Для того, чтобы верно оценить намерения и возможности России, целесообразно проанализировать эволюцию и современное состояние российской военной доктрины и стратегии. За последнее десятилетие Россия существенно нарастила военный потенциал, что проявилось в том числе и в ее операциях на Украине и в Сирии.
Возросшие военные возможности позволили российскому правительству расширить свои политические амбиции и перейти к более агрессивной внешней политике. Эти изменения сопровождаются недавними заявлениями о корректировке военной доктрины, которые дают представление о том, что российские лидеры думают об использовании силы для достижения своих политических целей.Основные положения концепции безопасности России подробно изложены в ее Военной доктрине 2014 года и Стратегии национальной безопасности 2015 года. Среди других ключевых стратегических документов можно выделить Концепцию внешней политики 2016 года, Военно-морскую стратегию 2017 года и Принципы стратегии ядерного сдерживания 2020 года. Эти документы могут дать представление о том, как российское руководство воспринимает угрозы и каким военное командование видит вооруженный конфликт будущего. Кроме того, военная доктрина и стратегия национальной безопасности определяют важность информационного фактора, а также оценивают опасность внутренних и внешних угроз.
Военная доктрина 2014 года выделяет две категории угроз: военные риски и военные угрозы. Военные риски менее значимы, и они определяются как «ситуации, которые при определенных условиях могут привести к возникновению военной угрозы». В свою очередь, военная угроза «характеризуется реальной возможностью возникновения военного конфликта». В соответствии с масштабом и интенсивностью российская военная теория выделяет следующие типы конфликтов,: вооруженный конфликт, локальная война, региональная война, крупномасштабная война и глобальная (ядерная) война. Эти уровни конфликта важны для понимания того, как российские военные представляют себе масштаб, характер, участников и уровни эскалации военного конфликта.
В июне 2019 года секретарь Совета Безопасности России Николай Патрушев заявил о том, что Россия обновит свою стратегию национальной безопасности в 2020 году. Хотя новая версия пока не опубликована, большинство аналитиков ожидают ее появления уже в ближайшее время.
Современные методы и инструменты войны – «война нового поколения»
В своем выступлении в 2013 году, а затем в статье для газеты «Военно-промышленный курьер» начальник Генерального штаба России Валерий Герасимов описал российскую концепцию характера войны в современную эпоху, определив его как использование невоенных средств и политически управляемый военный конфликт.
Герасимов дал понять, что российские военные вполне осознают сложную и взаимосвязанную природу современной войны, которая все более определяется комбинацией некинетической тактики и применения обычных вооруженных сил. Данное Герасимовым описание стало кульминацией многочисленных дебатов в российской армии по поводу того, что представляет собой меняющаяся природа войны в современных условиях, или, как теперь часто говорят в профессиональных кругах, «война нового поколения» (NGW). Концепция NGW описывает целостный подход к современной войне, который включает обширный арсенал политических, информационных и экономических инструментов, применяемых в различных ситуациях и местах. Она исходит из того, что вооруженному конфликту часто предшествуют психологические и информационные интервенции, направленные на ослабление морального духа противника и его способности оказывать сопротивление. Она не предполагает снижения важности военной мощи как таковой, но признает наряду с военной силой ключевую роль некинетических и ассиметричных инструментов.
Концепция Герасимова основана на изначальном убеждении, что западные державы уже используют против своих противников политические стратегии, включая поддержку демократических движений для их превращения в инструменты установления или свержения режимов. Российское военное командование и руководство силового блока рассматривает в качестве примеров этой западной стратегии так называемые «цветные революции», протесты на Украине и свержение Муаммара Каддафи в Ливии.
Применение силы
Российская военная стратегия определяет применение кинетической силы (оружия) лишь как один из компонентов поддержки политических и дипломатических усилий. Вместо того, чтобы стремиться к доминированию на театре военных действий, Россия отдает приоритет гибкости и способности адаптироваться к меняющимся условиям конфликта. Это может означать комбинацию использования обычных вооруженных сил, а также иррегулярных и негосударственных субъектов, в зависимости от конкретных обстоятельств и ситуаций.
Однако тот факт, что российская доктрина отдает предпочтение взвешенному применению силы, не означает, что речь идет о компромиссе между решительным использованием военной мощи и управляемой эскалацией. Во главу угла ставится угроза дальнейшего наказания. Военная стратегия Москвы предусматривает введение в действие обычной огневой мощи в тех случаях, когда менее активных (и менее дорогостоящих) действий окажется недостаточно, и при этом уровень эскалации может меняться в обоих направлениях в зависимости от ситуации. Поэтому военная мощь калибруется таким образом, чтобы дать командованию возможность изменить ситуацию на местах и продемонстрировать потенциал дальнейшей эскалации. Этот прием применяется в качестве компонента общей стратегии ведения переговоров под давлением. Одним из примеров является активная поддержка наземного наступления Сирийской арабской армии средствами боевой авиации с целью усилить переговорные позиции режима Асада.
Военная доктрина
В оперативном аспекте Россия исторически придавала приоритетное значение наступательным действиям с применением массированной огневой мощи. Сосредоточенное использование артиллерии в сочетании с ракетными ударами, наряду с атакой крупных танковых подразделений по-прежнему остается стержнем российской военной доктрины. Российские военные части, в том числе танковые и мотострелковые, обладают большим количеством артиллерии и ракетных комплексов, которые способны обеспечить исключительно высокий уровень огневой мощи. Приоритетное внимание уделяется также развитию возможностей разведки и точечных ударов для повышения точности своей артиллерии и способности наносить максимальный урон, а также создавать угрозу системам командования и управления противника.
В результате, все большее место в российской военной доктрине занимают возможности в области сбора информации, наведения на цель и координации действий. Россия сочетает эту оперативную стратегию с повышением внимания к координации и интеграции между родами войск. Эта интеграция рассматривается как важнейший фактор повышения эффективности, и в различных военных округах создаются комбинированные армии, включающие все виды вооружений. Из-за особенностей географического положения страны, российские вооруженные силы рассредоточены на огромных расстояниях, что делает этот подход важным с точки зрения борьбы с военными угрозами на нескольких стратегических направлениях.
Особое внимание в российской военной доктрине уделяется начальному этапу войны. В случае крупномасштабного конфликта Россия опасается внезапного нападения, и этот страх усиливается опытом Второй мировой войны. Российское руководство осознает свои демографические, экономические и технологические ограничения в любом долгосрочном конфликте, например, инициированном Соединенными Штатами и странами НАТО, с применением высокоточных ударов с дальних дистанций одновременно с воздушных и морских платформ. Эти возможности потенциального противника представляют серьезную угрозу для системы командования и управления, а также объектов критической инфраструктуры России.
Осознавая преимущества Запада и признавая, что современная война определяется скоростью и технологическим преимуществом, российские военные отдают приоритет наступательной доктрине, которая определяет концепции сдерживания и обороны. Иными словами, военная доктрина России предусматривает решительное вступление в конфликт и его быстрое разрешение на выгодных для Москвы условиях. Цель состоит не в том, чтобы блокировать доступ в зону (что некоторые аналитики сравнивают с оборонительной стратегией Китая, известной как «бесполетная зона» или A2AD). В отличие от этого, российская доктрина фокусируется на интегрированной системе обороны, на основе Воздушно-космических сил, которая рассматривает противника как единую структуру. Ее цель – сорвать наступление и в конечном итоге нанести неприемлемый урон нападающему на самых ранних стадиях конфликта. Эти средства обороны призваны действовать в координации с другими военными возможностями России, чтобы впоследствии уничтожить критические элементы инфраструктуры противника и лишить его возможности продолжать боевые действия.
Стратегическое сдерживание и управление эскалацией
Российская военная доктрина придает большое значение концепции сдерживания, которая несколько шире, чем понятие ядерного сдерживания. Эта концепция, полностью именуемая в официальных документах стратегическим сдерживанием, включает ядерное оружие, стратегические обычные вооружения и меры невоенного характера, такие как упомянутая выше NGW, причем как в мирное время, так и в условиях конфликта. Россия будет применять все эти возможности для сдерживания противника, а в случае конфликта – для управления эскалацией. При этом российская военная доктрина относит те или иные подразделения и возможности к стратегическим, исходя из поставленной задачи, а не на основе типа вооружений.
В июне 2020 года Россия впервые обнародовала свою официальную доктрину ядерного сдерживания. Этот документ получил название «Об основах государственной политики Российской Федерации в области ядерного сдерживания». В нем Россия описала характер ядерных угроз и условия применения ядерного оружия, а также общую стратегию ядерного сдерживания. Москва ясно дала понять, что будет рассматривать запуск любой баллистической ракеты в сторону России как ядерный удар из-за невозможности точно определить, является ли боеголовка обычной или ядерной.
В девяностые годы отставание России в области обычных вооружений вынудило Москву усилить в своей военной доктрине акцент на ядерное оружие, как стратегическое (СЯО), так и нестратегическое (НСЯО). В нулевые годы, по мере роста конвенциональных возможностей, российская военная доктрина все больше признавала важность стратегических обычных вооружений, и сегодня российские военные придают им большое значение в своей концепции сдерживания, хотя по-прежнему считают свои возможности недостаточными. В результате, как предполагают многие аналитики, Россия придерживается стратегии «эскалации ради деэскалации», которая предполагает угрозу применения Россией ядерного оружия в самом начале кризиса, если имеется серьезный риск проиграть конфликт.
Впрочем, другие аналитики утверждают, что такой стратегии не существует. Они отмечают, что российская военная доктрина сосредоточена на управлении эскалацией, а не на порогах для применения ядерного оружия и контроле эскалации. Кроме того, российская доктрина дает руководству страны гибкость в определении типа и характера своих ответных мер и не исключает полностью применения НСЯО. Однако, она предполагает нанесение дозированного ущерба противнику, чтобы продемонстрировать потенциал дальнейшего наказания и усилить мотивацию для урегулирования конфликта. В свете сказанного, российская военная доктрина, судя по всему, использует управление эскалацией для контроля разрастания конфликтов, сдерживания внешних игроков и достижения приемлемых для России решений.
Несмотря на недавнюю официальную публикацию российской ядерной доктрины, некоторые двусмысленные формулировки в этом документе подталкивают аналитиков к продолжению обсуждения истинной природы стратегического сдерживания и роли ядерного оружия в российской военной доктрине.
Свежие комментарии