Когда я шел на встречу с командиром отделения бойцом армии ДНР Рафи Джабаром (позывной Абдулла), мне казалось, что из рассказов его друзей и моих коллег я уже знаю о нем все.
Из Афгана в Россию и – назад?
Пуштун, уроженец Афганистана – на его детстве в полный рост отразились трагические события его родины. Отец Рафи – активист «левой» Апрельской революции 1978 года, возглавивший провинцию Бадахшан, был зверски убит моджахедами, когда Рафи было всего два года. А когда исполнилось семь, умерла мать. В 1985 году по программе «Ватан» вместе с другими детьми он был вывезен в Советский Союз. Сохранились кадры кинохроники, где афганских детишек перед посадкой в самолет провожает жена председателя Революционного совета Бабрака Кармаля. Это были дети военно-политической элиты республики, которых, как когда-то испанских детей, страна Советов взяла на воспитание с тем, чтобы, вернувшись на родину, они стали строителями более совершенного общества. Учили в Волгоградском специнтернате на совесть, так, как не учили в Афганистане, и даже лучше, чем в средней советской школе. Кроме обязательных для обычной школы предметов, преподавали историю Афганистана и основы ислама.
Так прошло девять лет. Пока Рафи вместе с другими афганскими детьми грыз гранит науки, на их родине лилась кровь. Советские войска в 1989 году покинули территорию Афганистана. А потом рухнул Советский Союз. Новой власти афганские сироты оказались не нужны, и их решили отправить на родину, где во главе страны уже были те самые моджахеды, убившие отца Рафи. Но подростку удалось остаться в России. Вместе с группой таких же, как и он «отказников», он оказался в Ростове-на-Дону без документов и средств к существованию. Пришлось не только думать о собственном пропитании, но и столкнуться с криминальным миром…
А потом началась война в Донбассе, и Рафи Джабар стал ее солдатом.
Пуштун Рафи Джабар – боец армии ДНР
Почему он здесь? Что движет им – желание найти свое место в жизни или подсознательная обида за то, что его выдернули сначала из родной страны, а потом и Россия стала мачехой? Может быть, потому, что завязан с Россией крепким узлом? Правда, узел этот с развалом великой страны стал удавкой на шее и долго не отпускал моего героя. Эти и другие вопросы крутились у меня в голове, когда я шел к человеку, о котором, казалось, «уже знаю все». Но все они уходили на второй план, потому что шел я в госпиталь, где лежал Абдулла после ранения – уже не целый, без обеих ног.
Во мне – кровь всего Донбасса
В больничной палате, где стоят две койки, пахнет не лекарствами, а больше табаком и еще чем-то, что кратко можно назвать мужским духом. Впрочем, и без того видно, что это – мужская обитель: несколько мужчин в камуфляже и берцах стояли и сидели на свободной кровати, заполонив собой практически все небольшое пространство. А на кровати, что стояла у окна, лежал смуглый черноволосый парень. Это Абдулла. Видно, что вниманием он не обделен – на подоконнике и тумбочке стояли фрукты и коробки с соками, шипел чайник. И обилие военных было неслучайным. После ранения к нему ринулось столько друзей, искренне переживающих за его судьбу, что пришлось ограничить число посетителей. Наиболее близкие, сменяясь с позиций, дежурят у него и по ночам, когда искалеченному человеку особенно тяжело, когда ноют свежие раны и приходят фантомные боли.
Абдулла настоящий боец! – сказал мне пришедший проведать сослуживца коренной дончанин, в недавнем прошлом – строитель Виталий (позывной Горох), с первых дней воюющий в ополчении. – Мы первыми заходили в Авдеевскую промзону и до сих пор там находимся. Когда кинули клич, что «Абдулле» нужна кровь, из нашей роты сразу поехали десять человек, были еще и гражданские из Ясиноватой, были и другие».
Теперь, как шутит сам Рафи, в его жилах течет кровь всего Донбасса.
– Сейчас посетителей, к счастью, меньше, – улыбаясь, говорит Абдулла. – Принимать всех, конечно, было тяжеловато, но хорошо то, что я увидел много друзей, с которыми давно не встречался. Я ведь воюю с самого начала. Это множество дорог, судеб, встреч с интересными людьми. Поначалу, когда не было координации, общего командования, было много проблем.
Трагедия близ села Веселое
С уважением вспоминает Рафи командиров, с которыми пришлось воевать. Например, интербригадовца Креста – с ним Абдулла год и три месяца держали позиции в промзоне Авдеевского коксохимзавода, в просторечии именуемой Промкой.
– Крест – серьезный воин, я многому у него научился. Он с характером, но может себе это позволить, потому что – талант. А вот с Аскольдом я воевал меньше, всего три-четыре месяца, он был командиром моего батальона, – говорит Рафи. – Но уверенно могу сказать, что это воин с большой буквы.
Рассказал мне Рафи и о том, как подорвался на мине. Это произошло неподалеку от многострадального поселка Спартак, близ села Веселое. Было ли это шоком для него? К моему удивлению он ответил отрицательно.
– Я был готов к этому. В душе каждый солдат надеется, что его минуют пули, мины и снаряды. Он молится об этом. Но видя рядом гибель или ранения товарищей… Ты только что говорил со своим другом – и вдруг пуля снайпера попадает ему в голову. И ты стараешься прикрыть вылетевшие мозги, засыпать их землей, чтоб другие бойцы не видели, чтоб их сильно не трусило. Поэтому готов. И когда подорвался на мине, сознание не потерял, чуть-чуть отполз, достал жгут, ребят позвал, они сразу организовали носилки. Для себя я знал одно: в течение 40 минут мне надо попасть к врачам. Ребята были от меня в нескольких десятках метров. Но вопрос знаете в чем? Когда человек бежит в атаку, он знает, что впереди опасность, а убитые и раненые остаются сзади. А вот когда друг подрывается и лежит с развороченным телом, то одновременно с желанием помочь возникает мысль: а может, рядом еще есть мина или две, или три? Шаг к другу может стать шагом к смерти. И те, кто делают этот шаг, совершают подвиг.
Раненого Рафи пришли проведать юные патриоты Донбасса
«Братья» и «сестрички»
В повседневной жизни ребята не пользуются громким и даже пафосным словом «подвиг». В ходу здесь больше слово «брат». У Абдуллы таких братьев много. Это, наверное, итог очень простой жизненной формулы: чем больше отдаешь, тем больше получаешь. Добро ведь имеет свойство распространяться, как концентрические круги на воде.
– Они на самом деле для меня, как братья, – говорит Рафи. – С кем-то из них я был в бою и видел, что он не прятался, наоборот, старался прикрыть меня.
– А сестры есть?
– Сестрички есть! – тепло улыбается он. – Их тоже много – жены бойцов, командиров. Вот, например, жена моего друга Льва Елена. Она прекрасно ко мне относится. Как приду к ним, все время старается накормить. Когда увидела меня здесь, расстроилась, заплакала. А недавно, вот, подстригла, – показывает Рафи на свою короткую прическу.
Если вспомнить…
Наш разговор прерывает телефонный звонок. «Да, брат!» – отвечает Абдулла, а закончив разговор, поясняет: «Это из Ростова, казаки, уже два раза приезжали». Телефон между тем звонит снова. И снова Рафи разговаривает с «братом». Ему все время звонят, благодаря чему в этот день я много раз прослушал казачью песню «Ой да не вечер», которая в качестве звонка или, как модно нынче говорить, рингтона, установлена на телефоне Абдуллы.
Оказалось, что среди музыкальных пристрастий моего собеседника и казачьи, и русские песни, особенно когда их исполняют а капелла.
– Мне очень нравится песня «Не для меня», которую я впервые услышал во время концерта в Ростове на открытии 10-й школы, – вспоминает Рафи. – Тогда от каждой диаспоры (и украинской в том числе) там посадили по дереву. Интересно посмотреть: выросло наше афганское дерево, прижилось – не прижилось?
Ярких воспоминаний о войне у Рафи тоже много, но «я о них уже рассказывал журналистам, а вот смешные – еще нет. Поэтому расскажу вам», говорит он.
Предметом для множества шуток бойцов стал случай с двумя ополченцами – Захарием и Глухим. Глухой получил свой позывной, потому что, долго работая с «сапогом», а «сапогом» бойцы называют советский станковый противотанковый гранатомёт СПГ-9 «Копьё», на самом деле имел проблемы со слухом. Как-то их обоих поставили на сутки в дозор. И все бы ничего, да Захария накануне за язык укусила оса. И получилось, как в анекдоте – один говорить не может, другой ничего не слышит. Но ничего, отработали, как положено.
«Мой Афганистан и мой Донбасс»
Но смех – смехом, а раны моему собеседнику не дают покоя. Это видно по гримасам боли, которые иногда сквозь улыбку и наш легкий треп проскальзывают на его лице. А завтра предстоит операция... Поэтому вспоминаем и врачей, и лекарства, и даже сало. Да-да, этот запретный для мусульманина продукт в окопах становится настоящим лекарством. Да что тут говорить, напоминаю Рафи, что замечательный донецкий альпинист, покоритель Эвереста Михаил Туркевич, вопреки рекомендациям Института питания, всегда брал с собой на восхождение сало, которое не только восстанавливало силы, но и спасало от обморожения.
– У нас тоже есть горы-семитысячники, – роняет Абдулла.
– «У нас» – это, понятно, в Афганистане? А Донбасс ты своим ощущаешь?
– Конечно. Донбасс тоже мой, окончательно и бесповоротно. Самое лучшее время моей жизни, самое результативное было в Донбассе. «Было» потому, что на данный момент я не в строю. Самое результативное, потому что это венец моего опыта, знаний, которые я смог здесь реализовать. Я здесь построил свой дом – не в материальном смысле этого слова, а в духовном. Вот что такое для меня сейчас Донбасс.
Я очень счастливый человек. И если б можно было повернуть время вспять, я снова бы выбрал эту судьбу. Я знаю, что впереди много процедур, будут падения, мне реально будет трудно, но я знаю, что все равно встану на ноги. Однозначно.
Нравственный стержень
Пуштун для Донбасса – это, согласитесь, все-таки экзотика. За линией фронта, на той стороне, в стане врагов есть еще один пуштун – Мустафа Найем. Певец майдана, прислужник хунты он в сентябре 2014 года даже приезжал в Донецк, якобы для обмена пленными. Пообщался с жителями города, которые гневно рассказали ему, что думают о нем и украинских убийцах, расстреливающих детей Донбасса. Замечу, что убрался он восвояси целым и невредимым.
– Он был в Донецке и не захотел встретиться с другим пуштуном? – удивляется Рафи. – Я бы встретился, даже с врагом, чтоб посмотреть ему в глаза и попытаться понять его. Но, наверное, он из тех, кому «ubi bene, ibi patria» – где хорошо, там и родина. Так говорит мой друг с позывным Мастер, очень начитанный человек.
Но Мустафа Найем, – продолжает Рафи, – видно, все-таки не чистокровный пуштун. В моем роду на протяжении тысячелетий были одни пуштуны. И, зная, что здесь есть афганец (а он по любому это знает), он обязательно захотел бы увидеться. Для настоящего пуштуна нет политики. Стержнем для него является свод нравственных законов, который называется «Пуштунвали». Если этот стержень есть, то тогда уже сердце подсказывает тебе, как надо поступать в той или иной ситуации.
Видно, тема земляка всерьез зацепила Рафи, потому что, «закрывая» эту тему, он сказал:
– Если б он мне попался как участник карательного батальона с оружием в руках, то, безусловно, я бы его уничтожил.
Как нас стравливают
– Но ведь ты не будешь отрицать, что среди твоих соплеменников есть враги?
– Есть, – соглашается Абдулла. – Это пуштуны, которые стали таковыми, «благодаря» осуществлению доктрины «разделяй и властвуй». Возьмем самый примитивный пример – сетевые магазины, всякие супер- и гипермаркеты. Они ведь тоже часть враждебной нам системы. Потому что еда – это стратегически важная составляющая в системе безопасности как государства, так и отдельного человека. Их владельцы не озабочены закупками натуральных продуктов, произведенных в данной местности, а завозят продукты неизвестно откуда. Так сельское хозяйство на местах хиреет, а владельцы сетей супермаркетов становятся монополистами в поставке продуктов. О качестве я уже не говорю. Если будем «плохо» себя вести, то продуктовый поток попросту перекроют. Этот транснациональный бизнес укрепился и стал одним из инструментов стравливания людей, в результате которого люди собственными руками начинают убивать друг друга.
Как это происходит на Украине. Ведь те, кто стоит на той стороне, они неплохие солдаты. Говорите, может быть, и неплохие люди? Я бы так не сказал, потому что даже если его насильно направили в армию, он все равно в итоге соглашается – и в итоге все равно стреляет. И в тот момент, когда он нажал на гашетку, он стал врагом и преступником, которого надо уничтожить. Потому что он ради своего блага, даже зная, где правда, все равно стреляет в правду.
Вот так и Афганистан взяли за горло, потому что страна уже давно в состоянии войны, сама прокормить себя не может. И бензин контролируется, и другие стратегические материалы, заставляют целую страну стоять с протянутой рукой. Это натуральное рабство. У нас камнетес за целый день тяжелейшей работы при жаре под 60 градусов получает один доллар.
…В Афганистане мы проиграли. Здесь мы победим.
В будущее – с армией
Кем себя в дальнейшем видит Абдулла?
– Есть определенные наметки, о которых я сейчас говорить не буду. Армию я не оставляю. Это однозначно. Конечно, в окопах от меня вреда будет больше, чем пользы. Но надо будет – доучусь, надо будет – нормативы сдам, если аттестационная комиссия потребует. А, если надо будет, то и пробегусь. Но вне строя не останусь…
Удачи тебе, Абдулла!
Свежие комментарии