Источник: squarespace-cdn.com
«Вирус нацизма»
После Второй мировой войны просвещенная мировая общественность пыталась ответить на вопрос – как человечество допустило массовое уничтожение себе подобных в лагерях смерти?
Чем можно объяснить появление чудовищных организаций наподобие СС и «Отряда 731»?
Впервые профессиональным психиатрам удалось столкнуться с представителями «высшей расы» на Нюрнбергском процессе. Одним из них был Дуглас Келли, наблюдавший за психическим здоровьем нацистской верхушки в течение всего судебного процесса.
Келли был убежден, что все подсудимые психически тяжелобольные люди. Иначе не объяснить зверства, на которые они оказались способны.
Обратной была точка зрения врача-психиатра Густава Гилберта, считающего военных преступников скорее здоровыми людьми с небольшими отклонениями. Позже оба врача напишут два бестселлера – Гилберт «Нюрнбергский дневник», Келли – «22 камеры».
И действительно, часть «пациентов» производила впечатление невменяемых. Геринг жестко сидел на паракодеине. Алкоголик Роберт Лей путался в восприятии цветов. А Рудольф Гесс был уверен, что его методично травят, и жаловался на потерю памяти. Позже он, конечно, сознался, что симулировал идиотизм в надежде избежать наказания.
Настоящим шоком для психиатров стали итоги IQ-тестирования военных преступников.
Несмотря на несовершенство подобных методик оценки умственных способностей, IQ-тест формирует общую картину развития личности. Самый впечатляющий результат показал Ялмар Шахт, человек, ответственный за нацистскую экономику, а самый скромный IQ зафиксировали у Юлиуса Штрейхера. Однако даже у ярого пропагандиста-антисемита развитие интеллекта было выше среднего.
Штрейхер, вообще, был очень занятным арестантом. С ним никто из обвиняемых не хотел разговаривать, принимать совместно пищу и даже сидеть рядом на заседаниях судебного процесса. Отщепенец среди изгоев, всецело одержимый ненавистью к евреям.
Густав Гилберт писал о Штрейхере:
«Навязчивая идея давала о себе знать почти в каждой из бесед с ним в камере еще до начала процесса.
Штрейхер считал своим долгом убеждать на предмет его компетентности в области антисемитизма каждого посетителя своей камеры, причем помимо своей воли скатываясь при этом на похабно-эротическую или богохульную тематику, по-видимому, более всего вдохновлявшую его».
Штрейхер считал своим долгом убеждать на предмет его компетентности в области антисемитизма каждого посетителя своей камеры, причем помимо своей воли скатываясь при этом на похабно-эротическую или богохульную тематику, по-видимому, более всего вдохновлявшую его».
Доктор Келле вторил коллеге:
«Создал для себя систему догматов веры, которые при поверхностном рассмотрении казались логичными, но были основаны только на его личных чувствах и предрассудках, а не на объективных фактах.
Эту систему он разработал и осуществил настолько основательно, что сам твердо верил в это.
Во время моих бесед со Штрейхером оказалось невозможным общаться в течение нескольких минут, чтобы он не начинал обсуждать «еврейский вопрос».
Он постоянно думал о еврейском заговоре.
Двадцать четыре часа в сутки каждая его идея и каждое его действие вращалось вокруг этой идеи».
Эту систему он разработал и осуществил настолько основательно, что сам твердо верил в это.
Во время моих бесед со Штрейхером оказалось невозможным общаться в течение нескольких минут, чтобы он не начинал обсуждать «еврейский вопрос».
Он постоянно думал о еврейском заговоре.
Двадцать четыре часа в сутки каждая его идея и каждое его действие вращалось вокруг этой идеи».
С медицинской точки зрения, это было типичной параноидальной реакцией.
Но при всем этом, Штрейхер продемонстрировал уровень IQ выше среднего. Психиатрическая экспертиза, организованная по инициативе адвоката Ганса Маркса, признала Штрейхера вполне вменяемым и способным себя защищать.
Антисемитизм сквозил из матерого нациста буквально отовсюду. Так, доктору Гилберту он по секрету признался:
«Я уже заметил – трое из судей – евреи… Я умею определять кровь. Этой троице не по себе, когда я на них смотрю. Я это вижу. Я двадцать лет потратил на изучение расовой теории. Характер познается через комплекцию».
Отвратительный нацист и умер отвратительно.
К виселице его пришлось тащить насильно, перед смертью он бился в истерике и кричал:
«Хайль Гитлер! Сегодня у вас тут веселое еврейское празднество? Но все же это мой, а не ваш Пурим! Настанет день, когда большевики перевешают многих, очень многих из вас!».
Как утверждали свидетели, остальные приговоренные к смерти умерли более или менее быстро, а вот Штрейхера пришлось душить чуть ли не руками.
Но вернемся к психологическим портретам остальной нацистской верхушки.
В среднем IQ у 21 заключенного равнялся 128 – это очень неплохой показатель даже для руководящего сословия.
Примечательно, что Герингу очень не понравилось его третье место в рейтинге подсудимых нацистов, и он даже потребовал повторного тестирования. Но почетные лавры «самого умного нациста» так и остались у Ялмара Шахта.
Психиатрические исследования показывали, что у нацистской верхушки с мозгами все нормально.
Тогда где искать пресловутый «вирус нацизма»?
Определенные надежды доктор Келле возлагал на тест Роршаха. Суть его в интерпретации симметричных относительно вертикальной оси чернильных клякс – подсудимых просили назвать первые пришедшие на ум ассоциации.
Выяснилось, что уровень творческого потенциала у нацистской верхушки очень скуден. Казалось бы, вот оно объяснения зверской сущности! Но и здесь результаты никак не выбивались из средних значений для популяции.
Ответственные за развязывание самой жесткой в истории войны и гибель миллионов невинных в лагерях смерти оказались вполне нормальными людьми, пусть и очень умными.
Это поставило мировую психиатрию в очень неудобное положение – наука не смогла объяснить такое злодейство отклонениями в мозговой деятельности.
Итоги работы с нацистами оставили глубокие следы и в сознании психиатров. Дуглас Келле покончил с собой в 1958 году, по примеру Геринга отравившись цианистым калием. Он до конца своих дней восхищался самоубийством Геринга, называя это мастерским ходом. Еще один психиатр Мориц Фукс разочаровался в методах психиатрии и посвятил себя служению Богу в духовной семинарии. Только Густав Гилберт остался верен своей профессии и ушел из жизни психиатром с мировым именем.
Но проблема «вируса нацизма» так и осталась нерешенной.
Инициатива Зимбардо
Доктор наук Филипп Зимбардо к 1971 году уже был весьма именитым ученым-психологом. В его послужном списке была работа в Бруклинском колледже, Йельском и Колумбийском университетах и, наконец, с 1968 года он трудился в Стэнфорде.
Среди его научных интересов особое место занимали вопросы проявления жестокости со стороны обычных людей. Например, когда вчерашний учитель или сельский врач становятся кровавыми надсмотрщиками в лагере смерти. Зимбардо определенно пытался довести до конца дело Гилберта-Келле и выяснить, наконец, в чем заключается тайна «вируса нацизма».
Для своего знаменитого Стэнфордского тюремного эксперимента Зимбардо привлек 24 здоровых и психически устойчивых добровольцев-мужчин из числа студентов, которых он разделил на три группы случайным образом.
В первой группе девять парней определили как «заключенных», во второй оказалось девять «надзирателей» и еще шесть резервных на случай, если у кого-то не выдержат нервы или здоровье.
В подвале факультета психологии Стэнфордского университета была заранее подготовлена импровизированная тюрьма с камерами и решетками. Для пущей достоверности в «задержании» мнимых заключенных участвовали настоящие полицейские городка Пало-Альто. У студентов взяли отпечатки пальцев, выдали тюремную робу с индивидуальными номерами и даже заковали в цепи.
Как утверждал сам Зимбардо, сделано это было не с целью ограничения движений, а для полноценного вхождения в роль заключенного. Брить арестантов наголо организатор эксперимента не решился, а только одел на голову каждого по нейлоновому чулку. В соответствии с планом эксперимента, девять «заключенных» разместили в трех камерах, из удобств оборудованных лишь матрасами на полу. Окон для естественного освещения камер в подвале предусмотрено не было.
«Надзирателей» снарядили защитной формой, солнечными очками с зеркальными стеклами, чтобы избегать зрительного контакта с «жертвами», и резиновыми дубинками. Зимбардо запретил пользоваться дубинками и вообще применять физическое насилие в отношении мнимых заключенных.
При этом обращаться по именам к людям за решеткой было строго запрещено – только по индивидуальным номерам. К «тюремщикам» обращаться можно было исключительно «мистер тюремный офицер».
Здесь автор эксперимента пытался воспроизвести условия дегуманизации личности человека в нацистских лагерях смерти и японском «Отряде 731». Если немецкие надсмотрщики различали узников по номерам на татуировках, то японцы вообще называли своих жертв просто бревнами.
По правилам на девять заключенных в университетской тюрьме должны были присутствовать как минимум трое надзирателей, остальных Зимбардо отпускал домой до новой смены дежурства.
Каждая смена длилась стандартные восемь часов.
Кстати, каждому участнику эксперимента (и «заключенному», и «тюремщику») полагалось 15 долларов за две недели.
Сам Филипп Зимбардо играл роль начальника тюрьмы, а его коллега Дэвид Джеффри принял на себя должность главного тюремного надзирателя.
Весь эксперимент фиксировался на видео, а Зимбардо проводил с участниками ежедневные беседы, письменные тесты и опросы.
В случае обострения ситуации, «тюремщики» могли вызвать подмогу из числа резервной группы.
Первое чрезвычайное происшествие случилось уже на второй день исследования.
Окончание следует…
- Автор:
- Евгений Федоров
Свежие комментарии