Боевому опыту требуется определенный срок для осмысления. Очередная встреча, воспоминания о войне. Собеседник – офицер-вертолетчик, большую часть служебного времени тратящий на обучение молодых летчиков-штурманов. Не первый год он и его подчиненные выполняли полеты над территорией возрождающейся Чечни. Вот только пулевые пробоины в боевых машинах этих экипажей за все время выполнения боевых заданий можно пересчитать по пальцам рук. У этих офицеров армейской авиации действует негласное правило: «Дырки в обшивке не признак героизма». Любой полет над Чечней – для них боевой вылет. Они по-прежнему на войне. Для них полет по реперам или по контрольным точкам вне площадных – обычная работа…

 

ПРОЗА ЖИЗНИ

 

Созданная когда-то в Советском Союзе система обучения была выверена до мельчайших деталей. Вот только действует она эффективно в наше время не всегда. Мы порой виним во всех бедах обстоятельства, государство, кого угодно, но только не себя. Однако не все в этой жизни зависит от «дяди». Сколько вертолетчиков прошло через чеченскую войну, не знаю, но каждый раз практически без изменений происходит одно и то же «кино». Как ни странно, «в кадр» не попадают экипажи из Северо-Кавказского и Московского военных округов. С ними проблем меньше всего.

…В Чечню прибывает очередная авиационная группа. Командиры вертолетов с подготовкой «снайпер», «первый класс». Преобладает обычный настрой: «Мы вас, северокавказцев, научим, как надо служить и летать». Большинство из прибывшей замены уже подсчитали, сколько денег они заработают за эту командировку. Лучше бы задались вопросом – с чего бы государству платить им рубли «на халяву». Для меня и моих товарищей все происходящее в Чечне и поныне укладывается в одно слово – война. О более точных формулировках в названиях событий, происходящих на Северном Кавказе, пусть болит голова у политиков.

Со спецификой работы в Чечне летный состав сталкивается с первых часов. Для начала уточню ее главные особенности. Во-первых, по большому счету здесь никто, кроме твоих близких друзей, не будет особо расстраиваться, если ты по своей дури примеришь «цинковый бушлат». А потому не стоит становиться очередным примером «как не надо делать». Следующий пункт. Ни у кого нет времени на ежедневное разжевывание тебе прописных истин. Офицер должен уметь действовать самостоятельно и просчитывать свои действия. Хотя выполнение боевых задач и нуждается в творческих решениях, но за тебя этого никто не будет делать. Третий пункт, который стоит запомнить раз и навсегда, – здесь не учения на полигоне. В чужих планах «вахи-духи» абсолютно не желают быть статистами. Твое командование для них не авторитет. Если ты рассчитываешь заработать деньги на командировке, то враг планирует получить доллары на твоей крови. По ту сторону «баррикады» хорошо подготовленные, изворотливые и хитрые бойцы. Они постоянно ищут твое «слабое место» и, найдя его, бьют именно в эту точку. Поэтому на войне свои законы и правила. Не она подлаживается под нас, а мы под нее.

 

ЛЕТАТЬ НЕДОУЧИЛИ, «ГРУЗ ДВЕСТИ» ПОЛУЧИЛИ

…Раньше на самоуверенные заявления вновь прибывших: «сами с усами» – внимания не обращали. Теперь пытаемся их подготовить за пару дней. Точнее, занимаемся устранением огрехов их командования. Собираем праваков и проводим занятия. Из раза в раз одно и то же. Изучение района полетов и сдачу зачетов они воспринимают как личное оскорбление. Вот только ни один из них не смог, что называется, с ходу схематично нарисовать расположение крупных, или, как говорят у нас, основных линейных и площадных, ориентиров. Старший штурман нашей части в Ханкале несколько часов проводит занятия. Прибывшие заменщики своим незнанием довели его «до ручки». Он в ярости выгоняет «ученичков» на улицу и требует пальцем показать, в какой стороне Терский хребет. Ответом ему – тишина. Неужели нельзя было заставить это «пушечное мясо» перед отправкой в Чечню изучить будущий район полетов? Можно, но все верят телевизору, что здесь тишь да гладь, да божья благодать. Потому, видно, и не напрягаются по мелочам.

 

Все оценивают свои способности и возможности очень высоко, но вот полетные карты почему-то для молодых летчиков-штурманов и их командования – камень преткновения. Для лучшего взаимодействия между сухопутчиками и авиацией необходимо использовать карты «километровки»(масштаб 1:100 000. – Прим. авт.) и единую кодировку. Чечня хоть и небольшая по размерам, но карта-склейка получается немаленькая. Поэтому Чечню «разделили» на две склейки: горную и равнинную. Для «северокавказцев» территория республики знакома как свои пять пальцев. Порой мы летаем по «двушке»(масштаб 1:200 000. – Прим. авт.). У вновь прибывших – «пальцы веером». «Километровка» – дурь, кодировка – игра в войнушку. Такое впечатление, что они просто закомплексованы и боятся, как бы кто ни усомнился в их способности выполнить предстоящие задачи.

Другой небезынтересный момент. Молодые летчики в подавляющем большинстве не знают условных обозначений, не умеют читать карту, не говоря уже о работе с ней. Если кто-то думает, что это «северокавказские» байки, то предлагаю два простых теста. Первый. Попробуйте добиться от выпускников авиационных училищ ответа, что обозначают эти знаки:

 

 

Второе задание – практическое. Возьмите карту горного района. Выберите любое место, и пусть ваши подчиненные определят, возможно ли здесь выполнить посадку по крутизне ската. Если хотя бы половина ваших подчиненных справится с первой попытки с этими тестами, то со штурманской подготовкой у вас в части порядок.

Все вышесказанное – это не поиск недостатков, а проза жизни. Мои учителя войн насмотрелись, с прошлого века этого «варева» «ложкой нахлебались». На первом месте у них стояли подготовка и обучение летчиков-штурманов. Как их «выкормыш», проверивший на собственной шкуре все особенности полетов в «мирной» Чечне, также придерживаюсь простого правила: рвется там, где тонко. Летать недоучили, «груз двести» получили.

ПРОПИСНЫЕ ПРАВИЛА

 

Насколько знаю из рассказов старших, в 1980-е годы убывающие в Афган подразделения армейской авиации проходили подготовку в учебных центрах Туркестанского военного округа. Целый месяц экипажи готовили к выполнению предстоящих задач. Сегодня от всей этой программы остались только контрольно-тренировочные полеты на высокогорные площадки для командиров экипажей Ми-8. Летчики-штурманы на эту подготовку не попадают. А зря.

Экипаж, как известно, должен сработаться, слетаться и понимать друг друга с полуслова, жеста, взгляда. Это не красивые слова, а жизненная необходимость. По крайней мере, немало вертолетов, «уложенных» на горных хребтах Чечни, могли летать и по сей день. Когда разбираешься в произошедшем, то маячит банальная причина, которую не все принимают всерьез. Многие аварии и катастрофы связаны с неподготовленностью летчика на правой «чашке».

 

При выполнении захода экипаж с высоты 100 метров должен работать по следующей схеме. Бортовой техник по показаниям радиовысотомера докладывает командиру изменения высоты через каждые десять метров. Правак по ДИСС (доплеровский измеритель скорости и сноса) следит за путевой скоростью, докладывает ее изменение с интервалом в 10 км/час. Командирское внимание сосредоточено на площадке и построении глиссады захода. После уменьшения скорости полета до 50 км/час летчик-штурман через свой блистер контролирует нахождение вертолета над площадкой, немедленно докладывая командиру о любом смещении вертолета. Перед посадкой правак обязательно должен посмотреть, куда становится правое основное шасси.

 

Обычная схема, отработанная вертолетчиками для посадки на площадку ограниченных размеров еще в стародавние времена. Наиболее важна она при посадке на горные пятачки. Здесь важно, чтобы сидящий на правой «чашке» летчик не только знал, но и зрительно представлял сам заход на посадку. А его на эту подготовку не брали, про подобные посадки ничего не объясняли. Молод, говорите? Война скидок на возраст не делает.

Командир в Чечне летает самостоятельно, а его помощник только начинает «пристреливаться». Бывает и того хуже: в экипаже не выполняют описанную выше схему. Раз прошло все удачно, второй, и командир привыкает работать «без лишних подсказок». Только не всегда все проходит безобидно. Непроконтролированное колесо попадает в окоп – «вертушка» опрокидывается набок. Загашена скорость раньше времени, просадка – тот же итог. Ошибки и причины потом находят, командирам «хвосты накручивают» (это если экипаж жив-здоров). А вот об отсутствии взаимодействия в экипаже не вспоминают. Почему подобные ошибки наиболее негативно проявляются именно в Чечне? Здесь стреляют, а в подсознании у любого вертолетчика сидит знание, что на взлете и посадке он наиболее беззащитен. Нервничает человек, ошибается…

НАЧАЛО ОФИЦЕРСКОЙ СЛУЖБЫ

Начальники, распределившие меня в Северо-Кавказский округ, не говорили громких фраз, а смотрели на реакцию от полученной новости. Направление в воюющий округ воспринял спокойно, знал ведь на кого учился. Волновался, когда шел представляться новому начальству.

 

Встретили без особых изысков. Короткие беседы с командирами. Уточняющие вопросы. Заверения, что летать будем, но немножко позже.

Собрали нас, молодых лейтенантов, в одно подразделение и начали теоретическую подготовку.

– Все, что вам вдалбливали в училище, можете забыть. Обучение начнем с чистого листа, – такой «веселенькой» фразой приветствовал нас штурман эскадрильи.

– Может, кое-что оставим? – съехидничал один из нас.

– Там вас учили летать, здесь будете учиться воевать летая. Вещи абсолютно разные, когда освоите, поймете, – ответил капитан и, выдержав паузу, добавил: – Желающие стать мясом для войны могут заниматься по своему плану…

С такими заявлениями не поспоришь. Полк за два года наведения конституционного порядка потерял два экипажа. Оба – из этой эскадрильи. Немного позже по обрывкам разговоров понял, несмотря на всю сложность выполненных боевых задач, «старики» считают, что заплатили войне слишком большую цену.

Служба затянула, как водоворот. Занятия, переучивание, зачеты, полеты. Пришло время распределения по подразделениям. Обратился с просьбой оставить меня в эскадрилье. С отцами-командирами состоялся короткий разговор.

– Что полезного вы можете дать эскадрилье? И зачем вообще вы нам нужны?

Через несколько лет узнал, что это были контрольные вопросы. Кстати, были среди них и другие, весьма обидные, злые и с насмешками. Отвечал искренне, а потому правильно.

 

ПОЛЕТЫ В ГРАНИЦАХ ОКРУГА

 

Меня приняли в новую семью. Служба идет по накатанной колее. Действует старая армейская поговорка: «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся». Командование постоянно задействовало нас для оформления документации. Сколько карт было мною оформлено – не перечесть.

 

В училище мы были, наверное, одним из последних выпусков, выполнявших маршрутные полеты. В полку подобные полеты – основа всех заданий. После контрольных полетов по маршруту в районе аэродрома командование эскадрильи посылает молодых лейтенантов во внутриокружные командировки. В качестве инструктора с экипажем летает штурман эскадрильи. В этих полетах происходят обучение, демонстрация и объяснение, как надо выполнять задания.

 

…Летим на соседний аэродром, где ждет представитель командования округа. На рабочем месте летчика-штурмана сидит «желторотик». Командиру экипажа и инструктору на маршруте знакома, наверное, каждая травинка. Однако все доклады, указания молодого правака внимательно выслушиваются и неукоснительно выполняются. Начинаешь делать что-то не то, тут же следуют вопрос, уточнение, рекомендация или предложение проверить расчеты.

Прилетели на аэродром, забрали начальников. Рабочее место правака занял инструктор. «Перспективная молодость», занявшая рабочее место борттехника, как бы смотрит на работу экипажа со стороны. Только стажер немного отвлекся, и в полете возник особый случай. Представьте состояние лейтенанта, когда он узнает, что его командиры потеряли ориентировку. Экипаж не знает, где находится и куда дальше лететь. Позор! В кабине ругань, крики, эмоции выплескиваются через край. Проблему решает тот, кого должны учить. Объяснил, успокоил, доказал, показал. Разобравшись что к чему, решили все случившееся держать в тайне.

Через год, когда «секрет» раскрылся, хохотали всей эскадрильей. «Старики» с каждым из нас «теряли местоположение» практически в одном и том же месте. Новоиспеченных лейтенантов проверяли в экстремальной ситуации над безориентирной местностью. Такие «фокусы» в копилке моих учителей в избытке. На подготовку молодежи не жалеют ни сил ни времени. Причем все идет как-то незаметно, само собой и с каждым индивидуально.

 

КУРСОМ НА ЧЕЧНЮ

На первую чеченскую войну попал неожиданно для себя. От эскадрильи формируют группу для командировки в Чечню. Мне предлагают убыть в ее составе в качестве «офицера по нерешенным вопросам». В подобных командировках постоянно возникает необходимость согласовывать различные житейские проблемы. Они мелкие, но требуют немедленного принятия мер. Отрывать на них личный состав группы, выполняющий боевые задачи, нельзя. Для этого завели должность внештатного начальника штаба.

 

При перелете в Ханкалу меня сажают на место бортового техника. Обычный полет, пока не прозвучал доклад штурмана эскадрильи: «Командир, вышли на территорию Чечни». Комэск плавно снижает вертолет до высоты пятнадцать метров. С этой минуты все находящееся на земле стало мелькать как в калейдоскопе.

До Терского хребта идем без проблем, а вот дальше последовал очередной урок-зачет. Хребет закрыт облаками, в таких случаях уходят на большие высоты, а над аэродромом посадки снижаются по приводной радиостанции. От руководителя полетов получаем информацию, что привод временно не работает. «Старики», покрутив головами по сторонам, перебрасываются парой фраз. Командир вспомнил этот район по операции, в которой экипаж участвовал в предыдущем «заходе». Верхушки Терского хребта, больше напоминающие холмы, прикрыты облаками. Горная седловина стала своеобразным окном. Снизу и с боков – горы, сверху – облака. При подлете к «окну» происходит короткий диалог.

– Экипаж, предложения?

– Вам там виднее, – отвечает из грузовой кабины борттехник.

– Землю наблюдаю, облачность стоит, видимость четыре, ущелье просматриваю насквозь. Идем дальше! – предлагает штурман.

– Ну а ты что молчишь? – обращается ко мне командир.

– Землю видно, можно лететь, – при этом для приличия еще раз кручу головой по сторонам.

Потом, на земле, мне объяснили: в экипаже существует правило, по которому в подобных ситуациях все обладают правом «вето». Было два решения по продолжению полета. Выбранный нами вариант сокращал время полета и упрощал его.

 

Через минуту вертолет «ныряет в окно». Пересекаем хребет. Разворачиваемся на новый курс. Продолжаем полет на предельно малой высоте. Командир смотрит по сторонам, начинает нервничать. Спустя мгновение в кабине бушуют страсти. В очередной раз хотят проверить мою сообразительность?

 

…Вот она ошибка. У меня нет карты. Приходится по карте штурмана эскадрильи «в темпе вальса» определять место вертолета. Ставлю отметку на карте и замечаю мелькнувшие улыбки старших. После этого к полетной карте отношусь с большим уважением. Военный летчик должен обладать отличной зрительной памятью, но полеты без карты – обычное разгильдяйство.

Среди моих чеченских уроков – ценность личного знакомства среди офицеров. После нашего размещения в казарме возникли кое-какие вопросы. В помещении размещались группы из других частей. Все живем одним коллективом, вот и надо распределить обязанности, сообразуясь с возможностями групп. Вышел спор кому что делать.

Привели меня «на ковер» к командиру другой группы. Мужик попался серьезный; Быстро понял в чем дело и попросил позвать моего начальника. Тут и произошла, как говорится, «встреча на Эльбе». Когда старшие офицеры начинают разговор с дружеских объятий, то комментарии излишни. Проблемы растаяли как туман под солнцем. Обязанности распределили по совести и справедливости. Об авторитете речь уже не шла, его у «стариков» оказалось больше, чем достаточно. Они воевали плечом к плечу в прошлой командировке. Все закончилось посиделками и разговорами за жизнь.

 

ДАГЕСТАНСКИЙ СТАРТ

Если кто-то считает, что с выводом войск из Чечни на Северном Кавказе установился мир, то глубоко ошибается. Северо-Кавказский военный округ остался на острие удара. Придет время, и все узнают, чего стоили России годы «затишья».

 

За время «перерыва» многое произошло. Нашу часть вначале планировали «урезать» и приступили к сокращению одного подразделения, но разум в штабах все же возобладал. Полки двухэскадрильного состава не в состоянии выполнять боевые задачи в полном объеме по прежнему предназначению. Все вернули на круги своя.

 

Летали мы, как принято сейчас говорить, по-взрослому, но нашему брату, сколько полетов ни давай, все равно мало будет. Сам не заметил, как стал регулярно выполнять перевозку командного состава округа. Правда, до заветного рубежа 200 часов в год не дотягивался.

На вторую чеченскую попал как-то буднично. Срочный приказ, и мы несколькими экипажами улетели в Дагестан. Это сегодня появились «глашатаи», рассказывающие как Российская армия все оперативно спланировала и остановила «орду вахов», с оружием в руках ступивших на дагестанскую землю.

Ваххабиты, заняв пару сел, стали готовиться к обороне. Позже мы поняли: они ждали «начала освободительной войны на Северном Кавказе». Для этого были хорошо подготовлены базы и террористическая подпольная сеть. Почему их планы не осуществились? По многим причинам. Среди них одна довольно банальная. На Ботлих войска стали перебрасывать вертолетами Ми-26. Вертолетчики работали в «чрезвычайном режиме». «Духи» не могли поверить, что такое количество военнослужащих и боеприпасов можно перекинуть по воздуху. Они считали, подполье дагестанских «вахов» их предало и пропускает колонны с войсками.

Многие из нас ожидали повторения первой чеченской, когда пресса изощрялась в поливании помоями собственной армии. Первые впечатления от сообщений, поддерживающих наши действия, описать невозможно. Они были подобно глотку воды в пустыне. Когда вслед за этим местное население стало заявлять о ненависти к пришлым «освободителям» не перед телекамерами, а в личном общении, все стало на свои места.

Войскам приходилось вступать в дело по извечной российской традиции – «с колес». Не обошлось без показухи, несогласованности и накладок, но здесь выручил опыт первой чеченской. Командиры частей тогда научились действовать автономно и быстро налаживать взаимодействие с соседями. Авиация, выбивая боевиков «из нор», не стеснялась делать им «сюрпризы».

…«Вахи» окопались на горе. Десантники и мотострелки пытаются сбить их с господствующей высоты. Кто-то из начальства решил перебросить поближе к вершине горы ЗУ-23-2. Она поможет перевесить чашу весов в нашу пользу. «Зэушка» в горах – весомый аргумент и при грамотном использовании становится главным козырем. Одни придумывают, другие делают. «Двадцать шестой» на это дело не пошлешь, «вахи» его в два счета завалят… Посидели, посчитали…

«Восьмерку» облегчили до предела, убрали все лишнее и ненужное для полета. Цепляем зенитку на внешнюю подвеску – и в гору. Хотелось бы все сделать побыстрее, но нельзя. Раскачаем груз, придется его сбросить и начать все по новой. Делать это на глазах у «вахов» – собственноручно подписать себе смертный приговор. У нас только одна попытка, пока засевшие на горе боевики не разобрались в происходящем. Командир работает ювелирно. Вертолет неспешно плывет к назначенному месту. Сработали аккуратно, «подарочек» по назначению довезли. Находившийся на борту специалист «в темпе вальса» отшвартовал подарочек. Когда боевики пришли в себя от авиационной наглости, «вертушка» уже улетела. Тут бы в ладошки от радости хлопать, а у нас осадок неприятный. Зенитка так ни разу и не «тявкнула» по «вахам». Боеприпасы к ней не доставили, хотя и заверяли, что на собственном горбу затащат. «Вертушкой» этого уже нельзя было сделать. Боевики не дали бы наглеть второй раз. Так ради чего рисковали? Получается, выполнили перевозку металлолома с риском для жизни. (Насколько известно, доставленная «зэушка» стала для боевиков «дамокловым мечом». В ее сторону они даже не смели приближаться. Порой только присутствие оружия на поле боя оказывается для врага сильным сдерживающим фактором. – Прим. авт.)

ЧЕЧЕНСКИЙ РЕЙД

Бои в Дагестане сопровождались активизацией нашей разведывательной деятельности. Приняла в ней участие и армейская авиация. Вот только не все и не всегда получалось так, как описано в уставах и наставлениях.

 

Получаем задачу на выполнение разведки в районе Ведено. Командование интересует состояние дорог от «гнезда» Басаева к Дагестану. Специалист должен выполнить видеосъемку с нашего борта. Соваться в волчье логово в одиночку – занятие рисковое. Пара «полосатых» у нас на хвосте должна увеличить шансы выживания при встрече с «вахами». «Двадцатьчетверкам» назначили место встречи, от которого будем действовать группой.

Полет по дагестанским ущельям прошел без особых приключений. Подходим к назначенной точке. Командир устанавливает контрольную связь с ведущим пары боевых вертолетов. Попытка найти друг друга в воздухе оканчивается безрезультатно. Мой командир начинает нервничать и, не скрывая раздражения, выходит в эфир.

Самолюбие и обиды не раз становились причиной разрыва в человеческих отношениях. Порой это происходит в самый неподходящий момент. Командиру «полосатых» не понравился тон разговора с ним. Вообще-то лично меня волновало, почему не вижу двух «крокодилов» там, где они должны находиться. Со зрением у нас в экипаже полный порядок. Если еще пару минут «погалдим» в эфире, на воздушном рейде можно ставить крест. На наших радиостанциях и по сей день не стоят системы кодирования. «Вахи» постоянно прослушивают авиационные переговоры. Есть возможность приготовить «жаркую» встречу – никогда от этого не откажутся. Поэтому возвращение на базу с полдороги – просто подарок противнику. До следующего прилета «вертушки» появляется вагон времени, спрятать концы в воду и приготовить зенитки для засады.

Слово за слово, и командиры «встали на ножи». Все бы ничего, но пары Ми-24 нет в указанном месте. Очередной запрос, а в ответ: «Будешь умничать – один полетишь!» Зря он такими словами разбрасывается. Мои учителя еще на первой чеченской привыкли работать без сопровождения. Единственные, кто вызывал у них уважение, – «полосатые» из Буденновска.

На КП прошел доклад о начале выполнения задания без сопровождения. Как говорится, была без радости любовь, разлука будет без печали. Нервы натянулись как струны. Выручила работа, она отвлекла от ненужных размышлений и эмоций. К визиту «восьмерки» боевики не были готовы. Мы прошлись по заданному маршруту и вернулись на базу. Командование получило в свое распоряжение документальный фильм и осталось довольно нашим рейдом.

 

Дагестан дал в мою копилку боевого опыта и другой пример, какое доверие должно быть в экипаже.

 

Из Ботлиха потребовалось срочно эвакуировать раненых. Все в затылках чешут, ущелья закрыты облачностью. Получается, вариантов никаких, а шансы раненых и того меньше. С командиром мы слетались хорошо, но предложенный им план меня обескуражил. Идем в район площадки за облаками. Над ней снижаемся… и все в ажуре.

Если это предложение, от которого нельзя отказаться, то имею свои условия. Командир слушает внимательно. Прежде всего с максимальной точностью выдерживать режим полета. Все мои команды выполнять незамедлительно и без рассуждений. Оговариваю высоту принятия решения на возвращение, если не выйдем из облаков.

…Режим полета выдерживался по нормативам оценок на «пять». Схему захода выдержали точно. Когда из облаков вышли, с левой «чашки» удостоился поощрительного взгляда и короткой фразы: «Молодец, мастер, значит, сработались». Задачу выполнили, раненых вывезли. Полет стал итоговым в моем «лейтенантском» обучении. С того дня началось повышение профессиональной подготовки. Как говорится, был мясом, стал поваром.

 

ЭКИПАЖ – ОДНА СЕМЬЯ

 

…Не хотели нас сменщики слушать. «Всезнаек» из себя строили. Месяца не прошло – срочно откомандировывают северокавказские экипажи на усиление. Прилетаем и слышим: «Бл@дь, «духи» боевые действия полным ходом развернули. Несем потери. Молодежь к войне не готова…» Хотелось спросить, куда раньше эти умники смотрели, но пожалели их самолюбие. Полетали, посмотрели и ничего нового не увидали. Обычная война, и «усиление» не нужно. Про огневое воздействие московским штабам лапшу вешайте. Нам достаточно пары ответов на контрольные вопросы, и все понятно.

 

Нет худа без добра. Теперь многие из «крутых», словно голодные кукушата. Рекомендации во все уши слушают, запоминают. Все, что непонятно, уточняют, переспрашивают. Командиры раньше на «праваков» внимания не обращали, с любым готовы были лететь в бой, теперь у каждого свой. Попробуй поменяй, сразу начинается «рев раненого медведя» и упор на выражение: «Это мой правак». Пусть все они без класса, но уже показали, кто на что способен. В экипажах полным ходом идет «притирка» друг к другу. Командиры перестали быть добренькими. Вспомнили, чему их в молодости учили, занялись подготовкой своих помощников.

 

Начало работать авиационное правило: «Мы с Тамарой ходим парой!» Это присказка, а по жизни «командира экипажа» от «бати» одна единственная «примета» отличает. Первый гонор показывает, второй – опыт передает, свою смену учит.

Подбор экипажа – на первый взгляд дело простое. При ближайшем рассмотрении еще тот ребус. Один командир с «повышенной загораемостью». Ему надо подобрать «противопожарного» помощника. Летчику «с поздним зажиганием» подыскиваем «стартер». При всем притом не забываем про передачу летного опыта. Учитываем командирский авторитет и перспективы подразделения на будущее готовим. Есть у человека задатки инструктора – сажаем к нему молодого. Кто не обладает такими качествами, летает с подготовленными штурманами. Не каждому дано авиационную смену готовить. К тому же среди «стариков» встречаются и такие, кого на пушечный выстрел нельзя подпускать к молодежи. Короче говоря, нужна ювелирная работа по установлению симбиоза в экипаже. Всем этим заниматься надо в подразделениях. Итоги такой работы в Чечне хорошо видны. Зачем там, где сам обделался, делать рекламу успехам противника? «Вахи» просто приписали себе половину «сбитых» вертолетов.

Прочность цепочки определяет ее самое слабое звено. Уровень самого классного командира экипажа сводит на нет неподготовленность летчика-штурмана. Летчик-снайпер на левой «чашке» – это хорошо, но дорога в небе прокладывается с правой лавки. Если на ней «бронеголовое чудо», то все ваши надежды остаются на аэродроме. Выполнение любой задачи будет сорвано в самый неподходящий момент. Насколько готов экипаж к выполнению задач, лучше знать заранее.

Выше я рассказывал о том, как в полете командир советовался с экипажем о пролете через горный хребет. Не дурь то была. Он проверял, насколько готовы его подчиненные к принятию самостоятельного решения. Уверенность в своих силах должна быть у каждого. Комэск дал право выбора. Бортач и правак не статисты в экипаже и летают не в качестве балласта. С позиции сегодняшнего дня уверен, прими экипаж другое решение, то получил бы объяснение, почему оно не правильное. Полет над Ханкалой в ожидании начала работы приводной радиостанции – не только потеря времени. Кстати, ее так и не включили, поломку устранили только через пару часов. Займи мы эшелон, пришлось бы нам уходить на соседний аэродром, а так все довольны и на место прибыли без риска и нервотрепки. Успех таился в слаженной работе подготовленного экипажа.