Дмитрий Бавырин
Отказ одного из минских магазинов обслуживать клиента на белорусском языке вызвал горячее обсуждение в Сети. Некоторые даже разглядели в этой ситуации «призрак Евромайдана» и «угрозу белорусского национализма». Меж тем бытовые языковые конфликты в Белоруссии и на Украине имеют принципиальное отличие. Проблема союзной нам республики совсем в другом.
Подобные истории привычнее читать про Украину. Некто Арамаис Миракян (друзья называют его «белорусом армянского происхождения») посредством социальных сетей поднял скандал после того, как в одном из магазинов Минска продавщица в грубой форме попросила его повторить на русском языке вопрос, заданный ей по-белорусски: «Есть ли фруктовый чай?».
Администрация магазина принесла клиенту извинения. Новостей об увольнении продавщицы не поступало. Несмотря на это, скандал дошел до России.
«Появление негативных процессов в отношении русского языка, пусть даже на бытовом уровне, это новое явление, мимо которого руководство Белоруссии не должно проходить. Его надо жестко контролировать властям, в том числе и на законодательном уровне, – заявил в связи с этим член Совета Федерации от Рязанской области Игорь Морозов. – Национализм можно сравнить с джинном, выпущенным из бутылки. Он поднимает голову в Белоруссии из-за влияния Украины».
О том, что для Белоруссии существует риск пойти по пути Украины, а президент Александр Лукашенко ее к этому подталкивает, газета ВЗГЛЯД писала совсем недавно. Однако языковой вопрос не имеет к этому никакого отношения – белорусский национализм имеет скорее политическое, чем этническое позиционирование.
Именно поэтому не должно удивлять, что главный герой этой истории – армянин: для неофитов характерно желание превзойти старожилов. По той же причине авангард Евромайдана и так называемую АТО зачастую составляли выходцы из русскоязычных регионов Украины или даже эмигранты из РФ с ультраправыми взглядами. Таких немало, например, в неонацистском батальоне «Азов».
В ООН есть только две страны, государственными языками которых является русский – это Россия и Белоруссия (в Казахстане и Киргизии русский провозглашен официальным, что близко по смыслу, но не одно и то же). При этом порядка 80% граждан Белоруссии говорят в быту именно на русском, а столичный Минск почти тотально русскоязычный город.
Именно поэтому тот формат национализма, который после 1991 года попытались использовать власти республики по совету политтехнологов из США (с белорусификацией всего и вся, коллаборационистским флагом и гербом «Погоня»), не просто «не взлетел», а обеспечил скорый переход власти к Александру Лукашенко, который по-белорусски вообще не говорит.
В перспективе от Белоруссии можно ожидать и «западного выбора», и политической русофобии, но не подавления русскоязычия – подобное просто невозможно. По крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не разбудил Лихо и не начал провоцировать языковой конфликт через обратный процесс – подавление белорусской «мовы».
Миракян является очевидным сторонником того самого «западного выбора» и противником дальнейшей интеграции с Россией. С учетом этого сложившаяся ситуация действительно может выглядеть как провокация с его стороны, но по сути он прав: белорусский язык тоже является государственным, сиречь равноправным с русским. Так что ультимативное требование продавщицы вполне можно расценить как хамство.
Это настолько очевидная истина, что ее даже неудобно проговаривать: действительно опасные формы национализма происходят не от использования национального языка в быту, а от требований этого не делать. В России, например, более 30 государственных языков и их носители вполне успешно уживаются друг с другом.
Но использование белорусского в Белоруссии почему-то способно превратить российских «патриотов» и «охранителей» в того самого мальчика, который кричит «волки!».
Нет, сцена в минском магазине – еще не «волки». Даже местами комическое требование ряда белорусов говорить не «Белоруссия», а «Беларусь» – еще не волки. Более того, к этому требованию вполне можно прислушаться, поскольку имеется принципиальное отличие от хрестоматийного конфликта с «в Украине / на Украине».
Потому как коверкать русский язык и говорить «в Украине» можно лишь для того, чтобы сделать украинцам приятное, хотя не существует ни одной объективной причины для того, чтобы делать им приятное. Русский язык там государственного статуса не имеет и активно выдавливается из всех сфер, включая школьное образование. Иными словами, русская грамматика – не украинского ума дело.
Не то в Белоруссии. Русский язык у нас с ней официально общий. Так что мнение белорусов о названии их страны должно быть услышано и вполне может быть учтено.
«Волки» начнутся в том случае, если русскоязычные, вне зависимости от гражданства, начнут относиться к белорусскому языку и белорусской культуре с презрением и агрессией. При том, что никакого объективного повода для этого нет: це не Украина, никто не заставляет детей учиться на языке, на котором говорят шесть миллионов человек, вместо обучения на родном – русском, который используют 260 миллионов.
Так что конфликт в Минске – это не про «агрессивный национализм», который «поднимает голову». Он про действительно актуальную для Белоруссии проблему – крайне низкий уровень сервиса. Если бы всё это произошло в какой-нибудь Словакии или даже Хорватии с ее богатыми традициями агрессивного национализма, магазин, ресторан или любое другое предприятие из сферы обслуживания попытались бы найти понимание с клиентом вне категоричных и потенциально оскорбительных требований.
Свежие комментарии