяч погибших в США, менее 18 тысяч в России, при том, что население США лишь в два раза больше, чем в России, – и разрыв, увы (это не повод для злорадства. Все жизни имеют значение!), продолжает расти.
Сейчас, когда Всемирная организация здравоохранения осторожно признаёт, что стратегия борьбы с ковидом была выбрана неверная и ущерб мировой экономике нанесли совершенно зря, никакие жизни этим не спасли, именно сейчас очевидно, что российская система организации здравоохранения, отнюдь не лишенная недостатков, – одна из лучших в мире.
У медиков и медицинских начальников нет и ещё долго не будет возможности почивать на лаврах, но лавры они, безусловно, заслужили. Это относится и к нынешнему министру здравоохранения Михаилу Мурашко, и к его предшественнице, ныне руководителю Федерального медико-биологического агентства Веронике Скворцовой. Перед ними стоит несколько очень сложных, но решаемых задач – завершить эпопею с пандемией, наладив заново нормальное функционирование всех лечебных учреждений (и сохранив резерв на случай новых эпидемий) наладить производство российских вакцин и их применение и тому подобное. Нет сомнений, что если они справятся, то получат свою долю наград и похвал, а если нет – у премьера рука не дрогнет подписать заявление "в связи с переходом на другую работу".
https://vk.com/video-75679763_456254445
Эта благостная картина, однако, оказывается испорчена одним важным штрихом: медицина в России ассоциируется не только с Минздравом и его руководством и не только с героями-врачами, но и ещё с одним персонажем: с вице-премьером правительства Татьяной Голиковой.
Госпожа Голикова – удивительный пример чиновного и карьерного долголетия. Бывший министр здравоохранения, бывший руководитель Счётной палаты, Голикова воспринимается в российской политике как один из непотопляемых, вечных и неприкосновенных политиков. При этом её имидж чётко связан со здравоохранением и социальной сферой. И – с неопровергнутой информацией о лоббировании на российском рынке некоторых лекарственных средств, в первую очередь пресловутого "арбидола" – противовирусного умифеновира, который слишком многие считают "фуфломицином".
Объективно, сейчас Голикова – одна из тех персон, которые подрывают доверие к правительству даже не своими конкретными действиями, а самим фактом сохранения должностей и влияния. Если она в правительстве остаётся, значит, на самом деле в социальной сфере ничего к лучшему не меняется и не будет – так можно суммировать настроения общественного мнения.
Свежие комментарии