Мина замедленного действия

В годы Великой Отечественной войны всенародная борьба в тылу немецко-фашистских войск приобрела огромный размах. С первых дней оккупации в занятых врагом районах Белоруссии, Украины, Советского Союза развернулось широкое партизанское движение. В населенных пунктах, контролировавшихся гитлеровцами, возникли и активно действовали многочисленные советские подпольные организации. Одной из ведущих форм всенародной борьбы против захватчиков стал массовый срыв населением их политических, экономических и военных мероприятий.

Только в рядах партизан и подпольщиков Белоруссии героически боролись с гитлеровскими оккупантами более 440 000 советских патриотов. Они внесли значительный вклад в освобождение родной земли от фашистов. Так, партизаны Белоруссии, наряду с другими советскими народными мстителями, вели активную диверсионную деятельность на вражеских коммуникациях. За весь период борьбы в тылу захватчиков в 1941–1944 годах ими было пущено под откос 11 128 немецких эшелонов и 34 бронепоезда; подорвано и уничтожено более 18 700 автомашин; взорвано, сожжено и разрушено 819 железнодорожных и 4710 других мостов; перебито более 300 000 рельсов. Удары по путям сообщения противника сочетались с диверсионными актами патриотов в учреждениях оккупантов, на промышленных предприятиях, аэродромах, складах, базах, других объектах. В этих условиях огромное значение приобретало наличие у партизан диверсионных минно-подрывных и зажигательных средств.
В 1942 году летнее наступление на различных участках Восточного фронта, и особенно на сталинградском направлении, гитлеровцы планировали, возлагая большие надежды на железнодорожный транспорт как основное средство переброски войск и техники на дальние расстояния. Однако путь вражеским эшелонам преграждали партизаны. Их действия принимали угрожающий характер, вызывали серьезные опасения верховного главного командования фашистской Германии.

В конце июля 1942 года в оккупированный гитлеровцами Киев прибыл имперский министр путей сообщения Юлиус Дорпмюллер. Высокопоставленный германский чиновник выехал на Восточный фронт по приказу фюрера с особой миссией: выявить на месте размеры потерь, понесенных железнодорожным транспортом Третьего рейха от партизан, а главное, обеспечить бесперебойность воинских перевозок.
Министр начал с того, что потребовал от генеральной дирекции путей сообщения «Восток» группы армий «Центр» подробный доклад о положении дел. Факты, содержавшиеся там, превзошли даже самые мрачные предположения Дорпмюллера. Особенно внушительно выглядел непрерывно возрастающий размах операций партизан: в январе 1942 года они совершили пять налетов на железные дороги, а за 25 дней июля — уже 304. Авторы доклада, делая прогнозы, предполагали, что в августе эта цифра достигнет 360.

Судя по докладу, наибольший урон немцам причиняли противопоездные мины, которые неуловимые партизаны устанавливали под железнодорожными путями. На них подорвались 200 паровозов — ровно такое количество могла дать за месяц вся паровозостроительная промышленность Германии.
После множества заседаний и совещаний в железнодорожной дирекции пришли к мысли отказаться от ночных перевозок, хотя это вело к резкому сокращению общего их объема. Но именно под покровом темноты партизаны уничтожили большую часть воинских эшелонов противника, державших путь на восток. Чтобы локализовать действие мин, снизить наносимый ими ущерб, гитлеровцы решили на наиболее опасных перегонах с наступлением рассвета пропускать между станциями так называемые контрольные поезда — своеобразные тральщики. Расчет был прост: подорвется контрольный поезд на мине — невелика потеря, и для восстановления поврежденного участка дороги много времени не понадобится. Если же дрезина благополучно преодолевала перегон, то тут же весь день, разумеется, при наличии охраны можно было с полной нагрузкой подвозить к фронту живую силу и технику. Какое-то время так и «вылавливались» партизанские мины. Но потом…

Осенью 1942 года, как обычно, ранним утром по одной из магистралей, прорезавшей лесные просторы, двинулся очередной вражеский своеобразный противоминный железнодорожный трал — нагруженная балластом дрезина. Когда она благополучно преодолела перегон между двумя узловыми станциями, за ней, развивая большую скорость, устремился воинский эшелон, затем второй, третий. И вдруг земля вздрогнула от мощного взрыва, окрестность огласилась лязгом металла, грохотом раскалывавшихся друг о друга вагонов, криками и стонами раненых. За какие-то секунды состав превратился в груды обломков.
В последующие дни отправились под откос еще несколько эшелонов. Попытки гитлеровцев докопаться до истины ни к чему не привели. Четко уяснил противник лишь одно — контрольные поезда потеряли всякий смысл.

Для партизан и разведывательно-диверсионных групп, забрасываемых в тыл врага, в Советском Союзе в годы Великой Отечественной войны широко практиковалось создание мин, подрывных и зажигательных устройств специального назначения.
Как впоследствии вспоминал главный инженер Государственного союзного конструкторского бюро 47 (ГСКБ-47) Н. И. Крупнов, по заданию наркома боеприпасов СССР Б. Л. Ванникова для разработки мин, подрывных и диверсионных средств для партизанских отрядов в этом бюро создали группу инициативных конструкторов, в которую вошли Н. С. Носков (начальник отдела) и инженеры Б. М. Ульянов, В. А. Ряполов, Г. М. Дьячков, Г. В. Боголюбов, И. М. Матвеев. Вначале они изучили мины, изготовляемые и применяемые партизанами. Они были просты по конструкции, но опасны при эксплуатации и без труда обнаруживались при контрольных обходах железнодорожных путей. Специалисты ГСКБ-47 должны были разработать безопасные и безотказные мины, в том числе замедленного и неконтактного действия, и организовать их промышленное изготовление с целью последующей отправки устройств непосредственно в тыл противника — тем, кому их продукция помогала успешно громить врага.

В начале 1942 года группа Н. С. Носкова создала вибрационный замыкатель ВЗ-1, предназначенный для использования в противотранспортных минах. По свидетельству полковника И. Г. Старинова, бывшего начальника Высшей оперативной школы особого назначения, готовившей кадры минеров для партизанских отрядов и диверсионных групп, мины с вибрационным замыкателем ВЗ-1 не требовали особой установки и работали надежно как на самом железнодорожном полотне, так и в стороне от него на расстоянии до 1 метра и на глубине до 1 метра.
Массовое применение вибрационных замыкателей ВЗ-1 позволило в значительной мере отказаться от железнодорожных мин контактного (нажимного) действия. Из-за сложности установки и усиленной охраны противником железных дорог массовое применение контактных мин было практически невозможно даже в летнее время. Вибрационный замыкатель ВЗ-1 был принят на вооружение и направлен в партизанские соединения в Белоруссию, на Украину, Смоленщину и в Брянские леса. Замыкатель безотказно срабатывал при передвижении тяжелой немецкой техники и пеших колонн. На его основе были созданы противотранспортные мины замедленного действия нескольких типов.

Для подрыва фугасных зарядов при разрушении железнодорожных путей на оккупированной территории в 1942 году Н. П. Ивановым был разработан поездной взрыватель ПВ-42, который устанавливался под рельсы и срабатывал при прохождении первого поезда.
Именно для борьбы со стремлением немцев локализовать действие партизанских мин на железных дорогах и уменьшить причиняемый ими ущерб посредством прохождения по наиболее опасным участкам дорог контрольных поездов — нагруженных балластом дрезин были созданы специальные минно-инженерные боеприпасы нового типа.

Высокую оценку партизан получила так называемая мина второго поезда М2 П, сконструированная Николаем Сергеевичем Носковым и Борисом Михайловичем Ульяновым. В донесении начальника инженерно-технического отдела Белорусского штаба партизанского движения майора А. Иволгина приводятся данные об этом устройстве: «Докладываю о результатах испытания опытной партии противопоездных мин М2 П. Было установлено 19 мин, из которых 17 взорвались под вторым поездом и две при попытке разминирования. При помощи М2 П было уничтожено паровозов — 15, вагонов с разным грузом — 130, дрезин — 1, убито и ранено 503 солдата и офицера, тактико-технические требования мина оправдала блестяще».
В отличие от мин МЗД-2 и ДМ, предназначенных специально для минирования железных и автогужевых дорог и срабатывавших от первого сотрясения, противопоездная мина М2 П была устроена так, что взрывалась только при втором сотрясении.

Осенью 1941 года Б. М. Ульянов приехал на Урал, куда эвакуировалась часть ГСКБ-47, в котором он работал. Сразу же поразили непривычная тишина, отсутствие маскировки. Война здесь ощущалась в напряженном трудовом ритме, неустроенности быта, ограничениях в снабжении продуктами. Но на Урале инженер не задержался: телеграммой ему предлагалось срочно вылететь в Москву.
По воспоминаниям Б. М. Ульянова, «так начали мы выполнять партизанские заказы. Само собой между нами произошло определенное разделение труда. Носков хорошо разбирался в радиоделе, потому отвечал за радио- и электросхемы. Я вел всю механическую часть конструкций.
Жили подобно большинству москвичей, на военном положении, спали там, где трудились. Теперь невольно удивляешься: откуда только силы брались?! Даже ночью, случалось, один будил другого, чтобы поделиться возникшей идеей. Тогда уж про сон и не вспоминали».
Сначала Н. С. Носков и Б. М. Ульянов разработали мину — «сюрприз» МС-1 с химическим предохранителем. Эти мины упаковывались в коробки для шоколадных конфет и дорогих сортов папирос. Такой миной был убит гауляйтер Белоруссии генерал фон Кубе.

Ульянов рассказывал: «Еще летом 1942 года первый партизанский заказ поступил в ГСКБ-47 на универсальную, компактную мину, которая должна срабатывать при сдвиге. Над чертежами немало поломали голову. Ведь требовалась не только удобная в обращении, надежная мина, но и простая, дешевая в изготовлении. К тому же сроки поджимали. Однако придумали. В папиросную коробку «Тройка» вмонтировали несложный механизм, начинили ее взрывчаткой.
Первые испытания провели прямо во дворе своего предприятия. Сначала с частичным зарядом, потом осмелели и, конечно, соблюдая все меры предосторожности, подорвали мину с полным зарядом. Администрации не очень понравились эти эксперименты, и нас попросили найти другое место. Заканчивали проверку в Измайловском парке. Опытную партию через линию фронта отправили к белорусским партизанам».

Отзыв партизан об этой универсальной мине хранится среди других партизанских документов в Центральном архиве Министерства обороны РФ: «Первая опытная партия, 50 штук, была заслана в партизанские отряды. Мина зарекомендовала себя среди партизан… положительно. Так, например, будучи установлена в коляске мотоцикла, она взорвалась при посадке немецкого офицера, который был убит, стоявшие с ним два офицера также были убиты. Мина, положенная в ящик письменного стола, взорвалась при открывании последнего».
Однако, как продолжал свой рассказ Б. М. Ульянов: «наша работа над миной не ограничилась изготовлением опытной партии. Главная трудность заключалась в том, где наладить серийное производство. Промышленные предприятия, перегруженные в ту пору сверх всякой меры, вряд ли смогли бы дополнительно взять на себя заказ партизан да еще выполнить его в сжатые сроки.

«Доведите дело до конца», — попросили нас в Центральном штабе партизанского движения. Это значило — наладить производство не десятков — сотен и тысяч мин. А параллельно думать над новыми конструкциями. Мы обратились за помощью к сотрудникам своего учреждения. Администрация выделила помещение, инструмент, материалы. Московская табачная фабрика «Дукат» снабдила нас в нужном количестве папиросными коробками. Добровольцев объявилось больше чем достаточно, хотя мины изготавливались в нерабочее время, да и определенные навыки требовались. Помню, копировщица Зинаида Николаевна Лопатина и инженер Мария Сергеевна Утешева освоили за ночь пайку, сборку, прессовку шашек из тротила. Пальцы их покрылись ожогами, ссадинами, но женщины словно ничего не замечали. Суток через пять сотни папиросных коробок фабрики «Дукат» с нашей начинкой перебросили через линию фронта».

Для поджога складов и других объектов в ГСКБ-47 были разработаны так называемые карандаши — картонные трубки диаметром около 30 мм и длиной примерно 180 мм, заполненные пиротехническим составом. Трубка, оформленная в виде карандаша, имела внутри взрыватель с капсюлем-воспламенителем. Его можно было устанавливать на разное время замедления. Достаточно было, проходя мимо поджигаемого объекта, выдернуть в кармане из карандаша чеку и бросить мину в нужное место. Через 15–20 мин мина воспламенялась.
Использовались также разработанные и изготовленные в отделе Н. С. Носкова диверсионные мины СК («спичечные коробки»), по внешнему виду похожие на коробки спичек и взрывавшиеся при малейшей попытке поднять их.

«Вслед за ними, — рассказывал Ульянов, — мы сконструировали малую неизвлекаемую мину. На испытаниях опытных образцов подтвердились ее надежность, удобство в обращении и установке». Вот выдержка еще из одного архивного документа: «Применение в боевых операциях только 15 опытных экземпляров позволило уничтожить 3 эшелона с горючим, 23 цистерны с бензином, 8 вагонов, 3 паровоза, спиртзавод, 188 тонн спирта».
По словам Б. М. Ульянова, «потом дали нам новый заказ — найти заменитель дефицитной импортной мины, так называемой липкой. Справились и с ним». Липкая мина ПЛМ, разработанная талантливыми конструкторами взамен импортной, использовалась для диверсий
на аэродромах противника, железнодорожных станциях и т. п. Она крепилась к самолетам, автомашинам, цистернам и т. д. «Мина, прикрепленная под столом в офицерской столовой, взорвалась, когда там находилось несколько человек. При боевом использовании только 21 мины уничтожено: автомашин — 10, мотоциклов — 2, вагонов с боеприпасами — 4; повреждено паровозов — 2; убито и ранено 24 солдата и офицера. При этом ни одна мина не оторвалась» — эти цифры из еще одного донесения Центрального штаба партизанского движения, хранящегося в Центральном архиве Министерства обороны.
В конструкторском отделе, руководимом Н. С. Носковым, специально для партизан была создана дорожная мина ПДМ в трех вариантах для минирования проселочных дорог, троп и других путей следования немецких войск.

Для аналогичных целей успешно применялась и магнитная мина ММ.
Однако наибольший успех принесла все же та самая М2 П, что перехитрила фашистов в битве на рельсах.
По воспоминаниям Б. М. Ульянова, «это была не совсем мина «второго поезда». Когда представитель Белорусского штаба партизанского движения растолковал нам, что означают контрольные поезда, и высказал пожелание иметь мину, которая срабатывала бы под вторым эшелоном, мы спросили: «Ну а почему именно под вторым, а не под третьим, четвертым, пятым». Ведь не исключено, что гитлеровцы раскроют секрет мины «второго поезда», и тогда все придется переделывать заново». «Конечно, хорошо, — соглашаются с нами, — рассчитать взрыв, чтобы он происходил в нужный момент, к примеру, под четвертым или пятым составом. Только возможно ли это?»

Честно говоря, мы и сами тогда не знали. Но ведь надо… Не успокоились до тех пор, пока не добились своего. Правда, получилась мина не простой. Обращаться с нею без специальных занятий в партизанских соединениях не научишь. Мы уговорили начальство, что нам в качестве инструкторов необходимо выехать за линию фронта, к партизанам. С этими доводами согласились, но во вражеский тыл мы так и не попали. Подготовку минеров организовали в нашей фронтовой полосе. Мне довелось работать под руководством опытнейшего подрывника полковника Ильи Григорьевича Старинова. Носков поступил в распоряжение Белорусского штаба партизанского движения».
В начале 1943 года Б. М. Ульянова пригласили в управление Наркомата обороны, где он встретился с И. Г. Стариновым.
Старинов попросил находившегося в комнате офицера подобрать для инженера офицерскую форму, накормить его, обеспечить сухим пайком на путь следования.
На следующий день самолет поднялся с московского аэродрома и взял курс на юг. Через трое суток машина приземлилась в районе, где дислоцировался батальон особого назначения, подчиненный Старинову.
Закипела напряженная работа. Борис Михайлович готовил две группы минеров, которые в ближайшие дни, вооружившись противопоездными минами, собирались отправиться во вражеский тыл.

Только четыре месяца спустя Ульянов вернулся в Москву. По дороге на какой-то станции купил месячной давности номер «Правды». Проглядывая перечень работ в области науки и техники, удостоенных Государственных премий, прочитал вдруг строки, смысл которых не сразу осознал: «… Носкову Николаю Сергеевичу, Ульянову Борису Михайловичу — за изобретение новых видов инженерного вооружения».
Благодаря простому устройству и технологичности указанных мин их производство удавалось наладить также и в тылу врага в партизанских мастерских. В штабы партизан одновременно с минно-взрывными боеприпасами отправляли и их чертежи, чтобы некоторые из них изготовлять на месте.
В отделе Н. С. Носкова были разработаны также портативные фугасно-зажигательные гранаты ФЗГ-1, ФЗГ-2 и ФЗГ-3. Гранаты, изготовленные в корпусах из неметаллических материалов, были просты в изготовлении и предназначались для поджога цистерн и баков с горючим.
Примерами массового и эффективного применения минно-подрывных средств на коммуникациях немецких войск явились крупнейшие операции советских партизан, известные под кодовыми названиями «Рельсовая война» и «Концерт».

Операция «Рельсовая война» советскими партизанами была проведена с 3 августа по 15 сентября 1943 года на оккупированных территориях западных областей РСФСР, БССР и части УССР для оказания помощи Красной Армии в завершении разгрома немецких войск в Курской битве и развития общего наступления. Перед началом операции только партизанам Белоруссии было доставлено самолетами около 37 тонн прессованного тола, 522 мины МЗД-5, взрыватели, капсюли-детонаторы, более 60000 метров бикфордова и 1500 метров детонирующего шнура.
Центральный штаб партизанского движения привлек к выполнению операции 167 бригад и отдельных отрядов белорусских, ленинградских, калининских, смоленских и украинских партизан. Действия, в которых участвовало около 100 000 партизан, развернулись в тыловых районах групп немецких армий «Центр», «Север» и «Юг» протяженностью по фонту около 1000 километров и в глубину 750 километров.

Операцию начали внезапно для противника одновременно на всех основных его коммуникациях. После этого партизаны действовали непрерывно: пока враг восстанавливал один участок, они разрушали другой. Разрушали не только железнодорожные пути и мосты, но и линии телефонно-телеграфной связи, инженерные сооружения, уничтожали огневые точки и охрану врага.
Всего в ходе операции «Рельсовая война» всеми партизанскими отрядами, принявшими в ней участие, было уничтожено почти 215 000 рельсов, много железнодорожных эшелонов, мостов и т. п. Только белорусские партизаны пустили под откос 836 эшелонов и 3 бронепоезда.
На некоторых железных дорогах движение было задержано от 3 до 15 суток. Операция «Рельсовая война» значительно затруднила перегруппировку и снабжение отступавших немецких войск.

Успех операции «Рельсовая война» окрылил партизан. Центральный штаб партизанского движения приказал провести в период с 19 сентября до конца октября 1943 года еще одну операцию такого же масштаба под кодовым названием «Концерт». В ней участвовало 193 партизанских формирования общей численностью более 120 000 человек из Белоруссии, Литвы, Латвии, Эстонии, Карелии, Крыма, Ленинградской и Калининской областей. Протяженность операции по фронту около 900 километров (исключая Карелию и Крым) и в глубину — свыше 400 километров. Операция была тесно связана с предстоящим наступлением советских войск на Смоленском и Гомельском направлениях и с битвой за Днепр. Основной задачей операции являлся вывод из строя больших участков железнодорожных путей с целью срыва воинских перевозок противника.

В ходе операции только белорусские партизаны подорвали около 90 000 рельсов, 1041 эшелон, взорвали 72 железнодорожных моста, разгромили 58 гарнизонов. В результате операции «Концерт» пропускная способность железных дорог снизилась на 35–40 процентов, что значительно затруднило перегруппировку немецких войск и явилось большой помощью наступавшей Красной Армии.
По данным, полученным от Украинского и Белорусского штабов партизанского движения, на железных дорогах Украины, Белоруссии с помощью мин и других боеприпасов, созданных и изготовленных конструкторами и рабочими ГСКБ-47, за время войны было уничтожено или пущено под откос более 7600 железнодорожных эшелонов с живой силой и техникой противника. Заслуги талантливых инженеров-изобретателей по достоинству оценило государство: начальник ГСКБ-47 Н. Т. Кулаков, главный инженер Н. И. Крупнов, конструкторы Н. С. Носков и Б. М. Ульянов были награждены орденами Красной Звезды и медалями «Партизану Отечественной войны» I степени.
Еще одним замечательным советским конструктором специального партизанского вооружения в годы Великой Отечественной войны был Игорь Васильевич Мильчаков.

И. В. Мильчаков в сентябре — октябре 1942 года в московском филиале НИИ-6 Наркомата боеприпасов СССР совместно с Валерием Александровичем Бажановым, Михаилом Васильевичем Гараниным, Марией Александровной Сидоровой, Зинаидой Емельяновной Скуратовой разработал для партизан эффективное оружие — целую серию диверсионных зажигательных средств, в том числе выстреливаемый из советских сигнальных пистолетов всех типов 26-мм зажигательный диверсионный патрон; зажигательную ручную гранату; термитно-зажигательную шашку; кумулятивную фугасно-зажигательную магнитную мину с замедлителями. Эти мины стали эффективным средством уничтожения железнодорожных эшелонов противника, доставлявших на фронт горючее.
К началу войны инженеру лаборатории одного из учреждений химической промышленности И. В. Мильчакову исполнилось 27 лет. На фронт его не взяли — подкачало зрение. С мирных дел коллектив химической лаборатории, вошедшей в качестве филиала НИИ-6 Наркомата боеприпасов СССР переключился на выполнение заказов первоначально Наркомата обороны, а позднее и Центрального штаба партизанского движения.
В начале сентября 1942 года Игоря Васильевича, к тому времени возглавившего лабораторию, пригласили в Кремль на совещание, посвященное созданию средств партизанской борьбы. Проводил совещание член Государственного комитета обороны, главком партизанского движения в СССР К. Е. Ворошилов.
Однако никакого совещания в общепринятом понимании, как оказалось, не готовилось. К Ворошилову пригласили только двух человек: Мильчакова и представителя конструкторского бюро.

«Беседа с Климентом Ефремовичем длилась около двух часов, – вспоминал впоследствии Игорь Васильевич. — Я доложил о зажигательных средствах для партизан — термитно-зажигательной шашке с замедлителем и о зажигательном патроне под ракетницу. Не умолчал и о слабых местах, устранение которых позволит повысить эффективность поджигающего действия, о том, что хорошо бы проверить эти средства на практике.
Маршал подробно интересовался техническими характеристиками наших разработок. Посоветовал подумать о подробных рекомендациях, способных помочь партизанам наладить изготовление зажигательных средств из подручных материалов».
Мильчаков тогда не предполагал, что состоится не одна, а еще две встречи, и действительно очень скоро: первая снова в Кремле в том же сентябре на совещании с участниками партизанского движения, вторая на подмосковном полигоне, где держали экзамен средства партизанской борьбы.
На полигоне Климент Ефремович приветливо поздоровался с Игорем Васильевичем, спросил о результатах работы. Мильчаков вспоминал: «…Я коротко доложил об устройстве и назначении образцов, получил разрешение открыть стрельбу из ракетницы. Мишенью служил сооруженный неподалеку штабель из деревянных ящиков. Солдат выстрелил несколько раз, но поразить цель не сумел. Шашки вспыхивали то ближе, то дальше штабеля, то в стороне от него.
Ворошилов подошел к солдату, взял ракетницу, негромко произнес:
— Зачем же так волноваться? Дайте-ка я попробую — вспомню молодость. Первая же выпущенная им шашка попала в цель. Ящики сразу охватило пламя».
Большие осложнения доставляли фашистам зажигательные гранаты Мильчакова, которыми снабжались партизанские отряды. Благодаря этому оружию народные мстители уничтожили немало военных объектов, живой силы и техники противника. Сохранилась короткая выписка из документа Белорусского штаба партизанского движения, составленного в 1943 году: «Ручная зажигательная граната РЗГ Мильчакова показала хороший результат. При помощи 40 штук РЗГ сожжено железнодорожных вагонов с грузом — 4, мельница с зерном, склад с зерном, конюшня, склад с боеприпасами и продовольствием, платформа с автомашинами».

Вскоре Мильчакова пригласили к председателю Госплана СССР Н. А. Вознесенскому. Николай Александрович, хорошо, видимо, осведомленный о задачах лаборатории НИИ-6, уточнив некоторые детали, сообщил, что есть мнение принять специальное решение ГКО об организации производства зажигательных средств для партизан, и попросил написать подробный доклад. Такое решение вскоре было принято. Серийное производство названных изделий было налажено на заводах Наркомата боеприпасов. После успешной боевой проверки гранаты нового типа поступали к партизанам большими партиями. За свой творческий труд И. В. Мильчаков в декабре 1942 года был награжден орденом «Знак Почета».
Темпы, с какими создавались новые зажигательные боеприпасы, можно с полным основанием назвать рекордными, тем более что деятельность Мильчакова и его товарищей не ограничивалась лишь заказами партизан. Одновременно они выполняли другие работы для фронта, занимались технологией, помогали ликвидировать узкие места производства.

В июле 1943 года на подмосковный полигон, где испытывались новые технические средства партизанской борьбы, приехал начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант П. К. Пономаренко. Лаборатория Мильчакова представила мины двух образцов — ту самую РЗГ, о которой шла речь на слете следопытов, и фугасно-зажигательную, сконструированную на основе штатной фугасной магнитной мины. При подрыве цистерн или бочек с горючим штатные фугасные мины не обеспечивали, однако, его надежного воспламенения. Снаряженные специальной начинкой (над ней в лаборатории «колдовали» меньше месяца), они превратились в подлинную грозу для вражеских эшелонов с горючим: взрыв сопровождался мощным очагом пожара.
Немало полезных для партизан новинок, весьма эффективных в борьбе с фашистами, родилось в стенах лаборатории. В том числе зажигательная граната, изготовленная на базе корпуса ручной дымовой картонной гранаты. На первый взгляд вроде бы несложная переделка, но на пути к ней опробовалось множество вариантов в поисках зажигательного состава. Параллельно придумали специальный запал к нему.
Не забыла лаборатория и о пожелании К. Е. Ворошилова — подготовила подробные рекомендации для изготовления зажигательных средств из подручных материалов. Центральный штаб партизанского движения использовал их при издании инструкции по изготовлению зажигательных диверсионных средств из подручных материалов.

Оперативное качественное выполнение столь важных, ответственных заданий на высоком техническом уровне стало возможным благодаря слаженной, поистине самоотверженной работе небольшого дружного коллектива лаборатории. Каждый человек независимо от квалификации, возраста, должности мобилизовал все свои силы и знания для общего успеха, не только по долгу, а и по совести отвечал за порученное дело.
Ощутимая помощь оказывалась народным мстителям с Большой земли, в том числе и минно-взрывными средствами. Только по линии Белорусского штаба партизанского движения партизаны Белоруссии в годы войны получили из-за линии фронта около 553 000 килограммов прессованного тола, свыше 188 000 ручных гранат, более 101 000 диверсионных мин. Однако на протяжении всего времени партизанской борьбы производство взрывных устройств в самих партизанских подразделениях оставалось одной из первостепенных задач.
Однако несмотря на помощь Большой земли мин для подрыва партизанам часто не хватало, поэтому они научились сами создавать из подручных материалов управляемые мины, мины мгновенного и замедленного действия, подрывные устройства — мины-«сюрпризы», простые и оригинальные по конструкции. Например, в отряде «Большевик» в Барановичской области Белоруссии под руководством младшего воентехника Ф. И. Губенко из снарядов и авиационных бомб было изготовлено 312 противотранспортных, противотанковых и других мин. Производство упрощенных взрывателей и мин замедленного действия было освоено в партизанской бригаде имени В. П. Чкалова и т. д.

«Проявляя сметку и изобретательность, — писал историк советского партизанского движения Н. Азясский, — партизанские умельцы усовершенствовали многие образцы имевшейся в отрядах минно-подрывной техники. В результате арсенал партизанских диверсионных групп пополнился необходимыми, порой совершенно неожиданными видами мин, секрет которых был известен только изобретателю и исполнителю диверсионной акции».
В связи с этим широкое распространение получила самостоятельная добыча партизанскими мастерами взрывчатых веществ. Поскольку взрывчатки всегда не хватало, в партизанских отрядах стали широко применять рискованный способ ее добывания. Ее выплавляли или выдалбливали из артиллерийских снарядов и неразорвавшихся авиабомб, других боеприпасов, найденных на полях сражений или захваченных у врага. Эту работу выполняли знающие минно-подрывное дело партизаны, бывшие саперы, бойцы диверсионных групп.

С конца 1942 года и на протяжении всего 1943 года подобный способ получения взрывчатых веществ стал повсеместным. Так, в партизанской бригаде имени В. И. Чапаева Гомельского соединения к ноябрю 1943 года выплавили 2 170 кг тола, а все соединение к этому сроку добыло более 8 500 килограммов тола. Партизаны Минского соединения за лето 1943 года выплавили 2500 килограммов тола. Одна из бригад Пинского партизанского соединения к концу того же года добыла аналогичным способом 4 000 килограммов тола. Выплавка тола была связана с большой опасностью, малейшая неосторожность приводила к взрыву. К сожалению, не обходилось без жертв. Гомельские партизаны при выплавке тола потеряли 15 своих бойцов.

С риском добытую взрывчатку и доставляемые с Большой земли мины народные мстители использовали весьма эффективно. Известный знаток минно-подрывного дела полковник И. Г. Старинов, организатор подготовки партизанских кадров и создания специальной партизанской военной техники, привел в своих воспоминаниях следующие данные: «За время войны инженерные войска израсходовали около 25 миллионов противотанковых и свыше 40 миллионов противопехотных мин. При этом на фронте на один подорванный танк было израсходовано свыше 1 000 мин. В тылу противника на один подорванный поезд или одну подорванную автомашину партизаны в среднем расходовали менее четырех мин, а гвардейцы-подрывники (из подразделений гвардейских минеров) расходовали всего около двух мин».